Лабиринты любви

Сказала и пошла, а Маша долго не могла с места тронуться. А когда домой вернулась, так за уксус схватилась. Хорошо девчата к ней пришли, когда она в тот день на работу не вышла. Спасли.

Подарок к серебряной свадьбе

Когда в присутствии Марины Николаевны Погодиной произносят слова «серебряная свадьба», она вначале вздрагивает как от прикосновения льдинки к теплому после сна телу, потом облегченно улыбается, а под конец безудержно смеется, чем приводит собеседников в недоумение. Ей приходится оправдываться тем, что именно с серебряной свадьбой у неё связаны смешные воспоминания. Мол, погуляли на славу, есть, что вспомнить в старости.

На самом же деле Марине Николаевне в день собственной серебряной свадьбы было не до смеха.

Во-первых, решили «молодые» устроить банкет на даче, а это дополнительные неудобства и хлопоты, хотя дачный домик у Погодиных был оборудован всем необходимым в смысле бытовых удобств.

Во-вторых, они с мужем, Владимиром Ивановичем, сошлись во мнении, что на «серебро» пригласят тех, кто гулял на их свадьбе тогда, двадцать пять лет назад. А их пришлось разыскивать: одни давно перебрались на другое место жительства, с другими почти не поддерживались отношения.

В-третьих, следуя собственной логике, Погодины решили, что количество гостей не должно превышать двадцати пяти человек, а это проведение жесткого отбора среди возможных участников торжества.

Зачем им нужны были все эти заморочки, неизвестно. Делали бы как все, советовали им близкие, но Владимир Иванович и Марина Николаевна решили по-своему, доказывая тем самым свою независимость от общественного мнения и условностей.

Каких трудов им стоило осуществить все запланированное, знают только они да их взрослые дети. На сына Всеволода (или Севу по-семейному) легли бытовые проблемы: благодаря его техническому и организаторскому таланту на даче все исправно работало, огромный холодильник был забит до отказа продуктами с рынка и оптовой базы, в подвале ждали своего часа ящики шампанского и водки.

Сева продумал танцы на свежем воздухе, для чего вывел колонки и прикрепил их к фальш балкону под самым коньком крыши.

Дочь Лиза, несмотря на неполные восемнадцать лет, составила меню, сама занималась украшением большой комнаты для банкета, написала и разослала открытки-приглашения.

Готовить стол начали с вечера пятницы, а закончили в субботу к обеду. Марина Николаевна не чувствовала под собой ног и мечтала о прохладном душе и хотя бы часе отдыха на диване.

Кажется, все предусмотрели, думала она, стоя под душем, никаких неожиданностей не должно быть. Ну, разве кто-нибудь перепьет. Но Сева берет эту проблему на себя: двадцатитрехлетнему парню, здоровяку и самбисту по силам будет угомонить любого, кто попробует испортить праздник.

Да, Володьку надо предупредить, чтобы не рассказывал за столом похабных анекдотов…детям накрыть стол на веранде…Так, еще что? Вроде все под контролем, можно часик полежать.

К четырем часам начали съезжаться гости. Из тех, кто был на первой свадьбе Погодиных, на серебряную пришли семь человек. Марина Николаевна радушно встречала приглашенных на нижней ступеньке высокого крыльца, расцеловывала, благодарила за подарки, а сама внутренне ужасалась тому, насколько все изменились за двадцать пять лет! Вот Катерина Говорова была пышечкой со светлыми кудряшками и ямочками на щечках, а стала тощим, с узким холодным лицом «синим чулком». Они когда-то дружили, бегали на свидания, и парни больше внимания обращали на Катерину, чем на неё, Марину, а, поди ж, ты.

А вот Костя, вернее, Константин Семенович Борисенко, напротив, раздобрел, поширел. Где неутомимый марафонец с ногами австралийского страуса, светлым вихром на затылке, над которым посмеивался весь курс: корова языком лизнула! Сейчас Борисенко выглядел как БОРИСЕНКО – важный, упитанно-гладкий, а вместо вихра, вспотевшая лысина. Да-а-а-а, где мои семнадцать лет?!

