Читать книгу: «История села Мотовилово Дневник Тетрадь 1», страница 4

За столом порядок был отменный: без шума и без хитрых уловок, нарушитель порядка от стариков получал ложкой по лбу. К обеду собирались все – между обедами есть, как правило, не полагалось.

Культура быта

В начале века в селе была сплошная неграмотность: разговорная речь между людьми была грубой, с подковыриванием, всюду – следы невежества и губительного позора: уборной при дворе, как правило, не было. Промешки между мазанок и пробелы между домов зачастую были загажены.

На все село было всего не больше 10 человек грамотных и культурных людей:

1.      Касаткин Н.В. (священник)

2.      Скородумов К.П. (дьякон)

3.      Вознесенский И.П. (псаломщик)

4.      Прасковья Егорьевна (бывшая учительница)

5.      Лидия Ивановна (учительница)

6.      Евгений Семенович Лопырин (учитель)

7.      Надежда Васильевна (учительница)

8.      Александра Васильевна (учительница)

9.      Лобаков Михаил Федорович (волостной писарь)

10.      Сестры Беляевы

При школе имелась библиотека. В школе учились по две-три зимы, а девки – одну зиму (надо прясть, а замужем грамотность не нужна).

Гражданская война сказалась на общей культуре сельского быта. Не хватало соли, за ней ездили в Н. Новгород и Балахну. Спичек не было совсем. Чтобы зажечь лучину, надо было всей семьей раздувать на шестке горячие угли до тех пор, как вспыхнет лучина, потом научились делать из серы самодельные спички, от которых пахло удушливым газом серы. Керосина совсем не было – жгли лучину на светце, кое у кого имелись коптюшки, с которыми сидели бабы, пряли и выходили во двор к скотине, вставив ее в деревянный фонарь.

Хотя лампы у некоторых жителей села и появились в начале века, их с удивлением рассматривали любопытные люди, соседи – шабры и долго не могли ими пользоваться, не умели их зажечь, а теперь они и вовсе бездействовали за неимением керосина.

Только с 1923 года, после окончания гражданской войны, в селе стали появляться признаки культуры. Появились лампы: 5-7-10 линий, а у некоторых и «молния». Кое-кто (конечно, из грамотных) стали выписывать газету «Беднота», журнал «Лапоть». Осенью в школе при большом стечении народа через посредство «волшебного» фонаря показали живые картинки – под общий веселый смех, с разинутыми ртами зрители смотрели, как с засученными по колена портками ребята ногами месили глину.

Ранее, в голодные 1919-1921 годы, можно было за блин посмотреть картинки через увеличительное стекло, накрывшись черным платком, в каком-то ящике на ножках, который носили по селу какие-то благородные люди, но те были картинки не живые, а это просто всем на удивленье. На стене изображенные люди машут руками и бегают, как живые. Это просто какое-то чудодейственное волшебство.

В 1925 году открылась изба-читальня, где можно было почитать газеты и журналы. Избачами были:

– 1925-26 г. Кутлаков

– в 1927 г. Жуков Н.

– в 1928 г. Варецкий Анатолий

– 1928-29 г. Шмелев Александр Васильевич (мой брат)

В избе-читальне частенько ставили спектакли силами своих доморощенных артистов: Сергей Лабин, Иван Додонов, Яков Лобанов, Алексей Хорев и учительницы Беляевой Н.В.

В село частенько стали наезжать артисты из городов: читали лекции, показывали фокусы, акробатику, а силач Ваня Дубровский в 1927 году на жителей села произвел неизгладимое впечатление: он руками гнул разные железки. На его спине восемь человек гнули рельсу, он зубами перекинул через себя связку гирь весом в пять пудов, на его груди раскалывали спиленные чурбаки, на него, лежачего, навалили камень, пудов в тридцать весом, а гвоздем программы был номер, всколыхнувший все взрослое население села. Этот номер по условию был таков: кто из публики кувалдой выбьет из зубов Дубровского двухпудовую гирю, тот получит вознаграждение в сумме 100 рублей. Сумма по тому времени солидная.

