Кружево

– Ты такая счастливая, удосужилась внимания самого графа. – сказала Милдред, когда мистрис повела своих гостей на выставку поделок. Мы следовали за ними и честно сказать не спешили. Джессика делилась впечатлениями.

– Мне сделали столько выгодной предложений, работать белошвейкой. Я даже не ожидала, что ученицы мистрис имеют такой спрос.

– А мне пришлось танцевать сразу три танца с одним наглецом.

–Ты шутишь?– воскликнули они, удивлённо вытаращив глаза на меня.

–Что?– озадаченно сказала я. Девушки толкнули меня, затем, взяв за руки, потащили к двери, заговорщицки шепча мне на ухо:

Эмбер, какая же ты всё таки глупая. Тебе так повезло! Умудриться потанцевать с самим Графом Фростом, да ещё три танца к ряду.

Я молчала, воды в рот набравши. Внутри зрело нехорошее предчувствие.

Тебе все девчонки обзавидуются как узнают.

–Ну что ты хмуришься. Ну, ка быстренько улыбнись,– сказал Джессика. Милдред тут же скорчила рожицу. Я невольно рассмеялась. Сразу полегчало. Всё-таки девушки такие замечательные. Они то мне ни капельки не завидовали. Жаль, что у нас было так мало свободного времени, чтобы хорошенько узнать друг-друга. А по ночам уставшие мы все как убитые спали. Что-то внутри укололо. И на глазах выступили слёзы. Не зря Гертруда говорила, чтобы учиться у Мистрис нужно платить свою цену. И ценой той был вовсе не дарованный сверху талант. Я сглотнула ком в горле и теперь уже сама стремительно потащила девушек догонять гостей.

Им всё понравилось. Всё что мы сделали: скатерти, салфетки и кружева. Но больше всего гостям Мистрис Винтер понравились клубки нитей из шерсти хрустальных ягнят. Мистрис как раз получала уйму приятных слов и похвал, как её служанки подошли к нам и прошептали, что нам пора спать. Так закончился бал.

Следующий день мы провели с остальными ученицами, а потом нас перевели в другое крыло, где было гораздо холоднее. Работы стало ещё больше. Сама мистрис обучала нас сплетать нити в сложный узор, а потом размачивать пряжу в специальной жидкости и оставлять на ночь в снегу. Так вот получалось кружево. Мы вязали узоры для кружевного полотна. Казалось, работе не будет конца. Мы исхудали и совсем за короткую ночь не отдыхали. Милдред и Джессика часто перешептывались со мною, когда работали на прялке. Они были удручены такой вот выпавшей нам долей, после бала. Было ли ради чего стараться. Но вот однажды когда мы совсем обессилели – и превратили в кружево всю пряжу, пришла Мистрис и сказала что наступает весна. Вы усердно трудились- и каждая из вас получит заслуженную награду. Тогда-то она и сказала:

–Пришло время вам отправиться к графу.

Мы собрали нехитрую поклажу, которую тут же слуги занесли в карету. Белые как молоко кони ждали нас, пофыркивая от нетерпения размять ноги.

Жаль что нам не дали попрощаться с другими девушками. Даже с Гертрудой я не попрощалась. И вообще я так давно её не видела. И почему я только сейчас вспомнила о ней. Во рту осталась сладость мороженного с фруктами. Наш привычный завтрак. Я вспомнила о Гертруде и кухне. Вспомнила запах свежеиспечённых булочек. Даже желудок заурчал. Я же мороженым и фруктами и редким куском белого почти воздушного хлеба никогда не наедалась. Я попыталась спросить что-то у Джессики и Милдред, но слуги протянули нам в дорогу термос с мятным, едва тёплым чаем, который мы постоянно пили по указаниям Мистрис.

Дорога была долгой. Мы почти не разговаривали. Я и девушки постоянно дремали. Лес сменялся белоснежными полями. Мы ехали вдаль по горной обледенелой дороге. Но лошади не боялись. Они неслись почти галопом и изредка ржали, точно птицы, выпущенные на свободу. Поэтому я и решила что белогривые созданы для этих мест.

