Останься. В плену у зверя

Глава 7

Спустившись, сорвал с любимого дивана дурацкий белый плед, который появился там из-за неё. Потом выбросил на пол из шкафа в комнате все свои пижамы и тупые футболки, которые купил тоже, чтобы ей было проще общаться со мной! Всё это вокруг – для неё! А она… Как же я был зол! Хотелось схватить её, перекинуть через колено и отстегать ремнём, а потом запереть в палате центра, чтобы на выходе волшебным образом получить милую и послушную пару, которая будет прижиматься ко мне во сне и…всё остальное тоже…

Вот это её «больше не любите» ударило куда-то в район солнечного сплетения. Я никому никогда не говорил этих слов, а эта крошечная, вредная девчонка просто издевалась над моими чувствами. Вообще мне хотелось сейчас впиться в неё поцелуем, разодрать мешковатую одежду и затащить в кровать, чтобы попробовала меня там пообвинять.

Но, чёрт возьми, это же Элисса!

Чтобы не пойти к ней снова перевоспитывать, вызвал (иначе и не скажешь) Элику. Дождавшись оборотницу, выместил весь негатив в постели, только это не имело ничего общего с фантазиями в голове. В какой-то момент поймал себя на том, что намеренно действую жёстче обычного, заставляя любовницу кричать громче, где-то на уровне подсознания как никогда желая, чтобы это слышала другая. Маленькая, неблагодарная, ненавидящая меня девочка. Хотелось доказать ей, что я могу быть кому-то нужен, что со мной может быть хорошо, даже когда я груб, а уж тем более, когда как с ней…

Вдруг стало так противно. От себя. От женщины подо мной, у которой, судя по всему, желание укрепиться в прайде выше всего остального вместе взятого. Вообще буду удивлён, если она приедет снова после сегодняшнего моего поведения. Но вымотанная и выжатая во всех смыслах женщина, наоборот, почему-то смотрела на меня с горящими глазами. Дура. Какая же дура. Восприняла всё на свой счёт.

А я сам? В кого я превратился? Впервые в жизни поступаю, как последний придурок и чувствую себя виноватым вообще во всём и со всеми. И это она со мной сделала! Элисса. Ведь до неё я таким не был! Всегда продумывал всё наперёд, имел запасные планы на все буквы алфавита, вёл себя нормально, а не как обдолбанный гормонами тупица.

Моя голова трещала. Я был так зол, что с радостью отправил любовницу восвояси, как только закончили, потому что её присутствие ни хрена не помогало, а только злило ещё больше. Меня немного удивляло, с какой сговорчивостью она принимала все мои поступки, ни словом, ни жестом не показывая, что что-то не так.

Было только одно, в чём она мне не повиновалась прежде. Во время секса издавала такие звуки, что в домике охраны все, наверное, со стояками сидят. Даже под угрозой использовать кляп, женщина не сбавляла звук, чем заставляла меня жалеть, что притащил её сюда, ведь нас точно слышит Элисса. И это почему-то неимоверно бесило раньше. А сегодня именно этого сам же я и хотел…

Ещё понял одну крайне странную вещь. Мне совершенно не нравится больше касаться аппетитных форм любовницы, не нравятся её пошлые стоны, её раскрепощённость. На самом деле мне не нравилось в ней вообще ничего, что не было похоже на Элиссу. То есть по факту – в принципе всё.

Но как быть, если стоит мне столкнуться с парой даже просто в коридоре, у меня встаёт? Менять женщин я устал. Надоело. А та, на которой готов был остановиться, желанием точно не горит. Зато эта… К тому же помимо желания идти и обнимать свою пару, как раньше, меня снова корёжило от желания обладать Элиссой и прекратить уже хоть как-то этот наш театр абсурда.

Я понимал, что дело в том, что наша связь не скреплена (не знаю ни одного из наших, кто бы столько продержался, не поставив метку), что пара не принимает меня, а сила главы прайда давит изнутри из-за этого всего. Но это не было моим оправданием. Было что-то ещё, что заставляло меня злиться на Элиссу в ответ совсем не меньше, чем она на меня.

И каково же было моё удивление, когда утром на кухне нашёл оладушки. Те самые, пышные, которые она снова оставила под салфеткой. Просил же её не готовить… Но как удержаться, когда они стоят посреди стола такие аппетитные? Может решила так извиниться и помириться после вчерашнего? Не могу же я отказаться от такого знака примирения. Тем более она готовила с больной рукой…

Только стоило положить один в рот, как из глаз брызнули слёзы. Что вообще в моём доме делает горчица?! И соли тут целая тонна! Вот зараза! Она же мне нюх минимум на сутки отбила!

