Другая Анна

ДРУГАЯ АННА

По вечерам на лавочке около большого каменного дома, что в самом центре Николаева, собираются пенсионерки. Старушкам необходимо общаться друг с другом, каждой хочется поговорит с ровесницами, даже если говорить не о чем. Лишь одна из них смотрит на собравшихся на лавочке с балкона третьего этажа, но никогда не спускается к ним. Её зовут тётя Сима, она старше всех своих соседок – пенсионерок. Старушке почти девяносто два, она из поколения матерей собравшихся на лавочке. Завидев её, все соседки улыбаются и машут рукой. Тётя Сима тоже приветствует сидящих внизу под её балконом, но никогда не улыбается. В мыслях она снова и снова возвращается к трагическим событиям своей юности.

– Судьба тёти Симы очень похожа на судьбу Анны Франк, с той разницей, что тёте Симе посчастливилось выжить, – уже в который раз говорит её ближайшая соседка Лена. – Только про Анну знают все благодаря её дневнику, а про тётю Симу – только жители нашего микрорайона, только у нас её называют второй Анной. Хорошо было бы, чтобы о ней написали книгу.

1.

Весна 1941 года пришла в Золотоношу с опозданием. Позже обычного зацвели яблони, а вслед за ними вишни, превратив маленький украинский городок в цветущий сад. Это время Сима особенно любила и сожалела, что оно длится недолго. Она чувствовала себя принцессой в сказочном цветущем королевстве, которой посчастливилось быть дочерью заботливых родителей, сестрой прекрасных братьев и подругой многих одноклассниц.

Сима заканчивала семилетку, после которой твёрдо решила поступать в финансовый техникум, чтобы выучиться на бухгалтера. Мама не могла понять свою изящную грациозную дочку. В её представлении бухгалтер был толстым ворчуном, страдающим геморроем и ко всему придирающимся. Папа же поддерживал стремление Симы поступать в финансовый технику. Он считал, что если дочка любит математику и порядок, то лучшей профессии, чем бухгалтер ей не найти.

С начала мая на Симу обрушился целый каскад несчастий. Начались они с развода родителей, который был неожиданностью не только для Симы, но и для целого городка, где все друг друга знали. Семья Петрушанских считалась счастливой и материально обеспеченной. Мама работала в аптеке рядом с домом, папа – слесарем на завод. Руки у него были золотые: многие жители городка приносили папе неработающие швейные машинки, примусы, утюги, фонарики и он всё это ремонтировал. Развод очень расстроил маму, а поэтому и Симу. Братья были далеко от дома: старший, Алик, уже успел окончить военное училище и служил в Средней Азии, средний, Давид, после окончания школы уехал учиться в Москву.

– Это называется седина в бороду – бес в ребро, – сказала Симе мама. – Она моложе него на двадцать лет. Он любит её, она любит его деньги – вот тебе и взаимная любовь. Люди приходят в аптеку, сочувствуют, и это сочувствие мне надоело. Я уезжаю в Киев к Лизе, там без работы не останусь.

Вскоре мама собрала чемодан и отправилась в Киев, где жила её сестра Лиза, а через два дня в доме появилась новая хозяйка-учительница немецкого языка средней школы Галя Фесуненко. Пять лет назад приехал она в Золотоношу после окончания пединститута, за это время успела выйти замуж и разойтись с мужем, который, как утверждали в городке, безбожно пил, а теперь разрушила счастливую семью.

Сначала Сима смотрела на Галю враждебно и всё надеялась, что мама вернётся, но потом поняла, что этого не будет. Каждое утро мама вставала ни свет ни заря, кормила кур, готовила завтрак. Потом они с папой молча ели и уходили на работу.

Галя делала то же самое, только они с папой за завтраком не молчали, а постоянно что-то обсуждали, смеялись, шутили и смотрели друг на друга с любовью.

– Всё-таки евреи – самые лучшие мужья, – сказала однажды Галя Симе. – Только выйдя замуж вторично я поняла, что такое семейное счастье.

