Читать книгу: «Харвиг. Посол Ясных Земель», страница 4
7. Ножик и домовой
В сенях Харвиг поставил корзину на пол. Положил на лавку горбушку хлеба и сказал, как условились:
– Вот изба на четыре угла. Настил дубовый, кров сосновый. Тут живи, за укладом гляди.
Гудейка выбрался из корзины, пошмыгал носом и сгинул.
Отрок облегчённо перевёл дух. Вроде вселился. Главное, чтобы снова не выгнали. Но на этот случай была одна мысль.
Весь следующий день Харвиг с Ноздречей провозились на мельнице. Работы оказалось невпроворот: люди спешили закончить свои дела к празднику.
А вечером, пока мельник с семьёй трапезничали в избе, отрок растолковал домовому свою задумку.
– А ежли не испугается? – засомневался Гудейка.
– Штаны обмочит, – заверил княжич.
Той же ночью, в самую глухую пору, Ножик проснулся. Показалось, или в дом постучали? Мельник заворочался и, тихо ругаясь на гадёныша Харвига, поднялся с лавки. И что это ему нужно? Постой, он же в сенях…
Ноздреча распахнул дверь и уставился в темноту. У порога никого не было. Он вышел на крыльцо. Двор был пуст.
Ножик сплюнул, вернулся в горницу и улёгся на лавку. «Наверное, дятел прилетел с леса…» – подумал он.
Громкие, настойчивые удары заставили его вздрогнуть.
Ноздреча подкрался к выходу и прижался к доске щекой.
– Кто там? – прошептал он.
Тишина.
Пришлось достать из-под печки топор. Мельник вновь открыл дверь.
Пусто!
Он вдруг хлопнул себя по лбу и зло рассмеялся. Затем крадучись поспешил к сеням. Отворил засов, толкнул дверь и уставился на лавку, где сладко сопел подкидыш.
Чудно…
Ножик вернулся в горницу. Выходит, Харька тут ни при чём. Новый тревожный стук на миг пригвоздил мельника к полу. Ноздреча выпрыгнул на крыльцо, занеся топор… По-прежнему никого!
Он вышел во двор, огляделся… Под крышей чернел круглый зев чердака. Мельник, озираясь, вернулся в дом. Вот так ночка… Едва он задвинул засов, как дверь содрогнулась!
Ноздреча зажмурил глаза и ударил лбом об косяк.
– Кто?
– Пора-а… – послышался страшный скрипучий шёпот. Доносился он с подпола. – Пора платить дань…
Ножик обмяк и сполз по стене. На дощатом полу под ним растеклась зловонная лужа. Он выронил топор и тихо завыл.
– Иди… – зашептал кто-то снизу. – Я жду…
– Нет! – Ноздреча исступлённо замотал головой. Из его глаз брызнули слёзы. – Я же каждое утро тебе… Петухи, куры…
– Не яри меня, мельник… Мне, так-сяк, нужны человеки.
– Прости! – Ножик вскочил на колени. На печи кто-то завозился во сне, не то Лебёда, не то Вакейка.
– Будет тебе дань… – Ноздреча понизил голос. – Славный маленький отрок!
– Сын…
– Нет! – едва не вскрикнул мельник и зажал рот рукой. – Нет, другой… Вакейка ещё мелковат. А вот Харвиг, он тебе придётся по вкусу!
Водяной надолго задумался.
– Знаю, – наконец сказал он. – Дюже худ, жилист…
– Это он был, – Ножик безумно вытаращил глаза и оскалил зубы. – Был жилист! Я его откормлю… Дай, батюшка, только срок, он у меня в дверь не пролезет!
– Будь по-твоему, воха-елоха… Я приду за ним… После Покрова…
– Жду, батюшка! Все будем ждать! Не пожалеешь!
– Козу… пуще глаз береги. Забери сюда.
– В избу?!
– На двор. Не говори про меня… никому.
В дверь трижды стукнуло, заскрипела матица под потолком, и всё стихло.
Ноздреча поднялся с пола. Колени тряслись. Он доковылял до лавки, стянул измаранные штаны. Задумавшись, утёр ими лицо. Потом опомнился и швырнул на пол. Ещё раз заглянул в сени. Харвиг по-прежнему спал. Тогда мельник решительно подошёл к печке, толкнул жену в жаркий бок:
– Хватит дрыхнуть! Вставай!
