Читать книгу: «Идентариум», страница 2

Глава 11

Какая-то незнакомая скука нагрянула в его душу или скорее проникла в жизненное пространство. И она ни в какую не желала покидать чужую территорию. А ведь владелец этого самого пространства прилагал к тому все усилия. Вероятно, недостаточные. Либо просто недейственные для сражения со скукой. Он-то не был знаком с нею прежде.

Константин плохо представлял, чем следовало поднимать себе настроение в новых условиях. Он был родом из того мира, когда человеку позволялось ошибаться и называть этот процесс получением опыта. Тогда он себе многое позволял: от распития алкоголя в кругу друзей или даже в одиночку с кем-нибудь в ночном баре, до сближения с незнакомой привлекательной девушкой. Ныне эти забавы никому более не были доступны. Мир стал другим. Штрафы и вычленение из общества приструнили инстинкты. Лиц, предпочитавших интриги защищённому завтрашнему дню изолировали, как особо-заразных. Впрочем, и тех, кто носил в своих телах опасные заболевания также устранили из числа достойных членов общества, каким позволительно влиять на будущее. Константин Старицкий воспринимал подобные меры жестокими, но признавал действенными. Категоричные идеалы стали защитой. И зрелый мужчина пытался вобрать в себя новый мир. Доля ксенофобии заставляла спорить с обществом, но только про себя. И вместе с тем и он сливался с однородным тоном обновлённого мирового сообщества. А вот уже изредка нарушить правила несколькими глотками коньяка, хранившегося с нарушением норм взаимодействия с вычищенным миром, считал чем-то полезным. Он опустошил бокал. Скука такого подвоха от него не ожидала.

Глава 12

Ночь не лучшее время для вдумчивых бесед, но на таковые она и не рассчитывала: достаточно было поверхностного восприятия. Опираясь на интуицию, Эрика отправилась в гостиную, где и нашла владелицу дома.

Ида мало спала, и с каждым днём это обстоятельство ощутимее отражалось на её лице. Что-либо говорить по данному факту Эрика воздерживалась. Она и сама, как женщина не приветствовала замечаний по поводу внешнего вида.

– Скажи мне сейчас, что ты имела в виду под любовью, но не между людьми.

– Что?

На лице Иды появилось недоумение, будто впервые услышала сказанное подругой.

– Кого ещё любит человек, или наоборот?

Ида внимательно смотрела на Эрику, словно пыталась понять, стоит ли той доверять. Так могло показаться со стороны. Вот только Эрика хорошо знала госпожу Сатову, чтобы такое о ней подумать. Ида умела доверять нескольким людям из своего окружения, и никогда не сожалела об этом. Иного характера мысли терзали Иду.

– Я пойму тебя, – Эрика устроилась в пустующем кресле, и укрылась принесённым с собой пледом.

– Ангел.

– Более детально, прошу.

– Любовь ангела и человека.

– Сложная тема для восприятия всерьёз.

– Поэтому я не хотела поднимать её, по крайней мере, сейчас, – Ида продолжала размышлять стоит ли продолжать эту беседу.

– Предлагаю отложить её на потом, – Эрика усмирила собственное любопытство, чтобы не причинить дискомфорт собеседнику.

– Первоочередной темой для обсуждения всё-таки следует сделать мою идею.

– Рассказывай.

– Идентариум.

– Неологизм.

– Слово редкое, но существовавшее ранее.

– Как ты его решила использовать?

– Дай мне время, расскажу. Потом.

Глава 13

– Не утомился?

– Почему ты задаёшь такие короткие вопросы?

– Не знаю. Испытываешь усталость?

– Могу сказать, что мне частенько бывает не уютно. Всюду.

– Значит, утомился.

– От чего?

– Отвечу за тебя на вопрос, что задавал: от мира.

– Предлагаешь мне самоликвидироваться? – Виктор рассмеялся, зная, что друг ни за что бы не пожелал ему чего-то подобного.

– Не помешало бы чему-то произойти, – Филипп сохранял напряжённость в голосе и ходе мыслей.