Охотником из публики вызвался кузнец Иван Иванович Мирашевский (Фараон). Он по-молодецки вспрыгнул на сцену. Для проверки меткости Дубровский попросил кузнеца кувалдой ударить по гире вхолостую. Удар был безукоризненно точным, и состязание началось. Дубровский, наклонившись, взял в зубы веревочку, на которой висела гиря. Коллега Дубровского давал команду, когда можно производить удары по гире.

Первый удар кувалдой по гире заставил ее покачиваться из стороны в сторону, второй удар раскачивание усилия, после третьего удара гиря из зубов выпала, и тут поднялся невообразимый шум, кутерьма и суматоха. Старухи взвыли от жалости; любители выпить предчувствовали даровое угощение, неистово орали и хлопали в ладоши, некоторые от удовольствия просто гоготали. Мирашевский же, опершись на черенок кувалды, блаженно молчал – праздновал победу. Дубровский, покраснев от возмущения, рассуждая и размахивая руками, доказывал, что гирю он якобы нарочно выпустил из зубов затем, чтобы заметить о неправильных ударах, которые якобы наносились по гире не с боку, а сверху. Спор и невообразимый гам закончился тем, что Дубровский отказался выплатить деньги, а повторить номер он побоялся, как бы удар не угодил по голове.

В 1925 году в школе была показана первая кинокартина «Везде и всегда неграмотному беда». Народу набилось невпроворот, битком. Билет стоил пять копеек, за которые люди в продолжение двух часов были в восторге и в восхищении от самого искусства и содержания самой картины.

После каждой кинокартины в селе разговору хватает на целый месяц, а после представления Вани Дубровского разговор и повторения его номеров среди молодежи не унимались близ году. Парням хотелось чем-нибудь быть похожими на силача. Их охватил азарт: кто зубами гирю поднимает, некоторые руками железки гнут, некоторые просят на своей груди закомелистый чурбан расколоть, а Васька Дебанов добровольно согласился на то, чтобы на него лежачего камней и разных тяжестей навалили, что и было сделано. Васька доверительно растянулся на лужайке около двора. На него сначала положили снятую для этого дела с петель от конюшника дверь, на нее под общий смех ребята стали накладывать разнообразные тяжелые предметы. Тут были камни, кирпичи, чугунные буксы от вагона, на него же взвалили тяжеленное точило, а среди всего тут же тюкнулся своим пятипудовым телом Ромка. Васька под этой тяжестью крякнул и едва мог прохрипеть «Караул!». Видя, что с новоявленным силачом произошло, что-то недаровое, ребятишки поспешно стали поспешно скидывать с двери, под которой присмирел Васька, весь груз. А когда окончательно все убрали, Васька, едва поднявшись на ноги, уныло побрел к своему дому. После этого «сеанса» Васька больше недели отлежал в постели, у него была непомерно сдавлена грудь, его карьера силача на этом и закончилась.

У молодежи села появилась вполне городская модная обувь: калоши, которые носились не в сырую погоду, а в жаркую; хромовые ботинки, покупались в городе прямо в коробках, отчего их и называли не иначе как «коробочки».

НЭП сказался во всем: жители села стали приобретать разнообразные бытовые предметы. В семьях появились самовары, по субботам после бани и в праздники люди стали заниматься чаепитием с сахаром, конфетами, кренделями (вместо сахарина). Из тайников кладовых стали выволакиваться на свет божий граммофоны, старые велосипеды; женихи хлопотали о гармонях, потому что гармонистов девки лучше любят. Хозяйственные, деловитые мужики стали приобретать вместо сохи плуги, веялки, молотилки.

Занятия

Основным занятием жителей села Мотовилова, конечно, было землепашество. Сеяли рожь, овес, вику, просо, гречиху, горох, коноплю, лен, сажали картошку. Урожай зерновых молотили разными способами. Снопы хлыстали о козлы, молотили цепами, мяли лошадьми и колесницами, валами с набитыми в них клиньями. Коноплю молотили, выколачивая зерно из них палками, семя льна выбивали вальками. Конопли после обмолота мочили в ямах, в реке Воробейке около леса (чтобы кострика была хрупкой и волокно отделилось от нее, а лен на поляне около реки Сережи расстилали, чтобы кострика была хрупкой). Чтобы отделить волокно от кострики, лен и конопли мяли мяльницами и трепали трепалками, после чего волокно становилось мягким и шелковистым.

