Читать книгу: «Дневник снов Симона», страница 4

– Что это? – подумал я.

Мне было немного не по себе и одновременно интересно, каким будет эффект, если я проглочу ее. Но делать этого я не стал, завернул ее, положил обратно в карман и поспешил покинуть помещение.

Когда я вышел за порог, меня ослепил солнечный свет. Тем помещением все-таки была огромная теплица, а снаружи меня ожидало кукурузное поле. Побеги были высокими, даже выше меня, около трех метров, может, больше. Или у меня самого рост в этом сне был меньше моего реального. Я осмотрелся, потом услышал знакомые голоса, смех. Они принадлежали тем, с кем я учился, они были где-то недалеко.

И я пошел куда-то сквозь кукурузу, преодолел несколько метров и оказался у такой же огромной теплицы. Или это была она же. Я зашел внутрь и увидел там парты, за которыми сидел весь мой класс, было свободно только мое место в первом ряду, хотя в реальности я всегда сидел на последнем из-за роста. Преподавателя не было, я чувствовал на себе взгляд Ники и уставился на нее.

– Проглотил? – спросила она у меня.

Я ничего не ответил, чувствуя угрозу, просто сел рядом и понял, что только ее я вижу четко. Остальные одноклассники были скрыты даже не пеленой, а чем-то похожим на цензуру. Ника же была такой, какой я ее запомнил в школьные дни. Невысокой, немного полной с большой грудью, которую она всячески пыталась подчеркнуть. Но больше всего мне запомнился ее голос, он был даже не детским, а как у персонажа из мультика. Раздражающим и пищащим.

Жаль, что в этом сне я не мог покинуть это странное место. Хотя, возможно, мне бы в нем даже понравилось, если бы я там находился совсем один. В школьные дни я, конечно, не был изгоем, надо мной не издевались, но друзей среди одноклассников у меня не было, я был одиночкой.

Внезапно снаружи прозвучали хлопки, и в теплице стало непривычно тихо. Все замолкли и поспешили покинуть помещение, я пошел вместе с остальными и внезапно понял, что карман, в котором лежала таблетка, стал тяжелее. Я засунул в него руку, и в следующий момент мой сон прервался. Мне так и не удалось узнать, что в нем появилось.

На продолжение этого сна не было смысла рассчитывать, как и всех остальных снов, которые заканчивались подобным образом на самом интригующем месте. Я вышел из ванной, поставил тарелку на полку и проверил телефон, надеясь, что Серафим написал мне что-то в ответ. Но ничего не пришло, а через несколько минут он мне позвонил, и еще через пару часов мы с ним встретились у трамвайного депо.

Он впервые был в этой части города, все ему казалось новым, все так отличалось от того, к чему он привык. Мне же было непривычно видеть его с большим рюкзаком за спиной. И он явно был новым – на бегунке молнии висела пластиковая петля от этикетки.

– Не думал, что она тебя из дома выгонит, – произнес я, когда мы шли рядом с рельсами.

– Я тоже не думал, но теперь тебе придется меня потерпеть пару дней, – сказал Серафим, глядя куда-то вниз.

Послышался стук колес, и через считанные секунды мимо нас проехал трамвай, вагон которого привлек его внимание.

– Мне кажется, ты слишком долго сидел дома, – сказал я, наблюдая за его реакцией.

– Возможно, – не стал спорить Серафим.

Мы погуляли немного по парку, потом купили немного еды и отправились в мою комнату.

– Заходи, – сказал я, открывая дверь.

– И ты здесь живешь? – удивился Серафим, изучая обстановку.

– Я вообще-то надеялся немного посидеть в интернете, чтобы разобраться с кое-какими вопросами, касающимися моего наследства.

– Так ты из-за этого спрашивал?

– Но экзамены же у меня закончились. Я хотел бы решить эту проблему до того, как начнутся занятия.

– Понятно, – произнес Серафим и подошел к окну. – Какой вид.

– Да, вид неплохой, лучше чем вся эта обстановка, – согласился я.

Серафим снял рюкзак, открыл его и достал альбом.

