Читать книгу: «Страж перевала», страница 2

Глава 2

Время шло. Я уже пообвыклась в замке, хотя к чему там было привыкать? Ходить куда-то, кроме отведенных мне покоев, не то чтобы настрого запрещалось, но… Всякий раз, стоило улизнуть от Мадиты и отправиться побродить по бесконечным закоулкам, меня замечал кто-нибудь из слуг и приводил обратно. Иногда казалось, будто с меня глаз не сводят, но как это могло быть? Я не замечала соглядатаев, а ведь невидимками они не были!

Впрочем, думать об этих странностях оказалось некогда: князь в самом деле пригласил для меня учителей, так что редко выдавалась свободная минута. Убедившись, что я умею читать, писать (пускай почерк мой оставляет желать много лучшего) и считать до тысячи и даже больше, наставники взялись за меня всерьез.

Не могу сказать, что учеба давалась тяжело, но все же иногда я готова была вышвырнуть книги в окошко, а следом выпрыгнуть сама, просто ради того, чтобы побыть на воле! Да что там, хотя бы сбегать на кухню и разузнать, что сегодня готовят на обед, на конюшню – полюбоваться княжескими скакунами и угостить их солеными сухариками или яблоком, на псарню – посмотреть, так ли хороши здешние волкодавы, как о них толкуют, или наши были лучше? Да хоть на скотный двор – маленькие поросята такие забавные, а ягнята – те просто прелесть!

Но куда там… Нельзя, не положено, благородной девице не пристало ступать иначе как по разостланным коврам или надраенному до блеска полу, и не приведи Создатель замарать руки!

Я долго не могла взять в толк, что такого случится с моими руками, если я поглажу собаку или барашка? Запачкаются? Так всегда помыть можно…

Как по мне, от вышивания они страдали куда сильнее – я вечно до крови колола себе пальцы непривычно тонкими иглами! Матушка моя, по правде говоря, вышивание терпеть не могла, зато умела прясть и ткать: старый-престарый, еще прабабушкин ткацкий станок она привезла с собой, когда вышла замуж за моего отца.

Я, помню, могла подолгу сидеть и наблюдать, как кружится веретено или снует челнок в ее пальцах, а потом и сама понемногу выучилась этому ремеслу. Конечно, у меня не получалась такая тонкая и ровная нить, как у нее, да и соткать я могла разве что дерюжку, но матушка говорила, что в моем возрасте у нее и этак не получалось, всему свое время. И кружева она тоже умела плести, жаль, меня не успела как следует выучить, я знала только самые простые узоры. Ну а шить в нашем замке любая худо-бедно умела, и я тоже сидела со всеми женщинами: дел всегда хватало. По малолетству мне доверяли разве что края подрубать, но с ходу ведь шелковый ковер не выткать! Так и проходили долгие зимние вечера: кто шил, кто вязал, кто прял, а еще непременно рассказывали длинные истории… Я тоже рассказывала, потому что, хоть еще ничего толком не видала в жизни, у меня получались складные и затейливые «враки», как называла мои выдумки кормилица.

Тут было похожее обыкновение: дамы вышивали, а кто-нибудь читал вслух. Об этом мне сказала Мадита, когда я пожаловалась на обучавшую меня мастерицу. (Та, услышав о кружеве, только поджала губы и велела выбирать шелка для вышивки, а еще распустить вчерашнюю работу и сделать заново – дескать, ни одного стежка ровного нет, все вкривь да вкось!) Мол, если я буду стараться, то и меня допустят в дамский круг, а то я пока вроде котенка: вместо того чтобы вышивать, с клубком играю да нитки путаю, какие уж там кружева…

Мне же почему-то казалось, что, даже если я превзойду мастерством свою суровую наставницу, мне все равно не разрешат вышивать со всеми вместе. Странное дело: обо мне не могли не слышать, но никто даже не попытался меня увидеть! Случись такое у нас, привези раненый всадник дочь не последнего человека в округе, от желающих помочь и утешить отбоя бы не было! Конечно, от такой заботы тоже скоро взвыть захочется, но чтобы ни одна сердобольная или попросту любопытная дама не попробовала со мной повидаться и расспросить… Не верилось мне в подобное, вот только объяснить эту странность я никак не могла.