– Не так давно ты убеждал меня в преимуществах нового миропорядка.

– Я неправильно выразился. Лучшее нуждается в улучшении. Пусть это и звучит тавтологией, но я считаю, что не следует останавливаться в направлении к совершенству.

– Наверное, я старею: мне хочется статичности и предсказуемости.

– Возможно, ты прав, и с возрастом сюрпризы пугают, а не радуют. Но я немного о другом – о том, что развитие общества должно продолжаться, – Филипп игнорировал очевидный факт, что собеседник не тяготеет становиться единомышленником.

– Опять-таки, констатирую неприятный для самого себя факт, что я поддался влиянию лет и не заинтересован в том, чтобы швыряться идеями и о чём-то мечтать, – Виктор с горечью отмечал за собой обеднение ментальной сферы. Хотелось тишины и даже бездействия.

– Скажи мне, любимица Вальдемара хотя бы чему-то у него научилась?

– Я никогда с нею не общался. Видел несколько раз издалека, и всё. Её невозможно нигде отыскать. Словно исчезла.

– Может умерла?

– Она ещё молодая.

– Хоть в старые времена, хоть ныне, молодость – не страховка от болезней и смерти.

– Ныне всё-таки страховка, не забывай о триаде: здоровье, молодость и красота, контролируемой на микроуровне. А если же всё-таки Иду бы не защитила данная нанотехнология, то Эрика Мезанс уже объявила бы о понесённой утрате.

– Эрика?

– О да, эта особа стала для Иды единственным человеком, вхожим в её мир.

– Ты её знаешь? – Филипп старался не выказать чрезмерного любопытства, ведь его друг отличался склонностью к избыточному анализу всего, что происходило вокруг него.

– Вроде бы, да, – Виктор в последнее время предпочитал меньше вдумываться в чужие действия.

– Поможешь мне выйти с ней на контакт?

– Зачем?

– Я должен подобраться к Иде.

– Если мне не изменяет проницательность, я догадываюсь в чьей компании замечал Эрику. И этого человека я знаю. Но не рассчитывай на её благосклонность.

– Я вынужден на это надеяться.

– Думается мне, в числе моих знакомых имеется ещё кое-кто, кого Эрика к себе подпускает.

– Поможешь мне?

– Чтобы я об этом не пожалел.

Глава 14

– 

Приезжай ко мне. Ненадолго.

– Ненадолго? Мне бы хотелось, чтобы наши встречи были более продолжительными.

– Я согласен и на короткий миг, чтобы почувствовать тебя.

– А я не согласна.

– Тогда приезжай и оставайся у меня. Будем долго лежать в постели: засыпать и просыпаться. В промежутках будем отправляться к черте, отделяющей каменные города от живой природы.

– Не поедем. Я очень хочу к тебе.

Константин отключился, а Эрика прижала к груди телефон. Она так соскучилась по сильным рукам зеленоглазого Константина. С какой нежностью он обнимал её тело. С какой силой он касался её сердца. Как никто другой. После близости с ним она пожалела о том, что были другие. Ни с кем прежде в её теле не возникало таких ощущений, будто внутри неё перекатывались волны, встряхивая каждую клеточку. Никому не удалось коснуться самой её сути, спрятанной в глубине. И теперь она жалела о том, что разбавляла свою жизнь любовными интригами. Впрочем и прежде она сожалела о выборе кого-то не того. Кого-то чужого. Давая себе время, чтобы забыть ненужные прикосновения, она будила в себе надежду встретить того, кто вызовет отклик в её теле. Тогда она не предполагала, что откликнуться надлежало сперва душе.

Глава 15

– И что я имею?

– Себя. Когда ты это поймёшь?

– И что с того? Что мне это даёт?

– Жизнь.

– Надоела. Жизнь надоела.

– Такое периодически происходит со всеми.

– Мне так не хватает чувств. Я чувствую, что живу напрасно, – Ида снова сжималась в клубок в своём любимом кресле, стоявшем рядом со статуей Егора.

