Осенний ветер бросил в окно охапку ярких листьев. Холодный дождь, начавшийся с утра, прекратился, но небо оставалось низким и хмурым, будто вновь польёт в любой момент. Одинокий прохожий спрятался на остановке в ожидании автобуса, съёжившись и подняв воротник плаща. Рука, держащая большую хозяйственную сумку, покраснела. Прохожий поставил сумку на землю, зажав с обеих сторон ногами, и закурил, спрятав замёрзшую руку в карман.

А в квартире Лявданских тепло и уютно, пахнет пирогами и свежим чаем с мелиссой. Раскрытое письмо, состоящее из пяти страниц, лежит на столе. Оно написано округлым детским почерком младшей дочери. Удивительно в XXI веке получить бумажное письмо по почте. Это письмо было торжественно внесено в дом ещё два часа назад. Узкий белый конверт аккуратно разрезали ножницами, он лежал тут же, под исписанными страницами. Прочтение заняло более получаса. Сведения из письма повторялись вслух несколько раз матерью. Казалось, будто ей с трудом верится в то, что она читает.

Оказалось, что Юля и Вячеслав Михайлович были счастливы.

Никто не ожидал этого, поэтому в комнате царила гнетущая похоронная тишина. Инна Ивановна, шестидесятипятилетняя пенсионерка, щурясь, смотрела в окно, пытаясь скрыть то и дело подступающие к глазам горькие слёзы. Её темные, с сильной проседью волосы были собраны в аккуратный пучок на затылке, полные руки с короткими ногтями нервно теребили пуговицу на халате. Письмо достигло своей цели, взволновало, шокировало. Но нельзя же оттолкнуть младшую дочь окончательно. Однако принимать семейное счастье тех, кто не должны быть счастливыми, трудно. Инна Ивановна, в сущности добрая, мягкая женщина, стыдилась этой позиции, ей хотелось, чтобы у младшей дочери был другой муж. Письмо посеяло панику – неужели так далеко зашло, но ведь Портретовы женаты десять лет, у них есть дети. Инна Ивановна видела их только на фотографиях, которые рассматривала долго и тщательно, вздыхала и не осмеливалась произнести, что хотела бы встретиться с внуками. Она никогда не просила Юлю, чтобы та привезла детей в гости. Надеялась, что дочь сама решит. С каждым годом горечь нарастала, потому что Юля не собиралась возвращаться в родной дом. А значит, знакомство с внуками откладывалось на неопределённый срок. И вот теперь что-то поменялось. Невозможно описать суматоху, вызванную этим письмом. И что Юле пришло в голову отправить его?

Варвара Лявданская – старшая дочь, приятная женщина сорока трёх лет, не спеша пила горячий чай из красивой фарфоровой чашки. Её длинные каштановые волосы были закручены на голове, карие глаза выдавали тревогу, пухлые губы кривились, будто она собиралась закатить истерику. Она не была похожа на мать, точная копия давно умершего отца: тонкая, стройная, с плавными движениями музыкальных рук. Письмо не произвело на неё столь же сильного впечатления, но ревность неприятно шевельнулась в душе. С младшей сестрой они не виделись десять лет, но часто разговаривали по телефону, присылали друг другу фотографии, на которые, правда, Варвара мало обращала внимания.

От порыва ветра ветка тополя ударила по подоконнику. Инна Ивановна отошла от окна и присела за стол, делая вид, что хочет чаю.

– Как твои ученики? – спросила мама, пытаясь придать голосу бодрость.

– Хорошо.

– Почему бы тебе не вернуться на работу в музыкальную школу?

– Почему ты об этом заговорила?

– Да давно хотела поговорить.

– А что тут говорить? Меня всё устраивает, мам. Без дела, слава богу, не сижу. Я занимаюсь репетиторством. Такие же уроки.

– У тебя всего два ученика!

– Это хорошо, – устало улыбнулась Варвара, осторожно поставив чашку на стол. – Много свободного времени. Я могу смотреть телевизор, читать книги, гулять, разговаривать с тобой. А если бы я работала, как раньше, полный рабочий день, то не смогла бы уделять тебе внимания. Я бы страшно уставала.

– Ты всегда росла хрупким ребёнком.

– Вот видишь.