Если замок Мистрис был огромным и величественным, то замок Графа превосходил его во всём в сотни раз. Ледяные стены. Толстые и неприступные. Острые шпили башен уходящие в небеса и искрящиеся на солнце и флаг на центральной башне с кристальной снежинкой совершенной формы на голубом полотне развевался на ветру. Замок находился на неприступном участке скалы, и часть его сливалась с горной породой воедино. Здесь было так холодно. Воздух казался живым, острым наполненным запахом хвои и стужи, что холодила нутро.

Нас проводили внутрь и разметили в очень красивых комнатах, точно из волшебных снов. Нежные тёплые цвета, высокие окна, кровати с баланхином. Гардеробная и камин, возле которого стояло кресло-качалка. Вот только в камине огонь едва тлел, и в комнате было прохладно.

–нравиться?– спросил Граф, незаметно зашедший в комнату. Я кивнула. Что я могла сказать. Мне действительно нравилось.

–Теперь я лично буду учить вас ровно год. Общаться вам запрещено.Если дружили, то жаль, потому что вы теперь соперницы, не подруги.– Он насмешливо цокнул языком. Ты похудела, янтарноглазая. Но мне так даже больше нравиться. Он вышел за дверь и оставил меня в одиночестве. Мне стало холодно, настроение вмиг пропало. Дверь оказалась заперта и я не смогла зайти к подругам, н просто выйти в коридор. На столе стоял стакан с тем же мятным чаем. Я выпила его, хотя ненавидела вкус мяты, но мистрис говорила, что это очень полезно для здоровья. А она ведь нам никогда не врала. Не так ли?

Мы превратились во врагов. Не знаю почему, но это было так. Мы так долго учились вместе, успели подружиться, но потом когда приехали в замок к графу Фросту, всё изменилось. Мы мельком виделись в коридоре. Они отворачивались от меня. Глядели из подо лба и никогда не отвечали ни на одно моё «доброе утро». Казалось даже с друг другом, они не разговаривали. Вскоре я смирилась, да и честно сказать меня увлекла учёба. Граф разрешал мне читать, пусть это было только мастерство по кройке и шитью в тяжёлых книжках с яркими последовательными рисунками. Мне это нравилось. Нравилось работать с шерстью хрустальных ягнят. Прясть нити. Ткать на ткацком станке всевозможные ткани. Чистое серебро удивительного шёлка. Кружево холодное и искрящееся как хрусталь на свету. Граф всегда вёл урок сам. Я привыкла к его манере вести разговор. К его странным шуткам и подколкам. Хвалил он редко. Тогда улыбался и его взгляд теплел. Порой он странно как-то поглядывал на меня и иногда я не могла понять что отражается в его глазах: то ли откровенное восхищение, то ли голод. Его взгляды пугали. Он это видел и тогда уходил из комнаты прекращая урок. Два месяца я шила, вышивала и выполняла все его задания. Учёба лишала снов. Вкусная пища, тёплая постель и всё равно в голове был туман. Я уже больше не замечала своих бывших подруг. Я не узнавала их. Для меня центром вселенной стал этот замок и учёба. Это было так важно. Как похвала и улыбка графа. Кажется, он был мне неприятен, но то было раньше. Сейчас я восхищалась им. Порой я даже есть не хотела, только пила мятный чай, порой не чувствуя ни вкуса ни запаха. Не осознавая, что вообще не любила его.