Чтобы конопли выросли в рост человека, их сеяли на усадьбе за сараем – на хорошей земле, а картошку садили в поле. Картофель родился мелкий. Зерно после обмолота снопов веяли на токах, подкидывая его лопатой вверх на ветер – мякина отдувалась, а зерно падало получистым на тог. Только потом появились веялки, молотилки, сеялки. В былые времена многие жители села, у которых, конечно, имелись лошади, занимались извозом. По зимам с грузом уезжали из села на значительные расстояния, ездили в Урюпин, а иные доезжали и до Астрахани, и домой возвращались только к весне. После возникновения в селе кустарничества – токарного производства, люди научились вырабатывать точеные стулья, которые для сбыта отвозили в Астрахань, оттуда привозили камыш (для оплетки стульев) и рыбу.

Впоследствии научились изготовлять красиво раскрашенную детскую коляску-каталку. Откуда появился на селе первый токарный станок, толком никто, пожалуй, не знает. Какой-то мозговитый мужичонка где-то посмотрел и перенял опыт мастеров-токарей и сам сконструировал токарный станок.

Первый станок был сам по себе прост и примитивен: деревянное маховое колесо (вырезанный из протесин круг), вращалось при помощи кривошипа ногами. От колеса вращение при помощи ременной передачи передавалось на деревянный шкив, насаженный на металлический валик. На одном конце валик сделан так называемый гроздь, служащий для закрепления и вращения обрабатываемой детали. Зажатая деревянная, преимущественно из липы, деталь получала быстрое вращение и при помощи збойника и скошенного долота обтачивалась, получая круглую форму.

Сама детская коляска-каталка состоит из тридцати двух деталей, скрепленных между собой в надлежащем порядке при помощи шипов и пятидесяти отверстий.

Детали каталки таковы: 4 ножки, 9 проножек, 2 бруска, 2 оси, 4 колеса, 9 стоячек, 1 донышко, 1 запорка. После скрепления этих деталей с последующей раскраской анилиновыми красками четырех цветов, получалась красивая, удобная для катания детская каталка-тележка, в которую усаживают малыша и, катая его по полу или лужайке, успокаивают его капризы.

В период НЭПа, расцвета жизни, в селе Мотовилове производство каталок так возросло, что почти в каждом дому приобретается токарный станок, даже бабы занимались токарным делом. Один человек за день может изготовить около шести штук каталок. Сдавались каталки скупщикам, которые в 1924 году объединились в так называемый трест. В нем состояли вполне авторитетные и честные люди: Васюкин И.В., Павлов А.А., Цепаев М.Ф., Лабин И.Е., Лабин М.Е. и Лабин В.Г.

Кустарю за каждую каталку выплачивалось по 18 копеек, а они сбывали их по 20 копеек, рассылая во многие города России. Если человек, не изнуряя себя, сделает за день 5 каталок, то он зарабатывал 90 копеек, на которые мог купить пуд хлеба.

Но погоня за современностью и конкуренция не давали покоя завистливым и расчетливым людям: не жалея сил и не щадя своего здоровья, некоторые работали до 20 часов в сутки, иногда спали прямо под станком, на стружках. Условия труда были не совсем благоприятными для работы: теснота, темнота, спертость воздуха в токарне, экономия в пище – губительно отражались на здоровье токаря: лицо бледное, слабые мускулы, едва обтянутые хилой кожей – вот удел токаря-профессионала.

В погоне за заработком некоторые труженики ухитрялись производить по 10-12 штук каталок, подрывая и изнуряя себя и жену до невозможности.

Некоторые мечтали о механизации станка, и в моменты недлительных перекуров размышляли, как бы к станку приспособить механизацию или лошадиную силу, но эта мечта была далека от действительности. В этот период времени село Мотовилово приобрело среди окружающих сел большую значимость и до некоторой степени экономическое превосходство.

Из сел Пустыни и Наумовки в Мотовилово доставлялось сырье – липка-голье, пильщики села Волчихи толстые липовые плахи распиливали на тоненькие доски, из которых изготовлялись донышки для каталок, жители села В. Майдана доставляли в Мотовилово самогон из села Салалеи, привозились в возах для продажи мотовиловцам яблоки и вишня.