Они хотели поговорить о другом, мать и дочь, но никто из них первой не решался начать разговор. На письмо старались не смотреть. Важное событие, от которого бешено колотилось сердце. Обыкновенные дела выполнялись в невыразимом напряжении. Возникла уверенность, что в эту ночь никто не уснёт. Нервы натянуты до предела.

– А что Олег?

– Работает.

– Он всё время работает.

– Олег – прекрасный программист, мама. Работа занимает почти всё его время. Он и дома пытается работать. Невероятный трудоголик. Я не мешаю.

У Варвары презрительный учительский тон. Именно таким она разговаривала, когда работала в музыкальной школе, с наиболее сложными учениками, которые ленятся и плохо выполняют задания. Она попыталась скрыть дрожь в голосе. Зачем сестра прислала это письмо? Разве нельзя отправить сообщение по телефону или в интернете? Коротко и ясно, как она делала все эти годы. Письмо доставило слишком много волнений. Красочные описания счастья, которые никому не нужны, потому что от них ещё тяжелее становится на душе. Да как она посмела?

– За десять лет он ни разу не пришёл к нам в гости, – покачала головой Инна Ивановна. Варвара попыталась стряхнуть с себя тяжёлые мысли, которые плотно окутывали её. Криво улыбнулась, пожала узким нежным плечиком.

– Мама, он очень занят. Я же говорю тебе.

– Конечно, занят! Не приходит, потому что до сих пор на тебе не женился! Как он станет смотреть мне в глаза?

– Мам, ну прекрати! К чему всё это?

– Десять лет! Будто было вчера… Время летит… Когда-то я считала, что шестьдесят лет – предел возможностей, старость и близкая смерть. Но теперь надеюсь прожить ещё хотя бы лет двадцать, не считаю себя старухой.

– А ты и не старуха.

– Вот думаю сходить в парикмахерскую и покрасить волосы. Как ты думаешь?

– Как хочешь.

– Но мне же пойдёт?

– Наверно.

Варвара напряглась, понимая, что запретная грань вот-вот будет нарушена. Но Инна Ивановна замолчала, вновь отвернувшись к окну. Ей захотелось прильнуть к стеклу и ощутить его прохладу. Подышать, а затем стереть пальцем пар, который бы осел от дыхания. Она часто так делала в детстве. Мимолётное воспоминание, будто лёгкое прикосновение давно ушедшего. Детство слишком углубилось во мрак прошлого. Этой маленькой девочки с кудрявыми косичками и звонким смехом уже много лет нет на свете. Инна Ивановна попыталась подавить тяжёлый вздох.

– Дождь снова пошёл… Олег заедет за тобой?

– Нет, сегодня я останусь здесь.

– А что случилось? – женщина снова обернулась к дочери. В её близоруких светлых глазах застыло беспокойство. – Вы поссорились?

– Ничего не случилось, мама! – раздражённо ответила Варвара, но тут же попыталась смягчить резкий ответ улыбкой. Она не хотела говорить, что письмо слишком задело её. Встреча с Олегом неуместна. Нужно посидеть в тишине и подумать. – Почему бы мне не побыть с тобой? Сегодня суббота, завтра воскресенье, и у меня нет уроков. Ты знаешь, что я люблю такие уютные вечера, когда мы с тобой вдвоём. Разговариваем, пьём чай.

– Ты осталась маленькой девочкой, Варя.

– А что в этом плохого? Я люблю родной дом, эти стены, идеальный порядок, книги на полках, прекрасный запах ванили из кухни, который заставляет меня млеть от удовольствия. Я здесь счастлива. Не беспокойся.

– Я успокоюсь, если буду знать, что у вас всё хорошо.

– У нас всё хорошо, мам.

– Ты что-то недоговариваешь, Варя.

– У нас всё ровно и хорошо, как всегда. Я безумно счастлива с Олегом.

– У тебя слишком много свободного времени, а он постоянно занят.

– Ну и что? Олега ценят на работе. Он один из величайших людей нашего времени. Все его программы насыщены мыслью. Он входит в круг людей, которые далеки от программирования, но считают Олега своим человеком. У него много связей. Это так интересно. А я занимаюсь домом…

– Все его связи ничего не стоят!

– Почему же?

– Вы десять лет живёте в съёмной комнате. Где его связи? Разве можно это назвать домом?

– Что плохого? Нам хватает и этого.

– Почему он не может создать тебе лучшие условия для проживания?

