Читать книгу: «Стриптиз для любимого и не только…», страница 6

Я встал, помог подняться своей будущей жене. Мы даже не стали прибирать со стола. Просто ушли в спальную, легли в кровать и обнявшись, смотрели Рождественские комедии.

Ближе к рассвету, Молли уснула на моем плече. Как же долго я ждал этого момента. Момента, когда моя любимая девушка будет тихонечко сопеть рядом, а я в это время смогу чувствовать себя ее главной защитой и опорой.

Прокручивая в голове безумный день нашего знакомства, я улыбнулся. В тот момент, ни за что бы не подумал, что буйная девушка, без капли терпения, спустя каких-то два месяца, станет моей невестой. Я – без пяти минут супруг. Гордо и одновременно самому смешно. И какой бы странной не была Молли, я действительно готов быть с ней отныне и до самого конца, каким бы он ни был.

Праздники выдались на славу. Я смог в полной мере воспользоваться выданными выходными, без экстренных вызовов на работу. У меня было достаточно времени для раздумий. Неоднократно посещали мысли о прекращении расследования. К сожалению, я уже не мог этого сделать. Рано или поздно, Пит доложит руководству о девушке с поддельными документами. Тогда начнется совершенно иное разбирательство, в ходе которого я ничем не смогу помочь Молли.

Конечно, можно было все бросить и уехать с ней. Это мог быть другой город, совершенно другая страна или даже материк на другом конце земли. Все это вовсе не важно, главное, чтоб мы были вместе. Чтоб Молли радовала меня своим заразительным звонким смехом, ждала дома с работы и устраивала невероятный стриптиз, перед тем как мы займемся любовью.

Спасаться бегством можно было, но я не до конца понимал, от чего именно стоит бежать.

Не откладывая в долгий ящик, с первого рабочего дня, я принялся за расследование, не дававшее мне покоя. Я мечтал поскорее расставить все знаки препинания в «мутной» истории прошлого Молли. Хотел расслабиться и зажить спокойной жизнью, о которой мечтал. Вместо всего этого, я стал дерганным и жутко невнимательным. Упускал очевидные вещи, забывал о главном, переключаясь на мелочи.

– Питт, сможешь прикрыть меня сегодня перед начальством?

– Как, опять? – удивился Питт.

Питт и раньше не раз прикрывал меня. В последнее время, это стало нормой. Мои поездки в Бруклин отнимали очень много времени. Я старался появляться на работе, выполняя свой служебный долг, быть хорошим семьянином для Молли и вести расследование, в котором она не желала мне помогать.

– Нужно заскочить в одно местечко, – с провинившимся лицом уговаривал я Питта.

– Послушай, Джереми, как там продвигается дело с выяснением личности твоей знакомой? Я должен обо все доложить руководству.

Я пригнулся ближе к Питту. Оглянулся. После того, как убедился в том, что нас никто не слышит, продолжил разговор:

– Питт, дай мне еще немного времени. Я почти все выяснил. Мне осталось совсем малость.

– То же самое ты говорил и в прошлый раз. А время идет. И никто не погладит меня по голове за сокрытие такой информации. Понимаешь? – возмущался Питт, боясь за свое рабочее место.

– Понимаю, понимаю. Я твой должник Питт, – выкрикнул я, убираясь прочь из участка.

Я вновь мчался в Бостон. В место, где рассчитывал разузнать правду о своей невесте. На этот раз желал встретиться с бывшим директором детского дома. Я без особого труда разыскал дом, в котором проживала Ирэн Палмер. После первого же стука в дверь, мне открыли.

– Здравствуйте! Вам кого? – интересовалась милая светловолосая девчушка лет пяти.

– Привет! Есть кто из взрослых?

– Мама, мама, – закричала девочка, продолжая таращиться на меня.

Отбросив домашние дела, к двери подошла мать девочки.

– Здравствуйте! – произнесла молодая девушка, не глядя на меня.

Я открыл рот, поздороваться, но вместо этого расплылся в широкой улыбке.

– Добрый день! Это вы? – наконец произнес я, после чего девушка обратила на меня свое внимание.

