Забытая лейка

Мужчины в разводе

Она сидит свободно, откинувшись на спинку стула, нога на ногу. На большом пальце правой ноги пляшет шлепка. Эта светло-бежевая шлёпка живёт какой-то то своей, отдельной от неё жизнью. Нет, она совершенно не нервничает – как раз наоборот: боится заснуть. Да, она сочувствует этому мужчине ровно настолько, насколько можно посочувствовать незнакомому человеку потерявшего жену от этой страшной болезни. Но он, похоже, не ожидает сочувствия. Ему надо понимание и восхищение.

– Всё гениальное – просто, – сообщает он ей.

А дальше начинается рассказ про чудо-насадку, которая просто цепляется на душ и обогащает воду какими-то положительно заряженными ионами. Плюс магнитное воздействие на организм.

– А главное – себестоимость! – торжественно сообщает он. – Она такая низкая, что даст возможность без особых вложений запустить производство и сделать это изобретение доступным широким массам.

Она размешивает ложечкой капучино, безжалостно ломая красивую веточку на поверхности любимого напитка. Пробует. Тянется к коричневому пакетику с сахаром. Сколько там? Пол чайной ложечки? Иногда можно. О боже! Как хочется спать! Ее всегда тянет в сон при общении с идиотами и одержимыми. А здесь – два в одном. Хотя, он, конечно, никакой не идиот. Инженер в крупной компании. Хорошие часы, рубашка с крокодильчиком. Lacoste. Фирменная оправа. Дурацкого цвета, но фирменная. И приехал наверняка на джипе. Не меньше.

– А ещё регулярное пользование этой насадкой оказывает необыкновенное омолаживающее воздействия на весь организм, – продолжает он, заговорщицки оглядываясь вокруг. – Это же просто революция! Вы понимаете? Вот, к примеру, сколько вы мне дадите?

" Сколько вы мне дадите", – звучит достаточно двусмысленно и фривольно. Она разворачивает крошечную шоколадку. В этом кафе это такой микроскопический бонус к кофе. Аккуратно кладет ее в чашку, профессионально пряча улыбку.

– Ну, сколько? – не унимается любитель положительно заряженных частиц и магнитного воздействия на организм.

Она неопределенно пожимает плечами – это ее слабое место: после определенного возраста она совершенно не в состоянии определить сколько лет тому или иному мужчине. С женщинами немного легче. Они очень стараются, женщины: массажи и кремы, ботокс и филлеры. Естественно, макияж. И те, кто старается, выглядят лучше, чем те, кто не старается. Лучше, но не моложе. Ибо – возраст в глазах, во взгляде, в повороте головы, в походке, да мало ли в чем ещё. И в голове, в первую очередь.

– 56! – он торжественно откидывается на спинку стула, заранее наслаждаясь произведенным эффектом.

56. Она дала бы 62 – 64 навскидку, не прицеливаясь: мешки под глазами, глубокие морщины, дряблая шея, старательно зачесанные волосы, призванные скрыть то, чего скрыть уже нельзя. Её всегда это удивляло – ну, почему не постричься под ноль? Видимо, это поступок, на который не все способны. М-да, и лишнего веса, как минимум четверть центнера. Это много. Очень. И никакие магнитные насадки не в состоянии это исправить.

Он, видимо, читает на её лице восторг и восхищение. Она умеет прятать эмоции. И мысли тоже. Это профессиональное.

Она психолог. После развода с мужем выпустила книгу "Женщины после развода". Тираж мизерный. Что-то раскупили, что-то раздарила. Отзывы хорошие, даже очень. Удивления никакого – ну, написала книгу! Так она же психолог. Материал прямо в руки плывёт, причем ежедневно. Пациенты несут его в клювах и делятся – щедро и безвозмездно.

Плюс собственный развод 7 лет назад. Совершенно неожиданный для всех и в первую очередь – для нее. Ей тогда только-только исполнилось пятьдесят. Взрослая дочь. Чудесный муж. Всё, как в книжках: лидер, защитник и добытчик. Свой бизнес, частые командировки в Киев, их родной город.