– А я думал, ты взял с собой палатку, – продолжил я, заметив то, что внутри было много художественных принадлежностей.

– Флора ее изрезала.

– Ты снова похудел?

– Да, немного, – ответил Серафим, листая альбом.

– И она этого не вынесла, – добавил я.

– И еще того, что я заказал пиццу в тот же день, когда мы взвесились, – сказал Серафим, роясь в рюкзаке.

– Ты же кроме карандашей что-нибудь взял?

– Конечно, не беспокойся.

– Звучит как-то неубедительно, – сказал я и начал разбираться с тем, что было в пакете.

Впервые полки старого холодильники были почти полностью заняты едой, а странный запах внутри перестал чувствоваться.

– Я в душ, – предупредил я Серафима и заперся в ванной.

– Угу, – прозвучало в ответ.

Когда я вышел из ванной, он также сидел у окна, рисуя что-то в альбоме. Я подошел к нему незаметно, чтобы посмотреть на то, что было на листе неравномерного светло-коричневого оттенка, и был весьма удивлен тому, что увидел.

– Депо? – тихо произнес я.

– Депо, – повторил Серафим, уставившись на здание за окном.

Почему он решил изобразить именно это, я спрашивать не стал, продолжая рассматривать рельсы и крышу. С такого ракурса я видел депо почти каждый день, но на бумаге оно выглядело иначе. Оно, конечно, было похоже, не упрощено, не искажено, Серафим набивал руку, перенося его изображение в максимальной точности. И я снова посмотрел в окно, чтобы убедиться в этом.

На горизонте краснел закат, рельсы из-за этого казались оранжевыми, белые стены здания тоже приобретали этот теплый оттенок. Не знаю, зачем я продолжал смотреть на все это, но внезапно шуршание карандаша стихло, и я краем глаза заметил, как Серафим закрыл альбом.

– Ты неисправим, – сказал ему я и подошел к холодильнику.

– Сестра мне это тоже говорит, только совсем другим тоном.

– Она, когда тебя из дома выгоняла, случайно, не сказала это в очередной раз?

– Она тогда много чего сказала, – продолжил Серафим.

– Кстати, у меня есть пиво, и я еще толком не отметил сдачу экзаменов.

– Умеешь же ты делать тонкие намеки.

– Только предупреждаю, сильно шуметь здесь нельзя.

Если честно, по правилам общежития мне вообще нельзя было приводить кого-либо, но Серафим сидел в моей комнате и пил со мной пиво. И за вечер мы выпили все, что я купил, и легли спать. Серафим расстелил матрас между кроватью и шкафом и устроился на нем, мне пришлось одолжить ему подушку, поэтому под моей головой лежало два свернутых полотенца. От них пахло мылом и еще чем-то странным, я уснул, так и не вспомнив, что это был за запах.

– Дед, – произнес я, оказавшись на кухне.

– Я на втором этаже, – послышалось сверху.

Голос деда доносился из его комнаты, там я его и обнаружил мертвым. Я поднялся наверх и оказался в спальне, которая была просторнее моих апартаментов в общежитии. Дед сидел за столом, который стоял у окна, за которым светили звезды.

– Привет, – сказал я и подошел ближе.

– Привет, – сказал дед, листая одну из своих любимых книг.

– А у меня сейчас ночует Серафим, – продолжил я, присаживаясь на кровать, которая стояла напротив шкафа.

– Сестра его все-таки выгнала?

– Да, и кажется, теперь мне придется договариваться с ней, чтобы пару часов посидеть за компьютером.

– Ну, ты же ей простыни краской не пачкал, – в шутку произнес дед.

– Если честно, я до сих пор не могу вспомнить, что мы тогда делали, – признался я, уставившись на книги, которыми были заставлены все полки в шкафу.

Правда, были там не только они, среди корешков можно было встретить также старые альбомы с плотными картонными страницами. Стояли они в основном в самом верху вместе со словарями и энциклопедиями, я много раз смотрел на фотографии, которые были в них. На них была вся моя семья.

– О чем задумался? – спросил дед.