– Надо же, не ожидала вас еще раз увидеть, особенно перед своей дверью, – призналась девушка с пышной копной волос.

– Моника, если не ошибаюсь?

На пороге, передо мной, стояла девушка из местного бара, что так любила наблюдать за незнакомыми ей людьми.

– Вы как здесь? – поинтересовался я.

– Представляете, я здесь живу, – улыбаясь ответила Моника.

– Кажется, в прошлый раз я не представился. Джереми.

– Очень приятно, Джереми. Чем обязана?

– Я хотел видеть Ирэн Палмер. Похоже, ошибся адресом, – решил я, совершенно забыв о том, что у бывшего директора детского дома есть дочь.

– Ирэн моя мать. Она сейчас отдыхает. Может я смогу чем-то помочь?

Моника любезно пригласила меня в дом. Так же, как и в первую нашу встречу, она оценивающе смотрела на меня.

– Опять пытаетесь понять, что у меня на уме?

– Вовсе нет, надеюсь вы сами расскажите о цели вашего визита, – слукавила девушка.

Медленно помешивая сахар в чашке с чаем, я призадумался. Хотел правильно, без подозрений, расспросить у Моники, что ей известно о страшной трагедии пятилетней давности, в которой пострадала ее мать. В итоге, не нашел ничего лучшего, как задать интересующий меня вопрос напрямую:

– У вас в городе, лет пять назад, произошел пожар детского дома, которым руководила ваша мама. Может быть вам известно что-то о той страшной трагедии?

Моника изменилась в лице и чуть было не выронила вазу с печеньями, держащую в руках в этот момент.

– Джереми, вы кто? – резко, без всяких любезностей, спросила девушка.

Я даже не понял сути ее вопроса. Моника тем временем становилась все злее, ее злость неприкрыто виднелась в каждой клеточке лица. Глаза девушки выдали строгий взгляд, скулы напряглись, выдыхаемый воздух широко раздувал ноздри. Она, не шевелясь, ждала от меня ответа.

– Я что-то не то спросил? – я желал выяснить причину, вызвавшую в девушке столь сильное напряжение.

– Уходите! – неожиданно произнесла Моника.

– Простите?

– Прочь из моего дома! – продолжала настаивать девушка.

Я слегка опешил. Хотел немного ее успокоить и продолжить беседу, но с каждой секундой Моника становилась строже и напористее.

– Прошу вас, покиньте мой дом! – продолжала настаивать она. – Зачем вы здесь? Кто вас прислал? Мы вам еще тогда сказали, что никому ничего не расскажем. Можете так и передать своему боссу.

– Я не понимаю, о чем вы говорите. Меня никто сюда не присылал, – старался я разрядить накалившуюся обстановку.

– Я не верю ни единому вашему слову. Просто убирайтесь прочь.

В подобных случаях люди грозят вызвать полицию. Моника этого не делала, и похоже, боялась даже заикнуться об этом.

– Кого вы так боитесь? Чем они вас запугали? Что вам известно? – настаивал я.

– Прочь! Прочь! – кричала девушка, не слыша моих вопросов.

Я встал и направился к выходу. Со второго этажа стал доноситься глухой голос женщины.

– Моника, Моника, что происходит?

– Ничего. Мама, все в порядке, – выровняв напряженный от крика голос, ответила Моника.

– Вам не стоит меня бояться. Возможно, я смогу помочь. Я полицейский из Чикаго, – затараторил я, все еще рассчитывая на благосклонность хозяйки дома и здравый смысл, которым она не обладала в эти минуты.

– Полицейский? Чем вы лучше них?

– Лучше кого? О ком вы сейчас говорите?

Моника перестала настаивать на моем уходе. Полностью обессилив от пережитых эмоций, вернулась на кухню и всем телом рухнула на стул. Я проследовал за ней.

– Моника, поверьте, я вам не враг. Мы можем быть полезны друг другу.

– Я вам не верю. Я уже никому не вверю.

Я присел на корточки около девушки, заключил кисти ее рук в своих ладонях и подняв голову, устремил свой взгляд в опечаленные глаза девушки.

