Тони последние три недели жил у Джока. Миссис Рэттери уехала в Калифорнию, и Джок был рад обществу. По вечерам они большей частью обедали вместе. В Брэтт-клуб они больше не ходили, не ходил туда и Бивер. Вместо этого они зачастили в Браун-клуб – там Бивер не состоял. Бивер теперь проводил все время с Брендой то в одном, то в другом из полудюжины знакомых домов.

Миссис Бивер была недовольна поворотом событий: ее мастеров выставили из Хеттона, не дав закончить работу.

В первую неделю Тони имел несколько неприятных бесед. Аллан попытался выступить в роли миротворца.

– Подожди недельку-другую, – сказал он, – и Бренда вернется. Бивер ей быстро надоест.

– Но я не хочу, чтобы она возвращалась.

– Я прекрасно понимаю твои чувства, но сейчас, знаешь ли, не Средние века. Если бы Бренда не была так расстроена смертью Джона, до разрыва дело не дошло бы. Да год назад Марджори повсюду таскалась с этим оболтусом Робином Бизили. С ума по нему сходила, а я не обращал внимания, что бы она там ни вытворяла, – и все рассосалось. На твоем месте я бы сделал вид, что ничего не случилось.

Марджори сказала:

– Ну конечно же, Бренда не любит Бивера. Да разве его можно любить? А если ей и кажется сейчас, что она его любит, твой долг – помешать ей свалять дурака. Ты должен не давать развода, по крайней мере, до тех пор, пока она не подыщет кого-нибудь поприличнее.

Леди Сент-Клауд сказала:

– Бренда поступила очень, очень неразумно. Девочка всегда была крайне возбудимой, но я уверена, что ни на что дурное она не способна, абсолютно уверена. На Бренду это не похоже. Я не знакома с мистером Бивером и не имею ни малейшего желания с ним знакомиться. Насколько я понимаю, он во всех отношениях неподходящая пара для Бренды. Не может быть, чтобы Бренда хотела выйти замуж за такого человека. Я вам объясню, Тони, как это получилось. Бренда, должно быть, чувствовала, что вы ею пренебрегаете, ну самую чуточку, – так часто бывает на этой стадии брака. Мне известно множество подобных случаев – и, конечно же, ей польстило, что в нее по уши влюбился молодой человек. Вот и все – ничего дурного тут не было. Но потом этот чудовищный удар – несчастье с маленьким Джоном – выбил ее из колеи: она просто не отдавала себе отчета в том, что говорит и что пишет. Через несколько лет вы еще посмеетесь над этим недоразумением.

Тони не видел Бренды со дня похорон. Один раз он говорил с ней по телефону.

Шла вторая неделя, когда он особенно тосковал и совершенно потерял голову от разнообразных советов.

У него долго сидел Аллан, склоняя его к примирению.

– Я говорил с Брендой, – сказал он. – Ей уже надоел Бивер. Она только и мечтает, как бы вернуться в Хеттон и зажить с тобой по-прежнему.

Пока Аллан был у него, Тони решительно отказывался его слушать, но потом его слова и воспоминания, которые они пробудили, не выходили у него из головы. И он позвонил Бренде, и она говорила с ним спокойно и серьезно.

– Бренда, это Тони.

– Здравствуй, Тони, в чем дело?

– Я только что говорил с Алланом. Он сказал, у тебя переменились планы.

– Я что-то не понимаю, о чем ты.

– Он сказал, что ты хочешь бросить Бивера и вернуться в Хеттон.

– Аллан так сказал?

– Да, а что, это неправда?

– Боюсь, что нет. Аллан – осел и лезет не в свои дела. Он был у меня сегодня. Мне он сказал, что ты не хочешь разводиться, но готов разрешить мне жить в Лондоне и делать все, что мне заблагорассудится, лишь бы избежать скандала. Мне это показалось разумным, и я как раз хотела тебе позвонить, поговорить. Но, наверное, это тоже дипломатический ход Аллана. Как бы то ни было, боюсь, что сейчас вопрос о моем возвращении в Хеттон не стоит.

– Понимаю. Я не сомневался… Я просто так позвонил.

– Да ладно. Как поживаешь, Тони?