Влетел к ней в комнату, и девочка сразу же вскочила на ноги. Как всегда делала в последнее время.

– Какого хрена ты испортила завтрак?!

– Это было… не Вам.

– КОМУ ЖЕ ТОГДА, блядь?

– Вы сами сказали Вам не готовить, я готовила не Вам, – и ведь явно врёт! Это вообще никто съесть бы не смог! Устроила мне подлянку. Но бесило то, что я повёлся и попался. Так спалиться!

– А КОМУ, я тебя спрашиваю?!

И снова упёртое молчание. Дрожит же как трусливый заяц. Но продолжает вот это всё! Доводит меня и доводит! За что?! За то, что взял вчера за руку крепче, чем следовало? Что пришёл почти извиняться? Или может за то, что к себе не подпускает, из-за чего мне приходится трахаться не пойми с кем?!

– ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ?! Объясни уже нормально! Для чего ты так поступаешь?!

Я почти в бессознательном состоянии тряс её за плечи.

– За что, чёрт бы тебя побрал?! Я с кем говорю? Ты постоянно плачешь, но не говоришь причину. Теперь ещё и выводишь меня! ЗАЧЕМ?! Давай же. Ну! ГОВОРИ, Элисса!

– Я Вас… ненавижу…

Зло рыкнул. Словно псих какой-то.

– Это и так понятно! Объясни, за что?!

– Вы говорили, что добрый, но Вы обманули. Вы такой же как они все. Вы злитесь всегда и…

– Что и?

– И трогаете меня. Обещали, что не будете, а сами…И вообще.

– ЧТО ВООБЩЕ, Элисса?! Ты так говоришь, словно это я хамлю тебе, я в тебя стреляю, я готовлю тебе гадкий завтрак!

– Это было не Вам.

– Не ври мне! Одна сплошная ложь и капризы!

– Вы ничего не знаете…

– Так расскажи мне уже! Ну! Чего я такого не знаю о тебе?!

– Вы и не хотите… ничего…знать… Вы хотите, чтобы я… делала то, что… Вы скажете… И всё.

– Я тебя хоть раз принуждал к чему-то?!

– Принуждали, – она посмотрела прямо в мои взбешённые глаза.

И я увидел в её взгляде отчаянную решимость.

– Ты за это хотела меня убить?

– Я не хотела Вас убивать! – она словно бы удивилась моему предположению. Довольно искренне.

– А на что ты рассчитывала, стреляя в меня? На фейерверк?!

– Я… просто… испугалась…

– ЧЕГО?!

– Вас… Но не хотела… Оно само…

– Само выстрелило? – усмехнулся я, немного выдыхая и успокаиваясь от её нелепого оправдания и наивной попытки откреститься от совершённого поступка.

Она же закивала так, будто и правда всё произошло без её участия.

– Ну конечно… А завтрак зачем испортила?

Отвернулась, будто бы вообще не имеет к этому отношения. Вот только перестаю орать, как потерпевший, она снова начинает вести себя со мной гадко. И всё же уже вроде бы мог сдерживаться, сжимая кулаки, но разговаривая почти нормально.

– Тоже «само», Элисса? И плачешь ты всё время почему? И царапаешь себя зачем?

Молчит.

– Тогда скажи, за что ненавидишь. Разве я поступал с тобой плохо?

Она кивнула, снова пряча глаза.

– Расскажи. Что я делал плохого. Говори, Элисса. Видишь, я не кричу больше… почти.

Робко подняв на меня оценивающий взгляд, в котором почему-то именно сейчас не было злости, скорее недоверие и решимость (что же так повлияло на неё, что вместо послушной, кроткой девочки, я получил дикую кошку?), она сказала то, что я никак не ожидал от неё услышать.

Глава 8

– Лучше бы Вы не появлялись вовсе, – выпалила на одном дыхании.

– Что?

Сказать, что я охренел, значит промолчать в принципе. Я же вытащил её оттуда, спас, заботился. В смысле «не появлялся бы»? Она же сама просила меня не отдавать обратно.

– Пока Вас не было, всё было понятно. Я знала, что будет дальше. Знала, что сделают со мной, когда у меня снова будет… когда я опять не смогу…– она неосознанно сжала руку на животе.