–скоро совсем скоро Эмбер, твоя учёба закончиться, говорил он, пристально глядя мне в глаза, при этом на его лице читалось открытое предвкушение. Его настроение его чувства передавались и мне. Я ловила каждое его слово. Запоминала все травы, все слова которые надо было произносить над кружевом, прежде чем положить их в сундук на хранение, чтобы они не потеряли своих свойств. Ночь стала короче. В воздухе, словно дымкой висело ожидание весны. Хотя бывает ли весна в этих местах, где извечно правит свой бал стылый лёд и мороз? Граф выглядел неважно, сказал, что вскоре ему предстоит уехать. Он провёл пару уроков и, сопроводив меня в библиотеку, где привычно напоил, чаем и дал список книг, которые нужно законспектировать и прочитать. А затем провёл в огромную находящуюся в подвале кладовую и сказал проверять кружева, переворачивать их, а которые не испускают сияние выносить на ледник на ночь. А когда луна на небосклоне будет круглая как головка сыра, то открывать маленькие, расположенные у потолка окошки, чтобы лунный свет казался кружев. Наказав мне всё исполнить в точности, как он велел, граф уехал. А я предвкушала предстоящую работу.

В моих покоях убирались такие же красивые , строгие и молчаливые служанки ка у Мистрис. Но когда уехал граф исчезли и они. И в доме я за долгое время, я впервые услышала голоса. Детский смех. Это привлекло меня как свет мотылька. Подруг своих я не видела, да и честно сказать вообще забыла про них. Лишь единожды их увидела, но они глядели на меня мертвыми, такие тусклые были у них взгляды, явно не помнящими меня глазами и всё закутывались в белые шали, точно постоянно мерзли. Они выглядели ужасно. Их вид испугал меня, взволновал, что я заперлась в своих покоях и вышла только под вечер. Чтобы спуститься в подвал и проверить сундуки с кружевом. Как раз было полнолуние, и я открыла окна, наблюдая, как играет лунные свет на кружевах. Как они буквально впитывают его и оживают, выглядят мягче. Тогда то я и познакомилась с мальчиком и его мамой. Служанка убирала в моих покоях и пискнула когда увидела меня, наклонила голову вниз и хотела убежать. но я остановила её, сказав:

–Не бойтесь мисс, – служанка замерла на месте, и из-за её спины выглянул пухлощёкий зеленоглазый мальчик в ветхой рубашке и латаных штанах.

–Как тебя зовут?– спросила я у мальчишки. Он посмотрел на мать, а затем на меня и было видно что ему хочется назвать своё имя.

– А ты любишь сказки?– внезапно спросила Эмбер и полезла в сундук, где под стопкой белья лежала забытая книжка.

–Я люблю сказки!– мальчишка вышел вперёд.

–Можешь взять себе,– протянула книжку мальчишке. Он посмотрел на мать. Она легонько кивнула. Он заграбастал книжку, спрятал за пазуху и выбежал из комнаты Эмбер. Она налила из кувшина стоявший на столике возле зеркала мятный чай.

–Не пейте этот чай мисс. Не пейте,– сказала служанка и забрала грязное постельное белье, положив его в корзину.

–Но почему?– удивлённо спросила Эмбер.

–Он плохой. Злое колдовство. Всё забудешь, всё-всё,– покачала головой служанка и отвела взгляд, затем быстро вышла из комнаты Эмбер. Чай пить расхотелось. Червь сомнения от слов служанки закрался в сердце. А вдруг я действительно все забывала из-за чая. Эмбер стало страшно. Она решила прогуляться на кухню и набрать в кувшин простой воды. Вылив кувшин из окна в снег. Ей сразу полегчало. А на кухне не было ни единой души – и девушка ещё взяла себе кусочек сыра и хлеба. Смотри, как ты вот не выпила чай- и аппетит появился.