"Там остались связи" – убедительное объяснение. Нет, она не наивная дурочка и понимала, что есть шансы, тут и там. Он интересный, её Алик: видный, умеющий правильно сказать, правильно посмотреть, правильно помолчать. Даже правильно открыть дверь и подать пальто. И да, в глубине души она совсем не исключала, но была в нем уверена, как в себе. А, может, и больше. Даже если, вдруг… – это не может быть серьезным.

Оказалось, что может. И это длится уже около пяти лет. И там, в Киеве, растет трехлетний сын – синеглазый Олежек. Они все кареглазые – и он, и она, и дочка. А тут вдруг… Видимо, в маму. Она младше его на 15 лет. Совершенно обычная история на сегодня. Могло бы быть наоборот. И это тоже никого бы особенно не удивило. Родила в 32, успела в последний вагон. Раньше таких называли позднородящими. На сегодня это настолько обычно. Какой там последний вагон? Рожают и в 40. Медицина не стоит на месте. Это очень удобно: гуляй себе до тридцати, набирайся опыта, сравнивай и выбирай. А потом уводи мужа из семьи – готового, состоявшегося, успешного. Это все равно, что сорвать спелое яблоко в чужом саду – не нужно сажать эту яблоньку, бережно вскапывать и любовно поливать, не нужно бороться с садовыми вредителями и опрыскивать какими-то химикалиями. Просто живи своей жизнью, а потом – только подставь руку – и готовый сладкий и румяный плод в твоей ладони. Его можно даже не мыть – так, потереть слегка об рукав.

Он ушел красиво, её Алик: оставил ей и квартиру, и машину. И это не говорило о его необыкновенной щедрости, скорее, свидетельствовало о том, как распрекрасно идут его дела.

Дочка, их мягкая и добрая Натка, ничего не оценила – ни машину, ни квартиру. "Он для меня больше не существует", – сказала каким-то чужим, незнакомым голосом.

Он перевез свою семью с васильковыми глазами в Израиль – то ли в Нетанию, то ли в Кейсарию. Купил квартиру у моря. В новом доме с огромным балконом. Нет, она не интересовалась, но информация упрямыми ручейками стекалась к ней через общих знакомых – бывших друзей.

А осенью там должен родиться второй ребенок. Два ребенка – это правильно. И это нормально в 57 лет, особенно когда уже есть взрослая дочь от первого брака, Умная, добрая и серьезная. Мама пятилетней Михальки, названной в честь любимого деда Миши, Аликиного отца, который умер уже более десяти лет назад. Тогда, после их развода, Натке было 25, и она не давала ей покоя.

– Ты должна устроить свою жизнь, мама, – сказала четко и раздельно, глядя ей в глаза. – Ты молодая, красивая и успешная. Я не буду с тобой вечно. Томер уже полгода твердит, что уже пора снять квартиру и жить отдельно.

– Да, я знаю, – она кивнула.

Томер – хороший парень, они с Наткой уже два года вместе. И, наверняка, поженятся.

– И к тому же, ты – психолог, а чтобы помогать людям, надо самой быть счастливой.

– Это аргумент, дочь, – она легко, кончиками пальцев, взъерошила шелковистые каштановые локоны, как когда-то, когда Натка была маленькая.

– Ну, мам, – я серьезно, – Натка обиженно нахмурилась. – Я найду тебе сайт знакомств. Зарегистрируешься. Посмотришь.

И она зарегистрировалась. И посмотрела. Даже несколько раз вышла на кофе и очень быстро поняла, что ловить тут абсолютно нечего. И некого. Такие, как ее Алик, на сайте не водились. А на меньшее она не была готова. А потом – как-то неожиданно для неё, возникла идея книги, которая написалась очень быстро. А потом вышла замуж Натка и родилась Михалька. Как-то много случилось за эти семь лет, с тех пор, как они расстались.