Вот только длилось её семейное счастье недолго: через месяц ночью около дома остановился чёрный автомобиль, из которого вышли трое в чёрном и забрали папу. Позже он был осуждён как японский шпион.

– Мой муж – шпион, – плакала Галя. – Большей глупости и не придумаешь!

– Может быть, Сталину письмо написать? – предложила Сима. – Он обязательно во всё разберётся.

Каждый вечер в дом только о папе и говорили и искали выход из критической ситуации. Горе сплотило Галю и Симу, но вскоре грянула новая беда – началась война. Мама написала Симе, что муж тёти Лизы уже в армии, а сестра со своей дочкой сидит на чемоданах, потому что они, как и многие другие киевские евреи, стараются как можно скорее покинуть город и уехать на восток, только она никуда ехать не собирается.

«И правильно делаешь, – написала ей Сима. – Оставайся в Киеве, я буду тебе письма писать.»

Немецкие войска быстро продвигались вглубь Украины, и уже в сентябре пал Киева, а вскоре и Золотоноша. Галя стала работать в полиции переводчицей, и после своего первого рабочего дня на новом месте принесла домой страшную новость: у нескольких тысяч евреев, которые не успели вовремя покинуть Золотоношу, нет никаких шансов остаться в живых. Когда она это рассказала, Симу охватил ужас.

– Не волнуйся, я тебя спасу, – пообещала Галя. – Но ты теперь не должна выходить из дому. Работая в полиции, начинаешь смотреть на людей другими глазами. Нет, я не хочу сказать, что все они – негодяи, но среди тех, кого я считала порядочными, оказались и такие, которые выдали полиции своих соседей-евреев.

С этого дня Сима стала затворницей в собственном доме. Это продолжалось почти год. Однажды она смотрела в окно и увидела, как к калитке подошёл румынский солдат и окликнул по-русски возившуюся на огороде Галю. Женщина положила на землю только что срезанную тыкву и подошла к нему.

– Я знаю, что тут живёт еврейка, – по-русски сказал румын.

– Глупость, – отрезала Галя. – Я украинка и живу здесь одна.

Сима в страхе отпрянул от окна. Он уже не слышала, о чём дальше шла речь, а только видела, что Галя вошла в дом и вернулась с бутылкой водки, которую отдала солдату. Когда незваный гость ушёл, она сказала Симе:

– Тебе больше нельзя здесь оставаться, но мир не без добрых людей и я знаю, где тебя спрятать.

Поздно вечером Галя отвела Симу к своей бывшей коллеге, учительнице биологии Александре Ивановне. Эта женщина жила недалеко от Петрушанских, её муж и сын были на фронте, одиночество нарушал лишь внук, который время от времени навещал бабушку. Перед его приходом Александра Ивановна прятала Симу в дальней комнате и закрывала на ключ. Но однажды она закрутилась и забыла это сделать. Мальчик забежал в комнату, где пряталась Сима и широко раскрыл глаза от удивления:

– Сима? Что ты тут делаешь?

– Это не Сима, а совсем другая девушка, – сказала внуку вошедшая след за ним в комнату Александра Ивановна. Лицо её выражало серьёзную озабоченность.

– Нет, это Сима, – настаивал на своём мальчик. – Она живёт тут недалеко, а её мама работает в аптеке.

Вечером пришла Галя. Она уже знала о случившемся.

– Нельзя тебе оставаться в Золотоноше, – сказала Галя Симе. – Поедешь в Германию. Принесла тебе новый паспорт. Теперь ты не Сима Петрушанская, а Жозефина Фесуненко, и тебе не шестнадцать, а восемнадцать лет, потому что в Германию несовершеннолетних не отправляют.

– А это не опасно для меня – ехать в Германию? – с тревогой спросила девушка.

– Опасно оставаться в Золотоноше, – заверила её Галя. – Поздно вечером должен прибыть поезд, везущий в Германию молодёжь из Миргородского района. Я посажу тебя в него, потому что там тебя никто не знает. В Германии, старайся не попадаться на глаза землякам – это тебе может стоить жизни.