Мадита, когда я напрямик спросила ее, почему мне дозволено видеться только с наставниками да слугами, удивленно округлила глаза и сказала, что так распорядился его светлость по совету лекаря. Дескать, я и без того пережила страшный удар, лишившись и родителей, и дома, а если меня начнут расспрашивать, то я могу опять заболеть от расстройства…

«Или что-нибудь вспомнить», – подумала я тогда, потому что много размышляла об этом. Все, что было до того момента, как я очнулась в кровати под балдахином, исчезло из памяти. Я помнила, как мы ужинали с родителями – охотники настреляли горных перепелок, а они по осени чудо как хороши! – и собаки вертелись под ногами, выпрашивая подачки. Отец говорил о том, что скоро к нам пожалуют гости и это не ко времени, потому что осень на перевале – пора горячая, куда там лету! Нужно готовиться к зиме, а в этом году, по всем приметам, она должна быть ранней. Словом, не до того, чтобы развлекать гостей…

А вот кто должен приехать, отец не сказал. Или я просто не обратила внимания: мало ли у нас бывало народу!

Может, под видом гостей как раз и заявились те самые разбойники? Нанялись в охрану обоза, например, если ожидался какой-нибудь купец – такое ведь случалось, и не так уж редко! Если обоз большой, товар дорогой, то и охраны берут много… Но не столько же, чтобы справиться с отцовским отрядом? Или дело в том, что он не ожидал подвоха? Когда нападают исподтишка, даже лучшие бойцы не помогут… А если это произошло ночью, так тем более.

Еще я помнила огонь и крики, но и только. Как начался пожар, кто куда бежал и что делал? Все будто испарилось, словно вода на раскаленном камне!

Конечно, в те годы я мыслила еще не так складно, но ведь недаром слышала столько историй о подобном предательстве! Не так уж трудно было догадаться, как могло обстоять дело.

Но как же Ривон спас меня? Отец передал ему меня и приказал скакать что есть сил, не щадя коня? Или он сам, увидев, что господин погиб или смертельно ранен, принял такое решение? Или вынес меня из огня? Если я надышалась дымом или ударилась головой, тогда понятно, почему ничего не помню. Увы, вопросов было множество, но ответить на них было некому.

А еще мне хотелось бы знать, сумели ли разбойники завладеть отцовской казной. Ведь все это устроили ради богатой поживы! Но если замок горел, то подобраться к подвалам было ой как непросто, а войти внутрь и найти что-нибудь – и того не легче. Я надеялась, что раз уж так вышло, то замок рухнул и похоронил под обломками всех этих негодяев рядом с сокровищами, которыми они так хотели завладеть! Ну а чудовища из Запределья пускай вечно вливают им в глотки расплавленное золото, пока не утолят их жажду наживы…

Мне, признаюсь, хватило бы весточки о том, что разбойников изловили и повесили, но увы – об этом ничего не было слышно. Даже словоохотливая Мадита разводила руками и говорила лишь, что негодяи будто улетучились вместе с дымом пожарища. Никто ничего не видел и не слышал. И хоть князь приказал искать преступников со всем тщанием, их и след простыл.

* * *

Своего нареченного (и подумать-то о таком странно!) я почти не видела, и очень славно. Впрочем, он не так часто появлялся в отцовском замке. Насколько мне удалось узнать из разговоров слуг, старый князь обычно посылал сына разбирать тяжбы упрямых землевладельцев (и если понадобится, останавливать распри силой), разыскивать тех самых грабителей с большой дороги, благо их хватало… Наверно, он считал, что таким образом сын получит бесценный жизненный опыт, и нимало не беспокоился о том, что Райгор с каждым годом становится все более жестоким и опасным. Во всяком случае, в замке его побаивались точно так же, как и самого князя Даккора, а еще я не раз слышала, как молоденькие служанки жаловались – проходу не дает!