В комнате она съела кусок сыра и хлеб, ощутила прилив сил. Поэтому, передумав ложиться в постель. Решила навестить бывших подруг. В комнаты было не достучаться. И сквозь узкую щель под дверью ей не удалось разглядеть света. Значит, девушки крепко спят, так спала бы и я наверное из-за этого проклятого чая, прогоняющего аппетит и вызывающего вечную слабость. В замке графа не было и в последнее время она никого не видела. Настало время поиска ответов. Ведь если ей врали с чаем, значит ли что всё остальное, тоже было ложью? Что им в действительности от неё надо? Эта мысль вдруг стала очень важной. Первым делом Эмбер направилась в библиотеку. Остановилась возле стеллажей книг в толстых обложках, которые раньше как-то уходили сквозь внимание. Итак, она мельком прошлась по названиям. Зелья. Способы взаимодействия с шерстью хрустальных ягнят. Эффекты сохранения и преломления.

Хм, названия взывали к любопытству. Она взяла эти книги с полки и решила взять в свои покои, а остальные книги расставила более свободно, и добавила кое-где книги из серии кройки и шитья, которые тоже были в кожаных обложках и с виду ничем от других книг не отличались. К тому же книги по кройке и шитью ей всегда можно было уносить к себе в комнату. Так что если здесь и кто будет убираться, то ничего в маленькой перестановке не заметит.

Она спрятала книги в сундуке под бельё, перед тем как лечь спать. Утром проснулась со свежей головой и не стала, есть предложенный завтрак, ждущий её на подносе за дверью. Мороженное с ягодами. От чая избавилась сразу же, вылив в окно. А потом прокралась на кухню, где из кладовки вытащила себе большой кусок сыра, вяленой дичи, хлеб и, покачав насос, налила себе в кувшин воды. Работалось сегодня легко. В два раза быстрее. Комнаты подружек всё так же были заперты. Служанку и её сына Эмбер видела мельком. Она драила полы щёткой. Сын вытирал пыль. Эмбер направилась в подвал, чтобы проверить кружево и положить новое в сундуки.

–Привет,– сказал мальчик. Спасибо за сказки, очень интересные- смутившись, он переминался с ноги на ногу.

–Меня зовут Том.– Ещё больше покраснел мальчик и стал напоминать проказливого ангелочка.

–Эмбер,– сказала я.

– Вы избранница графа, как и те другие, тощие девушки, так сказала мне мама. Я хотела задать ему вопрос, но мальчишка уже убежал. Вздохнув, я направилась в подвал. Кружево было таким холодным даже сквозь перчатки. Оно кусало ледяным языком мои пальцы. Интересно, почему я этого не чувствовала раньше. Разложив кружево по сундукам, проверила остальные сундуки и окна. Дневной свет кружевам твердил. Так сказал Граф. Закрывая неплотно прикрытую створку окна, я заметила в углу подвала низкую дверь. Я была уверена, что раньше её не видела. Но раньше я приходила ночью. Дверь выглядела, словно была сделана для карлика. С виду крепкая, серая, как и каменные стены. Время у меня было. Интересно, что там внутри. Я потянула за ручку. Удивительно дверь оказалась не заперта. Изнутри повеяло холодом, точно из холодильника. Вниз уходили ступеньки покрытые инеем. Я закрыла дверь, чихнув. Решив одеться потеплее и посмотреть, что находится за ней в другой раз.

Мне впервые не хотелось идти на работу. Не хотелось ни прясть, ни мотать клубки, ни вышивать одинаковые зимние узоры , да совершенные с острыми гранями снежинки. Я зачиталась книгами. Зелья. Сонные зелья. И так и есть. Мой мятный чай, давался нам не просто так. Он медленно погружал память в завесу теней. Лишал аппетита. Усиливал способность к внушению. Я захлопнула книжку. Забытое чувство ярость вскипела в мой крови. Нужно было выяснить всё. Первым делом, избавившись от обеда, воздушного куска белого хлеба и холодного молочного суфле. Я поела кое-что из запасов. Доела кусок дичи, хлеб и тонкий ломтик сыра, впервые за долгое время, испытав удовлетворение от пищи. Затем решила направиться к своим подругам. В обед они должны были находиться в своих комнатах. Комната Джессики и Милдред находились в самом конце коридора. Дверь Джессики оказалась заперта, а вот Милдред нет и я тихонько постучав, не дождавшись ответа, вошла внутрь. Румяная и всегда жизнерадостная Джессика спала, полностью раскрывшись в тонкой полупрозрачной ночнушки. В комнате было открыто окно настежь. Было дико холодно. На полке лежали её поделки. Куча идеальных вышивок снежинок, зимних узоров на скатертях и салфетках. В камине, судя по перегоревшей зале, давно не разжигался огонь. Девушка была такой тонкой, что казалась почти не живой и только её грудь медленно опадала и снова опускалась, тем самым, говоря, что она ещё дышит.