Марине Николаевне вдруг захотелось вбежать в дом, найти старые фотографии со своей свадьбы, встать перед зеркалом и сравнить: вдруг и она уже на себя тогдашнюю нисколько не похожа?

Муж, заметив её внутреннюю панику, обнял за плечи и тихо так на ухо:

– Ты у меня все такая же красавица, и годы тебя не берут. Это потому, что характер у тебя легкий, незлобивый. – Потом еще тише. – А Катька всегда злюкой была, только хорошо маскировалась. Я ведь тогда за ней начал ухаживать, да сразу распознал ехидну.

Женщина шутливо погрозила супругу, потом потерлась щекой о его плечо и счастливо вздохнула. Какой все-таки у неё Володька замечательный: и муж верный, и отец примерный. Вот скоро Сева женится, внуки пойдут, и Володька, без сомнения, станет лучшим в мире дедом.

У калитки остановилась черная блестящая «Волга». Ну конечно, Раиса Станиславовна пожаловала! Раиса Попова (она же Суягина, Кобзарева, Буланина) все никак не могла остановиться в вечном поиске подходящего мужа. Говорят, в загсе её в последний раз предупредили, а она им в ответ: «Я на достигнутом останавливаться не собираюсь!» Ну, еще бы! Раиса – картинка, ей мужику голову задурить, как другой – овсянку сварить.

Сейчас её под руку вел А.П. Попов, кру-у-упный начальник. Правда, в сравнении с женой-красоткой проигрывал по всем статьям – чего стоят короткие ноги «иксом».

– Мариночка, – запела Раиса, – неужели уже двадцать пять? И все с одним! Не скучно?

– Нет! – смеется в ответ Марина Николаевна и тянется губами к щеке мужа. – Я своего Володьку ни на кого не променяю!

– Здравствуй, Владимир, – Раиса жеманно протянула Погодину руку для поцелуя. – Хорошо выглядишь (недовольный взгляд в сторону А.П. Попова). – Слушай, может, мне соблазнить тебя? А то скоро над тобой золотой нимб проявится. Ну, просто святой, честное слово.

– Раиса, угомонись, – попытался урезонить красотку Владимир.

– А что такое? – закатила детски невинные глазки Раиса. – Ну не поверю, чтобы такой представительный мужчина да при хорошей должности и ни-ни, никогда и ни с кем?! Фантастика!

Погодин досадливо крякнул и, обойдя гостью, протянул руку А.П. Попову.

– Милости просим, проходите.

В течение часа гости собрались, и в общей сложности их оказалось не двадцать пять человек, а гораздо больше за счет родственников, которые прибыли без приглашения.

Елизавета, умница, предусмотрела такой вариант, поэтому всем хватило стульев и приборов. А уж угощения было рассчитано на роту солдат.

– Ладно, мать, не переживай, – сказал Владимир Иванович, открывая очередную бутылку шампанского. – Подумаешь, небольшая накладка, плюсом полтора десятка гостей. Да и не накладка вовсе, а так, тьфу. На самом деле, почему двадцать пять, а не пятьдесят или сто двадцать пять?

– Володь, я привыкла к плановому хозяйству, ты знаешь. Двадцать пять, согласись, символично!

– Ладно. На золотую пригласим пятьдесят человек.

– До этого дожить нужно.

– Вот и запланируй, – усмехнулся Погодин. – У тебя же все подконтрольно.

– А то! – заулыбалась супруга и залпом выпила шампанское. – Слава Богу, все остальное так, как задумывали.

Пир продолжался. Погодины умели и любили гулять, поэтому гостей «развлекали» не только едой и напитками, но и песнями, розыгрышами, плясками. Даже жесткое лицо Катерины Говоровой разгладилось, порозовело, заиграло прежней, девичьей, улыбкой. Она искоса посматривала на соседа слева, сослуживца Владимира Погодина, который, судя по отменному аппетиту, давно не ел горячей, домашней еды.

– Валерий Сергеевич, – обратилась к нему бдительная Елизавета, – может, вам борща принести или лапши куриной? Попробуйте, не пожалеете!

Валерий Сергеевич поднял глаза на девушку, пару секунд раздумывал, а потом решил:

– Неси, Лизонька. Я твою стряпню обожаю. Эх, мне бы такую жену кулинарку.