Оно бы и ничего, говорили они, так уж у вельмож заведено. Только другие, бывает, если и зажмут в уголке, так потом подарят что-нибудь или хоть слово доброе скажут. Иному старичку много уже и не надо, а отблагодарит за ласку он очень даже недурно. С Райгором же, хоть он был и молод, и собой недурен, никто не желал иметь дела, от него прятались по углам. Почему так, девушки сами не могли объяснить. Противно – и все тут! Одна горничная, посмышленее остальных, придумала, с чем сравнить: сказала, ветошью себя почувствовала – руки вытерли или там сапог, которым в коровью лепешку наступили, бросили, пнули и дальше пошли.

Конечно, все это я узнала не в один раз, при мне не очень-то болтали, но… языки у прислуги длинные, а слух у меня хороший. Здесь словцо поймала, там другое, вот и узнала много такого, о чем нарочно бы мне никто не сказал.

* * *

Помню, в тот день я бездельничала: моя наставница слегла с прострелом (каюсь, это я незаметно приоткрыла ставню, чтобы ее просквозило), и я отправилась побродить по замку, пока никто не заметил моего отсутствия. Моя добрая Мадита, я знала, сделает вид, будто думала – я прилежно вышиваю под присмотром госпожи Даны. А как не попасться другим слугам… Я уже немного наловчилась обманывать недреманное око этого замка! Порой мне казалось, будто тут живет волшебник: посмотрит в хрустальный шар или в зеркало и видит, куда я подевалась. Но волшебников и даже знахарей здесь не было, князь не любил их и не пускал ко двору.

Больше года прошло, как я оказалась заперта в этом замке, будто в темнице. Я не видела никого, кроме наставников и слуг, да изредка самого князя Даккора, присылавшего за мной, чтобы лично справиться, как мне живется. Иногда я встречала и Райгора, но тут уж сама старалась спрятаться за портьеру, чтобы не заметил…

Нет, я не скучала, я умела занять сама себя, но все равно тосковала без вольного неба! А здесь… Какое там из окон, даже и со двора сложно было увидеть хоть что-нибудь. Помню, в нашем замке во время ненастья я только и делала, что бегала туда и сюда: с северной башни видна была долина по ту сторону перевала, заполненная тяжелыми свинцовыми тучами, – они медленно ползли в нашу сторону, но над ними сияло солнце, и его лучи превращали грозовые облака в диковинных зверей. А на юго-западе небо было чистым-чистым, стеклянно-синим, и даже удивительно, как это с него может литься мелкий теплый дождь? И радуги… О, эти радуги, расцветающие после дождя, бесконечные арки, уходящие вдаль!

Спасибо Мадита, с которой мы почти подружились, водила меня погулять в сад, но ведь и там шагу не сделаешь, чтобы не нарваться на очередное «нельзя»… Нельзя бегать по траве и сидеть на ней – испачкается одежда, а уж о том, чтобы снять туфли и чулки и пройтись босиком, и думать не смей! Нельзя рвать цветы, нельзя собирать ягоды и уж тем более есть их, нельзя умываться и пить из фонтана… Разве что птиц в пруду кормить можно, но они такие сытые и ленивые, что за кусочком хлеба сунутся, если только угодить им этой подачкой точно по голове!

Помню, в дальнем уголке сада я нашла маленький кустик шиповника. У нас на перевале он цвел с ранней весны до глубокой осени, порой уже и под снегом, и был он таков, что не каждый сунулся бы в эти заросли! Этот же оказался совсем слабеньким: наверно, тут когда-то росла садовая роза, но погибла, а от корня пошел шиповник, только окрепнуть не успел. На нем был один-единственный цветок, маленький и бледный, но я долго вдыхала его аромат – он напомнил мне о доме…

Назавтра, когда я пришла на это место, шиповника не было, а на перекопанной клумбе красовался какой-то пышный куст. Я не стала спрашивать, почему так вышло: и так ясно, что садовника не похвалят, если он запустит свое хозяйство… Пожалела только, что не сорвала цветок и не засушила его на память, раз уж шиповник все равно погиб.

– Не скучно ли вам, госпожа? – то и дело спрашивала Мадита, а я отвечала:

– Очень скучно. Я хочу покататься верхом, можно это устроить?