– Потому что меня всё устраивает, мама! – грустно улыбнулась Варвара и налила себе ещё одну чашку чая. Тонкой ручкой томно откинула прядь каштановых волос и потянулась к вазочке с яблочным вареньем. Хотелось остановить эту короткую вспышку слабой грусти, чтобы выглядеть спокойной и уверенной в себе. Ни к чему маме знать о том, что боль не прошла. Она где-то пряталась все эти годы и вот теперь с этим чёртовым письмом о счастье младшей сестры выползла наружу и готова вновь грызть Варвару, сдирать с неё кожу, как соляная кислота.

– Дочка, может быть, вернёшься домой, а? – вдруг спросила Инна Ивановна. – Насовсем! Снова займёшь свою комнатку, я не стану тебя тревожить. Вернёшься в музыкальную школу и будешь проводить с ребятами прекрасные вечера, рассказывать о композиторах и исполнять красивые произведения. Я обязательно буду приходить и ни одного вечера не пропущу. А как ты играла Чайковского! Боже мой! Помнишь, как тебя обожали ученики?

– Маленькие дети всех обожают.

– Нет! Тебя любили от сердца, искренне! Родители пытались сунуть своих деток именно к тебе в класс. И я их понимаю. Ты очень серьёзно подходишь к своему делу, стараешься, вкладываешь душу. Директор вашей школы – такая милая женщина, она всегда здоровается со мной, когда мы встречаемся на улице, и спрашивает, как твои дела. Она утверждает, что у тебя преподавательский дар и ты можешь объяснить совершенно любую тему. Ты способна привить любовь к музыке и к композиторам, хотя некоторые из них были не очень приятными людьми. Хотя сейчас какая разница, главное – музыка.

– Ах, мама!

– Ну почему бы тебе не прислушаться и не вернуться к ним? Как бы было хорошо. А летом мы поедем в Ейск, к моей дорогой двоюродной сестре. Как давно мы не виделись! Я была у неё в далекой юности. Представляешь, какая там красота, весь город в цветах!

Лицо женщины просветлело, на губах заиграла мечтательная улыбка. Мгновение, и морщины разгладились, Инна Ивановна весело рассмеялась. Но мгновение прошло, лицо омрачилось, вновь стало озабоченным.

– Мам, мы не поедем в Ейск.

– Почему?

– Я не могу бросить свои уроки! – вздохнула Варвара. – Да и поездка обойдётся дорого.

– Да, цены снова взлетели. По телевизору постоянно твердят, что у нас жизнь лучше по сравнению с другими странами. Но какое мне дело до других стран, хотя, конечно, приятно, что у нас-то всё хорошо и стабильно. Вот в газетах такого не пишут, у них всегда всё плохо. – вздохнула Инна Ивановна. – Куда мы катимся?

– Газеты – прошлый век, но вот телевизор. Ему надо верить, умные люди знают, что говорят. Гораздо легче получить порцию новостей с экрана, чем утруждать себя чтением.

– Но ведь ты так любишь читать!

– Но не газеты! Меня совсем не интересуют политические новости.

– А раньше в каждой семье читали газеты и обсуждали обстановку в стране и во всём мире! Мы верили каждому слову. Как всё изменилось, и грустно думать, что со своей дорогой сестрой я никогда не увижусь.

– Не расстраивайся, мам. Мы просто не поедем в Ейск. Возможно, соберёмся следующим летом.

– Или никогда не соберёмся, – проворчала Инна Ивановна. – Я не молодею. Кто знает, сколько мне осталось?

– Мамочка, ну хватит! Ты у меня молодая и красивая.

Инна Ивановна поджала губы, задумавшись. И вдруг произнесла совсем другое, невпопад, но то, о чём думала не переставая.

– Обещаешь подумать над тем, чтобы вернуться домой? Хватит уже сидеть в чужих четырёх стенах!

– Не знаю, мама.

– Но ты думала об этом?

– Не знаю…

Часы громко тикали, чашка звякнула о блюдце.

– Я пораньше лягу спать, – сказала Варвара.

– Что же всё-таки случилось? Ты мне ничего не рассказываешь. Олег вернулся к своей жене?

– Она ему не жена, мама!

– Хорошо, она его сожительница, ровно так же, как и ты! Но у той есть отдельная квартира и ребёнок, между прочим! Неудивительно, что он постоянно возвращается к ней.