– Спасибо, хорошо.

– Вот и отлично, я тоже. До свидания.

Это был их последний разговор. Они избегали мест, где могли бы встретиться.

Сочли, что в роли истца удобнее выступить Бренде. Тони поручил процесс не семейным поверенным в делах, а другой, менее почтенной фирме, специализировавшейся на разводах. Он скрепя сердце готовил себя к тому, что столкнется с профессиональными циниками, склонными к фривольности, но поверенные, к его удивлению, оказались людьми мрачными и подозрительными.

– Насколько я понимаю, леди Бренда ведет себя неосмотрительно. Не исключено вмешательство королевского поверенного…^[20] Более того, встанет вопрос о деньгах. Вы понимаете, что, раз по настоящему соглашению леди Бренда считается стороной невиновной и потерпевшей, она вправе просить у суда весьма существенных алиментов?

– Об этом не беспокойтесь, – сказал Тони. – Я уже все обсудил с ее зятем и решил положить ей пятьсот фунтов в год. У нее четыреста фунтов своих, и, я полагаю, у мистера Бивера тоже есть какие-то деньги.

– Жаль, что нельзя оформить ваше соглашение письменно, – сказал поверенный, – это могут квалифицировать как тайный сговор.

– Сло́ва леди Бренды для меня вполне достаточно, – сказал Тони.

– Мы стремимся оградить наших клиентов от самых непредвиденных случайностей, – сказал юрист с видом человека, выполняющего свой долг: у него, в отличие от Тони, не выработалось привычки любить Бренду и доверять ей.

Для измены Тони был намечен четвертый уик-энд после отъезда Бренды из Хеттона. Был снят номер в приморском отеле («Мы всегда посылаем туда наших клиентов. Тамошние слуги прекрасно дают показания») и оповещены частные сыщики.

– Вам остается только выбрать партнершу, – сказал поверенный, и ни намека на игривость не было в его унылом голосе. – В некоторых случаях мы оказывали помощь клиентам, но имели место нарекания, и мы сочли за благо предоставить выбор самим клиентам. Недавно мы вели чрезвычайно деликатное дело, в котором ответчиком выступал человек строгой морали и довольно робкий. В конце концов его собственная жена согласилась поехать с ним и предоставить материал для свидетельских показаний. Она надела рыжий парик. Все прошло весьма успешно.

– Не думаю, чтобы это годилось в моем случае.

– Разумеется. Я просто привел это как любопытный пример.

– Наверное, я смогу кого-нибудь подыскать, – сказал Тони.

– Не сомневаюсь. – Поверенный учтиво поклонился.

Но позже, когда Тони обсудил эту проблему с Джоком, она оказалась далеко не такой простой.

– Не каждую об этом попросишь, – рассуждал он, – как ни подступись. Сказать, что это юридическая формальность, – оскорбительно, а с ходу предложить закрутить на всю катушку – большая наглость, если до этого не обращал на нее никакого внимания и впредь не собираешься… Правда, в крайнем случае всегда можно рассчитывать на старуху Сибил.

Но даже Сибил отказалась.

– В любое другое время – всегда пожалуйста, – сказала она, – но сейчас мне это ни к чему. Если слухи дойдут до одного человека, он может неправильно понять… Есть у меня на примете страшно хорошенькая девушка – Дженни Абдул Акбар ее зовут. Не знаю, знаком ли ты с ней.

– Знаком.

– Ну и как, она не подойдет?

– Нет.

– О господи, тогда не знаю, кого и предложить.

– Пожалуй, придется изучить рынок в «Старушке Сотняге», – сказал Джок.

Они обедали у Джока. В последнее время им было довольно неуютно у Брауна: когда люди несчастны, их норовят избегать. И хотя они осушили огромную бутыль шампанского, легкомысленное настроение, в котором они в последний раз посетили Синк-стрит, не вернулось.

– А не рано туда ехать? – спросил Тони.

– Попытка не пытка. Мы же туда не для развлечения едем.

– Разумеется, нет.

Двери в доме № 100 по Синк-стрит были распахнуты настежь, в пустом танцзале играл оркестр. Официанты обедали за маленьким столиком в углу. Две-три девушки топтались у игорного автомата – проигрывали шиллинг за шиллингом и кляли холод. Они заказали бутылку вина разлива винодельческой компании Монморанси и сели ждать.