– Боюсь, нет, госпожа, – вздыхала она и умолкала.

Хорошо хоть скакалку мне не запретили, а может, просто не додумались. Я не могла сидеть сиднем весь день, я привыкла бегать и лазить везде, где мне заблагорассудится, а теперь чувствовала, как слабеют руки и ноги… Еще немного, и я превращусь в такую же тонкую и бледную девицу, каких видела из окна: с лошадей их снимали слуги или кавалеры!

Скакалка, правда, была ненастоящая, потому что настоящую раздобыть я не могла. Но я очень хорошо умела воображать, поэтому вспомнила тяжесть и деревянных рукояток, и крученой веревки…

– Что ж вы прыгаете на ходу, госпожа, чисто кузнечик, – жалобно говорила Мадита, но я не обращала на нее внимания. Такие мелочи никого не занимали, это я уже поняла.

В тот день лил дождь, и я, дождавшись, пока Мадита задремлет, снова отправилась бродить по замку. В коридорах было пустынно: так вот ни разу не встретишь человека, да и поверишь, что находишься в заколдованном замке, все жители которого много веков как спят…

Но нет, что-то я все же услышала. Я огляделась и поняла, что случайно забрела прямо к дверям кабинета старого князя. Мне доводилось бывать тут всего несколько раз, когда Даккору хотелось узнать, как я усваиваю науку, но место узнала.

У меня и в мыслях не было подслушивать, но князь и его собеседник говорили так громко, что я невольно сделалась свидетельницей разговора.

– Замолчи! – прогремел старый князь и, кажется, хлопнул ладонью по столу.

– Но я не понимаю, почему должен жениться именно на этой девчонке! – рявкнул кто-то в ответ, и я с удивлением узнала голос молодого князя. Кто бы мог подумать, что князь Даккор позволяет сыну разговаривать с собой в подобном тоне! – Что, мало вокруг достойных девушек? Зачем мне это соломенное чучело?

– Я не думал, что мой сын настолько глуп! – пророкотал князь. – Ты не видишь очевидного, дорогой мой отпрыск!

– Хорошо, отец, я готов признать, что я слеп, как крот! Тогда объясните мне, почему?.. Ну почему именно она?

– Ты помнишь, чем именно владеет род Сайтор? – немного тише осведомился князь. Теперь мне приходилось напрягать слух, чтобы расслышать его слова.

– Конечно, – фыркнул Райгор. – Совершенно никчемный кусок земли, сплошные скалы! Не понимаю, что в них такого важного…

– Вижу, ты прогуливал уроки, а если и нет, то пропустил мимо ушей то, что именно роду Сайтор принадлежит единственный перевал. Единственный! Теперь тебе ясно?

– Но… – заикнулся было мой будущий супруг, однако старый князь перебил и заговорил громче:

– Ты можешь сказать, что сейчас эти земли и так находятся под моей опекой. Верно! Но только до совершеннолетия Альены. После этого они на совершенно законных основаниях будут принадлежать ей. А если ты на ней женишься – то тебе. То есть нашему княжеству. Теперь ясно?

Райгор сказал что-то, я не расслышала его слов.

– Вот уж нет, – ответил князь. – Если род Сайтор прервется, эти земли отойдут их дальним родственникам, роду Литтен. Опять же совершенно законно. И не мне эти законы оспаривать, если я не желаю, чтобы мое княжество развалилось на части. И еще, Райгор, перевал перевалом, но не забывай…

Тут он заговорил так тихо, что я уже не могла различить ни слова и сделала пару шажков подальше от двери. Очень много интересного я сегодня услышала… Ну теперь хотя бы стало понятно, почему старый князь так настаивает на моей свадьбе с его сыном и осыпает меня такими милостями. Вовсе не из-за жалости к несчастной сироте и врожденного благородства, а из обычной корысти.

В самом деле, почему же я раньше об этом не подумала? Ан нет, думала, вспомнила я, еще когда князь сказал, что выдаст меня замуж за своего сына…

– Вот сам бы и женился на ней! – раздался из-за дверей голос Райгора. – Из нее получилась бы отличная мачеха для меня!