– Мам, я очень устала, – поморщилась Варвара, желая прекратить неприятный разговор. Уж лучше бы обсуждали Ейск и двоюродную сестру! В таком разговоре можно расслабиться, что-то разъяснить, в сущности, не ожидая никаких твёрдых целей.

– И вот так десять лет! – не могла успокоиться Инна Ивановна. – Десять лет какой-то непонятной беспорядочной жизни. А ведь могла жить хорошо! Эти отношения лишили тебя всего: работы, семейного очага, детей!

– О боже!

– У меня сердце разрывается, когда я смотрю на всё это. Я молчу, конечно, стараюсь не вмешиваться. Но если бы ты тогда вышла замуж за Портретова, то всё было бы по-другому и хорошо!

Долгожданные слова произнесены. Обе женщины машинально взглянули на письмо. Юлия Лявданская, младшая дочь, такая некрасивая, толстая, неблагополучная, которую родные запомнили трудной и непримиримой, была счастлива. Она вышла замуж за Вячеслава Портретова, который десять лет назад любил только одну женщину – Варвару.

В комнате повис тяжёлый вздох раздражения. Ну почему они счастливы? Почему Портретов женился именно на Юле, которая вела себя так, будто неумна, необразованна? Её острый язычок часто переходил границы пошлой грубости. Она окончила железнодорожный техникум и работала на вокзале. А он… Он зубной врач. Горячо преданный своему делу, работающий в какой-то старой районной больнице в Ивановской области за гроши. У Юли и Портретова двое детей, девочка восьми лет и мальчик пяти. Варвара совершенно не помнила, как их зовут. В её представлении это были неприятные сопливые, крикливые и глупые дети. Она их никогда не видела вживую и не хотела видеть. У Варвары и Олега могли быть тоже малыши – красивые и умные, но вот как-то не сложилось. И от этого было грустно, отвратительно на душе. Почему кто-то счастлив от ужасной работы, маленькой зарплаты и сопливых детей, а кто-то никак не может устроить свою жизнь, хотя к этому всё есть? Варваре было удивительно, что она неожиданно задумалась о том, чтобы родить Олегу ребёнка. Эти мысли никогда не приходили ей в голову. Всему виной письмо. Это оно заставило её думать о том, что неприятно. Варвара не собиралась становиться матерью. И всегда с неприязнью обходила детскую площадку стороной. Ей не нравились детские голоса, раздражал детский плач. А на уроках она разговаривала с детьми на равных, иногда зло и презрительно, хвалила редко и сухо. Требовала исполнения заданий, не прощала слабостей и болезней. И вот, оказывается, этот подход приемлем, директор музыкальной школы хочет, чтобы она вернулась. Родители детей боготворят её! Или это фантазии мамы?

Когда же она так возненавидела детей? Десять лет назад? Нет, это случилось раньше! В тот самый день. Варвара внимательно осмотрела идеальный маникюр, будто это намного важнее старых воспоминаний, попыталась собраться, выдохнуть. Они получили всего лишь письмо от Юли, но будто весь мир перевернулся, и она, Варвара, пытается заглушить обрывки жестоких убийц – мыслей. Она испугалась, что заболит голова и придётся пить таблетку, а мама ещё больше разволнуется и настоит, чтобы вызвать скорую.

– Юля не написала, когда приедет? – спросила Варвара, пытаясь выглядеть равнодушной, делая вид, что не помнит ни строчки из присланного письма.

– Точную дату обещала сообщить по телефону.

– По-моему, они не были здесь ни разу за десять лет.

– Ах, боже мой! О чём ты говоришь? Они не любят приезжать сюда. Конечно, Слава очень деликатен и не скажет прямо, но я-то понимаю.

– Могли бы и приехать, показать нам детей.

– Слава не хочет ставить нас в неудобное положение!

– Откуда ты знаешь?

– Предполагаю.

– Кому это положение неудобное?

– Ему в первую очередь.

– Прошло десять лет, мама! Про ту историю все забыли.

– Ну не скажи, не скажи!

Инна Ивановна крепко сжала маленькие морщинистые руки. Жест переживания показался символом страданий. Варвара попыталась спрятать внутри себя короткую вспышку острой жалости к матери. Тяжесть на сердце осталась. Тяжесть всегда остаётся, годы тут ни при чём.

– Только ты и помнишь!