Мотовилово развивалось, росло, пользуясь большим авторитетом во всей приближенной округе.

На зиму в Мотовилово приезжали портные: шили пиджаки, шубы, кафтаны, саки, чапаны и тулупы.

На зимний сезон наезжали валяльщики. Валяли обувь из шерсти, сапоги и чесанки. Работая в сыром подвальном помещении, в жару и смраде, в темноте нагишом, добывая себе деньги тяжелым трудом.

Одежда

Осенью женщины одевались в кафтаны из самотканого грубого сукна. Мужики одевались в пиджаки из того же грубого сукна.

Зимой у баб овчинная перешитая шуба, у мужиков овчинный пиджак, в дорогу чапан или овчинный тулуп.

Молодежи – парням шили пиджаки из овчины черной дубки с воротником и белой опушкой по отворотам и подолу. Девкам шились молескиновые саки, а по большим праздникам они выряжались в суконные курточки со множеством боров. В праздники мотовиловцы любили наряжаться отменно, изысканно: девки меняли свои наряды до трех раз в сутки, показывая этим наличие добра и сарафанов, чтобы любопытные люди могли сосчитать, сколько у той или иной невесты сарафанов имеется в сундуках, а их у некоторых было не меньше десяти. Иногда же для бахвальства некоторые невесты заимствовали сарафаны у родни, чтобы привлечь внимание женихов. «Лицом плоха, зато добром богата!» – говаривали бабы.

На головы девки повязывали красиво расписанные шерстяные шали и полушалки, в которых даже дурная лицом девка становится по-своему красивой и приятной на вид. На ноги обували чесанки с калошами. Хотя на улице жестокий мороз, но обувь без калош считалась не по моде. Парни также в чесанках с калошами. Чесанки непременно для щегольства должны быть с завернутыми вверху голенищами, а на голове парня-жениха надвинутая набекрень шапка-кубанка.

Летом парни наряжались подстать девичьему наряду: в разноцветные, шелковые, шерстяные или сатиновые рубахи. Так что в теплые дни Пасхи с колокольни видно было, как парни и девки артелями шли в бор гулять. По-весеннему голое еще поле расцвечивалось разнообразными движущимися цветами (красным, зеленым, голубым, желтым) от села к бору и от бора до самого села. Ту же картину с колокольни можно было наблюдать и на улицах села в праздничные дни.

В Троицу девки навтуливали на себя (особенно отличающиеся хилостью своего тела) по несколько юбок и сверх их шерстяной сарафан, и, изнывая, млели от тяжести наряда, жары и пота.

В летнюю жару на улице развешивали наряды на солнышке, чтобы пожарить от зимней залежалости и выветрить неприятный запах нафталина. Проходя по улице в это время, можно было любоваться разнообразнейшей одеждой разных людей, игрой красок. У баб в это время на душе ликующий азарт и соперничество в нарядах.

Праздники, забавы и развлечения

Осенью, после трудового лета, наступала долгожданная пора отдохновения – после трудов праведных, наконец-то, наступил праздник, в который можно отдохнуть, повеселиться, а женихам пора и жениться: Престольный праздник в селе Мотовилове – Покров, 14 октября. Трехдневный отдых, гулянье, веселье с беседами, об изобильном снятом урожае. В этот праздник, как правило, не возбранялась выпивка. Артелями люди ходили по гостям, парни с девками устраивали тоже гулянки с выпивкой и с гармонью, и с песнями разгуливались по улицам села.

В Покров вышедшие в годы парни женились, выбирали подоспевших к замужеству девок. К концу праздников в селах забот по горло – хоть отбавляй. С 14 октября начинается рождественский пост, так называемые Филипповки – это глухая пора, и до самого Рождества затишье в бытовом поведении людей. 25-го декабря Рождество – второй по значимости праздник русского крестьянина-христианина.