И вот, совсем недавно – письмо из российского издательства. Они прочли её книгу. Непонятно, как она к ним попала. Хотят переиздать ее сами, но с условием заключения контракта на вторую книгу. "Мужчины после развода". Так, в двух частях, это вызовет бо́льший интерес у читателя и, соответственно, будет продаваться живее. И она получит свой гонорар, и ей не надо будет беспокоиться об обложке, о продажах и рекламе. Они всё берут на себя. И время, которое они дают ей – полгода. Редактор заверил, что столько времени они не дают на одну книгу ни одному автору, но ей… Все же первый раз, и они проявляют понимание, и надеются на успех и тд и тп.

– Мама, ура! – Натка кричала в трубку, забыв про спящую дочку. – Ты ни в коем случае не должна упустить эту возможность. А я, я стану дочерью писательницы! Представляешь?

– Ната, – она попыталась остудить этот поток восторга. – Таких писателей знаешь сколько? Пруд пруди! Возьми любую тему – просто ткни пальцем – и у тебя выскочат сотни изданий – на любых языках. И каждый, оплативший издание своей книги, в твоих глазах – писатель?

– Мам, тобой заинтересовалось издательство. Они все берут на себя. Ты это понимаешь?

– Но не забывай, что есть ещё и штрафные санкции.

Наткин восторг немного поутих.

– За что?

– За сроки. Вернее, за то, что не уложусь в эти сроки.

– Ой, мам, вот тут я за тебя не волнуюсь. Более пунктуальной, чем ты, может быть только английская королева. Ну, ладно, по-моему, Михалька проснулась. В общем, давай, подписывай договор, даже не сомневайся. Мы в тебя верим, и я, и Томер.

– И Михалька?

– А она больше всех.

В начале следующей недели редактор вышел с ней на связь по Скайпу, и она дала согласие по всем пунктам – как будто нырнула в глубокую и холодную воду.

Ее основными пациентками были женщины – в основном, разведённые, а потому материала накопилось – выше крыши.

"Мале", – так говорила ее внучка, одинаково хорошо болтавшая на двух языках.

Полно. А вот про мужчин – совсем не полно, а если быть честной – нет у нее материала. Редко она выслушивает мужские исповеди, видимо, они предпочитают поделиться проблемами с друзьями, не очень веря в эффективность встреч с психологом. А сочинять, высасывать из пальца… Она знала, что жизнь – лучший сценарист и лучший режиссер, и ничего интереснее она не придумает.

Внезапно вспомнился тот, кофейный, период ее жизни семь лет назад. У Пикассо были голубой и розовый периоды творчества, у Баха – Веймарской и Лейпцигский, а у нее – кофейный. Конечно, там было совсем немного встреч, но каких! Правда, была парочка женатых экземпляров, но большая часть – разведённые. Им было неинтересно послушать про нее. Ничего, ну, скажем, почти ничего, кроме того, живёт ли она одна или с детьми.. Зато о себе они рассказывали с удовольствием. Натка говорила, что они чувствуют в ней психолога. Уже тогда она научилась слушать вполуха, не напрягаясь и не задавая лишних вопросов.

Запомнилось несколько персонажей: Юрий – достаточно симпатичный, худощавый, приехавший откуда-то с севера на поезде. Он грустно поведал, что совсем недавно выяснилось: два его сына – совсем взрослые парни – вовсе не его дети, и отцы у них разные. А его жена, не подумайте ничего такого! – она врач, успешная и уважаемая коллегами и пациентами. И красавица, к тому же.

Ещё один пришел на свидание в какой-то рабочей форме с буквами на спине, обреченно сообщил, что жена изменила ему, сообщила об этом факте и ушла жить в их вторую квартиру, которую он приобрел для сдачи. И вот теперь надо подавать на развод.

– Она мне сказала, что я только и умею, что зарабатывать деньги, а больше ничего, – горько пожаловался он, ерзая на стуле в тщетной попытке найти удобную позу.

Хотя было ясно, что стульев для людей с таким весом и такими габаритами ещё не придумали – только диваны и, может быть, ещё – кресла. Видимо, уже в первые полчаса общения он решил, что их союз сложился, совместное проживание не за горами и доверительно сообщил, что с ним легко, вот только есть у него одна не очень приятная привычка – он не слишком аккуратен и разбрасывает одежду по квартире.