–Джессика?, – позвала ее, но не дождалась ответа. Я подошла к ней и дотронулась до холодной руки, позвала чуть громче и так и не смогла добудиться её. Как жаль. Я опасалась за неё. Сколько она так ещё в таком состоянии продержится. Я вышла из спальни, очень расстроенной и решила придерживаться своего расписания, чтобы ни у кого из присутствующих в замке, будь то старые либо приходящие слуги не возникло никаких подозрений. Но, судя по пустым коридорам, по холодной кухне и запертой на замок конюшне и воротам, мне можно было ничего из этого не опасаться. Похоже, в замке никого не было. Я проверила свой список заданий и спустилась в комнату с прялкой, где уже без прежнего дикого энтузиазма корпела на нитками из шерсти хрустальных ягнят, то и дело подгоняя себя, чтобы не выбиться из графика. Потому что, судя по работам Джессики, она уже чуток опередила меня. Вот что значит сила внушения. Но я быстро нагнала подруг, потому что слабость не морила меня, и потому что я спешила почить ещё запретных книг. Вечером в подвале было очень холодно, хотя окна были плотно закрыты. Я проверила сундуки, перевернула кружево, кое-что потускневшее я вынесла и расстелила на снег, оставив на ночь на заднем дворе. И всё же, как не пыталась я найти маленькую дверь в каменной стене, ка ни щупала пальцами холодную кладку, так и не отыскала. Затем мне просто пришлось уйти.

Я успела посетить кладовку, как услышала во дворе голоса. Выглянув из окна, я увидела служанок Графа кутающихся в белые кружевные шали. Они выглядели измученными, похудевшими и шли со стороны подвала. Интересно приехал ли сам граф. Я как всегда избавилась от чая и успела сходить на кухню, набрать в кувшин воды. Поесть не удалось. Я услышала в коридоре громкие шаги и цокот каблуков. В последнюю минуту мне удалось спрятаться в кладовке. На кухню зашёл граф. Он выглядел неважно и каким-то помятым. За ним бежали точно собачки его служанки. – Подготовьте одно место сегодня,– злостно рявкнул он и залез в ледник, чтобы достать себе из металлической формы мороженного. Оттуда же он вытащил небольшую обернутую ивовыми прутьями бутыль. Откупорил, и стать пить прямо из горлышка. Служанки ушли. На моих глазах его лицо снова обрело краски, даже появился румянец. Он поставил назад бутылку и взял свою порцию мороженного. Я закрыла рот ладошками, чтобы не издать ни звука. На его губах осталась красная капля, ужасно красная и густая точно кровь. Меня затрясло. С трудом я дождалась пока он уйдет. И проскользнула через чёрный ход, зная короткий путь. Я закрылась в комнате и расстелила постель, решаясь в случае чего туда юркнуть. Сердце колотилось в груди как угорелое. За моей дверью кто-то был. Кто-то. Я чувствовала, что это сам граф. Он чего-то ждал. А я замерла в напряжении, что он постучит. Больше всего на свете мне не хотелось его видеть. Но вот я услышала, как его гулкие шаги стучали, начали отдаляться от моей комнаты. Они замерли в конце коридора. Там была комната Милдред. Я легла на пол у самой двери и прислушалась. Голос графа был звонкий и с какой-то хитринкой. Он спросил:

–Милдред, я знаю, что сейчас уже поздно. Но мне нужно кое-что обсудить с тобой.