*****
С первыми петухами Харвиг проснулся. Дверь в избу была открыта. Сотворив хмурое, недовольное лицо, он заглянул в горницу. Там, на лавке, его ожидал Ноздреча.
– А, Харвиг! Уже поднялся? – Хозяин натянуто улыбнулся и указал рукой на накрытый стол. – Садись, подкрепись… Лебёдушка тут кой-чего собрала.
Жена мельника ожгла Харвига лютым взглядом и, накинув тулуп, вышла из дома.
– Сытый я, – буркнул Харвиг. – Да и на работу пора.
Он направился к двери, но мельник преградил ему путь.
– Забудь о работе! Кушай, да иди досыпать.
Он усадил отрока у стола, а сам принялся расталкивать сыновей.
– Вставайте, оглоеды! Только спать да жрать мастера! Вон Харька… Харвиг уже на ногах!
Аким и Матвей сползли с лавок. Они очумело уставились на восседавшего за накрытым столом подкидыша.
– Чего рты раззявили?! – обозлился Ноздреча. – Бегом на мельницу, там вас телеги ждут!
Он вытолкал сыновей на двор. Сам заглянул в дом убедиться, что Харвиг сидит на месте.
– Так ты того… отъедайся, поспи ещё… На мельницу не ходи, обойдёмся!
Он вышел во двор и поспешил следом за сыновьями.
Харвиг оглядел стол с яствами. Лебёда и впрямь расстаралась. Наверное, не поняла спросонья, кто пировать будет. Княжич придвинул блюдо с печёной курицей, обложенной яблоками. Давно такого не ел. Спасибо Гудею.
С печки приподнялся сонный Вакейка. Он долго таращился на Харвига, степенно глодавшего куриную ножку, потом зажмурился и помотал головой. Опасливо приоткрыл один глаз, другой…
Харвиг подмигнул отроку, ухмыльнулся.
– Спускайся, Вакейка. Тут и тебе хватит.
Позже с полатей, потягиваясь, слезла Всемила. Увидела отрока и беззвучно раскрыла рот.
Харвиг откашлялся:
– Ноздреча упросил приглядеть за вами. Пока, говорит, мы на мельнице гробимся, мои бабы и сыновья вконец обнаглели. Хозяйство забросили, готовят дрянь…
– Брешешь… – завороженно прошептала Всемила. – Он тебя видеть не может.
– Так то раньше. А теперь мы друзья. Он мне так и сказал: «Был ты мне враг, а теперь – лучший друг!»
Харвиг выбрался из-за стола и растянулся на лавке мельника:
– Кончилась твоя сладкая жизнь, Всемила! У меня ведь не забалуешь…
Отрочица захлопнула рот и, накинув платок, опрометью бросилась на двор к матери.
– Так что же, – боязливо спросил Вакейка, – ты теперь делать будешь?
– Как что? – удивился Харвиг. – Есть, спать. Уму-разуму вас учить. Вы ещё у меня узнаете, где раки зимуют....
Он и впрямь прикрыл веки и незаметно уснул....
Проснулся оттого, что кто-то стегнул его по лицу. Отрок вытаращил глаза и увидел разъярённую жену мельника. В руках она сжимала грязную тряпку. Из-за широкой спины Лебёды выглядывала Всемила. Вакейка хоронился на печке.
– Тёха-митёха! – Харвиг встал с лавки, и Лебёда попятилась.
– Скверно, – сказал он, утирая лицо рукавом рубахи, – когда жена волю мужа не уважает. Пойду, посоветуюсь с Ноздречей, как нам с тобой дальше быть.
С этими словами он отправился к мельнику. Вакейка догнал его на середине пути. Он побоялся идти рядом и плёлся следом.
Ножик, заметив их с реки, побежал навстречу.
– Ты зачем сюда, Харвиг? Я же сказал: лежи, отдыхай!
– Да не привык я без дела… Может, хоть пару телег разгружу?
– Ни-ни-ни! – замахал руками мельник. – Наработался уже. Иди спать!