В первый день Рождества церковь битком набита народом. После сорокадневного поста – разговенье. Со второго дня начинаются Святки, время потехи для молодежи. Девки, организовавшиеся в артели, снимали у одиноких вдов себе квартиру-келью, вечерами «сидели» там, показывая себя во всей своей девичьей красоте, и каждая артель являла собой показ невест. В любой артели любой жених мог выбрать себе невесту и по своему усмотрению и взаимному согласию мог жениться на любой приглянувшейся ему на святках девке.

Святки длились до Крещения. В первый день девки клали парням «вьюна», с пением хвалебной-величальной песни. Здесь полагалось взаимное целование с выдержкой такта и порядочности.

Под Новый Год проводилось традиционное гадание: девки-невесты гадали, стараясь угадать, кто же будет ее женихом и мужем, с которым свяжет она свою судьбу на всю жизнь. Святки без ряженых мало, когда бывали – наряжались по-разному. В вывороченные наизнанку овчинные шубы, мазали свои лица краской и сажей, чтобы не быть узнанными, и ходили по всем кельям с гармонью и песнями. А келий в селе было не меньше десяти. На каждой улице была артель девок навыданье или же девчонок-подростков, которые тоже росли и готовились быть невестами.

Во время святок в кельях девки «сидели» часов до двух ночи – за это время было спето много песен, а женихи показывали свое ухарство, забавляя пытливых и жадных до новостей девок.

Здесь показывались любопытные проделки и фокусы, и волшебства. Примораживали в теплом помещении кельи к полу чугун, так что силком не отдерешь, всем на удивленье, заставляли «плясать» стол, а некоторым парням-простофилям напускали в рукав гусей и уток. Конечно, никаких уток он не видел, а под общий смех ему просто-напросто наливали в рукав воды, и он сконфуженный уходил из кельи домой сушиться.

На Святках полагалось женихам «припевать» своих невест. Девки пели величальную песню. В конце песни невеста поднималась со своего места, подходила к жениху, целовала его и за это получала от него в виде подарка деньги. В конце Святок полагалось – каждая невеста дарила своему жениху платочек, который она старательно вышивала за время Святок. Предоставлялась возможность любому парню-жениху поцеловать любую девку, стоило только её «принять» и подарить ей деньги.

Накануне Нового Года девки, нарядившись в праздничный наряд, артелями обходили дома своих женихов, где пели также величальные песни и получали за это деньги, на которые и приобретали для своих женихов те или иные подарки.

Святки также была пора сватовства и женитьбы парней, которые своим возрастом оказались на пороге перехода от парня к мужику, так как наступила время обзаводиться своей семьей. От Рождества до Масленицы многие парни становятся мужчинами, а многие девки – женщинами.

Масленица

От Крещения до Масленицы – пора свадеб и подготовка к Масленице – недели за три до Масленицы по воскресеньям делали пробные выезды на наряженных лошадях с колокольчиками, проезжали по улицам вокруг села, катались, встречали Масленицу.

Масленица начиналась с четверга на Масленичной неделе. После обеда в этот день из изб (у которых не было специальных токарен) выносились во двор токарные станки, в избах наводился праздничный порядок, и веселый традиционный праздник начинался. У кого в родне за этот год были молодожены, с невестиной стороны вечером в четверг собирались ближние родные и шли за молодыми к сватьям, в дом, где живет их выданная замуж дочь.

Сватья угощали гостей и провожали своих молодых в дом отца и матери «молодой», где она жила до замужества. Зять со своей молодой женой на время Масленицы переселялся в дом тестя, на «Тещины блины». Молодожены этого года, собираясь в артель, всю масленицу ходили по гостям в дома всех участников этой артели. Парни-женихи, катая на разуряженных лошадях с колоколами и бубенчиками своих невест, старались показать перед народом свое щегольство, ухарство, удаль и отвагу.

В меру подвыпившие, они каждый по-своему выказывали свое отличительное свойств: кто-то, щеголевато одевшись, старался покорить девичьи сердца одеждой и манерой обращения, кто-то, разрядив сбруей и лентами лошадь, с двумя колоколами под дугой и бубенцами-глухарями на шее лошади, в санках разъезжая по улицам, показывали свою удаль и отвагу, а кто, с ухарством заломив шапку набекрень, играл на гармошке-двухрядке, покоряя девичьи сердца, столь падкие на музыку гармони.