–О Граф это вы. Я так рада, что вы вернулись,– тихий, явно сонный голос девушки дрогнул от переполнявших её чувств.

–Сейчас я открою. Я ещё не успела прилечь, (явно лгала) Заходите, конечно.

–Мне неудобно. Но это очень важно Милдред, поэтому я решился нарушить ваш покой,– он говорил точно завзятый льстец, точно пылкий влюблённый. Неужели и я бы не почувствовала этого раньше? Неужели и мне предстоит снова пытка общения с ним. В душе зрела тревога. Сердце подсказывало, что нужно просто сбежать. Но мне хотелось узнать истину. Да и отпустят ли меня они. Я же даже дороги в ближайшую деревню не знала. Разговор прекратился. Я слышала, как тихо скрипнула дверь. Нужно было вмешаться. Нужно было что-то сделать. Но я не могла. Я боялась, что испорчу всё и тем самым сразу себя выдам. Шли долгие минуты, я сидела возле двери, покусывая губы от злости. Комок стоял в горле. Наконец дверь открылась и тут же закрылась. Я не услышала шагов в противоположном направлении. Неужели он пошёл к Джессике. Не знаю. Но я не могла больше терпеть, поэтому вышла из комнаты и прокралась в покои Милдред. Коснулась ручки двери ощутив, какая она холодная. Я вошла внутрь. Было темно, и только свет из окна чуток разгонял сумрак.

–Милдред?– спросила, не узнавая собственного писклявого голоса. Ответа не было.

Я зажмурилась чтобы глаз привыкли к освещению. Затем позвала ещё раз и сделала шаг вперёд и, споткнувшись, чуть не закричала. Милдред лежала на полу. Она была холодна как лёд. Её кожу покрывал иней. Она не дышала. Я не знала что делать. Ноги задрожали, и я села возле её тела и зарыдала, не в силах отпустись её руку. Что же делать? Что же мне делать. Паника душила. Я ещё никогда не была так зла. Собственные слёзы на вкус были горькие и солёные одновременно. Моё сердце болело. Не знаю, сколько я просидела в комнате Милдред. Может быть, всего лишь пару мину. Может быть несколько часов. Я услышала шаги и вовремя шмыгнула под кровать. Радуясь, что достаточно стройная чтобы туда протиснуться и замереть, наблюдая в тонкую щёлочку, потому что покрывало касалось пола.

–Подготовьте её,– сказала самая высокая служанка с важным лицом. И ушла. Две служанки поставили канделябр со свечёй на пол и стали раздевать Милдред, пока не оставили её в одной полупрозрачной сорочке, такой же, как и у меня. Я отчетлива, видела, как проступают рёбра на её животе. Как выпирают локти и ключицы. Затем служанки достали из принесённого с собой ларца, отрез кружева и стали закручивать туда Милдред, пока не скрутили её в рулон, точно девушка была какой то ковровой дорожкой. Что же они делают. Я сжимала пальцы, чувствуя, как болезненно впиваются ногти в ладони. Затем они вынесли её из комнаты, с лёгкостью подняв с пола, точно куль с мукой. Я вышла вслед за ними, прокралась в свою комнату и заперлась изнутри. Нужно было поговорить с Джессикой. Но как. Как я должна была сделать это, чёрт возьми. Я заснула, прислонившись к двери, только стянув с кровати одеяло, наверное, полночи раздумывала, пока сон не сморил меня. Встала с затёкшим телом и шеей. За окном было темно. Всё-таки привычка к раннему подъёму спасла меня. Я забрала кувшин с чаем и завтрак что ожидал меня за дверью. Мороженное. Я уже не мола на него смотреть. Одевшись и собравшись, я покинула комнату и направилась в рабочий кабинет. Но в коридоре столкнулась со служанками. Они сказали мне, что сегодня занятия отменены и что нам позволено целый день провезти в деревне. Служанка снисходительно улыбнулась. Нет, всё это не спроста. Она сказала собрать вещи и ждать внизу, когда кучер подготовит карету. Я обратила внимание, что служанка сегодня ещё бледнее обычного и даже губы её казались серыми, будто всё лицо женщины выцвело. Вопрос вертелся у меня на языке, но я стерпела и не задала его, с трудом сохраняя бесстрастное выражение, сделала вид, что направилась в свои покои, сама же зашла в комнату Милдред и была поражена. Её вещей не было. Ни единой поделки не красовалось на полках, сундук с вещами был пуст. Шкаф с одеждой опустел. Окошко распахнуто, словно холодный воздух должен был выдворить вон даже её запах. Мне стало так грустно и слёзы подкатили к глазам. Я сглотнула. Вспомнила её улыбающееся от предвкушения новой жизни тогда на балу. Я и сама была такой. Такой же радостной и глупой. Наивной. Я была слепа к правде. Правда была страшна. Но я должна была узнать всё. Ты будешь отомщена Милдред, клянусь, зареклась я.