– Но ведь это не главное, правда? – в его голосе было столько смирения, что она тогда кивнула головой – ну, конечно же, не главное. Так же, как его вес, одежда, манера пить кофе, жест, которым он вытирал потное лицо. Это все ерунда.

И ещё была парочка персонажей. Один – с юга, вроде, в целом ничего, который вдруг через полчаса знакомства буквально ошарашил ее, сообщив, что он противник всей этой лирики и романтики, типа букетов роз, коробок шоколадных конфет и вина на закате на веранде кафе. Он за то, чтобы жить вместе, вместе дружно вести хозяйство и ухаживать за Шоном – его королевским пуделем. Упоминание о Шоне и уходе за ним – это была последняя точка.

Натка, которая живо интересовалась каждым выходом, удручённо вздыхала, чувствуя дикую вину за то, что втравила родную мать а такое заведомо проигрышное предприятие.

Прошло почти шесть лет с той минуты, когда она сказала себе: "все, хватит, баста!"

И вот сегодня, когда ей 57, и когда её жизнь может измениться, когда её заметили и предложили сотрудничество, она с ужасом поняла, что совершила сумасшедшую ошибку, подписав этот контракт. Что она не писательница, потому что придумывать не получается, а материала нет. Мужчины после развода . Какие они? У нее есть пример – её Алик. Если она опишет его жизнь после развода, даже то немногое, что ей известно, народ побежит разводиться. Он не спился, не опустился, цветет и пахнет, преуспевает в бизнесе и рожает детей с васильковыми глазами, которые будут любоваться закатами на Средиземном с огромного балкона на 22-м этаже. Они будут хорошо учиться, эти дети, играть в теннис и на скрипке, поднимая его самооценку. Как противовес этому безоблачному счастью, должны быть и другие примеры.

Мысленно она разделила разведенных мужчин на две большие группы: те, которые были инициаторами развода и те, жены которых оказались решительнее и подали на развод сами. Оказалось, что в каждой группе есть куча подгрупп. Есть такие, как ее Алик, которые встретили новую любовь и не смогли продолжать эту двойную жизнь. Есть и другие, которые ушли не к кому-то, а от кого-то. Надоело терпеть фокусы своей половинки, надоело танцевать танго одному, надоело добиваться любви у женщины, которая не готова её дать. По разным причинам.

Группа, которых оставили жёны, была ещё более многочисленная и включала множество подгрупп. А по сути две больших: жена ушла к кому-то, устав терпеть одиночество вдвоём, или косяки мужа стали просто невыносимы. Все это было элементарно и не требовалось ее знаний и опыта психолога. Ей требовалось написать обо всем этом с другой стороны баррикад – со стороны мужчин. Описать их душевное состояние, показать читателям их невидимые слёзы. А они, к сожалению, настолько редко посещали ее кабинет, что это не могло стать основой книги. Ей нужен материал, нужны живые мужчины, готовые поделиться, рассказать.

И тогда она заглянула на практически забытый сайт. Тот, который оставила 6 лет назад. Кофейный период – 2, вот, что ей нужно. Да, эти походы возьмут время, возможно, месяц уйдет на сбор материала, пять – на написание. Хотя, кто знает, может получиться и наоборот. Редактура и корректура – на издателе, что уже хорошо, так как экономит массу времени. И она, успеет, конечно, успеет. И ее Натка будет ею гордиться.

И вот первая встреча – и такой прокол. Впрочем, она сама виновата, нарушила чистоту эксперимента, вышла со вдовцом, который совершенно не вписывался ни в одну из групп или подгрупп. Судя по всему, ему абсолютно не важно было знакомство, ему нужен был слушатель, зритель, и, если бы на ее месте сидела другая женщина или даже мужчина, он с тем же рвением и запалом продолжал бы рассказывать о своем изобретении, которое, без всяких сомнений, перевернет жизнь человечества. Она озабоченно посмотрела на часы.

– Ой, простите, мне пора, надо ещё с внучкой посидеть сегодня. У дочки с мужем театр, – она встала, тем самым прервав поток его красноречия, и вдруг с ужасом поняла, что совершенно не помнит, как его зовут – Вячеслав или Владислав? Придется прощаться обезличенно, в целом и общем.