На мгновение воцарилась тишина, потом что-то с грохотом упало – я представила, как со стола князя падает тяжелый письменный прибор, – и раздался звук какой-то особенно звонкой пощечины.

Секундой спустя дверь распахнулась, и Райгор, задыхаясь от бешенства, вылетел в коридор. На его бледной щеке полыхал алым след отцовской ладони.

Я постаралась незаметно отступить в темный угол, чтобы он меня не заметил, но, конечно же, зацепилась проклятой юбкой за рыцарские доспехи и наделала шуму.

– Ты?.. – Он повернулся в мою сторону. – Что тебе тут надо? Ты подслушивала?

Я отчаянно замотала головой и попятилась – уж больно неприятно выглядел молодой князь.

– Отвечай, когда тебя спрашивают! – рявкнул он, а я сделала еще шаг назад, запнулась обо что-то и упала, больно подвернув левую ногу.

Снизу вверх смотреть на Райгора было еще страшней – в такой ярости я никогда его не видела. Пожалуй, правдой были рассказы слуг о том, что норовом молодой князь пошел в отца. Только князь Даккор давно уже научился сдерживаться, а сын его еще не овладел этим искусством в полной мере и вполне способен убить в гневе…

Он приближался ко мне, и я невольно попробовала отползти, пока не уперлась спиной в стену. Райгор нависал надо мной, словно сказочный великан, и, взглянув в его перекошенное от бешенства лицо, я невольно попыталась закрыться руками.

– Вставай и пошла прочь отсюда! – Райгор схватил меня за запястье и рванул, заставляя подняться.

Тут же дала о себе знать подвернутая нога, я невольно вскрикнула и шлепнулась обратно на пол, когда он выпустил мою руку.

– Ты что, с ума сошел?! – Распахнутая дверь ударилась о стену, и князь Даккор оттолкнул сына в сторону, склонившись ко мне. – Альена, дитя мое, этот болван тебя напугал? Что случилось?

– Она подслушивала, отец, – процедил Райгор сквозь зубы.

– Я нечаянно, господин… – шепотом сказала я. – Вы говорили так громко…

– Ничего страшного, только впредь не броди одна где попало. – Князь вдруг наклонился, легко поднял меня на руки и понес в мои покои. – Райгор, прикажи позвать лекаря. И поживее!

– Со мной все в порядке, господин, – заверила я, – до завтра заживет.

– Все равно, пускай лекарь посмотрит. И скажи на милость, зачем ты ушла из своих комнат?

– Мне скучно там, – честно ответила я. – Я не привыкла сидеть взаперти, господин. Дома я ездила верхом, бродила где хотела, а не… вышивала с утра до ночи! Я понимаю, что у вас совсем другие порядки, но позвольте мне хотя бы ходить на конюшню и псарню! Я по лошадям и собакам скучаю…

– Пожалуй, это можно устроить, – сказал он после паузы. – А на Райгора не сердись. Он еще молод, горяч и глуп.

– Он недобрый. Не как вы.

Это вырвалось у меня само собой, но князь вдруг умолк. Хорошо, мы уже были на месте: он передал меня с рук на руки Мадите, посмотрел на нее так, что она съежилась, да и ушел.

Я же подумала: может, когда я вырасту, он перестанет смотреть на меня как на досадную помеху, докуку, навязанную ему нежеланную и ненужную невесту?

Вряд ли, это уж я понимала. Перевал перевалом, но жениться по приказу отца невесть на ком… И ладно бы я была хороша собой, но увы, я уже отлично понимала, что красавицей меня в этих краях никогда не назовут. Я походила на отца: высокая и плечистая, локти да колени торчат, не то что мама – ее так и тянуло обнять, мягкую и уютную. И волосы мне достались ее – светлые, густые, только у нее они были послушными, а у меня… солома на голове, иначе не назовешь! Мадита чуть не плакала, пытаясь совладать с моей шевелюрой – прическа рассыпается, и все тут: никакие снадобья, притирки и десятки шпилек и заколок не помогают.