– Ни о чем, просто вспомнил кое-что, – ответил я, поднимаясь с кровати.

– Подробности веселья в квартире Серафима?

– Нет, то, как отец мне показывал фотографии.

– Ты же говорил, что почти не помнишь родителей?

– Да, не помню, но немного помню, как мы проводили вместе время, – ответил я, потянувшись к одному из альбомов. – В моей памяти они словно люди во снах, которые размыты пеленой.

Я взял один из альбомов и снова разместился на кровати, чтобы посмотреть на фотографии, которые были сделаны еще до моего рождения. На них были мои родители и прародители, дед на них был немного старше меня, и наше сходство было заметно не вооруженным взглядом.

Его волосы тоже были немного волнистыми, и особенно это было заметно, когда они прилично отрастали. Я просмотрел еще несколько страниц, и среди родственников заметил несколько незнакомых лиц, но больше всего мое внимание привлек мужчина с черными кудрявыми волосами и круглыми детскими глазами. Он мне показался знакомым, я хотел спросить о нем у деда, но внезапно заметил три нити в своей ладони.

– У меня целых три сна, – сообщил я деду, уставившись на нити.

Глава 4

Привет, дневник, на это раз я расскажу про сон, в который вторгся. Как только я порвал одну из тех трех нитей, я оказался в странном помещении с розовыми стенами. Окон не было, как и одной из стен, я это заметил, когда туман вокруг меня немного рассеялся. А когда он и вовсе исчез, я понял, что находился в кукольном домике.

Я сидел в пластиковом кресле, а рядом на диване расположилась фигурка пуделя. Она была немного потрепана, на ее шее была завязана голубая лента.

– Как хорошо, что она не живая, – подумал я, сразу вспомнив то, как вторгся в сон любителя собак и пробыл там всего несколько секунд.

Нельзя было сказать, что я ненавидел собак, просто после того, как меня немного покусали в детстве, я их немного боялся. Боялся даже в чужом сне, где на меня все происходящее никак не могло повлиять. А тем временем обстановка продолжала меняться, добавилось несколько элементов в виде кукол и других игрушек, появилась и дверь в соседнее помещение. А вот стены так и не было, ее заменил туман, который явно скрывал то, что находилось за ним.

– Это определенно снится ребенку, – сначала подумал я, глядя на куклу с желтыми спутанными волосами.

– А вот здесь будет стоять кровать, – внезапно послышался знакомый голос.

Сквозь дверной проем я увидел то, как детские руки поставили что-то, поднялся с кресла и подошел ближе. Я сначала думал, что кому-то из моих соседей по общежитию снится что-то из детства, но потом заметил мольберт, который детская рука хотела куда-то передвинуть. И как только пальцы схватились за его конструкцию, в него вцепился Серафим. Он выглядел, как и в реальной жизни, и на нем были только оранжевые трусы.

– Так это Флора? – удивился я, пытаясь рассмотреть ребенка, скрытого за туманом.

Я знал Серафима и его сестру более десяти лет, но впервые попал в его сон. И он был самым детализированным, где мне приходилось бывать, скрыта была только его сестра, а все то, что было в домике, было продумано до мелочей. Даже сколы на мебели были видны, а из-за теней и бликов все казалось нереально реальным для сна.

– Отдай! – кричал Серафим, пытаясь отнять мольберт.

Но его сестра оказалась сильнее, и он в прямом смысле был выкинут из кукольного домика вместе с мольбертом. И как только это случилось, туман сгустился так, что мне через него ничего не было видно несколько секунд. А когда он рассеялся, в первую очередь я заметил огромный ковер, который лежал у меня под ногами. И судя по размеру его ворса, я все еще был ростом с куклу, и Серафим тоже. Он поднялся на ноги, поднял свой мольберт и куда-то отправился.

Я пошел за ним, немного спотыкаясь о поверхность ковра. Сложно было сказать, куда он направлялся, но мы явно находились в комнате. Сквозь туман было видно не просто очертания, но и огромную мебель, которая в ней стояла. Кровать, шкаф, стол и стул, все они были совсем немного размыты, а рисунок ковра был идеально проработан сознанием Серафима, который зачем-то залез под шкаф.