– Славочка мне всегда нравился. Интеллигентный, образованный. Помнишь, как он говорил о космосе? О том, какое у людей предназначение? Он говорил, что люди обязаны любить и оберегать природу. В его словах всегда была какая-то пластичность, необходимость его слушать. Он умел обратить внимание на моменты, с которыми мы сталкиваемся ежедневно и совершенно не проявляем к ним интереса.

– Лучше бы подумал о том, как заработать побольше денег и нормально обеспечить свою семью! Какая у него машина, мама?

– При чём тут это?

– Правильно! – зло засмеялась Варвара. – У него нет машины, у него велосипед! Это Юля рассказывала по телефону, помнишь? Мама, господи, он ездит на работу на велосипеде! Это в наш век передовых технологий! Его дочь ходит в школу пешком! Его сын ходит в детский сад пешком!

– Ну и что, Варя? Они живут, слава богу, не в Москве, где без машины как без рук!

– А при чём тут Москва, мама? Мы тоже живём не в Москве, но посмотри вокруг! В наше время просто неприлично ходить пешком! С его-то талантами он мог ездить на «Лексусе» последней модели! Москва! То, что он не живёт в Москве, – это скорее его минус, нежели плюс! А дети? Они виноваты в том, что он не хочет зарабатывать?

– Слава воспитывает своих детей так, что они не видят трагедии в том, что у их семьи нет машины. Юля рассказывала, что они ходят в походы, варят уху в котелке, а во дворе их дома растёт ёлка, которую они на Новый год украшают самодельными игрушками, которые мастерят дети. Разве не чудно?

– Почему бы не купить детям красивую гирлянду и хорошие игрушки? Ты только послушай, что ты говоришь, мама! Самодельными игрушками украшают ёлку! Позор!

– Не будь злой, Варя! Это прекрасно, когда дети что-то делают своими руками! Они развиваются.

Варвара пожала плечами. Но мстительный блеск не пропал из глаз. Хотелось говорить, ругаться, осуждать. Это не похоже на неё. В последнее время она была апатична и безразлична ко всему, особенно к жизни младшей сестры. Почти не прислушивалась к тому, что рассказывала про семью сестры мама. Какое Варваре дело? У неё есть Олег, прекрасный, очень интересный мужчина. А что Портретов? Как будто прилетел из того самого космоса, о котором любил поговорить. Сегодняшнее событие вывело Варвару из привычного состояния. Неожиданно, слишком неожиданно. Невозможно, чёрт возьми!

– Что только она нашла в нём?

– Любовь, – подавила улыбку Инна Ивановна, замечая волнение дочери.

– Не знала, что нашей Юльке так нужна была любовь в то время. Особенно его любовь. Мам, ну ты вспомни её! Неужели ты не помнишь, какая она была? А Портретова она не переносила, когда он приходил к нам по вечерам, нёс страшную фантастическую чушь и скромно сидел вот на этом стуле! Ты помнишь, как он сидел на стуле, мам? На самом краешке и боялся пошевелиться. Он смотрел на меня не отрываясь и постоянно говорил, какая я необыкновенная и что он безумно любит меня. Ему нравилось, когда ко мне приходили ученики и мы играли на фортепиано. Слава мог слушать нас часами, ему никогда не надоедало.

– Ты тоже слушала его открыв рот, когда он нёс «страшную фантастическую чушь», – ответила Инна Ивановна.

– Правда? Возможно, он интересно рассказывал. Я не помню. Мне безразлично.

Варвара презрительно фыркнула, не собираясь признаваться в слабости к человеку, который, оказывается, счастлив без неё! Но откуда взялась неожиданная слабость, ведь она совершенно спокойно жила эти десять лет? Сегодня просто печальный осенний день. Иммунитет ослаблен, надо завтра купить в магазине корень имбиря и лимон.

– Я прекрасно помню, как вы шептались, склонив головы друг к другу. Он осторожно убирал твои волосы, которые падали вам на лица. Это было так трогательно!

– Не припомню!

– Мне всегда было интересно, о чём вы говорили.

– Не могу сказать, говорю же, что не помню. Вообще сомневаюсь, что это было. Твои странные фантазии!