– Послушай, Ноздреча… – Харвиг задумчиво почесал затылок. – Если я не нужен тебе, то, может, вернусь домой?
– Куда это?
– К Люту.
Мельник подпрыгнул.
– Твой срок ещё не пришёл!
– Ну раз я не нужен…
– Да нужен!
– На что?
– Ну… В доме приглядывать! Бабы шалят. Вчера, вон, хлев у Горчака не прибрали!
– Не хотел я говорить тебе… – Харвиг вздохнул. – Жена твоя, Лебёда, проходу не даёт. Как за домом следить, если она, чуть что, – драться лезет! Вот, только что, тряпкой избила.
Ноздреча раскрыл страшный рот. Нагнулся к Вакейке:
– Правда?
Тот кивнул. Мельник сглотнул слюну.
– Да ты не обижайся… А ну, идите за мной!
Он убежал на двор по тропинке. Харвиг с Вакейкой не спеша пошли вслед за ним.
Утренние лучи золотили осины и запорошенную снегом траву. По стволам шмыгали белки.
Харвиг подумал, что, если бы не вся эта история с Ножиком, отправился бы он теперь с братьями в лес.
– Вакейка, ты грибы собирать любишь?
Младший сын мельника догнал Харвига и зашагал рядом. Его зелёные глаза загорелись.
– Люблю! – отозвался он. – Только батька с братьями меня не пускают. Мы больше по лещине, орехами мешки набиваем…
Крики Лебёды они услыхали издали. Зайдя на двор, увидели, что Ноздреча гоняется за женой с поленом. Баба ревела в голос, ей вторила с красным опухшим лицом Всемила.
–Я вам дам! – грозил мельник. – Будете у меня Харьку слушать!
Запыхавшись, он остановился, утёр взмокший лоб.
Харвиг подошёл к Ножику, положил ладонь на плечо.
– Да оставь ты их, будет…
Ноздреча бросил полено и, тяжело дыша, ушёл со двора. Мельничиха повалилась на мёрзлую землю и принялась бить по ней кулаками.
– Тюха-матюха! – прикрикнул на неё Харвиг. – Солнце над головами – обед готовить пора.
8. Перволёд
Последующие дни Харвиг словно сыр в масле катался. Спал в горнице допоздна, ел по нескольку раз на дню, да каждый раз назначал мельничихе и её дочке готовить разное. На радость Гудею в избе навели небывалую чистоту.
По соседству с Горчаком в уютном стойле обосновалась Пенка. Всемила следила, чтобы коза была напоена и сыта. Вакейка каждый день бегал на поле за свежей соломой.
Лебёда слушалась Харвига стиснув зубы. Всемила фыркала, а однажды пристала с допросом:
– Ответь, чем ты всё это заслужил?!
Харвиг поглядел в её злые прищуренные глаза. Прошла любовь… Даже веснушки – и те не казались ему больше чем-то особенным.
– Если открою тайну, молчать будешь?
– А то!
– Ну так слушай… Я – сын Ноздречи.
Всемила расхохоталась, но вдруг запнулась и, исказив лицо, опрометью выскочила на двор. Чуть позже громко ударила калитка – то на мельницу помчалась Лебёда.
Харвиг растянулся на лавке.
Всё же скучно так жить… Даже на мельнице было куда интереснее. А тут – со двора выйти нельзя, работать не дают, делать нечего. Вчера, когда Ноздреча выгнал Матвея на его место в сени, Харвиг попытался вечером улизнуть на реку. Там, у кострища, его ждали друзья. Хотели обсудить Перволёд. Куда там! Мельник не выпустил. Так и караулил его до рассвета. Ну да ладно… Потерпеть можно. Всего-то три дня осталось.
Харвиг прикрыл глаза и уснул. Приснился ему дивный сон. Будто находится он в развалинах на горе, только никакие это не развалины, а дворец. Маленький Харвиг бегает по огромным палатам и ищет, куда бы спрятаться. Вот он подбегает к высокому каменному стулу, который стоит на ступенчатом возвышении. Ножки стула обложены по бокам тяжёлыми плитами, на плитах тех высечены письмена… Харвиг поворачивает одну из них и заползает под стул.