До чего странно… Когда я была маленькой, помню, всегда бегала с непокрытой головой, и все – домочадцы, гости, даже грубые пастухи с дальних пастбищ – восхищались моими золотыми кудрями. Теперь же от них осталось одно воспоминание.

«Это от болезни все так поменялось, – сказала Мадита, в очередной раз попытавшись безуспешно завить мне локоны, – у одной моей родственницы волосы совсем повылезли, только в платочке и чепце на люди выходит. Так что вам грех жаловаться, госпожа, пускай кудрей нет, зато поглядите, копна какая!»

Конечно, можно было утешать себя тем, что кроме красоты в женщинах ценят еще и ум… иногда. Но вот от жены будущего правителя всегда ждут каких-нибудь особенных достоинств. Говорят, жена князя Даккора была сказочной красавицей, как и его мать. А уж умны были эти дамы или нет… Кому какое дело? Ума у князя у самого хоть отбавляй, а жена его должна блистать красотой. Но, может быть, Даккор тоже думает, что красавица с куриными мозгами немногого стоит? Хорошо бы, если бы он и сыну это внушил!

Глава 3

Мадита все никак не могла совладать с моими непослушными волосами – уложить их во взрослую прическу.

– Да оставь, знаешь же, что не выйдет, – вздохнула я. – Делай, как обычно.

– Но госпожа… – начала было служанка, но все же покорилась.

Теперь косу вокруг головы носят только крестьянки, но иначе… Разве что с вовсе распущенными волосами выйти, а это для взрослой девицы непристойно, не ребенок уже.

Я взглянула на свое отражение. Что ж… мне можно дать не четырнадцать, а все двадцать: и ростом удалась, и статью, и лицо уже недетское. Вот только если б не фигура: не досталось мне матушкиных округлостей, хоть плачь!

Плакать, однако, я не собиралась: день был важный. Сегодня старый князь решил наконец представить меня гостям.

Народу в трапезном зале было очень много, и кто другой наверняка бы растерялся, но я-то выросла на перевале, где кто только не гостил! (Сдается мне, увидав этих гостей, многие из здешних придворных убежали бы впереди собственного визга.) Словом, не думая смущаться, я прошла к князю, а он улыбнулся мне и жестом пригласил за стол.

Справа оказался Райгор, и был он, против обыкновения, мрачен, должно быть, опять получил нагоняй от отца. На меня он взглянул мельком и тут же отвернулся. Я могла его понять: напротив сидела красивая девица его лет: пышный бюст едва прикрыт тончайшим кружевом, щеки алеют нежным румянцем, ресницы трепещут… Как же на такую не засмотреться!

Мое появление вызвало некоторое оживление в зале. Князь жестом попросил тишины и, встав со своего места, произнес:

– Господа, позвольте мне представить вам благородную Альену Сайтор, мою воспитанницу и будущую супругу моего сына!

Кто-то громко, не сдержавшись, ахнул. Присмотревшись, я узнала старого друга отца, рыцаря Раве, того самого, до чьего замка было рукой подать от моего дома.

Шум в зале постепенно стих, гости занялись угощением и разговорами. Я же сидела как на иголках до самого конца трапезы, и, на мое счастье, продолжалась она недолго. Я уж давно поняла: князь Даккор знал счет деньгам и вовсе не собирался устраивать застолий от заката до рассвета, как бывало у нас! Особенно если заявятся горномогучие соседи со всеми чадами и домочадцами: эти, пока от пары быков даже косточек не оставят и не осушат пяток бочек, из-за стола не встанут. Разве только плясать пойдут, а тогда только и смотри, как бы не угодить под их хоровод: затопчут и не заметят, потому как пляшут они так же, как пьют и едят, – без удержу.

Стоило мне вспомнить пляску горных богатырей, от которой содрогался замок, а кое-где сходили небольшие лавины (и потому устраивать веселье старались во дворе, если погода позволяла), как гостей пригласили пройти в другой зал, приглашая к танцам.