– Из этих кто-нибудь подойдет? – спросил Джок.

– Все равно.

– Лучше взять такую, которая нравится. Тебе придется провести с ней довольно много времени.

Немного погодя в зал спустились Милли и Бэбз.

– Так как насчет почтальонских шапок? – спросила Милли.

Они не поняли намека.

– Вы ведь были здесь в прошлом месяце, мальчики, нет, что ли?

– Боюсь, мы тогда здорово надрались.

– Да ну?

Милли и Бэбз крайне редко встречали вполне трезвых мужчин в рабочее время.

– Подсаживайтесь к нам. Как поживаете?

– У меня вроде насморк начинается, – сказала Бэбз. – Погано себя чувствую. Вот сквалыги: ни за что не хотят топить эту трущобу.

Милли была настроена бодрее, она раскачивалась на стуле в такт музыке.

– Танцевать хотите? – спросила она, и они с Тони зашаркали по пустому залу.

– Мой друг ищет даму поехать вместе к морю, – сказал Джок.

– В такую-то погоду? Да любая девушка ухватится за его предложение с руками и ногами. – Бэбз фыркнула в мокрый скомканный платочек.

– Ему для развода.

– А, понятно. Чего бы ему не взять Милли? Она не боится простуды. И потом, она умеет вести себя в гостинице. Из здешних девушек со многими можно приятно погулять в городе, но для развода нужна дама.

– Вас часто приглашают для разводов?

– Бывает. Оно, конечно, неплохо отдохнуть, только приходится все время разговаривать, а джентльмены как заведутся о своих женах, так конца-краю нет.

За танцами Тони не мешкая приступил к делу.

– Вам не хотелось бы уехать из города на уик-энд? – спросил он.

– Отчего бы и нет, – сказала Милли. – Куда?

– Я бы предложил Брайтон.

– А… Вам для развода?

– Да.

– Вы не против, если я возьму с собой дочку? Она нам помехой не будет.

– Ну что вы.

– Так я понимаю, вы не против.

– Нет, я решительно против.

– А… Вы бы не подумали, что у меня восьмилетняя дочка, верно?

– Нет.

– Ее Винни зовут. Мне едва шестнадцать стукнуло, когда я ее родила. Я была младшей в семье, и отчим нам, девчонкам, проходу не давал. Вот почему мне приходится зарабатывать на жизнь. Винни живет у одной дамы в Финчли. Двадцать восемь шиллингов в неделю ее содержание мне обходится, не считая одежи. Она ужас как любит море.

– Очень сожалею, – сказал Тони, – но это невозможно. Мы с вами выберем для нее хороший подарок.

– Ладно… Один джентльмен подарил ей чудный велосипед к Рождеству. Она свалилась с него и расшибла коленку. Так когда надо ехать?

– Как вы хотите ехать – поездом или машиной?

– Поездом. В машине Винни тошнит.

– Винни не поедет.

– Да, конечно, но все равно поездом лучше.

Они договорились встретиться на вокзале Виктория в субботу днем.

Джок дал Бэбз десять шиллингов, и они с Тони отбыли домой. Последнее время Тони плохо спал. Оставаясь один, он не мог не ворошить в памяти все происшедшее со времени приезда Бивера в Хеттон; выискивал упущенные в свое время улики; взвешивал, не мог ли он что-нибудь сказать или сделать, что изменило бы ход событий; возвращался мыслями к первым дням знакомства с Брендой в надежде хоть там найти объяснение происшедшим в ней переменам; снова воскрешал в памяти сцену за сценой в последние восемь лет их жизни. И не мог спать.

II

Общее свидание состоялось в билетной кассе первого класса. Раньше всех – за десять минут до срока – прибыли сыщики. Чтобы Тони не потерял сыщиков из виду, ему показали их в конторе поверенного. Сыщики оказались бодрыми мужчинами средних лет в шляпах и тяжелых пальто. Они радовались предстоящему уик-энду, потому что большую часть своего рабочего времени топтались на углах и следили за парадными, и выезды подобного рода в конторе были нарасхват. В более скромных бракоразводных процессах поверенные довольствовались показаниями гостиничных слуг. Сыщики считались роскошью и требовали соответствующего к себе отношения.