Вечером Галя и Сима пришли на железнодорожную станцию. Ждать на безлюдном перроне пришлось недолго, вскоре паровозный гудок нарушил царившую там тишину, потом показался поезд. Постукивая колёсами, он подъехал к станции. Двери всех вагонов остановившегося поезда были закрыты, и вдруг одна из них отворилась.

– Нельзя терять ни минуты, беги туда скорее, пока дверь не захлопнулась, – сказала Галя Симе.

– Спасибо за всё, – растроганная девушка прослезилась и обняла свою спасительницу. – Мы увидимся позже.

– Ну конечно, – Галя поцеловала Симу на прощание. – Беги же скорее!

Как только Сима поднялась в вагон, дверь закрылась и поезд двинулся дальше. Она прошлась вдоль купе и обнаружила, что все места заняты. У сидевших там ребят и девушек были грустные лица, все они молчали. Сима вспомнила, как три года назад ездила со своими одноклассника на экскурсию в Киев. Тогда у всех было хорошее настроение и школьники целый день бегал по вагону туда-сюда, кричали, смеялись, пели. Это возмущало пожилых пассажиров, они злились, утверждая, что современная молодёжь совсем не та, что раньше, всё время делали школьникам замечания, на которые те не обращали никакого внимания. Подростки были счастливы, что хоть на короткое время получили свободу от родительской опеки, и бурно выражали свою радость.

Теперь же поезд вёз молодых людей в неизвестность, они были оторваны от своих семей против собственной воли и не ждали от будущего ничего хорошего. Грусть, в отличие от радости, всегда молчалива. Молчала и Сима. До тех пор, пока из последнего купе не вышла высокая плотная девушка с толстой русой косой до пояса. Густые чёрные брови придавали её лицу несколько суровое выражение. Незнакомка подошла Симе и спросила:

– Ты из Золотоноши?

Сима кивнула.

– В этом вагоне все из Миргородского района. Твой поезд ушёл раньше.

– Знаю. Я на него опоздала, – сказала Сима.

– Если ты ищешь свободное место, то оно у нас есть. Меня зовут Наташа. А тебя?

– Жозефина.

– Что за смешное имя? – Наташа засмеялась. – Заграничное, что ли?

– Наверное, только про это надо не меня, а моих родителей спрашивать.

В купе Сима познакомилась ещё с двумя девушками: смуглой черноглазой Аней и рыжей, слегка курносой и веснушчатой Катей. Вскоре вошёл украинец в чёрной униформе с журналом подмышкой. Он потребовал у девушек паспорта. Пролистав Симин паспорт, украинец открыл журнал и сказал:

– Фесуненко? Нет у меня такой. Опять, наверное, что-то перепутали. Ладно, я сам тебя зарегистрирую.

Когда он ушёл, Сима облегчённо вздохнула. Проснувшись рано утром, Сима, Аня и Катя обнаружили, что Наташа куда-то исчезла. Вскоре она появилась и объяснила причину своего отсутствия:

– Только что с земляком разговаривала. С тем, который у нас паспорта забрал. Он сказал, что нас везут на распределительный пункт, а оттуда отправят на предприятия и пообещал, что мы будем распределены на один завод. Это очень важно – в чужой стране держаться вместе. Ведь правда?

– Ну конечно, – согласилась Катя. – Наташа молодец – договорится с кем угодно о чём угодно. Она должна и нас этому научить.

– Этому научиться невозможно, – вздохнула Аня. – Это должно быть с рождения.

Сима с ней согласилась.

2.

После распределительного пункта все четверо попали в Дортмунд на огромную фабрику.

От бараков, в один из которых поселили девушек, её отделяла небольшая площадь, сами же бараки напоминали огромные карточные домики, построенные наспех с полным пренебрежением к тем, кто в них будет жить. Внутри – бесконечные ряды кроватей и никакого намёка на уют. Сима вспомнила о красивом и уютном родительском дом и печально вздохнула.

Сначала с новенькими встретился начальник лагеря. Он предупредил девушек, что они обязаны носить нагрудный знак «OST», а потом велел написать письма родителям.

Сима побелела от страха: кому писать? Гале – опасно, разве что Александре Ивановне.