Катерина разговор слышала, выводы для себя сделала и приступила к решительным действиям. А то что получается, в душе кипела Говорова, Маринка Погодина вторую свадьбу закатывает, а у неё, Катерины, и первой никогда не было.

Летом темнеет поздно, но в девять часов Сева все же врубил на улице иллюминацию, во всю электронную мощь заревели колонки под крышей, и гости помоложе еще азартнее стали отбивать современные ритмы.

Покинув обильный стол, мужчины собрались в сторонке, на скамье под липой, и тут же приступили к обсуждению политических, производственных и спортивных тем. У Погодина язык чесался рассказать мужикам парочку новых соленых анекдотов, но он дал слово супруге и потому сдерживался.

Вскоре приглашенные устали от танцев, кто-то предложил спеть, и любители хорового пения расположились на ступеньках крыльца. Затянули «Ой, да не вечер…», потом пошла «Сладка ягода», за ней «Зачем вы, девочки…»

В доме проворная Лиза меняла на столе приборы, обновляла салаты и готовилась к выносу главного на любой свадьбе блюду – огромному торту с надписью «Любовь да совет еще на 25 лет».

Марина Николаевна караулила момент, когда гости отведут душу в песне, чтобы пригласить опять всех за стол. Где-то через час запас общих песен был исчерпан, хозяйка поднялась со своего места и только собралась произнести: «Пора к столу», как к калитке подкатило желтое такси, и из него выпорхнула Ленка Жулянова, бывшая секретарша Владимира Ивановича, уволившаяся с работы больше полугода назад.

– Ленку я не приглашала, – пробормотала Марина Николаевна и вопросительно глянула в сторону мужа, который, судя по тому, как мужики под липой повалились от хохота на траву, все-таки рассказал один из своих «шедевров».

– Володя, – окликнула мужа Марина Николаевна. – Володя!

Погодин подхватился, стер с лица довольный смешок и поспешил к жене. Он шел к крыльцу, и Ленка Жулянова шла. В руках у неё был большой сверток, перевязанный атласной лентой, и Марина Николаевна гадала, откуда бывшая секретарша узнала об их серебряной свадьбе да еще с подарком приперлась.

Честно говоря, Погодина Ленку терпеть не могла и была рада, когда та уволилась. Было в Жуляновой что-то такое, что настораживало: то ли слишком красивое, словно нарисованное лицо, то ли походка сытой пантеры, то ли манера говорить с людьми, глядя поверх их голов.

– Лена? – наконец-то заметил нежданную гостью хозяин. – Откуда…зачем?

– Здравствуйте, Владимир Иванович, здравствуйте, Марина Николаевна, – четко проговорила Жулянова, глядя куда-то за их спины. – Свадьба у вас серебряная, гости, веселье… Вот и я, простите уж, без приглашения, зато подарок я вам дорогой принесла.

С этими словами она протянула Владимиру Ивановичу сверток, упакованный по всем правилам, даже с розочкой на боку. В тот миг, когда Погодин автоматически протянул руки, чтобы взять сверток, Марина Николаевна чуть ни выкрикнула: «Не тронь!»

Но она не закричала, потому что Ленка так глянула на неё, что крик в глотке замер. Погодин тоже почувствовал неладное, замер, но Жулянова резко оттолкнула от себя сверток, и мужчине ничего не оставалось, как подхватить его. Сверток оказал нелегким.

– Э-э-э-э, я не понимаю… – растерянно переводил он взгляд с Ленки на сверток, со свертка на жену. – Ты можешь мне объяснить, Елена, то это все значит?

– А вы откройте, откройте, – ухмыльнулась Жулянова и повернулась к калитке, где её дожидалось такси. – И не вздумайте отказаться от подарка, дорогой Владимир Иванович, а не то…

Последние слова нежданной гостьи произнесла в полной тишине, если не считать шороха листьев старой липы да скрипа открытого на веранде окна.

– А ну стой! – вдруг закричал один из гостей, кажется, однокурсник Погодина, один из семерых, что гулял на первой свадьбе. – А ты, Володька, брось коробку, вдруг там взрывчатка!