В Лондоне в этот день стоял легкий туман. На вокзале загодя зажгли фонари.

Следом за сыщиками явился Тони в сопровождении верного Джока, который пришел проводить друга. Они купили билеты и стали ждать. Сыщики, ревнители профессионального этикета, предприняли попытку стушеваться, изучали рекламы на стенах, прятались за колонну.

– Кошмарная затея, – сказал Тони.

Спустя десять минут появилась Милли. Она возникла из мрака – перед нею шествовал носильщик с чемоданом; сзади, цепляясь за ее руку, плелся ребенок. Гардероб Милли составляли преимущественно вечерние платья: дни свои она обычно коротала в капоте перед газовой горелкой. Выглядела она неказисто, но довольно прилично.

– Извините, если опоздала, – сказала она. – Вот Винни никак не могла отыскать свои ботинки. Я ее тоже взяла. Я знала, что на самом деле вы не против. Она ездит по половинному билету.

Винни оказалась невзрачной девчонкой в огромных очках с золотой оправой. Когда она говорила, было видно, что у нее нет двух передних зубов.

– Надеюсь, вы не собираетесь взять ее с собой?

– Возьму, как не взять, – сказала Милли. – Она нам помехой не будет – головоломкой своей займется.

Тони наклонился к девочке.

– Послушай, – сказал он, – ты ведь не хочешь ехать в какую-то противную гостиницу? Ты поедешь с этим симпатичным джентльменом. Он повезет тебя в магазин и разрешит выбрать самую большую куклу, а потом отвезет домой на машине. Ты ведь хочешь поехать с ним, правда?

– Нет, – сказала Винни, – хочу к морю. Не хочу ехать с этим дядей. Не хочу куклу. Хочу к морю с мамкой.

Теперь уже не только сыщики, но и кое-кто из пассажиров стал обращать внимание на разномастную группу.

– Господи, – сказал Тони, – ничего не поделаешь – придется ее взять.

Сыщики следовали за ними по платформе в некотором отдалении. Тони поместил своих спутниц в «пульмановский» вагон.

– Ишь ты, – сказала Милли, – в первом классе едем. Правда, здорово? Чаю можно выпить.

– А мороженое можно?

– У них небось нет мороженого. Зато ты можешь выпить чайку.

– А я хочу мороженого.

– Мороженое получишь, когда приедем в Брайтон. А теперь не балуйся – займись головоломкой, а то мама тебя не возьмет в другой раз к морю.

– Классический enfant terrible^[21] из детских книжек, – сказал Джок, прощаясь с Тони.

Всю дорогу до Брайтона Винни четко выдерживала свою роль. Изобретательностью она не отличалась, но классические приемы знала назубок, вплоть до таких избитых, но устрашающих трюков, как сопение, покряхтывание и жалобы на тошноту.

Номер для Тони заказали поверенные. Поэтому дежурный администратор несколько оторопел, увидев Винни.

– Мы оставили вам двойной и одинарный смежные номера с ванной и гостиной, – сказал администратор, – мы не предполагали, что вы привезете с собой дочь. Вам потребуется еще одна комната?

– Ой, да Винни со мной поселится, – сказала Милли.

Сыщики – они стояли тут же у конторы – недовольно переглянулись.

Тони написал «мистер и миссис Ласт» в книге посетителей.

– С дочерью, – подсказал администратор, ткнув в строку.

Тони заколебался.

– Это моя племянница, – сказал он и записал Винни на следующей строке, как «мисс Смит».

Сыщик – он зарегистрировался строкой ниже – заметил своему коллеге:

– На этот раз он выпутался. Башковитый парень. Но только в этом деле все не по-людски. Все не как положено. И еще ребенка с собой прихватили – одно слово, почтенный семейный выезд. А нам надо и о репутации фирмы подумать. Ни к чему, чтоб к нам цеплялся королевский поверенный.

– А что, если тяпнуть по-быстрому? – безразлично отозвался коллега.

Наверху в номере Винни спросила:

– А где море?