Я собрала свои вещи, избавилась от чая и мороженного в отхожем месте и взяла из сундуков все, что можно продать, все свои любимые поделки и редкости и решила поговорить с жителями деревни. Деньги должны были развязать языки даже самых недружелюбных. Джессика выглядела очень плохо. Серая, без привычного румянца и тонкая как тростинка. Она постоянно зевала. На меня она не обращала внимание, точно не видела. Было видно, что она вообще не понимает что происходит, и ведёт себя очень странно, точно во сне. Она дремала, прижимала к груди сундучок и фляжку, в которой я не удивилась бы что там налит этот проклятый мятный чай. Мы ехали долго – и я как могла, запоминала дорогу, каждый поворот, хотя когда кучер оборачивался, то притворялась что вышиваю, или дремлю. Наконец рассвело . мы спустились с горы и было видно что вокруг оставалось всё меньше снега. Воздух теплел. Пели птицы. Как же я соскучилась по их жизнерадостному щебетанию. Ели и высокие сосны сменялись пятачками полян, хвойные деревья сменились берёзами, кустарником, я увидела небольшой ручей, возле которого стояли олени. Вскоре лес кончился, и потянулась длинная колдобистая колея, вокруг которой были одни холмы и поля. Я вздохнула, очень хотелось, есть и желудок то и дело раскатисто урчал. Джессика не просыпалась.

Мы приехали и по настоянию кучера, Джессика осталась в карете. Она мило улыбнулась. Глаза были тусклыми, как немытые окна в заброшенном доме. Мне хотелось растормошить её, даже ущипнуть, что я незаметно и сделал, но девушка будто и не чувствовала боли. Кучер остановился возле моста, съехал на обочину и, указав мне рукой на деревню, сказал, что будет ожидать меня здесь. Я собиралась уйти, как он вытащил из тёплого кафтана такой же флакон как у Джессики и протянул мне.

–Вот держи. Ты же свою флягу забыла?!– сказал и пристально посмотрел мне в глаза. Я мило улыбнулась и поблагодарила, даже сделал вид, что отпила глоток. Это его успокоило. Наконец то я ушла.

Деревня была маленькая. Всего пять домов. Люди сторонились меня, точно я какая-то чумная. Мне не удалось ни поговорить. Ни продать что-то из своих вещей. Я была в полном отчаянии. Осталась последняя надежда заскорузлая и пригнутая к земле хижина, так называемая харчевня красный петух. Я зашла внутрь, для этого мне пришлось пригнуться. Было почти пусто. Несколько мужичков с бородами цедили с больших кружек местное пойло. За барной стойкой стояла толстуха с длинной косой, достающей ей до поясницы. Она полировала деревянную стойку сальной тряпкой. Я направилась к ней, сразу же приковав к себе внимание бородачей. Кто-то крякнул. Кто-то загоготал, мои уши загорелись, я поняла, что нелестное словцо было брошено в мой адрес. Возле очага стояли двое. Со спины было не видно лиц .Один держал упитанную связку кроликов. Второй что-то бубнил, явно пытаясь снизить цену, при этом помешивая что-то в очаге черпаком. Судя по доносившемуся ко мне запаху гороховую похлёбку. Желудок предательски заурчал и рот наполнился слюной. Я достала из кармана нитку бус, единственное украшение, что у меня было. Розовый жемчуг, красиво переливался в свете свечей и керосиновых ламп. И показала его женщине за стойкой.