Ахнули гости на крыльце, повскакивали со ступенек, ринулись кто куда. Погодин держал на вытянутых руках сверток с розочкой, и на лице его читалось: «А может, и вправду бросить? От греха подальше».

Марина же не отрывала глаз от Жуляновой. Она уже догадалась, что было в свертке, но не понимала, какое отношение ко всему этому имели они, Погодины?

Жулянова, загипнотизированная взглядом хозяйки, остановилась, сделала два шага в их сторону, но не выдержала взятой первоначально на себя роли и нервно, брызгая слюной, истерично заговорила.

– А вы бросьте, бросьте, Владимир Иванович, да посильнее о землю двиньте! Вот будет потеха! Что ж вы стоите? Ну! Думаете, только вам можно, шутя, подарки девушкам дарить? Девушки тоже могут пошутить в ответ! Вот ваша супруга догадливее вас, потому что знает вашу кобелиную породу. Так Марина Николаевна?! Молчите? Потому что нечего сказать вам!

От напряжения и злости Ленка покрылась красными пятнами, губы у неё побелели, глаза в щелках спрятались. Теперь, глядя на неё, никто бы не назвал её красавицей или просто хорошенькой.

– А я скажу, – надрывалась Жулянова. – И пусть все знают! Свадьбу серебряную празднуете, да? Двадцать пят лет в мире и согласии, да? Идеальная супружеская пара, да? А вы спросите его, – Ленка ткнула пальцем в сторону Владимира Ивановича, – сколько раз он вам изменял! Ну, хоть про меня расспросите! Как духи да конфеты дарил, как путевку в Египет презентовал. Я-то, дура, думала, что любовь у солидного человека, а он… – Тут Ленка поперхнулась слюной и закашлялась до слез.

Присутствующие при истерике никому не ведомой девицы начали стыдливо отводить глаза, кто-то поспешил скрыться в доме. Марина Николаевна взглянула на своего мужа – тот стоял красный, несчастный.

– Дай сюда, – тихо попросила она и забрала «подарок» из рук Погодина. Потом положила сверток на ступеньку крыльца, не торопясь, развязала ленточку, откинула розочку в сторону и развернула.

– Так и знала, – усмехнулась Марина Николаевна и взглянула на Ленку.

– Да-да, – зло подтвердила та. – Ваше дитятко, погодинское.

Охи, ахи, возмущенные возгласы! И среди этого шума обиженный голос Владимира Ивановича.

– Марин, чего молчишь? Скажи ей…Этого не может быть, – лепетал Погодин.

Женщина освободила из свертка ребенка, розового со сна, в светлом комбинезончике и желтом чепчике. Ребенок ничего не чувствовал и продолжал посапывать, пуская тонкую слюнку. Погодина подняла ребенка повыше, словно хотела хорошенько его рассмотреть, подержала так с минуту, а потом…уложила себе на грудь, прижала левой рукой, а правую мужу протянула.

– Наш ребенок, погодинской породы, – громко подтвердила она.

Супруг дернулся, открыл рот, чтобы возмутиться, но тут же и закрыл, столкнувшись взглядом с взглядом супруги. Промямлив нечто неразборчивое, Погодин безнадежно махнул рукой и побрел, спотыкаясь на каждом шагу, обратно к липе.

– Гоголь. Финальная сцена, – прокомментировал ситуацию незаметно возникший за спиной матери Сева. Потом он повернулся к Жуляновой. – Вас проводить, мадам, или сами уберетесь?

Ленка глянула презрительно выше Севиной головы и, раскачивая бедрами, нарочито медленно зашагала к калитке. Через минуту за калиткой заработал мотор и, оставив после себя бензиновое облачко, такси пропылило по дороге вдоль дач, вдоль большого ухоженного пруда к полосатому шлагбауму.

– Прошу к столу, – запоздало пригласила гостей Марина Николаевна и первая, с ребенком на руках, прошествовала в дом. За ней гуськом потянулись гости. У крыльца осталась одна Катерина Говорова, недоуменно пожимающая плечами и недовольная тем, как быстро и непонятно спокойно разрешился конфликт. А ведь мог выйти замечательный скандал! Значит, не все гладко в Датском, вернее, в погодинском «королевстве», подумалось ей. И поделом этой задаваке Погодиной. Нечего парней у подруг отбивать. Вот от неё Володька бы ни за что не стал на сторону бегать.