– Расскажите, мне все, что произошло в детском доме и кто вас запугивает? Я подумаю, как вам помочь, – я старался показать Монике, что со мной она может быть полностью открыта и не бояться за сохранность сказанной ею информации.

– Зачем вам все это нужно? Какое отношение вы имеете к этому детскому дому?

– Долго объяснять. Но мне очень важно разобраться в случившемся.

Моника пристально смотрела мне в глаза, при этом отрицательно мотая головой.

– Я ничего не знаю. И моя мать ничего не знает. История с поджогом была странной.

– Поджог? – я удивился. В газетах писали про возгорание. Про поджог и речи не было.

– Поджог, это то, что произошло на самом деле. Мама и сама толком ничего не знает. Но, после того как она пришла в себя, в больнице, ей сказали, что было возгорание. Она поначалу пыталась тоже вникнуть в нюансы той трагической ночи. Врачи вместе со следствием уверяли, что она все путает. А потом и вовсе, к ней заявился мужчина, пригрозил расправой, если она попытается что-либо разузнать или вспомнит чего лишнего.

– Поэтому вы забрали мать к себе?

– Да. У нее начались частые приступы паники. Она просыпалась ночами и громко кричала. Ее нервная система была полностью истощена. У меня она стала спокойнее, можно сказать, полностью восстановилась. С тех пор, как произошла эта трагедия, к нам больше никто не приходил. А теперь вот появились вы. Задаете вопросы. Я боюсь, что им станет известно об этом.

– Кому им?

– Я не знаю. Понятия не имею кто они. Но уверенна, именно они являются виновниками пожара и того, что погибли люди.

– Как думаете, кому мог помешать детский дом? Что там было такого, что понадобилось его поджигать?

Каждый раз, не зная ответа на мой вопрос, Моника лишь пожимала плечами.

– Можно я все же поговорю с вашей мамой. Кто знает, может она вспомнит хоть что-нибудь? Порой, чтоб понять мотив преступления, может пригодиться самая маленькая, на первый взгляд даже не значительная деталь.

– Я поднимусь к ней. Сообщу о вашем приходе. Если она согласиться, то вы сможете поговорить. Но, на многое не рассчитывайте.

– Да, конечно, – коротко ответил я, в надежде, что общение с Ирэн Палмер обязательно даст необходимый мне результат.

Я был уверен, женщина знает намного больше, нежели ее дочь и журналист, который вел собственное расследование, при написании статьи.

Моника, с позволения своей матери пригласила меня на второй этаж. Ирэн, после пробуждения, только переместилась в инвалидное кресло. Нервно теребя плед руками, прикрывала им свои обездвиженные ноги.

– Добрый день! – начал я, войдя в комнату.

– Здравствуйте! – настороженно ответила женщина. – Моника сказала, вы полицейский.

– Все верно, – тут же подтвердил я.

– Почему полицейский из Чикаго интересутся делом пятилетней давности, произошедшим в Бостоне?

– Вы верно подметилли. Это выглядит немного странно. Но мне очень нужно знать, что произошло в ту трагическую ночь.

– Я и без ваших слов это поняла. Иначе стали бы вы являться в этот дом? Но все е, потрудитесь ответить, зачем вам понадобилась данная информация? Как вы собираетесь ею воспользоваться?

– Только в благих целях.

Я рассказал Ирэн о том, что в Чикаго познакомился с девушкой. О том, что сделал девушке предложение, при этом, совершенно ничего не знаю о ней.

– А что вам необходимо о ней знать? Любите, так и живите вместе, да счастливо.

– Дело в том, – старался пояснитья, – что эта девушка может быть воспитанницей вашего детского дома, считающеййся в числе погибших.

После этих слов, Ирэн тут же изменилась в лице. Руки женщины, дрожа сильнее прежнего, каснулись рта.

– Господи! Кто же это мог быть? – произнесла Ирэн.

– Сирена Миллер.

– Сирена?! – громко, будто с ужасом произнесла женщина и обеими ладонями закрыла себе рот.

– Ирэн, что вас так напугало?