Инна Ивановна улыбнулась, вспоминая былое, не обращая внимания на раздражение дочери. То прекрасное, волнительное время, когда они встречались. Варвара строго обходилась со своими учениками, которые приходили к ним домой на дополнительные занятия. Старалась, чтобы они заучили этюд или польку. Получалось с большими усилиями, дети грустили и не понимали, для чего их учат музыке. Варвара не обращала внимания на их мёртвые, усталые лица и жёсткие пальцы. Учила, заставляла, требовала. А Портретов сидел «вон на том стуле» и, казалось, пропускал уроки через себя. С трудом различающий ноты, он готов был броситься на помощь и изложить свои познания, которые получил благодаря ей.

– Славе действительно нравилось, как ты проводила свои уроки! Любопытно было наблюдать за ним. Уверена, что у него остались какие-то знания. Он старался вникнуть в то, что ты объясняла.

– А Юля! Прибегала из школы, швыряла сумку с учебниками и бежала гулять с друзьями. Перед этим успевала нагрубить тебе и мне, помнишь, мам? Она ходила в одних и тех же чёрных брюках с вытертыми коленками и мешковатом свитере. При её-то полном телосложении! Она выглядела как медведь, никогда не красилась, стриглась под мальчика. Волосы два часа пыталась уложить феном, но они всё равно торчали в разные стороны, потому что нельзя делать такую стрижку на тонкие волосы. Я ей пыталась объяснить, но она никогда не слушала. У неё всегда был виноват фен! А обувь! Постоянно испорчена, потому что она ужасно косолапила. Безобразие! Невыносимое безобразие! Портретов никогда не видел в ней женщину, они почти не разговаривали. И как так получилось, что она согласилась выйти за него замуж? Я до сих пор не могу в это поверить! Какая-то невозможная глупость, ошибка!

Слова невозможно остановить. Ей казалось, что она говорит глубокомысленно и красноречиво, но воспоминания жгучим ядом прожигали душу. Внутри не было цветущего ароматного луга или синего чистого озера, лишь иссохший череп, суровый и мёртвый. Варвара знала, что безразлична ко всему, но иногда с наслаждением погружалась в разговор. Любопытство превзошло опасение: давно пора поговорить об этом. Почему сложная, толстая, некрасивая Юля вышла замуж за Портретова, который старше её на много лет, да ещё не развелась через месяц, а уже десять лет была с ним счастлива? Такого не придумаешь и в лучших семьях! Варвара говорила и будто видела его сидящим на стуле, робко улыбающимся. Она обращалась к нему, и глаза её блестели от волнения. Да, она хотела спросить именно его, как так вышло?

– Невозможно! Я не понимаю! Они просто противоположности! Противоположности!

– Это случилось в тот вечер, – Инна Ивановна тяжело вздохнула и в расстроенных чувствах махнула рукой.

– Ну в какой «тот вечер», мама?

– В тот самый вечер! Я вернулась, а тебя всё не было. Слава сидел, опустив голову на грудь, как-то по-особенному. У меня тогда сильно заболело сердце. Я подумала, что умираю. Юля в тот вечер была как-то тиха и добра со мной. Мы сели пить чай. Вот так же, как сейчас, тикали настенные часы. Я вдруг поняла, что ты не придёшь. Что-то случилось, и ты передумала.

– Мам…

– Сердце матери не обманешь. Я вдруг ясно всё поняла, и мне стало жаль Славочку. Разве заслужил он это? А разве ты заслужила?

– Но…

– Кто бы мог подумать? Вы встречались, всё было хорошо, но вот он сделал тебе предложение. Казалось, ты была счастлива! Я просто уверена в этом, и не говори мне, что я придумываю! Я ушла ненадолго познакомиться с тётей, которая его воспитала. Мы прекрасно провели время. Я тебе обо всём рассказала, когда вернулась! Ты была рада за нас, что мы нашли общий язык. А потом я вышла в магазин, кажется… не помню… А вернулась, и что-то произошло.

– Ты ничего не понимаешь, – вздохнула Варвара, нахмурившись.

Они помолчали несколько минут, прислушиваясь к ветру и шуршащим листьям за окном. Нехорошо было на душе у Варвары, неприятно, горько. Хотелось отрицать очевидное, закрыться. Из вереницы воспоминаний всплыл неясный образ Олега, который оказался кстати в тот вечер, решивший судьбы многих.

– Мам, ты же знаешь, что я давно любила Олега. А в тот вечер… он пришел к нам такой покорный, жалкий, подавленный. Он узнал, что Портретов хочет жениться на мне. Он сказал, что снял комнату для нас… Я думала только о своей любви к нему! Я сразу же собралась и ушла.