– И что ты собираешься делать, – задумался я, наблюдая за тем, как он доставал из коробки, которая словно вросла в стену, альбом.

Он смог в одиночку поднять его и открыть, не смотря на игрушечные размеры. Я подошел ближе, чтобы увидеть то, что было на первой странице, которая, как оказалось, была пуста. Альбом был новым, Серафим достал из коробки простой карандаш и принялся рисовать. Сложно было сказать, что он хотел изобразить, но как только грифель касался бумаги, рисунок на ней вырастал, словно проявлялся как фотография. Линии и штрихи расплывались на белой поверхности, а потом начали приобретать цвета. Появилась трава, земля, асфальт и доски, это был вид сверху, остановка, которая через секунды стала объемной.

Она в прямом смысле выросла из плоскости листа, и Серафима это совсем не удивило. Он взял мольберт, встал под навес на получившуюся площадку, словно ждал, когда придет автобус. Я подошел к нему, понимая, что совсем скоро что-то должно было поменяться. И когда я встал рядом, заметил, что прямо на ковре появились рельсы. Не успел я понять, откуда и куда они шли, как приехал трамвай. Полностью оранжевый вагон остановился, Серафим вошел через заднюю дверь вместе с мольбертом, я же проследовал внутрь через среднюю.

Кроме нас пассажиров больше не было, я присел у окна и продолжил наблюдать за Серафимом, который стоял в самом конце вагона. Он смотрел в окно, за которым проносился размытый вид огромной комнаты, а мольберт стоял рядом.

– Трамвай цвета его трусов, – заметил я.

Прошло несколько секунд, трамвай остановился и Серафим покинул вагон, не забыв захватить с собой мольберт. И я поспешил за ним, в туман, который был снаружи, но через пару мгновений рассеялся. Мы оказались у реки или у моря, Серафим поставил мольберт на берегу и уставился на закат. Противоположного берега не было видно, красное солнце словно погружалось в воду и отражалось на ее мерцающей поверхности. Был только закат, вода и берег, на котором мы стояли. А за нашими спинами располагалась безграничная стена тумана, сквозь который ничего не было видно.

Это самый яркий сон, что мне приходилось когда-либо видеть. Обычно краски были приглушены, словно разбавлены белым или серым, но этот закат был таким ярким, что казался нереальным. Но сон и не совсем был реальностью, особенно сон такого творческого человека как Серафим. Он даже в нем был задумчивым, особенно это было видно по глазам, которые внимательно смотрели вперед. И как только Серафим уставился на мольберт, на нем тут же появился холст.

– Сейчас нарисует солнце, – сначала подумал я, забыв про то, что ни красок, ни даже обыкновенного карандаша у него не было.

Серафим провел по белой поверхности пальцем, который оставил после себя еле заметные линии. Все они никак не складывались в то, что я видел впереди. Круг солнца был искажен и походил больше на овал, линии горизонта вообще не было. Но потом, когда линий стало больше, я понял, что это был не пейзаж вовсе, а портрет. Лицо, которое приобретало с каждым прикосновением Серафима, новые черты.

Появилась линия рта, глаза и нос, и это точно был не я, правда, когда Серафим приступил к волосам, я понял, что они точно будут вьющимися. И я продолжил наблюдать за тем, как он рисовал, за тем, как лицо на холсте приобретало тени и блики. Я не задумывался над тем, кого он изображал, но потом это лицо мне стало казаться знакомым. Я немного занервничал, пытаясь понять, кем мог бы быть этот человек. И это точно был парень.

Внезапно Серафим остановился и немного попятился назад, сохраняя невозмутимость. Я же только сильнее начал переживать, когда понял, что это тот самый парень, которого я когда-то увидел по пути в университет. У него были кудрявые черные волосы и светлые серые глаза.

– Он все-таки один из его знакомых, – подумал я.

И эта мысль в тот момент казалась правдоподобной, вот только, что это был за парень, я никак не мог понять. И тут я вспомнил фотографии в альбоме, который я смотрел совсем недавно. Там тоже был человек с похожими чертами.