Женщина не могла говорить. Она лишь отрицательно мотала головой. Ее незрячие глаза задергались в разные стороны. Я решил сообщить Монике о странном поведении женщины. Та тут же появилась в дверях комнаты. Схватила на тумбочке стакан с водой и мигом отсчитала в него пятнадцать капель какого-то лекарства, запах от которого разнесся по всей комнате.

– Что? Что вы ей сказали? – заорала на меня дочь Ирэн, подавая матери стакан.

– Да, я…я… – я замешкался.

От испуга задергался и пытался вспомнить после каких именно слов у Ирэн случился приступ. Выпив лекарство, женщина тут же успокоилась. Я же, все еще продолжал сейтливо ходить по комнате, настраивая ровное сердцебиение.

– Вы уверенны, что это Сирена? – резко спросила Ирэн.

– На девяносто девять процентов, – ответил я, замерев на месте.

– Сядьте. Думаю вам стоит кое-что узнать об этой девушке.

Кажется лед тронулся, решил я и сев на прежнее место принялся слушать женщину.

– Сирена была не простым ребенком. Точнее, росла она в обеспеченной семье. Родители баловали единственное дитя, как только могли. Воот девочка и привыкла к хорошей жизни с прислугой где все ей подчиняется. Затем ее родителей не стало. Родные распилили все сбережения ее родитеоей, а девочку определили в детский дом. Ей тогда было лет восемь.

Ирэн говорила спокойно, стараясь вспомнить все детали давней истории. Иногда она делала легкую паузу, переводя дыхание, затем сразу же продолжала свой рассказ.

– Поначалу мне безуммно было жалко девчушку. Она пришла со своими правилами, а в детском доме этого не любят. Ей быстро указали, как следует себя весьти. Спустя полгода, Сирена каким-то образом смогла из своих врагов и обидчиков сделать не просто союзников, они боялись одного ее взгляда. Когда Сирене исполнилось двенадцать, пришла семья. С виду приличная. Оформила все бумаги и девочку забрали. Кто же знал, что не будет жизни ей в этой семье.

Ирэн вновь сделала паузу. Выпив глоток воды, выдохнула. Каждое последующее слово давалось ей все сложнее. Лицо менялось, не желая прятать внутреннюю боль.

– Что там произошло? – нетерпелось мне узнать подробности.

– Как-то вечером, старшин сын приемных родителей девочки, привел домой друзей. Они выпивали. Сирена находилась в этот момент у подруги. Когда вернулась домой, ее словестно задели. Она проигнорировала парней и отправилась к себе. Но, ребята слишком много выпили. Сломав замок, они ворвались к ней в спальную комнату.

Ирэн протирала мокрые глаза руками. Я любезно предложил ей свой носовой платок, по привычке таскавший с собой.

– Бедная девочка, – сквозь слезы бормотала женщина. – Их было четверо. До самого утра они издевались над ней. Не знаю, как она вообще выжила. Если бы я только знала, что с ней может произойти что-то подобное, то никогда не подписала бы те бумаги. Но я даже в страшном сне подумать не могла…

Женщина вновь расплакалась. Я не мог говорить. Слушал ее с округлившимися до предела глазами, боясь пошевелиться. К горлу подкатил ком, мешавший дышать. Не знаю, как мне удалось прийти в себя, но я с трудом верил в рассказ Ирэн. Точнее, я отказывался в него верить.

– Ей тогда было всего четырнадцать. И такая сила воли. Желание жить взяло верх, несмотря на все неутешительные предпосылки врачей. Говорили она не выживет. Когда Сирена очнулась, предрекали ей инвалидность. И тут она не оправдала поставленный ей диагноз. Но вот в одном врачи были уверенны на сто процентов. После полученных травм, девочка никогда не сможет иметь детей.

В этот момент меня не заботили дети. Я думал лишь о том, через какой ужас прошла Молли. Теперь было понятно, почему она так ненавидела свое прежнее имя.

– Их посадили? – сквозь зубы и накатившиеся на глаза слезы спросил я.

– Однин был осужден на два года, двум другим дали условно.

– А четвертый?

– Причасность четвертого человека не смогли доказать.

– Как это не смогли? Неужели не проводился следственный эксперимент, опознание в конце концов, детальное расследование?

Сказать, что я был взбешен, ничего не сказать.