До него доносятся чьи-то шаги. Они всё ближе и ближе… Харвиг сжимается в комок и старается не дышать…
– Ну-ка, вставай! – кто-то грубо толкает его в плечо…
Харвиг открыл глаза и увидел над собой окровавленное лицо Ноздречи. Приснится же такое… Он перевернулся на другой бок.
– Вставай, щенок!
Удар кулаком угодил в спину. Харвиг сообразил, что всё это наяву, и обернулся.
На лице Ножика багровели следы ногтей. Он тяжко дышал. Позади толклись сыновья и Всемила. Дверь содрогнулась, и в дом влетела Лебёда.
– Что ты тут про меня наплёл?! – хрипло закричал мельник.
– Бать, ты чего? – Харвиг поднялся с лавки.
– Ба-атя?! – тонко завизжала Лебёда. Она вцепилась в редкие волосы Ноздречи и принялась трясти его голову. Мельник дико вскрикнул и вырвался из её рук.
– Никакой я не батя! – Ножик подпрыгнул к Харвигу. – А мать тогда кто?!
Харвиг отступил от оскаленного Ноздречи и недоумённо пожал плечами.
– Ты же обещал, что потом расскажешь…
Ноздреча замахнулся, но лишь бессильно завыл. Лебёда плюнула мужу в расцарапанное лицо и вышла из дома. Следом за ней последовала Всемила.
– Пойду и я прогуляюсь, – сказал Харвиг. – Даже есть расхотелось.
На дворе лежал снег. Харвиг вышел в калитку и спустился по протоптанной дорожке к реке. Стырь сковал молодой лёд. У плотины рядом с колесом чернела свежая прорубь. А на другой стороне, за рекой, белел Алатырь, за который опускалось красноватое солнце. У подножия горы тянулось к небу сизыми дымами печных труб Старое Городище.
Время пришло. Завтра отроки с двух берегов сойдутся на мосту через Стырь. И он должен быть там, вместе с княжичами.
Харвиг набрал в грудь студёного воздуха, растёр пригоршней снега лицо. Мороз крепчал. Пора возвращаться в ненавистный дом мельника.
Над головой раскатисто каркнул ворон.
Харвиг задрал голову. То был его старый знакомый.
Вернувшись в избу, Харвиг узнал, что его переселили обратно в сени. Отрока это даже обрадовало. Близость с чужой семьёй начала его тяготить.
«Ладно, – подумал мальчик, устраиваясь на лавке, – что тут осталось? Завтрашний Перволёд пережить, а там и Покров не за горами».
Ночь прошла неспокойно. Харвигу снился ворон, который сражался с ним на мосту.
А когда он проснулся на утро, то обнаружил, что обе двери закрыты. Харвиг попробовал вырваться, да только плечи отбил.
– Куда-то собрался, Харька? – донёсся со двора голос Матвея. – Так батя не велел выпускать.
– Открой, гад!
Харвиг со всей мочи ударил кулаком по прочной доске. В ответ донёсся противный смех.
Долго сидел он в тёмных сенях на лавке, уставившись в грязный пол. Потом вдруг хлопнул себя по лбу.
– Гудей! – Харвиг постучал по стене. – Гудейка!
Из тёмного угла сверкнули два жёлтых глаза.
– Чего шумишь-то?
– Выручай. Открой дверь.
Чур исчез. Донёсся шорох за дверью в горницу. Он был чуть слышен. Потом всё стихло. Позже скрипнула дверь на двор. Харвиг вскочил с лавки, толкнул её. Без толку. В сенях показался Гудей.
– Не выходит, воха-елоха. В избе, окромя засова, лавкой подпёрли. Там Вакейка сидит. А со двора Лебёда c Матвеем дверь бревном придавили.
– Я надеялся на тебя…
Харвиг опустился на лавку. Вот и всё. Вначале не явился на мельницу. Теперь – на битву… Что подумают о нём княжичи? Да и все, собравшиеся сейчас на мосту? Скажут – струсил Харвиг, спрятался в доме мельника. И попробуй-ка потом докажи. Вовек от такого стыда не отмоешься.