– Прямо через дорогу.

– Хочу посмотреть море.

– Уже темно, золотко. Завтра посмотришь.

– Хочу сегодня.

– Поведите ее сейчас, – сказал Тони.

– А вы правда не будете скучать?

– Истинная правда.

– Мы недолго.

– Да ладно. Пусть наглядится вволю.

Тони спустился в бар и, обнаружив там сыщиков, очень обрадовался. Он стосковался по мужскому обществу.

– Добрый вечер, – сказал он.

Сыщики неодобрительно покосились на него. Все словно нарочно складывалось так, чтобы оскорбить их профессиональные чувства.

– Добрый вечер, – сказал старший сыщик. – Паршивая сегодня погода, сырая.

– Выпейте со мной.

Ввиду того, что Тони и так оплачивал их расходы, приглашение было явно излишним, но сыщик помоложе инстинктивно оживился и сказал:

– А почему бы и нет?

– Переходите за мой столик. Мне тут одиноко.

Они отнесли выпивку на дальний столик, где их не мог слышать бармен.

– Мистер Ласт, куда это годится, сэр? – сказал старший сыщик. – Вам не положено нас узнавать. Уж не знаю, что бы на это сказали в конторе.

– Наше вам, – сказал младший сыщик.

– Это мой коллега мистер Джеймс, – сказал старший сыщик. – Моя фамилия Бленкинсоп, Джеймс новичок в нашем деле.

– Совсем как я, – сказал Тони.

– Жаль, что такая паршивая погода выдалась для работы, – сказал Бленкинсоп, – сырость, ветрище. Кости ломит.

– Скажите, пожалуйста, – спросил Тони, – берут когда-нибудь детей в такого рода поездки?

– Никогда.

– Я так и думал.

– Раз уж вы спросили, мистер Ласт, я скажу – это против всех правил, да и опасно. Куда это годится: в таких делах главное – произвести хорошее впечатление. Насчет нас с Джеймсом можете не беспокоиться. Мы об этом на суде – ни гугу. Но на слуг полагаться нельзя. Вдруг нарветесь на новичка в судебных делах, а он возьми и ляпни что не след, и тогда что? Не нравится мне это, мистер Ласт, по правде вам скажу.

– А мне и подавно.

– А я детишек люблю, – сказал Джеймс, новичок в этом деле. – Ну как, тяпнем еще по одной? Мы угощаем.

– Скажите, – попросил Тони, когда они порядком посидели за столиком. – Вам, должно быть, довелось повидать немало пар, приезжавших сюда, чтобы дать основания для развода, скажите, как они коротали день?

– Летом все проще, – сказал Бленкинсоп, – девушки обычно купаются, а джентльмены читают газеты на эспланаде; одни катаются на машинах, другие просто торчат в баре. Но почти все рады-радехоньки, когда наступает понедельник.

Тони поднялся в номер, Милли с дочерью он застал в гостиной.

– Я заказала мороженое, – сказала Милли.

– Превосходно.

– Хочу сейчас обедать. Хочу сейчас обедать.

– Сейчас нельзя, золотко, уже поздно. Тебе принесут мороженое.

Тони вернулся в бар.

– Мистер Джеймс, – сказал он, – если я вас правильно понял, вы сказали, что любите детей?

– Да, но всему есть место и время.

– А вы не согласились бы пообедать с девочкой, которая приехала вместе со мной? Я был бы вам весьма признателен.

– Нет-нет, сэр, едва ли.

– Вы убедитесь, я не останусь в долгу.

– Не хочется вам отказывать, сэр, но это не входит в мои обязанности.

Джеймс уже было поддался на уговоры, но тут вмешался Бленкинсоп:

– Об этом не может быть и речи, сэр.

Когда Тони ушел, Бленкинсоп решил поделиться с Джеймсом сокровищами своего опыта: он в первый раз работал в паре с Джеймсом и счел своим долгом научить младшего товарища уму-разуму.

– Самое трудное в нашем деле – внушить клиенту, что развод дело серьезное.

В конце концов непомерные посулы, две-три порции мороженого и вызванное ими легкое уныние все же заставили Винни отправиться в постель.

– Как будем спать? – спросила Милли.