– Ладно, спрошу его, когда проснемся, – подумал я. – Вот только как спросить о таком? Тем более он может и не запомнить этот сон.

Серафим продолжал смотреть на портрет, и через какое-то время закат и все остальное пространство стал заполнять туман. Я думал, что его сон продолжится, просто в очередной раз сменит обстановку, но мы проснулись в моей комнате.

– Эй, ты еще спишь? – тихо спросил Серафим.

– Нет, вот только проснулся.

– Я тоже.

– Какие планы на сегодня? – спросил я.

– Ну, для начала позавтракать.

– А потом?

– Не знаю.

– Тебе надо как-то помириться сестрой, у меня долго оставаться нельзя, – продолжил я.

– Знаю и надеюсь, что сегодня буду ночевать в своей палатке.

– Вот только я не думаю, что Флора успела по тебе соскучиться.

– Я больше переживаю за мольберты.

– В этом я и не сомневался, – произнес я, поднимаясь с кровати.

Мне надо было как-то расспросить его о том парне, которого он нарисовал во сне. Об этом я и размышлял, направляясь в ванную, где немного постоял под душем, а когда вышел, обнаружил, что Серафим продолжал лежать на матрасе. Хотя, возможно, он и вставал, чтобы взять альбом, в котором что-то рисовал.

– Только не говори, что смена обстановки тебя так вдохновляет, – сказал я, заметив карандаш в его руках.

– Да, есть немного. Если честно, я думал, что не смогу уснуть, – признался Серафим.

– Но пиво помогло, – добавил я.

– Да, пиво помогло. И вообще я давно так крепко не спал, мне даже трамвай приснился.

– Только трамвай?

– Нет, не только. Еще я рисовал.

– Надо же, ты даже во сне рисуешь, – сказал я, сделав немного удивленный вид. – И что же ты рисовал?

– Какого-то парня и еще что-то, не могу вспомнить.

– Какого-то парня, – повторил я, вытирая волосы полотенцем.

– Да, стоял на берегу, наслаждался закатом, но рисовал почему-то совсем другое, – продолжил Серафим.

– А сейчас что рисуешь?

– Того парня.

– Ты его запомнил?

– Да, – сказал Серафим и показал мне, что уже успел набросать в альбоме.

Он развернул альбом так, что мне стало видно то, что было на странице. И это был тот самый парень, которого я когда-то видел. Серафим явно пытался повторить то, что было нарисовано им же в его сне, и у него это прекрасно получилось. Портрет, конечно, не был закончен, но и по овалу лица и по другим чертам, которые он передал, было все понятно.

– Обычно нам снятся те, кого мы видели в реальной жизни, – сказал я.

– Правда? – удивился Серафим. – Я с ним точно не знаком, я бы запомнил человека с такими глазами.

– Значит, ты его просто где-то видел.

Я не знал, стоит ли верить в такое совпадение, точнее я хотел верить именно в это. Другого логичного объяснения не было и не могло быть, и уже ближе к обеду я и вовсе забыл о том парне. Меня больше волновал Серафим и его сестра. Я знал, что лез не в свое дело, но мне надо было, чтобы они помирились. Вот только когда мы с Серафимом пришли в их квартиру, Флоры там не оказалось, она была на работе.

– Телефон выключен, – произнес Серафим, в очередной раз пытаясь до нее дозвониться.

– Ладно, может, она тебе перезвонит, – предположил я, сидя за компьютером.

За то время, что мы находились в квартире, я успел найти кое-какую информацию, касающуюся моей проблемы. Правда, я почти ничего не понял из того, что прочитал. И после очередной статьи я стал искать агентства, которые занимались юридическими консультациями. Их оказалось много, и самое близкое оказалось в офисе, который находился на соседней улице.

– Может, сходить туда? – подумал я и наткнулся на прайс. – Кажется, я не на того учусь.

На такие деньги можно было ни в чем себе не отказывать недели две, и таких денег у меня в данный момент не было. Так что пришлось медленно и обреченно выдохнуть и продолжить самостоятельно изучать бесплатную информацию на просторах интернета.