– Четвертый – сын местного шерифа, – пояснила Ирэн и в дальнейших объяснениях не было надобности.

– Что было потом, после больницы?

– Сирена вернулась в детский дом. Стала замкнутой. Ни с кем не разговаривала. Дети ее боялись пуще прежнего. Она не желала идти на контакт. Все сидела и о чем-то постоянно думала. Мы обратились к специалистам. Ее курировал психолог…никак не могу вспомнить его имени…– Ирэн напряглась, всеми силами старалась припомнить имя лечащего врача Молли.

– Джошуа Принглс. Точно, его звали Джошуа Принглс, – воскликнула радостно Ирэн, наконец-таки вспомнив желанную информацию.

Вошла Моника.

– Джереми, простите, но уже поздно. Маме пора отдыхать.

– Милая, я вовсе не устала, – произнесла Ирен, не желая ложиться спать.

– Тебе нужно поесть, принять душь и отдыхать, – спокойно поянила девушка.

Ирэн более не сопротивлялась, полностью доверившись в руки единственной дочери.

– Можно, я заскачу к вам еще раз?

– Конечно, приезжайте, когда вам будет удобно. А сейчас простите, режим, сами понимаете, – добавила Ирэн, прощаясь со мной.

– Еще раз спасибо за то, что рассказали, – поблагодарил я женщину и отпраивлся к выходу. Стоя на лестнице, ведущей на первый этаж, я остановился. Остановилась и Моника, следовавшая за мной. – Моника, не стоит провожать. У вас и без меня дел много. Я сам найду выход. Спасибо и вам, что доверились и позволили пообщаться с вашей матерью.

– Надеюсь, я не ошиблась в своих заключениях и вы поставите жирную точку в истории, которая так долго длится и не дает покоя моей маме.

– Ничего не могу обещать, но я постараюсь. Я очень сильно постараюсь во всем разобраться. Только вы пока никому не сообщайте о моем визите.

Моника усмехнулась.

– Не в моих интересах, чтоб хоть одна душа узнала о вас и о том, по какому поводу вы появились на пороге моего дома. До встречи, Джереми! – добавила девушка и махнула мне рукой.

– До встречи! – ответил я и поспешил к себе домой.

Одновременно мою голову заполнило тысяча мыслей. Казалось, будто я все еще слышу голос Ирэн и ее жуткий рассказ, картинки из которого то и дело всплывали в моем воображении. Маленькая Молли, тогда еще Сирена, стала жертвой насилия, грубого, жестокого, безнаказанного. Мне хотелось самому расправиться с каждым ее обидчиком. И совершенно неважно, что вся история с изнасилованием была десятилетней давности. Они обидели мою Молли. мою невесту, будущую жену.

Тут мой мозг выдал информацию, что у нас с Молли, в той семье, которую мы собирались создать, не может быть детей. У меня никогда не будет доченьки с ее зелеными глазами и вьющимися русыми волосами. Мой сын, который защищал бы свою сестренку, никогда не сделает первых шагов и не произнесет долгожданное «мама» и «папа». Сидя в поезде, я ухватил разболевшуюся голову обеими руками и желал прекратить поток мыслей, хаотично движущихся в моей черепной коробке.

Это не помогло. Голова разболелась сильнее. Лишь транспорт остановился, я пулей выскочил из него на свежий воздух. Стояла необычайно тихая погода. Уже давно стемнело. Пробыв у Ирэн Палмер добрую половину дня, в поисках правды, я совсем забыл о времени.

Впервые за долгое время мне не хотелось идти домой. Я боялся посмотреть Молли в глаза. Был уверен, она сразу же поймет, что отныне мне известна ужасная правда о ней. я не осужал и не призерал ее за случившееся. Наоборот, боялся, что стану пуще прежнего оберегать, чем и вызову подозрения у девушки.

Бродя около дома добрых пол часа, я заметил, как Молли наблюдает за мной из кухонного окна. Деваться было некуда. Выдохнув, я все же решил подняться в квартиру, сохраняя максимум спокойствия.

– Привет, любимый! – целуя в губы, произнесла Молли.

– Привет, – натянув улыбку, ответил я.