Вытерев пальцами уголки губ и поправив кружавчики на блузке, Говорова поспешила к столу и успела вовремя – на её место рядом с Валерием Сергеевичем уже усаживалась пышная брюнетка в блестящем платье и бриллиантами в ушах.

…Ночью над дачным поселком прогремела короткая гроза, и теперь из сада пахло свежестью и почему-то вишневым вареньем, хотя нынешний год был на вишню неурожайным. Гости разъехались в первом часу. Лиза с подружкой, перемыв гору посуды, без сил свалились на диване, даже не смыв с лица косметику. На веранде, оглушая жильцов ближних дач храпом, спал Всеволод. После долгого июльского дня спал весь дачный поселок, включая собак, кошек и другую живность. И только в окне маленькой спальни погодинской дачи горел свет и изредка оттуда, рассыпая алые искры, вылетал окурок.

Серебряные юбиляры сидели рядышком на кровати, а за их спинами вольготно разметавшись на широком ложе, спал ребенок. Мальчик. Подарок. Сын Ленки Жуляновой и Владимира Ивановича Погодина, как стало всем известно.

– Марин, – Погодин взял жену за руку, – зачем ты, объясни…

Женщина промолчала, только похлопала его ладонью по колену.

– Почему ты ей не сказала, другим…

– Володь, – устало прикрыла глаза Марина Николаевна. – Ну что ты как маленький. Что я должна была сказать? Что этот пацанчик не может быть твоим сыном в принципе? Что ты бесплоден? А как же Сева с Лизой? Про них тоже рассказать надо было?

Муж тяжело вздохнул. Тут она, конечно, права. Если сказать, что он не мог иметь детей (результат детской болезни, которой он переболел уже в институте), значит раскрыть так долго и тщательно охраняемую ими тайну. Ведь и сын, и дочь не его дети, то есть не его биологические дети, хотя любит он их до безумия и любого порвет на части, если кто вздумает их обидеть.

– Ты лучше скажи, почему Ленка так уверена, что ты отец ребенка? – потребовала Марина Николаевна. – Понятно, что у неё были и другие или другой, но пришла она к тебе. Почему? Изменил?

Погодин поднялся, подошел к раскрытому окну, закурил, но через минуту выбросил сигарету в сад.

– Прости.

– Прости-и-и-и…И, конечно, это было только один раз, я права?

Погодин покаянно опустил голову.

– Правду Ленка сказал: кобель ты! Надо же на старости лет…

– Марин! – вскинулся Владимир Иванович. – Ты лучше побей меня, только не издевайся. Я сам себя готов убить! Надо же повелся на эту стервятницу, воровку.

– Воровку?!

– Ну да, я её тогда не просто так уволил, а за воровство. Скандала не стал поднимать, выносить на коллектив. Уж очень она меня просила, никому…

– Воровка, стервятница? Если бы была хорошей, то и не корил бы себя сейчас?

– Корил бы в любом случае. Прости, Марина.

Он встал перед ней на колени, обнял за талию, прижался головой к теплому животу.

– Виноват я перед тобой, Маринка, так виноват! Простить себе не могу…

– Ладно, – рука женщины прошлась по поредевшей макушке мужа. – Бог простит. Сейчас речь не о том, что было, а о том, что делать будем?

Погодин поднял на жену покрасневшие глаза.

– А может, того… в детский дом?

– Ты с ума сошел! – толкнула его Марина Николаевна. Погодин ударился копчиком об пол. – Собственного сына в детский дом!

– Да какой…

– Тише! Детей разбудишь!

– Да какой, – зашептал Погодин, – к чертям сын! Ленка нагуляла с кем-то, а мы голову ломай.

– Молчи! Твой сын, понял? Твой! Тебе лучше этого ребенка признать. Ради Севы, ради Лизы, ради их спокойствия, ради нас всех, да и ради вот этого, – она кивнула в сторону спящего малыша. – Какая мать из Жуляновой, а мы с тобой опытные родители. Вон каких детей вырастили, воспитали. Еще одного осилим.