–Я хочу, есть, и отдам его вам за еду и кусок хлеба,– отчаянно сказала я, и уже было положила жемчуг на стойку. Глаза женщины блеснули, она явно уже мысленно примеряла жемчуг. Она кивнула.

–Спрячь,– сказал мне парень в кафтане с волчьим мехом. Женщина за стойкой надулась.

–Принеси похлёбки, хлеба и сыра, а также яблочного сидра,– старая кошёлка и положил на стол серебреную монету.– Этого тебе хватит.

– Ты,– сказала я, рассмотрев лицо парня в близи. Он улыбнулся, видимо уже давно узнал меня, да и одежда бы меня выдала.

Он расстегнул камзол и вытащил из под жилетки висящий на ее медальон и протянул мне.

–Узнаёшь?– спросил он, выгибая широкую бровь. Его глаза блестели как чёрные омуты. В них не было лжи, а взгляд был прямой. Я взяла медальон, раскрыла и не сдержала глубокий, тяжёлый вдох:

–Откуда он у тебя?– уставилась я в лицо собственной матери. Её молодое почти забытое мною лицо.

Он вздохнул. И потащил к столику у стены. У очага уже не было второго мужчины, видимо парень продал таки своих кроликов.

Я села за стол и уставилась на его лицо.

–Всё считали, её сумасшедшей. Она бродила по домам, всё спрашивала о своей Эмбер. Говорила что у её дочери глаза такие же янтарные как у неё самой. В деревнях часто похищали детей. Никто не мог ей помочь. Она всё искала и искала и сбилась с ног. Пару лет назад я столкнулся с ней в одной деревеньке. Продал ей своих кроликов и косулю. Она всё ещё красивая, хотя все волосы седы. Такая же как и ты сейчас. Белошвейка, очень нелюдимая, но добрая, помогает бедным, по праздникам печёт хлеб и кормит всех страждущих. Таких как она я никогда не встречал. Не знаю, почему она дала мне свой медальон. Может потому что я охотник, и бываю даже в самых дальних уголках графства. Я быстро ела похлёбку, наслаждаясь её простотой и густотой. А какой вкусный был хлеб. Просто пальчики оближешь. Он пил яблочный сидр. Он смотрел на меня чуток снисходительно, хотя с виду вряд ли был меня старше. Он выглядел сильным.

–Помоги мне, прошу. Я отдам тебе все свои вышивки. Их можно выгодно продать. У тебя будет много золота,– я посмотрела в его глаза с надеждой.

– Моя подруга у них. Граф не выпускает нас никуда из замка. Приезд сюда случайность. Он опаивает нас, и я только чудом не утратила полностью память.

–В замок трудно попасть, а ещё труднее оттуда выбраться. Я могу увезти тебя сейчас. Твоя мать мне заплатит.

Я замотала головой. Я не могла бросить Джессику.

– Прошу тебя помоги. Я не знаю, что они затевают. Но когда приехал граф, то Милдред умерла,– с жаром выпалила я, чувствуя на глазах слёзы.

Я доела похлёбку и тут услышала, как кто-то громко произносит моё имя. Дверь распахнулась, и в таверне стало холодно. Наш кучер зашёл внутрь и он больше не выглядел маленьким. Его тень на стене была в два раза выше го. Замерли разговоры. Женщина за стойкой исчезла. Огонь потух.