Снова?! Это было не в первый раз? Сердце сжалось. От этих её слов я словно дар речи потерял. Просто стоял и слушал то, что она говорит. Ловил каждое слово, покрывался холодным потом, но молчал. Потому что не мог и не знал, что сказать ей сейчас. Злость, агрессия, обида – всё отступало от представившейся перед глазами картины. От злых, наполненных болью слов. И наверное, впервые между нами – таких искренних.

– Они сказали, что сделают. И я ждала, что однажды смогу… освободиться.

Не нужно быть семи пядей во лбу, что она имеет ввиду сейчас под «освобождением». Так ей угрожали убить, если снова не выйдет? И она этого там ждала, пока я не явился? И тут же получил подтверждение.

– А Вы пришли и после этого… меня… Это из-за Вас. Всё из-за Вас. Потому что Вы такой же как они. Сказали, что нет, но я же знаю, что такой же. Чувствую в Вас… зверя… и… то, как Вы злитесь, когда… что-то не так… Ещё Вы у них главный. Вы приходили туда и ничего не сделали. А они все… они слушают Вас сейчас… Значит и раньше бы… слушали… и не стали бы… меня… Вы сильный и могли бы… Но Вы ничего не сделали. Потому что Вам было всё равно. И потом тоже. А я просила же потом не спасать, а меня спасали. Но не для меня. Для Вас! Тот Ваш друг, сказал, что Вы умрёте, если я сдамся. Что если я Ваша пара, то когда я умру, и Вы тоже. Я, получается, убью Вас… И я старалась жить, чтобы не быть…убийцей. Даже такого, как Вы. Не хотела быть… как они… Но я не хотела жить тоже! Я хотела, чтобы больше ничего не было. Чтобы… не страшно… и не больно больше… У меня был план. А Вы заставили меня жить и помнить. Всё. Что было. Я не могу забыть. Только никто меня не спросил. Никто.

– Элисса…

От вспыхнувшего по новой чувства вины едва не задохнулся. Права эта девочка, во всём права сейчас. То, что ненавидит, сюрпризом не стало, от этого даже больно не было, а вот горькая правда из её уст о моей вине в том, что с ней происходило всё время, пока я закрывал глаза… И правда, что её не спросил. Думал о том, что она мне нужна, что я без неё не выживу. И только. А потом решил, что она уже всё должна была забыть, раз столько времени прошло. Но она не забыла… Наверное, есть вещи, которые забыть не так просто. Или невозможно вовсе.

– Нет, я скажу. Вы думаете, я не вижу? Этот дом, эта комната, собака, одежда – Вы думаете, что заботитесь обо мне, что мне должно быть хорошо тут, но это не так. И я не знаю, зачем Вы это… Для чего? Что от меня нужно? Ничего не бывает просто так. А Вы не говорите причину. Но у меня же ничего нету… Мне нечем отплатить… И это всё мне тоже не нужно. А ещё… – она оглянулась на Эмина и почти выкрикнула: – Я ненавижу собак! Боюсь их. Просто он… он тогда сказал про питомник! Я думала, он отвезёт его в жуткое место, как там, где я была… а он маленький… и я жалела его. А Вы хотели сделать такой… слово… широкий, да… широкий жест, чтобы показать, какой Вы хороший. Но Вы не хороший. Вы бросаете меня тут одну, делаете мне больно. А потом приходите и лечите, чтобы казаться хорошим. Они…они тоже так делали иногда. И Вы как они. Говорите хорошие слова, а если я… не делаю, как Вы хотите, то сразу злитесь. Всегда. А потом вообще сказали, что любите. Но меня никто никогда не любил. Никто. Ни одной минуточки. Слышите? Никогда. И Вы соврали. Я даже знаю, зачем. Потому что я Ваша пара. Потому что Вам надо было, чтобы я тоже так же сказала. Но я не умею. Не знаю, как это. И не могу к Вам ничего чувствовать только потому, что Вы так хотите и делаете что-то для меня. Мне же не нужно это всё! – обвела глазами комнату. – А Вам нужно было меня трогать, и я думала, так надо, что пара, и не сопротивлялась. Вам нравилась моя еда, я готовила. Вы хотели смотреть фильмы, я смотрела, хотя терпеть их не могу. Но я не могу делать вообще всё, что Вы хотите! Хоть и вижу, что Вы ищете во мне. Что Вы ждёте от меня. И злитесь, что я не такая, как Вы хотите… Но я не могу заставить себя чувствовать иначе. Столько раз просила Вас не отказываться от другой, найти себе хорошую пару. Если бы можно было… Если бы было можно, я бы… я бы хотела, чтобы всё закончилось. Если Вам найдут другую пару, то соглашаетесь, пожалуйста. И тогда бы я…

Даже знать не хочу, что она «тогда бы».