– Осилим, – эхом повторил Владимир Иванович, глядя то на ребенка, то на жену.

– И никто ничего не должен узнать, – Марина Николаевна потянулась. – Давай спать. Я здесь с ребенком, а ты на полу устраивайся, папа-а-а-аша! В понедельник начинай документы оформлять.

Женщина разделась, осторожно прилегла на край кровати, чтобы не потревожить малыша, натянула на себя легкое покрывало и, почти засыпая, подумала, что свою серебряную свадьбу, несмотря ни на что, они сыграли замечательно. А что прибавление у них в семействе, так это к добру. Значит, еще нескоро они почувствуют себя старичками. Подумаешь, ребенок! Тем более, такой красивенький, ладненький. Вырастет красавчиком девкам на погибель.

Через несколько минут женщина спала. И впервые, наверное, за последние пятнадцать лет видела во сне врачиху-гинеколога, которая убеждала её воспользоваться банком спермы и родить.

– Вы, женщина, не беспокойтесь, – говорила врачиха, – доноры у нас проверенные, с отменным здоровьем. Среди них много очень симпатичных.

Ну, последнее Марине было без разницы, потому что всегда была уверена, дети будут в неё. Так и получилось.

Алискина ошибка

Под рукой Киры звонит телефон.

– Алло?

В ответ упреки, укоры, взывание к небесам, истерические всхлипы, хлюпанье носом. Все понятно – Алиска.

– Что, опять?

– Не опять, а снова, – огрызается Алиска. – Представляешь…

Ну, понеслось, морщится Кира. Теперь полчаса её телефон будет занят эмоциональным рассказом подруги о том, какие все мужики козлы и сволочи, какие недотепы и слепые, не умеющие разглядеть в Алисе бриллиант. Но Кире должен позвонить важный клиент, а контракт для него еще не готов.

– Хорошо, – прерывает Кира подругу на самой трагической ноте, – встретимся сегодня в кафе.

Из трубки еще несутся восклицания, но Кире некогда, и она кладет трубку. В другое время Кира обязательно бы выслушала подругу, успокоила и вернула той пошатнувшуюся уверенность в собственной неотразимости, посочувствовала бы очередному краху её надежд на счастливую семейную жизнь. Но не сейчас. Сейчас важнее всего контракт.

Женщина уходит в работу, а когда снова звонит сотовый, отключает его.

Трудно представить более разных людей, чем Кира Величко и Алиса Борчукова. Кто знает их обеих, не перестает удивляться, как можно дружить людям, у которых нет ничего общего?

Алиса внешне очень привлекательна: стройненькая, несмотря на то, что родила троих, ротик, носик, глазки – все прорисовано гениальным художником. Внешность же Киры можно охарактеризовать двумя словами: ничего особенного. Алиса три раза успела сбегать в ЗАГС, чтобы узаконить отношения с «любимыми», и три раза в суд, чтобы развестись с «уродами». От каждого из мужей Алиска рожала по девчонке. Кира же ни разу не была замужем и растила двух сыновей.

Последние годы Алиса работает в архитектурно-строительной фирме секретаршей. У неё на столе постоянно пыхтит кофейный автомат, и запах кофе притягивает в приемную не только своих сотрудников, но и сотрудников из контор, которые располагаются на том же этаже. Это позволяет ей быть в курсе всего, что происходит за дверями чужих кабинетов и беззастенчиво пользоваться информацией в своих интересах. Кире же пришлось сменить несколько мест работы, пока не устроилась главным консультантом в солидную юридическую фирму. Доверие клиентов она заслужила умением держать язык за зубами и проникать в суть сложнейших документов, часто специально запутанных и неясных.

Начали девчонки дружить еще в школе, когда учительница посадила их за одну парту. Обе учились неплохо, обе посещали секцию легкой атлетики. Потом Алиска увлеклась аэробикой, а у Киры отношения с этим видом спорта не сложились. Посчитав подругу предательницей, она со старшей сестрой Зоей стала ходить на танцы в городской сад, где в то время играл молодежный вокально-инструментальный ансамбль. Ребята в ансамбле были все как на подбор, девчонки по ним сходили с ума. Не стали исключением и Кира с Зоей.