– Ты думала о своей любви к Олегу? – всплеснула руками Инна Ивановна, пытаясь протестовать, не соглашаясь. – А когда ты его полюбила? Я решительно перестала разбираться в этой жизни!

– Да, просто я не говорила об этом.

Варвара ощутила бессилие, глаза совершенно ничего не выражали. Теперь она утверждает, что всегда любила Олега! Но маму не проведёшь.

– Это возмутительно! Разве я учила тебя лгать? Лгать в лицо, не стыдясь! Хочешь меня в чём-то убедить? Встречалась с одним, а любила другого? Это ты-то, такая серьёзная и непримиримая к обману? Я не могу поверить и никогда не поверю, потому что ты всегда смотрела на ухаживания этого невозможного Олега свысока. И я гордилась тем, что моя Варя не опустится до такого сомнительного знакомства! Он же предал тебя! В тот раз, когда выяснилось, что у него скоро родится ребёнок. Кто эта женщина, ты до сих пор не удосужилась узнать! И после всего ты возвращаешься к нему! И рассказываешь мне о любви.

– Мама! Ну что ты говоришь? – Варвара смутилась помимо воли, щёки ярко вспыхнули, глаза заслезились. Они слишком запутались в словах, ведь та и другая знают правду, но не хотят говорить прямо, все делают вид.

– Да, я это говорю! И десять лет вашей так называемой совместной жизни доказали, что я права.

– Я не считаю, что поступила неправильно тогда.

– Понимаю твои сомнения. Но всё-таки надо было как-то по-другому! Поговорить со мной, со Славой. Ведь он ни в чём не виноват! А Юля молода и неопытна. Её нельзя было вмешивать в эти сложные отношения, – строго заметила мать. – А теперь вот во что всё это вылилось!

– Ах, мама! Всё хорошо.

Да, Варвара готова согласиться, что нельзя было вмешивать в это Юлю. Но в тот вечер она не могла поступить иначе.

– Тебе сорок три года, Варя! А ты продолжаешь жить всё в той же съёмной комнате и принимать у себя мужчину два раза в неделю! Ты не можешь позволить себе ребёнка, потому что у него не будет отца! Ты не можешь себе позволить новую любовь, потому что никак не разберёшься со старой!

– Это уже слишком, мама! Прекрати, я устала! – устало вымолвила Варвара.

– А нашей Юленьке двадцать восемь лет! Она не гордая, не злопамятная. Поэтому у неё есть любящий муж, дети, работа – всё то, что должно быть! Я счастлива, что хотя бы одна моя дочь обрела хорошую, настоящую жизнь.

Варвара с досадой отвернулась. Ей стало неприятно от слов матери. Она словно окаменела. Как узнать секрет этого странного счастья? А вдруг всё обман и Юля лжёт, чтобы досадить им? С неё станется. Варвара медленно поправила волосы. С неимоверным трудом изобразила на губах презрительную улыбку.

– Мам, я очень рада, что у Юли и Портретова всё сложилось! Правда! Но я устала и пойду спать. Последнее время ужасно устаю.

Дождь за окном усилился. Варвара вошла в свою комнату, включила настольную лампу. Открыла крышку ноутбука и внимательно посмотрела на фотографию заставки. Это они с Олегом в Москве на фоне Останкинской телебашни. Та поездка совершенно случайно произошла пять лет назад. Он позвонил и позвал с собой. Ему предстояла какая-то работа. Они провели в Москве прекрасные две недели, а по приезде расстались на четыре месяца.

Такой была её жизнь с Олегом. Мимолётное счастье и долгое одиночество. Хотелось бы ей иной судьбы? Иная судьба невозможна.

Щёлкнула мышкой – фотография пропала. Варвара умела находить счастье в малом, не философствовать, загоняя себя в депрессию. Поэтому старалась не вникать в сухие, бесцветные рассказы сестры и забыть о своих отношениях с Портретовым. Она даже не помнила о боли, которая заставила её отказаться от объяснений с ним в тот последний вечер. Но пришло письмо, сестра приезжает. Совсем скоро все они встретятся. И от этого становилось тревожно.

Картины прошлого кольнули в самое сердце. Воспоминания возрождались так быстро, что она не успевала приказать им исчезнуть. Возможно, пришло время взглянуть своим страхам в лицо.