– Что? Все совсем плохо? – спросил Серафим, который успел раздеться и снова стоял у одного из мольбертов.

– Да, дорого, – ответил я, вставая со стула.

– Понятно.

Серафим снова пребывал в своем привычном состоянии, он стоял у холста в одних трусах и что-то рисовал. Я же отправился в ванную, где обнаружил, что Флора сделала с мольбертом, который там стоял. Точнее теперь это была сушилка для ее нижнего белья и полотенец.

– Он точно сюда еще не заходил, – подумал я, уставившись на желтый лифчик.

А когда я вернулся в комнату, Серафим уже закончил с наброском карандашом и приступил к краскам. Он рисовал закат, который увидел во сне, он был таким же нереально ярким.

– Интересно, как часто ему подобное снится? – подумал я, присаживаясь за стол.

Я провел за экраном еще какое-то время и понял, что был голоден.

– Может, сходим куда-нибудь? – предложил я Серафиму, но в ответ ничего не проследовало. – Серафим?

Он стоял в паре метров от меня и был так увлечен, что ничего не слышал. Я тяжело вздохнул и продолжил искать информацию в интернете. И в итоге я так увлекся, что не заметил, что Серафим покинул комнату.

– Что за черт? – прозвучало внезапно в соседнем помещении.

– Вот и зашел, – подумал я и немного отвлекся.

Я все равно почти ничего не смог понять из того, что читал. Политология далась мне легче, чем несколько почти одинаковых статей.

– Видел бы ты, что она сделала с моим мольбертом, – недовольно произнес Серафим, когда вернулся в комнату.

– Я уже видел. И кстати, ты уже закончил?

– Совсем чуть-чуть осталось, – сказал Серафим, подойдя к холсту.

– Сходим куда-нибудь? – спросил я, пока он был в состоянии слушать.

– Да, – ответил Серафим и снова погрузился в мир кистей и красок.

Он рисовал еще минут двадцать, а потом оделся, и мы отправились в ближайшее кафе. Мы спустились по лестнице и наткнулись на Флору, которая явно не ожидала нас увидеть.

– Привет, – сказал Серафим, уставившись на нее.

На каблуках Флора казалась немного выше его, а так они были примерно одного роста. Если честно, когда я впервые встретил их, я не сразу понял, что они были родственниками. И мои глаза каждый раз отказывались в это верить, когда я ее видел. Они были совсем не похожи, одинаковым у них был только цвет волос. Лицо Флоры казалось немного плоским, а верхняя губа была заметно больше нижней, что сразу бросалось в глаза.

– Привет, – произнесла она, нахмурив брови.

– Привет, – сказал я, немного растерявшись.

Еще утром я прокручивал пару вариантов того, что буду говорить, чтобы помирить их, но в тот момент у меня все вылетело из головы.

– Зачем пришел? – спросила Флора у брата.

– Это как бы и моя квартира тоже, – сказал он.

– Может, вместе поедим? – все-таки вмешался я.

– Так вы в кафе собрались? – произнесла Флора, переведя взгляд на меня.

– Да, – подтвердил Серафим.

– А в квартире что делали? Хотя один из вас точно рисовал.

– А второй просто сидел в интернете, – добавил я.

– Ладно, присоединюсь к вам, – согласилась Флора.

Мне было сложно поверить в то, что происходило дальше, но это происходило. Мы втроем отправились в кафе, где заняли стол у окна. Флора заказала себе салат и кофе, а мы – спагетти и сок.

– Все еще худеешь? – спросил Серафим у сестры.

– Как видишь, – сказала она в ответ. – А я, как понимаю, ты ночевал у своего друга.

– Да, – коротко подтвердил Серафим.

– Вот только он не может постоянно оставаться у меня, – сказал я, понимая, что другого момента, чтобы это сказать, могло не быть.

– Ясно, произнесла Флора, накалывая вилкой листья салата.

– Он меня вчера в общежитие тайком провел, – добавил Серафим.

– И как тебе в общежитии? – спросила у него Флора.