Изобретатель помахал официанту – счёт, пожалуйста !

– Я вас провожу до машины, – галантно предложил он, копаясь сначала в кошельке, а потом в карманах, в поисках мелочи для чаевых.

– Да, не стоит, – вежливо отказалась она. – Вы где запарковались – на подземной парковке или наверху?

Он жестом показал вниз.

– Тогда вам на лифт, вот сюда, – она достаточно хорошо знала этот торговый центр, в котором поначалу потерянно блуждала. – А я пешочком. Всего самого хорошего, было приятно познакомиться, – она кокетливо поиграла в воздухе пальцами с безупречным маникюром лилового цвета.

– Так, я позвоню, с вами было очень интересно пообщаться, – расцвел улыбкой изобретатель.

– Да-да, конечно. Как-нибудь. Всего доброго, – цепочка радужных улыбок с двух сторон – и вот она уже спускается по лестнице, ведущей на стоянку.

– Уфф, так тебе и надо. И чего тебя понесло ко вдовцу? Это не твоя тема. Часа два потеряно, – так она корила себя, пересекая стоянку. Мимо проехал на новеньком джипе то ли Вячеслав, то ли Владислав. Заметив ее, открыл окно и прощально помахал.

На лобовом стекле машины ее ждала записка на иврите: " Мне ужасно жаль. Просьба позвонить со стоянки." А дальше номер мобильного. Мало того, что она сама отругала себя за никчемную встречу, вот оно – наказание сверху.

Это за нежелание прислушиваться к интуиции, которая что-то нашептывала ей ещё перед встречей, а уж во время встречи просто вопила.

Бампер был смят. Несильно, но заметно. Даже на ее десятилетней машине. Хотела продать её сразу после развода, но затянула, а потом было много расходов – капитальный ремонт, свадьба дочери. Много поездок по миру – этим калейдоскопом впечатлений она надеялась заглушить боль, обиду от предательства мужа. Получалось слабенько. Если честно – не получалось совсем. То есть, впечатления и боль существовали параллельно. Что-то типа, когда ешь необыкновенно вкусное мороженое, а зуб реагирует на холод. Она набрала номер. Ответили сразу, на иврите.

– Пару минут, я спускаюсь.

Понятно, что это не будет пару минут. Она села в машину, настроила кондиционер и включила музыку. Энрике Иглесиас пел, что он больше не может без любви. "Sin amor no puedo mas".

Наверное, он прав. Как прав был тот мальчик из любимого фильма "Доживём до понедельника". Она не помнила, как его зовут, помнила только его полный тоски взгляд, обращённый к героине Ольги Остроумовой. И слова: " Человеку необходимо ощущение влюбленности. В кого-нибудь или во что-нибудь. Всю дорогу. Иначе неинтересно жить.". Да, вот и влюбляются в того, кто случайно оказался под рукой. А потом – разводы, слезы и походы к психологу. Или неразводы, слезы и снова походы к психологу в тщетной надежде исправить ситуацию, сохранить то, чего сохранять категорически не стоит. То есть, по большому счёту, всё решает везение и удача. Кому-то просто когда-то повезло сделать правильный выбор. Все так просто. Кстати, ей тоже сегодня повезло, если разобраться. Кто в наше время, ударив чью-то машину, оставит свой номер? Это на грани фантастики. А … это, наверное, он. Поджарый седовласый мужчина в шортах и спортивной майке растерянно оглядывался по сторонам. Такой Ричард Гир.

Она повернула ключ и вышла из машины.

Короткий взгляд, и он заговорил по-русски. Приятный негромкий голос с лёгким акцентом. Тысячи извинений за происшедшее, готовность заплатить и просьба не задействовать страховку.

– Давайте сделаем так – вы сходите в свой гараж, получите у них цену ремонта, и я оплачу вам наличными. Идёт? Да, забыл представиться – Алекс.

– Рина, – она машинально пожала протянутую руку.

– Вот и прекрасно. Вы местная?

– Да, а какое это имеет… – начала она.