Отрок почувствовал, как по его щеке скатилась слеза. Потом другая, и вскоре он уже не мог их остановить.
Домовой тронул его за плечо.
– Ладно, вишь ты, помогу тебе…
– Чем же? – шмыгая носом, спросил его Харвиг.
– Уведу, авось-небось, со двора.
– Как?
– По краешку.
Харвиг не поверил своим ушам.
– Ты же говорил, что людям туда нельзя.
– Одному, воха-елоха, нельзя. Дороги туда не найдёшь. А назад и подавно.
– Что же мне делать?
– За меня держись.
Харвиг крепко сжал маленькую ладошку Гудея.
– Ну… Готов, что ли? – спросил тот.
– Готов.
– Гляди! Руку мою не бросай.
Он шагнул вперёд, потянув Харвига за собой. Они обошли сени по кругу… Хрюканье Горчака, квохтанье кур, доносившиеся со двора, постепенно утихли. Наступила вязкая тишина. Было и другое, поинтересней. Лавка, на которой Харвиг спал этой ночью, медленно смещалась к стене. Туда, откуда он её накануне подвинул.
– Лавка двигается… – сдавленно прошептал Харвиг.
Гудейка молчал, продолжая водить его мелкими шагами по кругу.
– Всё, – наконец сказал он. – Пришли.
Харвиг отпустил руку домового и опасливо толкнул дверь. Древесина оказалась на ощупь хрупкой, трухлявой. Дверь подалась. За порогом валялось бревно.
Они с Гудеем вышли наружу. Двор оказался пуст. Люди и вся живность исчезли. Дом, тын, деревья за ним будто пожухли, утратив краски. В округе стояла мёртвая тишина.
– Это и есть твой краешек?
– Он…
Они пересекли двор и прошли за ворота.
– Дальше я идти не могу, – остановился Гудей. – Здесь выбираться будем.
Глухое карканье заставило их оглянуться. На тыне сидел одноглазый ворон.
– Видел его? – указал на гаврана Харвиг.
– Да.
– Гибели моей хочет.
Мальчик и чур медленно побрели вдоль забора. Мир вокруг наполнялся звуками, делался ярче. И только ворон по-прежнему сидел на заострённом бревне. Когда Гудей остановился, птица взмахнула крыльями и улетела.
– Спасибо тебе! – сказал Харвиг. – Вовек не забуду.
– Чего уж там… – пожал маленькими плечиками домовой.
Гудей растаял – отправился по краешку обратно в избу. А Харвиг помчался через снежную рощу к замёрзшей Стыри.
Реку он пересёк напрямик, по скользкому прозрачному льду. Под ногами проплывали оторванные листья кувшинок, мелькали серебряные краснопёрые рыбы. Отрок лишь покосился, – теперь не до них. Он взобрался на присыпанный снегом обрыв и припустил вдоль берега по искристым сугробам.
С обеих сторон моста толпился народ. Середину не занимали – то было место для битвы. По обычаю, она длилась до первой крови. Правда, пока князья издавали клич да противников разнимали, достаться могло изрядно.
Сейчас там что-то творилось. Были слышны свист и крики – то народ подбадривал поединщиков. Поначалу сходились отроки. Позже – мужи. Харвиг поднялся на носочки и разглядел за людскими спинами на середине моста Махиню.
– Наш верх! – хрипло крикнул тот и поднял кулак.
С левого берега к нему подбежали двое – это были Михей и Васятка. Они склонились над кем-то и, ухватив под руки, потащили назад.
Харвиг вырвался из толпы им навстречу.
– Что же ты? – в голосе Васятки был слышен укор. Михейка отвёл глаза. Побитый Селян висел у них на руках и бессмысленно улыбался.
– Простите, братцы, – дрогнувшим голосом сказал Харвиг.
Он вышел к Махине.
– Агридиг!
Маха с ухмылкой покачал головой.
– Бой закончен. Верх наш.
Он развернулся и пошёл к правому берегу. Харвиг побагровел. Смутно понимая, что делает, он догнал противника и толкнул в спину.