– Как хотите.

– Нет уж, как вы хотите.

– Наверное, Винни будет уютнее с вами… но утром, когда принесут завтрак, ей, конечно, придется перейти в другую комнату.

Винни устроили в уголке огромной кровати, и она, к изумлению Тони, уснула, прежде чем они спустились ужинать.

Вместе с переменой одежды и у Тони, и у Милли переменилось настроение. Милли надела свое лучшее вечернее платье, огненно-красное, с открытой спиной, красные туфли на высоких каблуках, наново накрасилась, расчесала обесцвеченный перманент, нацепила браслеты, подушила за ушами, вдела огромные серьги из поддельного жемчуга, отринула домашние заботы и, снова облачившись в форму, приступила к несению воинского долга, как легионер, вызванный к боевой службе после выматывающей бездельем зимы в казармах; и Тони, наполняя перед зеркалом портсигар и опуская его в карман смокинга, напомнил себе, что, какой фантасмагоричной и мерзостной ни казалась бы ему эта ситуация, он должен вести себя как хозяин; итак, он постучался и спокойно прошел в комнату своей гостьи; вот уже месяц он жил в мире, внезапно утратившем порядок; казалось, разумный и достойный строй жизни, весь накопленный им опыт был всего-навсего никчемной безделицей, по ошибке засунутой в дальний угол туалетного столика; и в каких чудовищных обстоятельствах он бы ни оказался, какие новые признаки безумия ни бросились бы ему в глаза, это ничего не могло добавить к тому всепоглощающему хаосу, который оглушил его. Он с порога улыбнулся Милли.

– Прелестно, – сказал он. – Совершенно прелестно. Пойдем обедать?

Их комнаты были на втором этаже. Ступенька за ступенькой, они рука об руку спустились по лестнице в ярко освещенный холл.

– Держите хвост пистолетом, – сказала Милли. – Вы что, язык проглотили?

– Извините, вам скучно?

– Нет, это я шучу. А вы паренек серьезный, верно я говорю?

Несмотря на мерзкую погоду, гостиница, по-видимому, была битком набита съехавшейся на уик-энд публикой. Через вращающиеся двери входили все новые и новые гости, глаза у них слезились, щеки посинели от стужи.

– Жидки понаехали. – Комментарии Милли были излишни. – Ну да ладно, все равно хорошо раз в кои-то веки вырваться из «Сотняги».

Среди вновь прибывших обнаружился приятель Милли. Сейчас он распоряжался размещением своих многочисленных чемоданов. В любом другом месте он привлек бы всеобщее внимание, поскольку щеголял в берете и просторной меховой шубе, из-под которой выглядывали клетчатые чулки и комбинированные черно-белые туфли.

– Отнесите чемоданы наверх, распакуйте, и чтобы мне побыстрей, – приказал он.

Он был низенький и плотный. Его подруга, тоже в мехах, недовольно таращилась на одну из стеклянных витрин, украшавших холл.

– Ой, ради бога, – сказала она.

Милли и молодой человек поздоровались.

– Это Дэн, – сказала Милли.

– Ну, – сказал Дэн, – таки что будем делать, что?

– Выпить мне наконец дадут? – сказала подруга Дэна.

– Конечно, Кисуля, ради тебя я сам сбегаю за выпивкой. Составите нам компанию, или мы будем de trop?^[22]

Они вошли в блистающий салон.

– Я продрогла как собака, – сказала Кисуля.

Дэн снял пальто и предстал в брюках гольф лилового цвета с блестящим отливом и в шелковой рубашке такой расцветки, которую Тони выбрал бы разве что для пижамы.

– Мы тебя сейчас отогреем, ну, – сказал Дэн.

– Тут от жидков не продохнуть, – сказала Кисуля.

– Это залог того, что гостиница хорошая, я так считаю, вы не согласны? – сказал Тони.

– Еще чего, – сказала Кисуля.

– Не обращайте внимания на Кисулю, она озябла, – объяснил Дэн.

– Интересно, кто бы не озяб в твоем паршивом драндулете?

Они выпили несколько коктейлей. Потом Дэн и Кисуля ушли к себе, как они объяснили, причепуриться: их пригласили на вечеринку к другу Дэна – его вилла находилась неподалеку.