– В принципе, никакого, – легко согласился он. – Просто нам придется встретиться ещё раз, для передачи денег, а то, что мы из одного города, упрощает задачу. Извините за вид, – смущённо улыбнулся он. – Я тут тренируюсь три-четыре раза в неделю.

– Надо же, как мне повезло приехать сюда именно в один из этих дней.

Она уже думала, когда выбрать время, чтобы заскочить в гараж. На следующей неделе ее расписание было плотное, без единого окна Вы знаете, Рина, у меня странное чувство, что повезло не только вам, но и мне, – он сказал это очень серьезно. – Ремонт я оплачу, но есть ещё и моральная составляющая – вам нужно выбрать время, чтобы заскочить в гараж, потом – чтобы встретиться со мной. Если разрешите, мне бы хотелось компенсировать эти хлопоты хотя бы частично уже сегодня.

Она вопросительно подняла глаза.

– Здесь, совсем недалеко, есть чудное кафе. Итальянское. Вы любите итальянскую кухню?

Шарики

Ей приснился сон – яркий и блестящий. Ожидание гостей на какой-то праздник. Подружка, которая пришла украсить ее салон разноцветными шариками и мишурой. Светящаяся ёлка. Что, впрочем, неудивительно – у неё ёлка стояла всегда до февраля.

Праздника особого не намечалось. Хотя… Сегодня три года со дня их знакомства. С того январского дня, когда они ещё в немногословной переписке поняли – здесь что-то может получиться, можно попробовать.

И вот – три года. Пролетели, пробежали. Много дали и многому научили обоих. Как и любые другие отношения.

Она хлопотала на кухне: рыбка, запечённая молодая картошечка, салатики. Белое вино. Скромненько, но вкусно. Включила кондиционер – дома было холодно и сыро, как всегда зимой. Через полчаса выключила – нечем дышать. И потом – ещё десять минут и будет тепло.

Он всегда приносил с собой тепло. И это не исчезало уже три года. Уже потом, откинув одеяло, – ну и жара! – они вспоминали, болтали, смеялись. Всю эту ностальгическую идиллию прервал звонок в дверь. Звонок, который не прекращался. Она сразу поняла, что это её звонок – это была его тональность. Семь лет в музыкалке по классу скрипки, занятия сольфеджио и нескончаемые распевки в хоре не проходят бесследно. Слух развивается и из хорошего становится практически абсолютным.

– Что, опять соседи бушуют? Сколько можно дрелить?

Да, у него не было абсолютного слуха и этот нескончаемый звук он принял за звук дрели. Соседи – то ли сверху, то ли снизу – никак не могли закончить установку новой кухни. Звук не прекращался. "Не болит голова у дятла". Был такой фильм. А у этого непрошенного и незванного гостя не болел палец, которым он с одержимостью идиота жал на кнопку.

Вставать было холодно, но надо. Надеть абсолютно нечего. Она накинула какую-то длиннющую мохнатую безрукавку, укорив себя в очередной раз, что никак не соберётся купить толстый махровый халат. Бутылочного цвета. Или бордового, как хорошее вино. Удобно после душа и вот для таких случаев. На цыпочках подошла к двери, моля бога, чтобы не проснулась и не вышла дочка, пришедшая домой далеко за полночь. С осторожностью приоткрыла дверь. Ни души. Быстро освободила заевшую кнопку звонка. И тут увидела два шарика. Они парили, слегка покачиваясь, прямо возле двери, на коврике с жизнерадостной надписью WELCOME. Стояли на симпатичных грузиках в форме конфеты трюфель, обернутой в ярко-красную фольгу. Один шарик был овальный, другой – в форме цифры "три". Яркие, блестящие, какие принято дарить детям на дни рождения. Она, придерживая одной рукой безрукавку, затащила их в спальню.

– Что это? – воззрился он удивлённо.

– Ну, вот, три. Цифра три, – ей было непонятно, чему тут удивляться. – Это разве не ты заказал? У нас сегодня три года.

– Не я, честное слово, – он смотрел на неё пионерскими глазами.

– Врешь! – припечатала она. – Это ты!

– Да клянусь, что не я! Шарики?