Старый князь мирно беседовал с незнакомыми вельможами, а я, ускользнув потихоньку, отправилась искать рыцаря Раве, проскальзывая между танцующими. Это было несложно, потому как я с раннего детства привыкла шнырять под ногами у плясунов, а здешние танцоры им не чета: в худшем случае толкнут или на подол наступят, не насмерть же затопчут…

Долго искать не пришлось: старик вовсе уж невежливо растолкал гостей и заключил меня в объятия.

– Альена!

Я с удивлением увидела слезы радости у него на глазах.

– Вот счастье-то какое!

– Дядюшка, что такое? Ты разве не знал…

– Мы же думали, что ты погибла! – продолжал он, не слушая. – Мне как далекоглядящий весточку принес, что Сайтор сгорел, я туда ринулся, спешил, как мог, но… Альена, там… Развалины одни и пепелище, никого не найти. Кто из ваших на дальних пастбищах был, те уцелели, видели зарево издалека, вот и прислали ко мне гонца, а что толку? Потом еще горномогучие подошли, аж четыре старших клана, помогли разобрать завалы, но… – Раве прикрыл глаза рукой. – Только косточки и нашли, а чьи – поди угадай! Как же ты-то спаслась?

– Меня успел увезти кто-то из наших слуг, – ответила я, – Ривон, должно быть. Его даже расспросить не успели, он ранен был…

– Умер?

– Да. А я ничего не помню, дядюшка.

– Вовсе ничего? – нахмурился он.

– Только как вечеряли с родителями, а потом… потом вроде бы огонь и шум. И это все, – честно ответила я, поскольку, как ни старалась, так и не смогла припомнить хоть что-то важное, будто мне снежный червь мозги выел.

– Отчего же Ривон не к нам поскакал? Уж он-то все ходы-переходы знал!

– Не знаю, – покачала я головой и отступила, давая дорогу танцорам. – Может, ранен был тяжело, может, пути перекрыты оказались… Сказали, на Сайтор напали разбойники, поживы искали, вдруг не проехать было? Сам-то он, наверно, пробрался бы или затаился у чутконосых, но со мной…

– Уж будто бы тебя чутконосые или легколапые не спрятали да не уберегли, а его не выходили! Могли и за помощью сбегать, – пробормотал старик и потер лоб. – И если это Ривон тебя спасал или кто другой из ваших, то не на своем коне и не пешком: не нашли следов, хотя всю округу обыскали. Чужих – хоть отбавляй, но и те успело дождем размыть. Как раз после пожара такая гроза грянула, что все грязью залило, поди поищи!

– А до казны разбойники добраться успели? – быстро спросила я, заметив, как князь поглядывает в нашу сторону.

– Сама же знаешь, что чужой туда не войдет, а сунется – там и останется. А когда мы завалы разобрали… пусто там, как есть пусто. Завалящей медяшки – и то нет.

– Может, все же вывезли?

– Нет, девочка. – Раве посмотрел на меня в упор и усмехнулся. – Двери-то целы были, обгорели только. А сверху замок рухнул, и никто завалы не трогал, пока горномогучие не пришли. Да будто я сам не видел, как там…

– Что ж, тогда хоть одно утешает: этим негодяям ничегошеньки не досталось! – прошептала я.

– Только ты, – негромко сказал старик.

– О чем ты, дядюшка?

– Князь Даккор взял над тобою опеку, хотя у тебя есть родня. Пусть дальняя, но есть – Литтены, ты же знаешь!

– До них поди доберись. Туда быстрокрылый-то лететь будет несколько суток, и это если его еще упросишь, да и легконогие скорее не доскачут… И сдается мне, – я заговорила совсем тихо, – князь мало что о них знает, слыхал только, что есть такие… где-то очень далеко, за перевалом. А я ничего не говорила, потому как не спрашивали.

– И правильно сделала, – так же тихо ответил он. – А про женитьбу-то правда?

– Так князь решил, а что я могу поделать? – Я покосилась на Райгора, кружившего в танце ту кружевную прелестницу. – Я случайно услышала – это ради перевала. Он же мне достанется, а так – мужу. Еще немного, и стану княжной…

– А не хочется? – шепнул старик.