9. Харвиг и водяной
Несколько человек бросились разнимать их. Началась сумятица. Харвиг видел напряжённое лицо Махи, который медленно шёл к нему, отшвыривая по пути зареченцев. Позади к гнилушинскому вожаку протискивался Горазд. Но ещё раньше в руку Махини вцепился Ножик. Он что-то принялся шептать ему на ухо, и тот нехотя остановился.
На плечо Харвига опустилась твёрдая как камень ладонь отца.
– Возвращайся на мельницу, – сурово произнёс князь.
Харвиг поник. Всё было попусту. На отяжелевших ногах побрёл он по мосту, обратно в дом мельника. Люди расступались перед ним, давая дорогу. Маха проводил его долгим взглядом.
– Не переживай, Харвиг, – по пути сказал мельник. Он и Аким шли за ним. – Ещё поквитаетесь.
Вернувшись, Ножик первым делом устроил допрос. Он желал знать, кто выпустил пленника. В конце концов виноватым был назначен Вакейка.
Харвиг, слушая его истошные вопли, не выдержал.
– Зря ты его лупишь! Это не он.
– Да? – опустил хворостину покрасневший от усердия мельник. – А кто?
– Мало ли… Может, жена твоя.
– А ей-то зачем?
– Сам думай.
Ночь прошла на удивление тихо. А утром на мельницу приехал Горазд. Не застав там Харвига, он с Ноздречей отправился к дому.
Харвиг уже проснулся и теперь с Вакейкой играл на дворе в выбивалу. Неподалёку Лебёда и Всемила кололи дрова.
Князь Заречья некоторое время наблюдал за ними, после чего обернулся к мельнику.
– А что тут у вас творится?
Он уже слышал накануне от Люта, что отношение мельника к Харвигу переменилось. Ноздреча, мол, начал его сытно кормить и даже освободил от всех дел. Горазд, хорошо знавший Ножика, решил лично поглядеть на такое чудо…
– Ну… – мельник коротко хохотнул, – Харвиг нам с женой теперь как родной… Поначалу, конечно, я его не жалел. Но потом понял, до чего же он славный…
Послышался надсадный вскрик и сухой громкий треск – то Лебёда развалила колоду.
Ноздреча поглядел на жену и продолжил:
– Смышлёный отрок! Пока я на мельнице, он тут, на хозяйстве, за главного. Жена с дочкой его слушают, что скажет, то и творят…
Харвиг оставил игру и подошёл поздороваться.
– Вот я и прошу, – продолжил Ножик, – нельзя ли ему ещё пару деньков того… подмогнуть нам?
Мельничиха при этих словах швырнула топор. Подобрав с земли по охапке поленьев, они с дочерью ушли в избу.
– Не знаю, что и сказать… – почесал затылок Горазд. – Ты-то что думаешь? – спросил он у Харвига.
Тот пожал плечами.
– А что тут думать? Сегодня последний день.
Горазд развёл руками.
– Ты сам всё слышал, Ноздреча. Держать Харвига дольше у тебя права нет.
– Жаль… – Ножик уставился на отрока недобрым взглядом. – Очень мы по нему скучать будем.
Князь попрощался. Мельник проводил его за ворота, потом вернулся на двор:
– Эй, подкидыш! Бегом на мельницу!
Вакейка было увязался за ними следом, однако Ноздреча крикнул на сына, и тот поплёлся обратно.
– А что, Харька, может передумаешь? – спросил по пути мельник. Выглядел он злым и решительным.
– Нет, Ножик, не передумаю, – ответил Харвиг.
– Как знаешь.
На мельнице дел было невпроворот. Сновали люди, бегали с мешками на плечах Аким и Матвейка. Они тут же перекинули свои хлопоты на него. Чуть позже, пошептавшись с отцом, и вовсе ушли. А Харвиг с радостью хватал и таскал тяжёлые пыльные мешки – тело соскучилось по трудной работе.
К вечеру подморозило. Солнце катилось за гору. Телеги с перемолотой мукой разъезжались с мельницы по домам. Ноздреча проводил последнюю и отряхнул тулуп шапкой.
– На сегодня всё, – сказал он. – Лёд пробьём и домой.
Ножик велел отнести на плотину два огромных мешка с песком. Харвиг тащил неподъёмные мешки по скользким, обледенелым брёвнам и думал, на что они сдались мельнику.