Шарики весело светились в полумраке комнаты. И вдруг они оба разразились смехом, сумасшедшим хохотом, до слёз и до тонких колких иголочек, пронзающих всё тело и насыщающих его энергией и кислородом.

Когда отсмеялись, он сказал:

– Наверняка, ошиблись дверью. Надо вернуть. А то меня начинает мучить совесть.

– Она тебя будет мучить ещё пару часов, – откликнулась она, вытирая слёзы. – Неужели ты думаешь, что я прямо сейчас начну бегать и стучать в двери – шариков не заказывали? Подождут.

Заказчики ждать не хотели. Видимо, созвонившись с магазином, они аккуратно позвонили в дверь уже через полчаса.

Она нырнула под одеяло.

– Никого нет дома. Все ушли на фронт.

И в эту минуту вспомнила свой сон с огромным количеством цветных шаров.

Уже позже она вынесла шарики на лестничную площадку. Проверила через час, что их благополучно забрали. Догадалась, что соседскому малышу, вроде бы, три года. И уже вечером загрустила, что этот шарик с цифрой "три" был не для неё.

Забытая лейка

Он не помнит, когда впервые обратил на него внимание. Переезд в новый дом, ремонт, заботы по обустройству. Мало ли, что там растет во дворе. Да, надо бы навести порядок, прополоть этот наглый сорняк. Но его занимали дела более срочные и насущные.

А к весне сорняк зацвёл. Невзрачные, светло-голубые цветочки. Ничего особенного. Но может, не сорняк, а цветы? Тогда и пропалывать не придется, пусть растут. Он не был дока в садоводстве, но понимал – цветы надо поливать. За цветами надо ухаживать. Это оказалось достаточно приятно – ухаживать и видеть плоды своих трудов. Ему даже показалось, что и зелень неприметных листочков стала ярче, и цветов – больше. Они по-прежнему были достаточно невзрачны, но разрастались быстро и скоро заняли площадь от дома до забора, отделяющего соседние владения.

Планы по благоустройству двора оставались планами – новая работа, навалившиеся проекты занимали чересчур много времени. А тут хоть какая-то, но зелень. Поливка этой зелени вошла в привычку, особенно в сухое время года. Для этого он даже приобрел шланг, дремавший, как змея, свернувшись кольцами под навесом возле дома.

Зима выдалась дождливая, холодная и ветренная. К весне успокоилось, угомонилось, и он решил в выходной немного поправить забор. Подбить доски, покрасить. Каково же было его изумление, когда, сняв доски, он увидел, что его сорняк там, за забором, дарит другому хозяину совершенно иные цветы. Они были крупнее намного и цвета ярко – голубого, почти синего. Те же невзрачные листочки не оставляли сомнения в том, что это его сорняк. Тот, который он поливал со старанием после работы. Тот, да не тот.

Он покопался в интернете, нахватался садоводческих знаний и поливать начал по науке, но толку было мало. Те же невзрачные цветочки, мелкие и неприметные. Сорняк, одним словом. Сорняк, который во дворе соседа даже знойным летом выбрасывал яркие цветы. Это было непостижимо. Временами посещали мысли просто избавиться от этой невнятной поросли и благоустроить участок возле дома. Покрыть плиткой. Может, поставить тениссный стол, а чуть дальше – мангал. Но мешало что-то. Возможно привычка к уходу за этими непонятными блеклыми цветами, название которых он не нашел даже в интернете. А возможно, неоставляющее, ставшее навязчивым желание увидеть яркие синие цветы и возле своего дома, а не только на соседском участке, на который он ревностно поглядывал через зазор, оставленный меж досками отремонтированного забора.

А весной он на другом конце двора неожиданно увидел цветок. То, что это был цветок, а не сорняк, сомнений не вызывало – изящный, тонкий, но крепкий стебль, гладкие ярко-зеленые листья, крупные, с ладонь. А сам цветок – с яркими, будто нарисованными лепестками, бархатными на ощупь. Не удержался, нежно провел мизинцем. Вздохнул. В своих копаниях на сайтах, посвященным садоводству, он такой цветок не видел. Была в нем одновременно какая-то уверенность, независимость и уязвимость. И откуда занесло его к нему во двор было совершенно непонятно. Один цветок и два бутона. Он представил себе клумбу из таких цветов у себя во дворе. И снова утонул на сайтах.