– Ты сегодня опять поздно. Все в порядке?

– Да. Все хорошо. Покормишь будущего мужа? – спросил я, мигом шмыгнув в ванную комнату, вымыть руки.

– Конечно. Что за вопрос? Только все давно остыло, придется подождать две минуты, пока разогрею.

– Не нужно греть. Я так поем, – резко крикнул я, желая уберечь девушку от лишних действий.

– Мне вовсе не сложно. Давай разогрею. Так вкуснее, – весело, с легкой улыбкой на лице, произнесла Молли, начиная греть ужин.

– Я ведь сказал, не нужно греть, – настоял я, чем испугал девушку.

– Странный ты сегодня, – тут же подметила она.

– Почему странный? – напрягся я.

Чем сильнее я желал скрыть тревожащие меня мысли, тем больше нервничал, выдавая себя с потрахами.

Молли положила холодный ужин на стол. Дав мне приборы, замерла у окна с сигаретой в руках.

Я больше не делал ей замечаний по поводу курения. Вспомнил, каким был идиотом, говоря ей, чтоб она, как будущая мать, бросила курить.

Есть вовсе не хотелось. Я смотрел на девушку, повернувшуюся ко мне спиной, и изящно державшую сигарету в правой руке. Отбросив ужин, я встал и прижался к ней сзади. Молли не пошевелилась, словно ждала от меня данного действия. Она склонила ко мне голову и отбросив руку назад, дала втянуть тяжелый дым сигареты.

– Не то, что твоя махорка? – спросила она.

– Не вижу особой разницы. Тот же табак, только в иной упаковке, – ответил я.

– Эх, ты соверенно в этом не разбираешься, как и в спиртном, – парировала девушка.

Я готов был стерпеть любое ее замечание, любую колкость в свой адрес. Меня ничего не задевало. Я думал лишь о ней. Представил Молли на десять лет младше. Более дерзкую и в то же время, более уязвимую. Думал о том, сколько всего ей пришлось пережить, прежде чем она встретила неидеального меня. От этих мыслей мое сердце сжималось, пряталось где-то в уголке грудной клетки, боясь лишний раз застучать, чтоб не потревожить милое создание, что я держал в своих объятиях.

Мне еще много предстояло узнать о ней. Лишь сейчас многие вещи, доселе мне непонятные, начинали приобретать ясность. Я готов был докопаться до истины, какой бы она не была и чего бы она мне не стояла.

– Думаешь, мы будем счастливы? – неожиданно спросила Молли.

Я опешил от ее вопроса, считая, что мы уже счастливы. Чтоб дать Молли ответ, оставалось понять причину, по которой она задала вопрос.

– Разве сейчас ты не счастлива? – ответил я, не найдя ничего более подходящего, как задать Молли встречный вопрос.

– Безумно! Даже, порой самой не верится, – ответила девушка, медленно обернувшись ко мне лицом, чмокнула меня в губы. – Можешь мне кое-что пообещать?

– Конечно! – тут же выпалил я.

– Обещай, если ты когда-нибудь меня разлюбишь, то не станешь лгать, крутить за моей спиной интижки с другими девицами, а честно признаешься в этом.

– Да как тебе вообще могло подобное прийти в голову?

– Хм, – усмехнулась Молли, – ты так и не пообещал, – подметила она.

– Обещаю! Сто тысяч раз обещаю, что буду любить тебя до последнего своего вздоха. Буду оберегать тебя от зла, и не допущу разочарования в себе. Сделаю все, что только потребуется, ради появления улыбки на твоем лице.

После моих слов Молли положила голову мне на плечо и ухватившись обеими руками за мою спину, максимально сильно прижалась ко мне. В этот момент она казалась еще более беззащитной, чем обычно.

Я же, не давая ни малейшего повода усомниться в собственных чувствах, не понимал ее страхов.