– Знаете… Я думала… Что лучше Вы, чем они. Что может мне нужно попробовать…ну… поверить. И я старалась быть послушной и хорошей. Старалась Вас… ну… лю…бить… Но у меня не получается! Потому что Вы ужасный. Страшный, как они. Злитесь часто. Очень. И ещё потому, что я не знаю, как. Пусть кто-то другой Вас любит. Я не умею. А меня…

Кажется, она хотела сказать «верните» или «отпустите», но так и не смогла произнести этих слов.

Я, обтекал от этой её исповеди, чувствовал себя последним идиотом. Сколько раз она и правда мне говорила это, но я же не слышал, не видел, точнее не хотел. Зациклился, что раз встретил пару, то теперь всё, мы вместе. И даже умудрился влюбиться в эту крошечную девочку, дебил. Но видел же, как смотрит на меня, как отстраняется при первой же возможности, как целует в конце концов!

Этот её крик души наконец заставил меня понять. Я вытащил её с того света несколько раз. И каждый раз говорил ей, что нужна мне, что не могу без неё, а она, выходит, платила за ненужную ей заботу, за ненужный комфорт… Она просто не могла ответить взаимностью. Пыталась быть послушной, как тогда, зажимая себе рот ладошкой, чтобы не кричать, но не отталкивала. Ведь правда пыталась. Но неизменно я отчего-то бесился, и она отстранялась снова, как долбанный замкнутый круг.

Зато я так быстро забыл, что попытался изнасиловать её, оставив на теле огромные гематомы, что оставил одну на долгое время, сделав вид, что её для меня не существует, а потом набросился с обвинениями, не разобравшись из-за Эррин. А ведь всё это случилось совсем недавно. Теперь и вовсе всё время ору, хватаю, трясу. Герой… Только я забыл, продолжая твердить ей, что не сделаю больше больно. А она не забыла и не поверила новым обещаниям, которые не исполнил раньше.

К моему запаху же она могла тянуться из-за связи. И спала в моих руках поэтому спокойно. Так это работает между нами. И только. А я, тупица, решил, что за время моего игнора она в меня влюбилась. Ну не идиот? Даже нормальных девушек оттолкнуло бы такое поведение, а её и подавно.

Ведь правда отношения между нами становились лучше только тогда, когда я просто говорил с ней обо всём, не кидался на неё как полоумный, не орал, не тискал лишний раз. Она вообще считает меня страшным… Да, я не урод, обычный мужик из наших. Но для неё, крошки – наверное и правда выгляжу как злой орк из плохой сказки. Тем более если из-за связи чувствует мою злость…

Сделал попытку успокоить, хотя она сейчас тараторила без умолку с какой-то одержимой решительностью, будто хотела успеть договорить, пока её не прервали. Пока я не прервал.

– Тише, Элисса, сейчас всё хорошо…

– Да ничего не хорошо, как Вы не понимаете?!

Она вскинула на меня пылающий злостью взгляд.

– Вы только делаете вид, что этого ничего не было, но это было! Было! Я понимаю, что Вам противно, Вы не хотите со мной говорить об этом. Всё спрашивали. А это нет. Да, верно. Мне тоже от себя противно. Я грязная. Вся… Но хоть я Вас и боюсь, мне хотелось… ну… попробовать… как это… когда сама… Я думала… Раз Вы хотите … Я просто подумала, что почему-то… что Вы меня… то есть я Вам могу… На меня же никто никогда не смотрел так, будто нравилась… Только обижали… Но Вы тоже стали, как все.

В её глазах снова назревали огромные капли слёз, но дрожащими губами она продолжала:

– Мне нечего Вам дать взамен, у меня ничего нет, посмотрите. Я грязная, мерзкая, не красивая. И мне стыдно, когда Вы меня трогаете. Неприятно. Вы мне чужой, но постоянно меня трогаете. Всё время. И целуете. Это не больно, но… я же не хочу… Я думала, если Вам нужно, то ладно, раз не больно. Но Вы потом стали… ну… как они… тоже…

Я побледнел сам, а зажившая рана в груди заныла. Она вот так все видит? Что я стал бы её как они… насильно… Хотя если я не спрашивал её желания, то выходит и правда был как они? Я ни разу не спросил хочет ли она, только можно ли мне… А она выходит боялась отказывать.