– Нет. Райгор недобрый, – повторила я однажды сказанное. – И ему невдомек, что у меня за приданое… То ли отец ему не говорит, то ли и сам толком не понимает – перевал и перевал. А так вот увидит кого из наших соседей – со страху поседеет!

– Да уж… Завалы-то разобрали на том месте, где Сайтор стоял, – повторил Раве, – фундамент уцелел, что ему сделается? Его еще когда сложили, о тех временах и памяти не осталось, а он держится. А стены навести… помогут. Прежние-то были… не знаю, десятыми по счету или больше? И твой отец верно всегда говорил: замок проще перестроить, чем щели залатать. Вот и сбылось, только…

– Только мне туда никак не попасть, – покачала я головой, – разве что с супругом. Но будто он станет меня слушать!

– Если сумеет понять – станет, а нет – зачем тебе такой муж? – Старик тяжело вздохнул и взял меня за обе руки. – Ну да ничего. Я передам, что ты жива. Ждать будут… А знамо бы дело, заранее подговорил бы кое-кого, взяли да умчали тебя, и ищи ветра в небе!

– Не выйдет, дядюшка. Охраны много, а из замка меня вовсе не выпускают.

– Оно и видно, совсем худая да бледная… На родителей до чего похожа! Глаза совсем отцовы – грозовые, темные, с просинью да просверком. А волосы материны. – Он осторожно коснулся выбившейся из моей косы пряди. – Эх, прежде были чистое золото, мягкие, словно шелк, любо-дорого взглянуть, хоть вышивай ими! А теперь солома соломой, уж прости…

– Говорят, это от болезни, – вспомнила я слова Мадиты. – Ну хоть вовсе не выпали, и на том спасибо. А и такие годятся, верно?

– Да, на равнинах который год поля ни градом не бьет, ни дождем не заливает сверх меры, рожь с пшеницей стоят в мой рост, – задумчиво произнес Раве. – Только колосья почти пустые, молоти не молоти – солома одна.

– То-то и пир сегодня скромный… – сообразила я.

– Вот-вот. Но нам про это знать не полагается, верно? И вот что, Альена. – Он наклонился к самому моему уху. – Думается мне, срок мой подходит к концу, и вряд ли мы еще свидимся…

– Дядюшка!

– Не перебивай! Я старше твоего отца больше чем вдвое, пора и честь знать. Так вот, запомни…

Он сказал всего несколько слов, явно не все, что собирался, но делать было нечего: князь прислал за мною слугу. Когда я подошла к нему, он ласково пожурил меня: дескать, негоже уделять время только одному гостю. Я извинилась, дескать, так рада была увидеть старого знакомца, так рада! А он поговорить любит, обо мне беспокоится, вот и расспрашивал, как мне живется. Не могла же я не поведать о том, как меня приняли в княжеском замке? А ему все не верилось, что я живу тут будто в сказке!

Князь благожелательно улыбнулся и поманил к себе сына.

– Райгор, отчего ты не пригласишь на танец свою невесту?

Тот заметно переменился в лице – ему вовсе не хотелось танцевать с долговязой (а я уже была почти одного с ним роста) девицей у всех на глазах. Однако князь Даккор был непреклонен – он умел показывать это одним взглядом, не прибегая к помощи слов, – и его строптивый сын вынужден был подчиниться.

– Позвольте… – Райгор церемонно подал мне руку, и я приняла ее, склонившись в придворном поклоне.

Он же обернулся к музыкантам и приказал:

– Играйте «Кружева»!

И тут я поняла, что Райгор решил посмеяться надо мною. Наверняка наставники докладывали о каждом моем шаге и слове, вот и мастерица-рукодельница сказала о моем желании плести кружева… Что ж, память у Райгора была хорошая, а шутить он любил зло, потому и выбрал этот старинный танец.

Его недаром назвали «Кружевами»: состоял он из бесчисленного множества сложных фигур, которые можно было чередовать произвольно, полагаясь на волю музыки, как опытная кружевница сочетает узоры, следуя вдохновению, но получалось такое далеко не у всех. Этому танцу давно уж не обучали как следует, потому как выбирали его разве что старики…