Тони и Милли пошли обедать.

– Отличный парень, – сказала Милли, – часто заходит в наш клуб. У нас там кто только не бывает, но Дэн – он из приличных. Я как-то раз чуть было за границу с ним не поехала, но в последнюю минуту у него что-то там сорвалось.

– Кажется, мы не очень понравились его девушке.

– Да она просто озябла.

Тони обнаружил, что ему с трудом удается поддерживать разговор. Поначалу он отпускал замечания о соседях, как делал бы, если бы обедал с Брендой у Эспинозы.

– Какая хорошенькая девушка, вон в том углу.

– Чего бы вам не податься к ней, милок? – взвилась Милли.

– Посмотрите, какие бриллианты у той женщины. Вы думаете, они настоящие?

– Спросите у нее, если вам так интересно.

– Смотрите, какая красивая женщина – брюнетка, вон там танцует.

– Чего бы вам ей самой не сказать – она просто помрет от радости.

Вскоре до Тони дошло, что в кругу, где вращалась Милли, считается дурным тоном проявлять интерес к другим женщинам, кроме своей спутницы.

Они пили шампанское. Его же, что неприятно поразило Тони, пили и оба сыщика. Он об этом еще поговорит, когда ему представят счет. Нельзя сказать, чтобы они пошли ему навстречу с Винни. Где-то в глубине сознания его все время терзал вопрос, что же они будут делать после ужина, но вопрос решился сам собой: когда он закурил сигару, с другого конца зала к ним подошел Дэн.

– Послушайте, – сказал он. – Если у вас нет планов на вечер, поедем с нами в гости к моему другу. Вы не пожалеете. Я вам скажу, он умеет принять гостей первый сорт.

– Ой, давайте поедем, – сказала Милли.

Смокинг Дэна был сшит из синего материала, который при электрическом освещении, очевидно, должен был казаться черным, однако почему-то оставался совершенно синим.

Итак, Милли и Тони поехали к другу Дэна и были приняты «первый сорт». Туда съехались человек двадцать или тридцать гостей, все более или менее похожие на Дэна. Друг Дэна был само радушие. Когда он не возился с приемником, который то и дело выходил из строя, то расхаживал среди гостей, снова и снова наполняя стаканы.

– Славная штучка, – говорил он, демонстрируя наклейку, – от нее никакого вреда, кроме пользы. Штука что надо.

И они налегли на «штуку что надо». Временами друг Дэна замечал, что Тони не в своей тарелке. Тогда он подходил и клал руку ему на плечо.

– Рад, что Дэн вас затащил, – говорил он, – надеюсь, у вас ни в чем нет недостатка. Очень рад вас видеть. Приезжайте еще, когда не будет гостей, посмотрите мой домик. Розами интересуетесь?

– Да, я очень люблю розы.

– Так приезжайте, когда зацветут розы. Раз вы интересуетесь розами, вам тут понравится. Черт бы побрал это радио, опять барахлит.

И Тони задумался, а бывал ли он так приветлив, когда в Хеттон привозили незнакомых гостей без спросу.

В самый разгар вечера он очутился на диване рядом с Дэном.

– Славная девочка Милли, – сказал Дэн.

– Да.

– Я вам что скажу. Она нравится не тем мужчинам, что остальные девушки. Вроде нас с вами.

– Да.

– Вы б не догадались, что у нее дочка восьми лет, нет?

– Да, это удивительно.

– Я долго не знал. А потом как-то приглашаю ее в Дьепп на уик-энд, и что вы думаете – она хочет взять с собой ребенка. Со мной такие штучки-дрючки не проходят, но Милли я все равно люблю. Я вам скажу за Милли: ее можно куда угодно повести, она себя не уронит. – И он бросил кислый взгляд на Кисулю – та перебрала «штуки что надо» и последствия этого были налицо.

Вечеринка кончилась в четвертом часу. Друг Дэна повторил приглашение приехать, когда зацветут розы.

– Будьте уверены, лучше роз вам не найти на всем юге Англии, – сказал он.

Дэн отвез их в гостиницу. Кисуля сидела рядом с ним впереди и склочничала.