Спустя четыре дня, как только у меня выдался выходной, я вновь помчался в Бостон. Прихватив по дороге небольшой тортик для любезной Ирэн Палмер, ее дочери и внучки, я прокручивал в голове интересующие меня вопросы. Их было так много и они с такой скоростью проносились у меня в голове, что не каждый я успевал фиксировать в памяти. Мне было интересно, почему Молли надевает парики? Это уличная конспирация или быть может что-то большее? Почему беззащитную юную девушку боялись дети из детского дома? И почему я не смог устоять перед миниатюрной дерзкой девушкой, то и дело грубившей мне поначалу? На последний вопрос ни Ирэн, ни кто-либо другой, кроме меня, не смог бы ответить.

К моему прибытию Ирэн находилась в саду, расположенном на заднем дворе дома. Я отдал торт Монике. Расположившись в садовом кресле, принялся внимательно слушать продолжение рассказа о жизни девушки, что когда-то звали Сиреной.

– Джереми, я вспомнила одну деталь. Не знаю, будет ли она вам как-то полезна.

– Что за деталь? – я был уверен, это именно тот пазл, что я так долго искал.

– Во время лечения, Сирена завела дневник. Она никогда с ним не расставалась. Постоянно что-то туда записывала. Я не знаю что именно она там писала, но возможно ее лечащий врач в курсе.

– И у вас даже нет на малейшего предположения, что бы там могло быть? – решил уточнить я.

– Нет, – Ирэн с сожалением пожала плечами. – Но, я заметила одну странность или быть может закономерность. Как правило, Сирена открывала свой дневник пребывая в порыве ужасной злости. Стояло ей лишь записать в нем пару строк, она тут же становилась спокойной.

– Действительно, странно, – пробормотал я. – Скажите, почему решили, что Сирена погибла во время пожара?

– Ее тело было найдено среди сгоревших обломков здания. Оно было обезображенно и узнать в нем девушку было крайне сложно. Но, у Сирены был медальон, который ей подарили родители. Она очень им дорожила и никогда не снимала. По нему мы и опознали девушку.

– Медальон? – переспросил я, не зная, как мне поможет и поможет ли вообще данная информация.

– С ним ее и похоронили, – добавила женщина. Затем немного призадумавшись, с ужасом в голосе продолжила, – Если Сирена жива, кто тогда лежит в ее могиле?

– Могла ли она сама подбросить медальон другой девушке? И если могла, то с какой целью? – уже призадумавшись, произнес я.

– Джереми, в этой истории было много вопросов, которые нам запретили задавать. Прошло пять лет, мы до сих пор не знаем ответов. От этого и мучали меня ночные кошмары. Возможно, я умерла бы еще тогда, в больнице, но какая-то неведомая сила помогла справиться со всем. Думаю, я осталась жива не напрасно. Может быть моей миссией и было дождаться вас, чтоб рассказать эту историю. надеюсь, вы верно воспользуетесь известной вам информацией.

– Я постараюсь выяснить то, что скрыло следствие. Как только мне станет что-то известно, обещаю, что поставилю вас в курс дела.

– Скажите еще вот что, смогу ли я увидеться с Сиреной? Мне хватило бы одного ее слова, чтоб понять, она ли это.

– Боюсь, сейчас это не возможно. Она живет под другим именем и совершенно не желает посвящать меня в дела о своей прошлой жизни. Теперь я понимаю, у нее были веские причины так поступить. Но какие именно, еще остается выяснить. Вам лучше пока не распространяться о том, что она жива. Думаю это может быть небезопасным, как для девушки, так и для вас.

– Само собой разумеется. Я хоть и стара, но еще не совсем выжила из ума, – шутила женщина. – Пусть Господь вас благословит и вы доведете это расследование до конца.

Мы еще некоторое время поговоили с Ирэн. Речь шла не только о детском доме, который когда-то был для женщины вторым домом. Ирэн поделилась со мной жизнью вне работы. И сожалела, что зачастую предпочитала проводить время с брошенными детьми, нежели с родной дочерью.

– Я не могла иначе, понимаете? Кроме персонала, что работал в детском доме, у них никого не было. Мы были их семьей. А жизнь так стремительно пролетела.

Я молча слушал женщину, желающую выссказаться. Своим коротким признанием, она облегчила душу. Тревожащее долгие годы воление никак не покидало ее израненое сердце. Ей нужен был собеседник, в точности, как я, который не станет упрекать, не будет задавать лишних вопросов, просто молча посидит и послушает. Я с этой ролью справился на отлично.