– Но Вы не подумайте. Я всё равно не хотела Вас… убивать. Столько раз хотела освободиться. Чтобы не было больше ничего. Но тогда бы и Вы тоже… А в тот день я испугалась. Поняла, что не смогу больше… И Вы сами сказали, стрелять, если… Но я не хотела. Оно само… Честно. Я думала, что Вы умерли… Думала, что убила Вас… Но не знала, когда теперь я тоже…

По бледным щекам градом лились горькие слёзы. А я глухо спросил:

– Ты правда думала всё это время, что умрёшь, если умру я?

Кивнула.

– Только не знала, как быстро. Я спрашивала, когда Вас ранили, что со мной будет, как я умру… Думала, будет больно… Случится что-то страшное. Я видела, как умирали некоторые…там… Но Вы тогда не сказали. И я…просто… ждала…

– Ты этого ждала в лесу и потом тут? Поэтому не позвала на помощь и не попыталась убежать?

– Я… думала, что… всё… И до этого думала, что успею тоже, если бы Вы нашли другую.

Поэтому она сидела рядом, не пытаясь ничего сделать. Решила, что я умер уже, а значит, скоро умрёт и она. Поэтому смотрела так безразлично. Просто смирилась. Может даже где-то в глубине души и хотела этого, чтобы «освободиться», только боялась, что станет очень больно. Вспомнилось, что сам вёл себя так же в клинике, когда думал, что она погибнет от кровотечения. И тогда выходит, она меня просила остаться, если найду «хорошую пару», чтобы успеть «освободиться», потому что в лаборатории не отпустили бы и тоже заставили жить.

А ещё до меня дошло, что значит её «оно само», которое она твердит. Нож, с которым она кинулась на Эрдана при первой встрече, потом осколок в руках – она просто не могла разжать пальцы. Из-за спазма от страха. Да, она взяла оружие и направила его на меня. Но сколько раз раньше не могла справиться со своим телом, когда оно подводило её. Каждый раз она защищалась от других, но не сделала одного, что, по её мнению, должно было избавить её от собственных переживаний и меня тоже. Ждала, когда я разорву нашу связь…

– И поэтому не пыталась ничего сделать с собой? Чтобы я не умер вместе с тобой?

Я не решился ей признаться, что как глава прайда умру вряд ли сразу из-за потери истинной (скорее со временем от потери сил), а вот она в случае моей смерти… Хотя я же не ставил ей метку, значит, ничего не будет… Волчонок мог не знать этого, но получается спас ей жизнь. А то я всё это время радовался, что она ни разу не попыталась причинить себе вред… И меня, наверное, тогда побоялась убить во сне, думала, что умрёт тоже… Просто не знала, как именно, и испугалась. Или не хотела «быть как они».

Девочка вздохнула и несмело посмотрела на меня сквозь пелену слёз:

– Почему не бьёте?

– Элисса, будто я тебя обычно всё время бью!

– Ааа… – протянула она, словно догадалась о чем-то.

– Что а? Ну, говори.

– Трогать будете значит.

– Я же не делаю больно, Элисса. Да успокойся же, ну… Тшшш, – утирал я солёные капли, не имея возможности и сил не пытаться её успокоить. Но она усиленно замотала головой, освобождаясь от моих рук.

– Я испугалась тогда, да… Но не хотела… Клянусь Вам… Я не хотела… И… рада… что Вы живой… Что я не… не как они… хоть Вы и…

«Ужасный», – не договорила она. Но моё сердце тоже было радо, судя по тому, как бешено начало стучать. Вообще я предполагал нечто подобное, что она сделала это не продумав заранее, но что причиной её поступка было ожидание смерти, предположить не мог.

– Я верю. Верю, маленькая. Конечно, ты не как они.

Мне всё ещё было больно. И я прекрасно понимал, что это наш не последний разговор на подобную тему. Моё молчание она воспринимает как нежелание знать, как пренебрежение её чувствами и прошлым, значит, мне нужно переступить через себя и исправить это. Ведь я на самом деле не спрашивал. И каждый раз переводил разговор, если начинала говорить она.