Выбора не было, и она написала Александре Ивановне:

«Дорогая мама, как ты поживаешь и как твоё здоровье?»

Ответа девушка ждала две недели. Для Симы это были две недели страха за свою жизнь и жизнь дорогих ей людей, а по прошествии времени ей передали вскрытый конверт. Александра Ивановна написала:

«Твоя мама болела той же болезнью, что и ты, и уже умерла».

Потом начальник лагеря спросил её:

– Чем болела твоя мама?

– У неё было больное сердце, – ответила девушка.

Этот ответ удовлетворил любопытство начальника лагеря, но лишил покоя Симу. Что имела в виду Александра Ивановна и не случилось ли что-то с Галей? Она терялась в догадках и очень переживала.

Цех, в котором работала Сима со своими новыми подругами, представлял собой огромное помещение, куда были собраны принудительные рабочие из многих стран Европы. Девушки с Украины должны были очищать контейнеры от грязи и машинного масла. Порядок в бараке наводили по очереди. Санитар Клаус ни раз отчитывал некоторых за недобросовестную уборку, а когда подходила очередь Симы убирать барак, непременно говорил:

– Сегодня можно обойтись без проверки. Если дежурит Жозефина, я ни к чему не смогу придраться, даже если захочу.

Токарями в цехе были преимущественно французы. Один из них, высокий худощавый молодой парень с чёрными как смоль волосами по имени Эрнест, пользовался у начальства лагеря особым уважением. Он был рабочим высокой квалификации, и ему поручали наиболее сложные заказы.

Эрнест был всегда в хорошем настроении, часто шутил и старался подбодрить других. Сима нередко говорила с мамой на идише, поэтому понимала почти всё, что говорили немцы. Конечно, её немецкий был далёк от совершенства, Эрнест же говорил по-немецки без ошибок и акцента.

– Как тебе удалось так хорошо выучить немецкий? – спросила его однажды девушка.

– Я родом из Эльзаса, – улыбнулся ей француз. – У себя на родине немецкую школу закончил. Мои родители отдали меня туда, потому что были в восторге от немецкой культуры. Только я теперь с ними не согласен. Да, Бах, Бетховен, Шиллер, Гёте – эти и многие другие имена о чём-то говорят, только я уверен, что настоящая культура – это прежде всего доброжелательное отношение к людям. А что мы увидели здесь? Обыкновенное рабство!

Воскресенье было для принудительных рабочих выходным днём. Симины новые подруги с утра уходили гулять в город и звали её с собой. Девушка отказывалась, ссылаясь на желание учить немецкий.

– Я всегда старалась быть лучшей ученицей в классе, и немецкий знала лучше всех, – сказала ей как-то Наташа, – но так хорошо, как ты, я ни разговаривать, ни понимать по-немецки не могу. Незачем тебе всё воскресенье корпеть над учебниками, айда с нами в город гулять. Может быть, встретишь там кого-то из Золотоноши.

От её слов Симе было не по себе. А вскоре начальник лагеря предложил ей подработку-уборку его дома по выходным. Девушкам охотно согласилась: ведь если она будет занята по выходным, то подруги не станут звать её в город, и оправдываться больше не придётся.

Однажды Сима мыла окно на кухне в доме начальника лагеря и услыхала доносящийся из комнаты стон. Это стонала дочка хозяина, четырнадцатилетняя Грета.

– Что случилось? – спросила её Сима.

– Математика, – плачущим голосом объяснила Грета. – Терпеть её не могу. Домашнее задание сложное – ничего не решается.

– Математика была моим любимым предметом. Может быть, я смогу тебе помочь?

Задание оказалось довольно лёгким, и Сима быстро справилась с ним.

– Вот спасибо, – обрадовалась Грета. – Без тебя я бы ничего не решила.

– Не за что меня благодарить, – улыбнулась Сима. – Это задачи совсем не для Альберта Эйнштейна.

– Наша учительница физики сказала, что Эйнштейн- это обыкновенный мошенник, который хочет навязать миру какую-то фальшивую теорию, поэтому мы должны быть счастливы, что избавились от него.