Зоя, которая была старше сестры на два года и уже оканчивала швейное училище, начала встречаться с руководителем ансамбля Борисом, а Кира свое сердце отдала бас-гитаристу Вадиму.

Пришло время сдавать выпускные экзамены, но головы сестер были заняты любовью. Поэтому в дипломе Зои выстроились сплошные трояки, а младшая Кира, еще год назад мечтавшая о золотой медали, с трудом сдала экзамены на четверки. Но сестры нисколько не печалились: впереди была долгая и счастливая жизнь с ребятами из ВИА.

В конце июля сестры оказались на приеме у гинеколога с одинаковым сроком беременности. Дома родители устроили им грандиозную головомойку, а девчонки в ответ только огрызались, утверждая, что скоро выйдут замуж.

Действительно, через месяц Зоя выскочила за Бориса, а Кира…

Вадим только ухмыльнулся на её признание:

– Если бы я женился на всех, кто от меня беременеет, я бы по количеству жен сравнялся с султаном Брунея. Поняла?

Она поняла: предложения о замужестве не будет, аборт делать поздно, об институте надо забыть.

В этот трудный момент только Алиска посочувствовала Кире, поддержала её, остальные же злорадствовали и вовсю сплетничали.

Но Алиска поступила в институт, уехала в Нижний, а Кира осталась. Нужно было устраиваться на работу. Помогла сестра, которая шила на дому одной даме из суда, отличавшейся нестандартной фигурой. Вообще, у Зои обнаружился талант: к ней шли дамы, желающие иметь фасон «как ни у кого».

В суде знали о Кириной беременности, но приняли хорошо, загрузили работой и посоветовали усиленно заниматься, чтобы поступить в юридический.

В феврале с разницей в два дня сестры родили мальчиков, а в конце октября их родители на старом «Москвиче» поехали закрывать на зиму дачу и на неохраняемом переезде угодили под скорый поезд. Сестры выплакали все слезы, а потом сели думать, как им дальше жить.

К тому времени Борису уже надоела роль хорошего мужа и заботливого папаши, он начал гулять, приходил домой в подпитии, злился на заливающегося плачем сына. Зоя ночами сидела за машинкой, обшивая клиенток, муж денег не давал, а тратил на рестораны и молодых девчонок.

Сестры решили жить вместе и растить пацанов. Борис против развода не возражал, лишь предупредил супругу:

– Денег ты от меня не увидишь.

– Фиг с тобой, – ответила Зоя.

А еще через год Кира сдала экзамены на юридический факультет. Зоя брала на себя заботы о племяннике.

– Езжай, учись, ни о чем не думай, – наставляла она сестру. – Деньги у меня всегда будут, проживем с ребятишками.

Конечно, на стипендию Кира не прожила бы, но тут опять рядом с ней оказалась Алиска. К тому времени она была замужем, муж Николай занимал должность начальника отдела при администрации города, и через него Алиска устроила школьную подругу на подработку в ЖЭК.

Потом Алиска развелась с мужем, начала поиски второго. При встречах с Кирой она поносила бывшего мужа и часто вспоминала свой кратковременный роман с каким-то Виталиком, сотрудником автомобильного НИИ.

– Признаюсь тебе, подруга, расставание с ним – моя самая большая ошибка в жизни, – делилась она. – Он был такой, такой…Но я тогда подумала, что взять с младшего научного сотрудника? А Николай как-никак начальник, у него возможности, то, сё…А на деле он оказался импотентом и жутким жмотом! Ну, скажи, зачем ему надо было жениться на молодой красавице? Возможно, Виталик мог стать любовью всей моей жизни…

Но вскоре у Алиски появился Олег.

– Я умираю от любви, я просто таю, когда он на меня смотрит, – заливалась она, сидя напротив Киры с чашкой чаю. – Мой рыцарь, мой бог…

Кире некогда было выслушивать длинные исповеди подруги, она тогда готовилась к зачету, времени – в обрез, а тут еще объявили месячник чистоты, и всех работников ЖЭКа отправляли на уборку территории.