Катание на лошадях в Масленицу представляло из себя замечательное зрелище. Если дни Масленицы ясные и сравнительно теплые, то люди – жители села от мала до велика целыми днями проводят на улице. Молодежь, парни и девки, почти весь день проводят в катании, а пожилые и даже старики с малыми детьми выходили на улицу, ставили около дороги стул или табуретку и целыми днями неутомимо наблюдали за катающейся нарядной публикой. Запасшись семечками и орехами в карманах, они просиживали на месте до полного иззябания. Иной раз, забывали сходить домой пообедать.

Народное веселое гулянье увлекало всех. Кроме катания, молодые парни увлекались разведением традиционных масленичных костров. На дороге улицы, как гласило предание, «жгли молоко», которое было грех употреблять от масленицы до Пасхи. Костры разводили на улицах у дороги. Азарт доводил до того, что отдельные парни-озорники стаскивали с крыш у каких-нибудь беспомощных старух и вдов солому и охлыски, волокли все это к костру и под веселый смех сжигали немудрящее вдовье достояние на костре. Разжиганию костров препятствовала милиция, так что в момент этого веселого азарта, кто тревожно крикнет «Милиционер!», то все разжигатели разбегались врассыпную, боясь попасться в руки милиционера, который мог составить протокол и наложить штраф. Оставленный в таких случаях костер милиционер обычно расшвыривал ногами, затаптывал и уходил, а ватага ребят снова сходилась, и костер снова полыхал. Зато в масленичные ночи для парней-любителей костров – полная лафа. Милиционер сидит дома, старухи и старики-бранители спят. Тут для парней азарт и потеха. В костер несут кто берену дров, кто охапку соломы, стащенной с вдовьей крыши.

Некоторые парни додумывались до того, что, взяв бутылку с керосином, набрав из горлышка в рот керосина, прыскали им на горевшую головешку. Распыленный таким образом керосин ярким пламенем вспыхивал, озаряя темень ночной улицы, – производил световой эффект.

Народ в Масленицу наряжался в что ни на есть нарядную одежду: бабы и девки на головы повязывали разнообразнейших раскрасок шерстяные шали и полушалки, парни на шеи навертывали радужной окраски шарфы, лошади разукрашенную в медных бляшках сбрую, а в гривы, челки и хвосты вплетывались разноцветные ленты – все это разукрашивало улицы села в величавый наряд, который от песен подвыпивших толп, от звуков гармоней, он звона колокольчиков и бубенчиков, от непрерывного обоза катающихся. От масленичного веселого перезвона колокольчиков три дня звенело в ушах после того, как Масленица уже кончалась.

За три дня от обоза лошадей санок и саней, проходившего во время катания на улицах, дорогу выбивали до того, что она становилась почти непроезжей: копыта лошадей, полозья санок и саней снег размягчали в вязкую массу, в которой полозья тонули по самые нащепы. Парни-женихи, которые гуляли последнюю Масленицу холостыми, показывали свою неудержимую удаль и ухарство. Посадив в санки своих излюбленных невест, они ухарски проносились по улицам на разъяренных лошадях, запряженных иногда «гусем». Причем они старались на выхвалку кататься в общем обозе, а навстречь ему или же вздумают пустить лошадей галопом вскачь в обгоны, кто кого обгонит. Здесь выставляется на вид залихватский азарт, ухарство выхвалка и отвага, кончающиеся иногда дракой.

Великий Пост

Отгремит Масленица, кончится веселье и наступит Великий Пост – пора укрощения души и воздержания для тела. Великий Пост длится 48 дней до Пасхи. Семь недель говения, неупотребления молока, яиц и мяса. Каждый человек выбирает для себя любую неделю из семи и говеет – ходит в церковь к службе днем к обедне, а вечером к вечерне. В пятницу исповедуется – кается в проделанных за год, грехах своих, а в субботу причащается святых Христовых Тайн – очищает свою душу и тело от греховных дел за целый год.

Старухи говеют по два раза: на первой неделе и на страстной. Парни-женихи уговариваются с девками-невестами говеть (последнее перед женитьбой говенье) вместе на одной неделе, обычно они выбирают «вербную неделю».