На следующей неделе задание по математике было до того сложным, что Сима с трудом решила заданные Грете задачи. А когда через неделю она снова появилась в доме начальника лагеря, школьница встретила её восторженной улыбкой:

– С домашним заданием по математике на прошлой неделе справились только я и Феликс – лучший математик нашего класса. В знак благодарности я решила сшить тебе платье. Сейчас я сниму мерки, а на следующей неделе ты сможешь его забрать.

На следующее воскресенье платье было готово. Сима надела его и была приятно удивлена: оно идеально облегало её фигуру и было сшито профессионально. Несмотря на сложный фасон, Сима не увидела на своём новом платье ни одного кривого шва, ни одной ассиметричной складки. Сомнений не было: эта четырнадцатилетняя девочке шила куда профессиональнее чем Соня, считавшаяся лучшей портнихой Золотоноши.

– Платье просто замечательное, спасибо, – поблагодарила Грету Сима. – И бирюзовый- мой любимый цвет. Ты выбрала его просто так или догадалась, что этот цвет мне идёт?

– Я вижу, кому что идёт. – объяснила ей Грета, – потому что для меня это необходимость. Ведь я собираюсь стать модельером.

Однажды ненастным осенним днём Сима возвращалась в свой барак после работы у начальника лагеря усталой и встретила Эрнеста и его подругу Моник.

– Жозефина, у меня есть хорошая новость, – сказал Эрнест и, оглянувшись по сторонам, шёпотом добавил:

– Вчера ваши взяли Киев.

– Откуда ты знаешь? – лицо девушки озарила счастливая улыбка.

– Мы с Моник постоянно слушаем радио союзников. Так что это точная информация.

– Но ведь это запрещено. А вдруг вам поймают?

– Кто не рискует, тот не выигрывает, – улыбнулся Эрнест. – Всё будет в порядке, Жозефина.

Симину усталость как рукой сняло. Киев свободен- значит мама тоже свободна! У Симы словно крылья выросли, казалось, ещё немного- и она полетит как птица. Девушка некоторое время посидела на своей кровати и захотела снова услышать что-то об освобождении Киева, поэтому отправилась в барак, в котором жил Эрнест.

Через открытое окно Сима увидела, что Эрнест сидит на стуле и читает газету. К нему подошёл Бенито, молодой тщедушный с виду итальянец, который работал в одном цехе с Симой и Эрнестом подсобным рабочим. Многие считали Бенито недотёпой, иногда пытались обидеть, но безуспешно, потому что Эрнест всегда его защищал.

Подойдя к Эрнесту поближе, Бенито спросил:

– Тебе не кажется, что Жозефина еврейка?

– Нет, не кажется. Ведь у неё светлые волосы и голубые глаза.

Сима побелела от страха и прижалась к стене барака, чтобы быть незаметной для собеседников.

– А я тебе говорю, что она еврейка! – стоял на своём Бенито.

Француз отшвырнул газету и, покраснев от гнева, вскочил со стула. Таким злым Сима его ещё никогда не видела. Эрнест, который был на голову выше Бенито, схватил его за шиворот, и, глядя на итальянца сверху вниз, закричал:

– Закрой рот, болван! На прошлой неделе одного моего земляка расстреляли по ложному доносу как еврея. Он был не евреем, а французом, и даже если бы этот парень был евреем, то почему он должен был умирать? Запомни: если с Жозефиной что-нибудь случится, я тебя прикончу!

Сима отпрянула от окна и побежала в свой барак. Она опрометью бросилась в кровать и залилась слезами.

«Больше я не выдержу, – думала девушка. – Почему у меня такая судьба- ведь я никогда никому ничего плохого не делала?»

За окном смеркалось, и вскоре в бараке стало совсем темно, но Сима не включала свет. Ей хотелось стать невидимой, спрятаться от чужих глаз, быть подальше от чужого города, где она так несчастна. Вдруг из-за двери послышались весёлые голоса, и в барак вошли Наташа, Катя и Аня.