– Не так плохо, как я себе представлял.

– А он точно не может еще пару ночей у тебя провести? – спросила у меня Флора.

– Точно, – ответил я.

– А я думала, ты уже не в общежитии живешь, – продолжила Флора.

– Я как раз решил заняться этим вопросом.

– Да, два часа искал информацию в интернете, – добавил Серафим.

– Так в чем дело? Какие-то проблемы с документами? – спросила Флора.

– Если честно, я и сам не понимаю, в чем там дело, – признался я. – Я совсем не разбираюсь в этих юридических тонкостях.

– Ты же единственный наследник? – спросила Флора.

– Да, он единственный наследник, – ответил за меня Серафим, в то время как я жевал спагетти.

Флора задумалась, приступив к своему салату, Серафим тоже взял вилку в руку. Не знаю почему, но я был рад тому, что мой вечер проходил именно так. Впервые за долгое время я ел вместе с кем-то за одним столом, и едой в моей тарелке были не просто нарезанные овощи и сыр.

– Ладно, можешь возвращаться домой, – сказала Флора брату. – Если честно, я думала, что твой друг уже съехал из общежития.

– Кстати, не могла ли бы ты больше ничего не сушить на моих мольбертах, – обратился к ней Серафим.

– Я в первый раз на него что-то повесила.

– Что-то, – возникло в моих мыслях, и я вспомнил тот желтый лифчик.

В каком-то смысле я понимал Серафима, если бы его сестра развесила на мольберте носки, он был бы не так зол.

– Зато я нашла полезное применение этим конструкциям, – продолжила Флора.

– Этим конструкциям нежелательно мокнуть, – сказал Серафим.

– Тогда почему одна из них стоит в ванной?

– Хорошо, я его уберу, – не стал спорить Серафим.

Сложно было сказать, хотел ли он угодить сестре или просто не хотел, чтобы она на нем продолжила сушить свое нижнее белье. Не думал я и о том, что все так просто разрешится, хотя надеяться на то, что они продолжат мирно жить под одной крышей, не было смысла.

– Кстати, я тут немного полазила в твоем компьютере и была весьма удивлена, – продолжила Флора. – Не думала, что тебя заинтересует политология.

– Так ты лазила в историю браузера? – озадаченно произнес Серафим.

– Да, немного полазила.

– Это я политологию учил, – признался я, наматывая последние спагетти на вилку.

– А на кого ты учишься? – спросила она у меня.

– На психолога, я на первом курсе, точнее у меня сейчас каникулы.

– Может, ты лучше поживешь у нас, а его отправим в твое общежитие? – предложила Флора.

– Не думаю, что он на это согласится.

– Я тоже так не думаю, я бы побыл у тебя только из-за вида из окна, – сказал Серафим.

– И в каком это общежитии хороший вид из окна? – удивилась Флора.

– В том, что рядом с депо, – ответил Серафим.

– Так ты там живешь? – еще более удивленно произнесла Флора.

– Да, – подтвердил я и отправил оставшиеся спагетти в свой рот.

– Какой ужас, оно же так далеко, почти на краю города.

– Мне сначала вообще показалось, что я попал в другой город, – сказал Серафим.

– Тебе просто надо чаще выходить из дома, – сказала Флора.

– Ну, я же не пейзажи рисую, – возразил Серафим.

– Пейзажи хотя бы не выносят мозг как твои картины.

– Просто над смыслом того, что я рисую, надо думать, – немного раздраженно произнес Серафим.

– И какой же смысл у планеты на тарелке? – спросила у него Флора.

– В том, что люди воспринимают мир неправильно.

– Что? – Флора явно не ожидала такого ответа.

– А я думал, что посыл больше в том, что скоро человечество сможет спокойно посещать и другие планеты, – признался я, подвинув ближе к себе стакан с морковным соком.

– Не думаю, что у человечества появится право на такие экскурсии, – сказал Серафим.

– Вообще-то, если большая часть человечество одобрит введение подобного закона, такое будет возможно, – сказала Флора.

– Хочешь сказать, люди могут просто проголосовать за такое? – продолжил Серафим.