Лишь Ирэн закончила душераздирающее признание, как на заднем дворике появилась Моника с дочерью. Они принесли с собой небольшой чайник с чашками и разрезанный на части торт.

Неподалеку послышалась веселая песенка птицы, нарушившая образовавшуюся тишину. Я в это время, старался согреть обледеневшие руки о чашку с горячим фруктовым напитком.

Поблагодарив все семейство за гостепреимство, я направляясь к выходу.

– Моника, я могу быть вам чем-нибудь полезен? Только скажите.

– Разберитесь в этой истории. Дайте моей маме наконец-таки дышать полной грудью, без опаски. Это будет лучшее, что вы сможите сделать, – произнесла Моника и медленно прижалась к моей щеке губами.

Я замер. Немного растерялся. Прощальный жест девушки вызвал определенное волнение внутри. Не думаю, что девушка имела ввиду нечто большее, чем дружеский поцелуй, но я не мог знать этого наверняка и поспешил убраться со двора, где меня приняли более, чем радушно.

Теперь мне было многое известно. Картина прежней жизни Молли вырисовывалась слегка мутными красками, но это уже было что-то. Разговор с полицией я решил оставить напоследок, хотя начни я свое следствие со следователя, расследовавшее изнасилование подростка и пожар в детском доме, то в миг бы владел нужной мне информцией. К сожалению, в местной полиции со мной не желали идти на контакт. Я прекрасно понимал, поход в участнок не завершится простой просьбой частного лица. мне придется задействовать официальные структуры, чтоб докопаться до правды. Назад пути не было.

Следующим человеком, с которым я желал встретится, был психолог Молли, Джошуа Принглс. О нем мне ничего не было известно. Пришлось вновь обращаться за помощью к Питту, от чего мой коллега и друг был вовсе не в восторге.

– Меня уволят. Теперь уж точно уволят, – причитал Питт, пробивая информацию на Джошуа.

– Я уже совсем близок к истине, – успокаивал я друга, – еще немного и все будет кончено.

– Ты играешь с огнем и меня под пули подставляешь. Хоть рассказал бы, что удалось выяснить.

– Как думаешь, какие шансы возобновить расследование в другом штате, десятилетней давности?

– Ну, в зависимости от того, что за преступление было совершено. Плюс, кто именно будет обращаться с просьбой о восстановлении дела. Так что тебе удалось разузнать? – Питт отвлекся и принялся внимательно меня слушать.

– Не сейчас Питт. Не сейчас, – отмахивался я, в ожидании интересующей меня информации.

– Как всегда. Нужна помощь, Питт помоги сейчас же. А как рассказать мне хоть что-нибудь, так потом. И почему я не удивлен? – возмущался Питт.

– Пойми, я боюсь, что известная мне информация может быть не безопасна для тех, кто владеет ею, – пояснил я Питту.

– Тогда тем более, ты должен мне все рассказать. Если с тобой что-то случится, то я буду в курсе дела, которым ты занимался.

– Да что ты такое говоришь?! – возмутился я. – Надеюсь, до этого не дойдет.

– Ну, это я так, предупредил, на всякий случай, – невозмцтимо ответил Питт, и протянул мне лист с полной информацией на Джошуа.

– Не знаю, какой информацией ты владеешь и что еще намерен выведать, но будь осторожен.

Я отправился домой. На удивление, январь выдался теплее обычного. Мне жутко захотелось выпить. Я не стал заходить в кабак. Заскочил в магазин. Вспомнив слова Молли о том, что я не разбираюсь в спиртном, решил не скупиться и купил бутылку хорошего вина.

– Что сегодня празднуем? – спросила Молли, едва я вошел в квартиру.

– Разве нам нужен повод, чтоб выпить бокал вина за ужином?

В последнее время я все чаще не отвечал на вопросы, стараясь переадресовывать их обратно. Молли не придавала этому большое значение, но точно подметила изменения в моем поведении и общении. Это читалось в ее пронзительном взгляде, в тяжелом дыхании и внутреннем смирении, которое давалось ей не просто.