– Что за темнота? – спросила Аня включила свет, который на мгновенье ослепил Симы и девушка зажмурилась.

– Жозефина, почему ты сидишь в темнице? – Наташа подошла к Симе. – Ты что, плачешь? Почему?

– Потому что мы – люди без будущего. Что нас дальше ждёт? У каждой из нас отобрали родных, надежду на будущее, а это значит отобрали жизнь, – заливаясь слезами, ответила Сима.

– Ты так не думай, – покачала головой Наташа. – Неужели ты не видишь, как изменилось поведение нашего лагерного начальства? Если люди вдруг стали стали грустным и озабоченными, значит что-то у них не так. Мы не получаем правдивой информации, но я уверена, что Советская армия совсем скоро победит и мы вернёмся домой. Верь мне, Жозефина!

Человеку свойственно верить в то, в чём он хотел бы видеть правду, поэтому слова Наташи немного успокоили Симу, но каждое утром она проснулась в ужасном настроении. Неужели итальянец донесёт? Эта мысль мучила её почти два года.

3.

Был солнечной апрельский вечер. Сима закончила работу и уже собралась уходить в свой барак, когда её окликнул Эрнест. Он подошёл к девушке и сказал шёпотом:

– Этой ночью эсэсовцы собираются устроить вам Варфоломеевскую ночь, поэтому вы все должны покинуть свои бараки.

Сима не знала, что такое Варфоломеевская ночь, но предчувствовала, что это что-то очень страшное.

А почему именно нам? – спросила не на шутку растревоженная девушка.

– Наверное потому, что немцы понимают, что поражение Германии неизбежно, и видят в Америке и России главных его виновников, вот и хотят сорвать свою злость на вас.

– Так что же нам делать?

– Немедленно покинуть бараки, – повторил Эрнест. – Мы найдём для вас место.

– Но у нас много девушек, ребят…

– Поэтому нам придётся потесниться. Ничего страшного, это ведь ненадолго. Мы с Моник позаботимся о вас.

Ночь Сима и её подруги провели в чужом бараке. Моник подвинулась к стене, чтобы в её кровать втиснулись ещё и Сима с Катей. Наташу и Аню приютила итальянка София. Среди ночи девушек разбудил ужасный треск.

– Что это такое? – спросонья спросила Сима.

– Американский авианалёт, – объяснила ей Моник. – Если нас не убьют, значит будем не только живы, но и свободны.

Слова француженки заставили Симу окончательно проснуться. Треск всё усиливался, казалось, что американские самолёты бомбили что-то совсем близко.

– А нет ли здесь какого-то бомбоубежища? – спросила Сима.

– В городе есть, – ответила Моник. – Но здесь не город, а промышленный район, военные предприятия, которые, по всей вероятности, и решили бомбить американцы. Нам остаётся уповать лишь на Бога.

Проснувшись утром, девушки обнаружили, что все производственные корпуса превратились в руины, а лагерное начальство куда-то то исчезло. Всегда чисто выметенная площадь между бараками и фабрикой теперь была засыпана пеплом и золой.

На площади собирались молодые люди из всех бараков, и вскоре их стало до того много, что Наташа сказала подругам:

– Давайте станем ближе друг к другу, иначе эта толпа нас просто сметёт.

Девушки примкнули к ней. Где-то вдалеке промелькнул Бенито, и Сима не злилась на него. Она была счастлива, желала всем счастья и наслаждалась вновь обретённой свободой.

– Привет, Жозефина, – услышала девушка совсем рядом знакомый голос. Сима обернулась и увидела Эрнеста и Моник.

– Наконец – то свободны! – лицо Эрнеста озаряла счастливая улыбка. – Большего счастья и не надо. За нами приехал автобус, который развезёт всех французов по домам. Я уверен, что скоро заберут и вас, не волнуйся, Жозефина.

– Конечно. Вряд ли мы ещё когда-нибудь увидимся, но я всегда буду вспоминать о вас с благодарностью. Только меня зовут не Жозефин, а Сима. Я вынуждена была жить под чужим именем, потому что я еврейка. Спасибо за то, что вы для меня сделали.