– Ты где был? – без конца повторяла она. – Я тебя за весь вечер ни разу не видела. Ты куда делся? Где ты шлялся? Называется, повез в гости – нечего сказать, хорош гусь.

Тони и Милли сидели сзади. Привычка и усталость взяли свое, и Милли положила голову на плечо Тони и взяла его за руку. Однако, когда они подошли к номеру, Милли сказала:

– Только тихо. Не разбудить бы Винни.

И Тони час, а то и больше, лежал в тесной душной спальне, снова и снова перебирая в уме события последних трех месяцев; потом тоже уснул.

Разбудила его Винни.

– А мама еще спит, – сказала она.

Тони посмотрел на часы.

– Надо думать, – сказал он. Была четверть восьмого. – Ступай назад в постель.

– Нет, я уже оделась. Пошли гулять.

Она подошла к окну и отдернула шторы, комнату залил ледяной утренний свет.

– А дождик совсем слабенький, – сказала она.

– Что ты хочешь делать?

– Хочу пойти на мол.

– Мол еще закрыт.

– Все равно хочу на море. Пошли.

Тони понял, что больше ему не спать.

– Хорошо. Выйди и подожди, пока я оденусь.

– Я здесь подожду. Мама ужас как храпит.

Через двадцать минут они спустились в холл, где официанты в фартуках составляли мебель и подметали ковры. Когда они вышли из вращающихся дверей, их пробрал пронизывающий ветер.

Набережная была мокрой от морских брызг и дождя. По ней, подгоняемые ветром, неслись две-три скрюченные женские фигурки, руками в перчатках прижимая к груди молитвенники. Четверо или пятеро жилистых старцев с молодецким присвистом, прихрамывая, шли купаться.

– Да пойдем же, – сказала Винни.

Они спустились на берег и, обшибая ноги о гальку, подошли к самому морю. Винни бросала камешки.

Купальщики были уже в воде; некоторые взяли с собой собак, собаки, отфыркиваясь, плыли бок о бок с хозяевами.

– Ты почему не купаешься? – спросила Винни.

– Слишком холодно.

– А они купаются. Я тоже хочу.

– Спросись у мамы.

– Ты небось просто трусишь. Плавать умеешь?

– Да.

– Тогда чего ж ты не плаваешь? Спорим, что не умеешь.

– Пусть будет по-твоему. Не умею.

– Чего ж тогда говорил, что умеешь? Врун ты после этого.

Они пошли по гальке вдоль берега. Винни поскользнулась и села раскорякой в лужу.

– Ну вот, у меня теперь штанишки мокрые, – сказала она.

– Надо вернуться в гостиницу, там переоденешься.

– До чего противно в мокром. Пошли позавтракаем.

В гостинице, как правило, не обслуживали постояльцев, которые спускались завтракать в восемь утра, да еще в воскресное утро. Завтрак не был готов, и им пришлось довольно долго ждать. Мороженого, к неудовольствию Винни, не оказалось. Она ела грейпфрут и тосты с яичницей и копченой селедкой, то и дело разражаясь жалобами на мокрую одежду. После завтрака Тони послал ее наверх переодеваться, а сам курил в салоне трубку и просматривал воскресные газеты. В девять утра этим занятиям положил конец приход Бленкинсопа.

– Вчера вечером мы потеряли вас из виду, – сказал он.

– Мы поехали на вечеринку.

– Не следовало этого делать, строго говоря, ну да ладно, думаю, особого вреда не будет. Вы уже завтракали?

– Да, здесь, в ресторане, с Винни.

– Мистер Ласт, о чем вы думаете? Вам же нужны показания слуг.

– Видите ли, мне не хотелось будить Милли.

– Ей за это деньги платят, так или не так? Куда это годится, мистер Ласт? Вам никогда не получить развода, если вы будете несолидно себя вести.

– Хорошо, – сказал Тони, – я позавтракаю еще раз.

– И учтите – обязательно в постели.

– В постели так в постели. – И Тони уныло поплелся в номер.

Винни уже отдернула занавески, но это не разбудило ее мать.

– Она один раз проснулась, а потом перевернулась на другой бок. Разбудите ее, пускай встает. Я хочу на мол.