– Ты меня не слушаешь! – обиделась Алиска. – Тут у человека судьба решается, а ты…

– А что я? – не стерпела Кира. – Это у тебя любовь, а у меня экзамены, меня дома с дипломом ждут. Сестра из сил выбивается с двумя пацанами. Ты меня хоть раз выслушала?!

И заплакала. Видать, усталость навалилась да напряжение последних дней, вот и сорвалась. Алиска вскинулась, хлопнула дверью и была такова.

Подруги долго не виделись. Кира защитилась, устроилась юристом на комбинат, сняла комнату. Сын Ромка пошел в первый класс. На работе её профессионализм быстро оценили, посыпались поощрения, премии. Через два года она получила от производства квартиру, начала готовиться к новоселью.

Но тут заболела сестра Зоя. Онкология. Время упущено, как сказали в больнице, операция бесполезна. Кира предложила сестре лечь в столичную клинику. Денег она достанет.

– Не суетись, – сильно похудевшая сестра с трудом передвигалась по квартире. – Мне уже не помочь. Думай о том, что теперь тебе придется Стаса забрать. Видишь, как получилось.

– Что ты раньше времени себя хоронишь?

– Да что я не знаю, сколько врачи мне времени отвели? Квартиру нужно успеть переписать, опекунство на Стаса оформить, в Ромкину школу его перевести, пусть в одном классе учатся.

Помолчали какое-то время.

– У тебя, может, другие планы были? Ну, там личные, про замужество? С одним ребенком, конечно, замуж возьмут, а вот с двумя…

– О чем ты, Зоенька? Какое замужество? Мое замужестве на танцплощадке в городском саду осталось. О Стасике не беспокойся, сама знаешь, он мне не племянник, а родной сын. Как Ромка тебе.

Через полтора месяца Зои не стало. А Кире и погоревать некогда было: заботы, проблемы, бумаги. Вот когда она пожалела, что рядом нет Алиски, которая обладала талантом все быстро улаживать.

И вдруг Алиска объявилась. Впряглась вместе с Кирой в дела, привлекла знакомых, друзей, и скоро семейство Величко вселилось в хорошую трехкомнатную квартиру почти в центре Нижнего. Для этого пришлось продать родительскую и ту, что получила Кира от комбината.

Сидя на кухне в новой квартире, Алиса поведала о том, какой сволочью оказался её второй муж Олег, как не оценил счастья быть рядом с несравненной Алисой.

– Мне что же паранджу надеть? Глаз ни на кого не поднимать? Устроил, понимаешь ли, сцену ревности. Если ты ревнуешь, то я-то при чем? Это твои проблемы. Ну, потанцевала с молодым человеком, ну проводил он меня домой, что здесь такого? Зачем придумывать то, чего не было!

– А что действительно ничего не было? – спросила Кира.

– Ну, как тебе сказать, – замялась подруга. – Понимаешь, паренек меня довез до дома и стал приставать в машине, но я, конечно, дала ему по рукам. А он такой бесцеремонный, хи-хи, начал лапать…Пока я думала, как достойно выйти из этой ситуации, мой благоверный вышел из подъезда и прямо к машине. Орать начал, драться полез. Скажи, не идиот ли?

– И что теперь?

– Как что? Развод. Не могу же я с таким грубияном жить. Вот только Иришку жалко, она так к отцу привязана.

– Подожди, какая Иришка? У тебя же Ниночка.

– Ну да, Ниночка. От Николая, а Иришка от Олега.

– Поздравляю, я и не знала…

– Ну да, я не сообщила, – Алиска потянулась к стакану. – Давай, подружка, выпьем. За наши не сложившиеся женские судьбы. Если бы можно было все вернуть, начать сначала. Вот ты мне скажи, ты бы тогда снова с Вадимом связалась? Ну, признайся?

– Нет.

– Но ведь любила его?

– Не помню.

– Какой ты все-таки сухарь, Кирка! Не по-о-о-мню, – передразнила она. – А я вот все помню, и какой я была дурой, и как сама себя любви лишила. Эх, Виталик! Моя самая большая ошибка в жизни!

– Перестань.

Время близилось к полуночи. Ромка со Стасиком спали на расстеленных по полу матрасах.