Мысль, что моя крошечная Элисса не хотела убивать меня, конечно, радовала, но причиной было то, что не хотела быть как те уроды, что издевались над ней и другими в лаборатории. Даже не то, что умрёт со мной сама, не её ко мне хоть какие-то чувства (как выяснилось, кроме ненависти и страха ничего так и нет), а именно нежелание превращаться в подобие тех мразей…

И тогда по всему выходило, что из нас двоих именно она сделала больше. Что сделал я? Притащил ей гору тряпок (хотя она носит одну майку, свитер и всего двое одних и тех же штанов), ненужную собаку, сделал комнату, как кукольный дом купил, вот какой герой. Зато она для меня… продолжает жить… хоть и не хочет. И это ради того, кого считает одним из своих мучителей. И кто из нас двоих такой уж молодец? Кто сделал больше? Я со своими тупыми подарками, которые ничего мне не стоили, потому что мог подарить ей ещё пятьсот таких комнат и собак, или она…отдавая единственное, что у неё есть. Жизнь.

Мне казалось, что я как благородный рыцарь из дебильной девчачьей сказки. Вытащил её из плена, героически убил её врагов, окружил вниманием и заботой. Возможно, мне просто хотелось видеть себя таким. А теперь выходило, что моя принцесса не хотела, чтобы её вытащили, она лишь ждала, когда её плен завершится естественным путём.

Да и убивал я вовсе не героически, а воспользовавшись силой главы прайда, заведомо не имея возможности проиграть. Моё же внимание только лишь пугало её, заставляя думать, что попрошу взамен, потому что она никогда не видела другого. Да и такое ли внимание ей было нужно? Элисса просила меня говорить с ней, но никогда – целовать, оставаться с ней на ночь. Всё это время мы будто жили в параллельных мирах, и каждый видел одну и ту же ситуацию совершенно иначе. Я твердил о том, что мы семья, а она знать не знает, что это такое. Может в её голове женщина в семье только и должна готовить, убирать, как она мне всё время предлагала, и рожать детей каждый год, чего боялась до ужаса.

И ведь по началу я понимал, что она огрызается и не верит по объективным причинам, а потом сдался, устал, и начал искать подвох, считать её чуть ли не коварной преступницей. Она права. Я сделал вид, что ничего не было. Мне казалось так проще нам обоим. А вышло, что только мне. Ей вообще не проще. Избегая этой темы, я заставил её копить всё в себе около двух лет. И надеялся на чудо.

Сам я даже упустил момент, когда из понимающего и терпеливого превратился в истеричного тупицу. Скорее всего, когда она выстрелила в меня. Та, кого я считал своим смыслом. И этот выстрел сработал как амнезия, заставив меня забыть все данные ей прежде обещания. Буду тебе кем угодно, только выживи… Никогда не сделаю больно. Это наш общий дом.

Глава прайда, блядь. А не смог понять элементарных вещей. С прошествием времени я уже отодвинул своё чувство вины в самые далёкие уголки своей души. Заставил сосредоточиться не на том, как я виноват перед пленниками, а на том, что смогу сделать, чтобы всё исправить. И по факту перестал помогать только одной из них – той, которая была дороже всего. Потому что как последний трус боялся услышать, что она пережила. Боялся отвезти её в клинику, потому что не знал, что из этого выйдет в итоге. И вот результат. За то время, пока остальные смогли худо-бедно начать новую жизнь, ей стало только хуже.

– Если Вы хотите, то… можете… меня наказать.

– Я не хочу.

– Можете побить, например.

– Я не стану тебя бить, Элисса.

Считает, что раз мне неприятно слышать правду, то непременно должен вытворить нечто подобное.

– Тогда… укусите. Больно. Или… – упрямо нахмурив брови, она всё же договорила. – Или тоже… как я Вас…

– Ты мне предлагаешь стрелять в тебя?

Она серьёзно кивнула. Что только творится в этой сумасшедшей голове?! Больная. Больная на всю голову. И я вместе с ней… Потому что сам не заметил, как привлёк её ближе и обнял. Уткнулся носом в висок, склонившись в три погибели. Хотел сделать это с тех пор, как вышел из больницы. Вот так держать её. Знать, что она моя и со мной. И сопротивлялся. Обижался, как капризная девчонка. Даже не попытавшись поговорить.

– Так скучал по тебе… – выдохнул, сдаваясь снова.

Напряжённая крохотная девочка в моих руках молчала. Хотя вдруг мне показалось, что плотнее прислонилась щёчкой к моей груди, в которой бешено грохотало сердце. Но может это я сам её так прижал?

– Элисса, а зачем ты… испортила оладушки? Ведь специально так сделала.

– Чтобы Вы меня ненавидели тоже.

– Зачем?

– Чтобы не… как её… лучше бейте.

Я легонько погладил пушистые волосы и немного отстранился. Вот идиот.