– Вообще-то, да, – произнес я.

– А ты откуда это знаешь?

– Ну, меры же не сами себя выбирают? – сказал я.

– Кстати, зачем психологу политология? – спросила у меня Флора.

– Сам не знаю, она просто есть в программе.

– А у меня была психология менеджмента, – вспомнила Флора.

– На кого ты отучилась? – спросил я.

– На экономиста, правда, так вышло, что работаю помощником адвоката.

– Серьезно? – удивился Серафим. – А тут кое-кому как раз нужна юридическая помощь.

– Серьезно? Ты не знал, кем работает твоя сестра? – произнес я.

– Ну, я знал, что она работает в офисе.

– Да, ну ты и идиот, – сказала Флора брату.

– Ну, я просто не лез в твою жизнь, – сказал Серафим.

– Хорошо так не лез, – добавил я.

– А мой брат случайно не псих? Или тебя еще не научили распознавать подобные отклонения?

– Я сам был удивлен, но абсолютно нормальных людей вообще не бывает.

– Интересно, – сказал Серафим и обратился к сестре. – Так ты можешь быть еще больнее меня.

– Значит, сам признаешь, что с тобой что-то не так, – продолжила Флора.

– Ну, ты же слышала, что нормальных вообще нет?

– Да, жаль, что я тебя не могу променять на него, – сказала Флора, кивнув в мою сторону. – Психолог нашей семье не помешал бы.

– Только этика не позволяет лечить своих родственников, – добавил я.

– Правда? С адвокатами и врачами также, хотя ты уже немного врач, – продолжила Флора.

– Мне еще четыре года до врача.

– Долго же, – сказал Серафим.

– Ну, это тебе не институт искусств, – сказала Флора и вздохнула. – Знаешь, Симон, думаю, я смогу тебе немного помочь.

Даже не знаю, чему я был удивлен больше. Тому, что Флора знала, как меня зовут, или тому, что сама предложила мне помощь. Пару секунд после ее слов я не знал, что сказать, до меня словно еще и не дошел смысл того, что было сказано. Но из того, как продолжился наш разговор, я понял, что дом должен был перейти моей бабушке, которая умерла раньше деда. И, возможно, суд это не учел, так как я не предоставил свидетельство ее смерти.

Из кафе я отправился на остановку, а они – домой. Уже темнело, и ехал я обратно, наслаждаясь закатом. Мне хотелось поскорее уснуть, чтобы сообщить деду о том, что произошло, но я был так рад, что не мог даже закрыть глаза.

– Нужен только один документ, – в очередной раз подумал я.

Вот только я не знал, где был тот документ, и как только я задумался над этим, стал переживать. Много подобных бумаг хранилось дома, куда я не мог заходить, и где именно они лежали, мне тоже было неизвестно. Надо было спросить у деда, надо было как-то уснуть, чтобы это сделать, и я выпил оставшуюся в холодильнике банку пива.

Алкоголь меня немного расслабил, но заснуть получилось только за полночь. И когда я оказался на кухне, сразу понял, что что-то было не так. Все вокруг было словно в пыли, словно уже давно никто не убирался в доме. Я обернулся и посмотрел в окно, за которым ничего не было видно, но больше меня заставил нервничать тот факт, что все растения в горшках засохли.

– Дед! – закричал я. – Что происходит?

– Я не знаю, но это началось со вчерашнего дня, – ответил дед, войдя на кухню. – Ты же ничего не трогал в том сне?

– Нет, точно ничего, только смотрел.

– Тогда я не знаю, как еще можно это объяснить.

– Тот сон принадлежал Серафиму, и он в нем рисовал, – продолжил я.

– Твой друг даже во сне рисует, – недовольно произнес дед, открыв один из верхних шкафчиков.

Я тоже взглянул на полки, где должны были стоять вазочки со сладостями. Вазочки там и стояли, только в них почти ничего не было, да и то, что в них осталось было больше похоже на обертки от конфет, подгоревшее печенье, а кексы, которые лежали без упаковки, приобрели зеленую окраску с черными плесневыми пятнами.