Захлопав крыльями, на ветвь дерева опустился ворон.
– И ты тут… – стиснув зубы, прошептал Харвиг.
Тем временем на мельницу вернулся Аким. Рядом с старшим сыном Ноздречи шагал Махиня. «Ему-то что надо?» – подумал Харвиг.
Управившись с мешками, он спустился на берег. После непосильной работы колени тряслись. Ноздреча сунул ему в руки топор.
– Ступай к колесу, руби прорубь.
– Загонять меня решил напоследок?
Ножик сплюнул под ноги:
– А ты думал, я тебя задарма кормил?
Аким заливисто рассмеялся. Харвиг вдруг почувствовал, как его захлестнула ярость. Он набрал полную грудь холодного воздуха.
– Нет, Ноздреча, не думал! Оба мы знаем, с чего ты меня угощал! И за то, что ты меня на мельнице поселил да решил нечисти лютой живьём скормить, я тебя перед Лебёдой с детьми опозорил.
Лицо Ножика посерело. Харвиг развернулся и побрёл к мельничному колесу. Оно шумно и безучастно проливало стылую воду. Отрок лёг на живот и пополз к полынье.
Где-то над головой раздалось тревожное карканье.
«Зря каркаешь, – подумал Харвиг, – тут лёд надёжный».
Он принялся обрубать по краю хрупкую наледь.
– Эй, Харька! – донеслось сверху.
Мальчик задрал голову и увидел на плотине мельника и Акима с гнилушинским вожаком.
– Передавай поклон батюшке-водяному!
С этими словами они дружно швырнули мешок с песком. Тот упал прямо на Харвига. Лёд зло треснул и расступился…
Неподъёмная тяжесть утянула отрока в ледяную глубь. Он ударился о твёрдое песчаное дно. Второй мешок опустился следом и придавил ноги.
Поднатужившись, кое-как, Харвигу удалось освободиться.
Он быстро погрёб наверх. Воздуха в груди почти не осталось. Главное – выбраться на лёд, пока туда не подоспел мельник.
Мальчик вынырнул из полыньи, хрипло дыша. Ножик и Аким уже были на берегу. Маха что-то крикнул с плотины, указывая на Харвига пальцем.
Княжич поспешно, по кромке льда, стал перебираться ближе к середине реки. Пусть побегают…
Ноздреча, кажется, разгадал его замысел и на бегу крикнул Махине, чтобы тот встречал подкидыша с другой стороны.
«Ладно, тёха-митёха, с ним я как-нибудь разберусь», – сплёвывая холодную воду, подумал Харвиг.
Краем глаза он видел, как мельник торопится к нему, семеня по льду. В руке Ноздреча сжимал топор.
Отрок упёрся локтями в край полыньи, готовясь выкатиться наружу…
И тут что-то больно стиснуло его ногу! Мальчик отчаянно вцепился в ледяную кромку, но неведомая сила тянула ко дну. Пальцы один за другим разжались, и отрок с головой ушёл под воду.
Только тогда он посмотрел вниз. Из груди Харвига, вместе с пузырями вырвался крик. В мутной тьме он разглядел страшные выпученные глаза и большой, словно яма, зубастый рот. Это был водяной, такой, как его описывали в жутких преданиях… Водовик медленно и неотвратимо тянул Харвига в глубину. Отрок понял, что из-под плотины ему не выбраться.
Ещё он увидел, как в прорубь камнем ворвался ворон. Очутившись под водой, птица расправила широкие блестящие крылья и будто повисла. Их взгляды встретились…
«Докликался, гад? – подумал Харвиг. – Даже сюда залез, чтоб насладиться…»
Его вдруг обуяла такая злоба, что он, изловчившись, крепко пнул чудище свободной ногой. Наверное, удачно попал, потому как водяной неожиданно разжал цепкую лапу. К Харвигу вновь вернулась надежда.
«Погодите, я ещё побарахтаюсь!» – Он собрал оставшиеся силы и рванул вверх. Последовал страшный удар об лёд. В голове помутилось. Вот и всё… Харвиг невольно разомкнул губы, и ледяная вода хлынула ему в горло.
Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.
Участвовать в бонусной программе