На заботу цветок отозвался не сразу. Бутоны распускались медленно. Но это ожидание было таким приятным. Он опасался приближающейся жары, думал даже соорудить навес, чтобы спасти бархатные лепестки от зноя. Но таких рекомендаций не нашел, удовлетворившись тем, что цветок растет в тенистом месте.

Его заботы разделились на два участка. На буйную и непритязательную поросль с редкими бесцветными цветочками, в которой так любила поваляться его кошка Зоя. И на ЕГО ЦВЕТОК, который дарил ему много эмоций. Радовал необыкновенной красотой, ароматом, чудом медленного раскрытия бутонов. Он не разрастался, ЕГО ЦВЕТОК. Не имел желания пустить стебли за соседский забор, в тени которого он пристроился. Он поливал его специально купленной лейкой, вскапывал аккуратно землю вокруг, а летними вечерами даже сбрызгивал листья. Иногда просто сидел рядом на низкой табуреточке, недоумевая, откуда на него свалилась эта красота.

Осень пришла рано. Зарядили дожди. Нудные, серые, бесконечные. До ливней и гроз не доходило, но необходимость в поливке отпала. Шланг и лейка скучали под навесом, погрузившись в зимнюю спячку. Длинными стали вечера, и возвращался он домой практически ночью. Разжигал огонь в камине, ужинал, чаевничал, добавляя в большую расписную чашку сушенный чабрец, привезенный не помню откуда, читал на ночь, чувствуя в ногах тепло Зои.

Зима была нескончаемой. Весна влажной и холодной.

Распогодилось и немного подсохло только в конце марта. Его сорняк уверенно владел завоёванной площадью, но не дарил никаких эмоций.

А цветок? Он знал, что с ним всё в порядке, в поливе он не нуждался, воды было много этой зимой и весной.

Навестил его только дважды в начале лета. Полить. Бутоны как будто только ждали живительной влаги. Раскрылись буквально на глазах. Поверхность лепестков по-прежнему была нежно- бархатистой. Он привычно провел по одному из них мизинцем, любуясь нежным тоном, переходящим из насыщенного и яркого в пастельный, почти прозрачный. Мысли его были далеко. Предстояла длительная командировка.

Он специально отложил ее на лето. Так хотелось убежать от невыносимой жары на север Европы. Кроме этого – каникулы. Сын с внуком смогут чаще забегать проведать и покормить Зою. Взять ее к себе невестка не соглашалась. Младшая внучка была аллергиком. Он похлопал по карманам… черт! Смартфон остался дома, а он ждал важный звонок. Да и ему надо позвонить. Перед полетом всегда много дел. Пора собираться. Он поспешил к дому, небережно сдвинув лейку ногой к забору.

Его не было почти 2 месяца. Из разговоров с сыном знал, что дома все в порядке. Зоя не скучает, дом присмотрен, а к его приезду Гуля сделает генеральную уборку.

Если честно, ему надоела Европа с ее дождями, серым небом и редкими душными и влажными днями без дождя, когда немного прояснялось и выглядывало солнце.

Хотелось в свой дом, увидеть сына, обнять внуков. После командировки ему полагался недельный отпуск, который он планировал провести на веранде в любимом плетеном кресле с книгой в руках.

Первые пару дней он тупо отсыпался, просто проваливался в сон. А потом вынырнул, стал возвращаться к обычной жизни. Сходил в ближайшую лавку, накупил всего понемногу, кашеварил. Хотелось отдохнуть от плотной, жирной и калорийной еды, от красивого, но совершенно чужого города.

После двухдневной спячки и хлопот на кухне наконец вышел во двор. Его сорняк потерял все свои краски, хотя, судя по небрежно брошенному шлангу, его поливали. Цветов не было. Совсем. Ради любопытства заглянул к соседу через щель в заборе. Наличие крупных синих цветов уже не удивляло и не раздражало.