– По сути, все мы живём напрасно, то есть для того, чтобы пройти свой путь. И не все его проходят с фанфарами, оставляя позади наследие на века.

– Тебя эта мысль не тяготит?

– Нисколько. Я просто живу, перебираясь из одного дня в следующий.

– Это бессмысленно.

Эрика рассмеялась, ничуть не поражаясь наивности, с какой Ида произнесла своё замечание.

– Что же ты мне предлагаешь сделать?

– Найти смысл.

– Мне он не требуется. Как ты не поймёшь, я давно научилась просто жить.

– Мне хочется сохранить о себе память. Мы не успели с Егором дать жизнь нашему ребенку.

– Я не смогу понять чувств женщины, которая желала стать матерью, поскольку мне это не требовалось.

– Не стать матерью, желая ею быть, похоже на какое-то наказание. И мне больно, – Ида выглядела ещё более поникшей, и так происходило всякий раз, когда она затрагивала тему своего несостоявшегося материнства.

– Из чувства такта я не стану продолжать это обсуждение, – Эрика считала, что сожаления только угнетают, но никак не помогают человеку в борьбе с душевной болью.

– Не сомневаюсь.

– Открой себя новым чувствам.

Госпожа Мезанс ненавязчиво, но упрямо пыталась подтолкнуть страдающую подругу к действиям. Их точно недоставало одинокой женщине, чья статичность грозилась сделать её подобием статуй.

Глава 16

Серо-фиолетовый туман густо стелился по плитам, выстилавшим улицы города. Светло-серые здания проглядывали из рассеивающегося полумрака, готовясь встретить утро. Встречал его и седовласый мужчина. Сидя в плетённом кресле на балконе, Феликс наслаждался проявлениями природы, вынужденной соседствовать с творениями человека. Это был стоящий внимания тандем. Сама по себе природа, хоть и отличалась красотой, но приобретала большую атмосферность при сочетании с грамотными архитектурными творениями. Без человеческого таланта, создавшего гигантские здания природа продолжала бы оставаться дикаркой, местами неотёсанной, хоть и величественной. Развивая мысль, Феликс приходил к осознанию, что человеческие души прибыли в чужой для себя мир, чтобы дополнить его новыми гранями, обеспечить формой и смыслом. До недавних пор человеку не удавалось справиться с этой задачей. Понадобилось слишком мало времени, чтобы мир изменился. Точнее он стёрся, а вместо него был нарисован новый.

В таком мире следовало проживать его любимым Арине и Алине. Глянув на часы, Феликс улыбнулся туману, поднявшемуся к верхним этажам здания. Оставалось полчаса, чтобы девушки проснулись и явились в гостиную радовать старика непередаваемой красотой и энергией молодости.

Глава 17

– А что ты задумал?

– По поводу чего?

– Кого. Иды.

– Странно, что ты не спросил меня об этом с самого начала.

– И всё-таки?

– Вопрос заставляет задумываться, а не отвечать.

– Для чего тебе Ида?

– Знаешь, я оставлю это в секрете.

На грустном лице сероглазого шатена обозначился задор, нередко смущавший его приятеля. Виктор давно уже убедил себя в том, что его возраст не примет авантюр и будет скрипеть ещё сильнее. Но понаблюдать за кем-то, не желающим делегировать разуму вершить свою судьбу, не отказывался.

«Я начинаю подсматривать за чужой жизнью. Извращение какое-то»: подумал Виктор и счёл себя должным продолжить допытываться у друга о его намерениях.

– Только не говори, что решил соблазнить вдову.

– Если я и решу соблазнить Иду, то не как вдову, а как свободную женщину.

– Попробую собрать для тебя какие-то сведения. Но мне эта идея не нравится, – не помочь другу Виктор не мог, но становилось не по себе, что он может способствовать опасному знакомству для одинокой женщины.

– Как ты смотришь на то, чтобы провести время у Казимира? – Филипп с лёгкостью переметнулся на обсуждение другой темы, что было ему свойственно и прежде.

– Он вернулся?

– Давно.

– Не знал.

– Здесь об этом никто и не узнал бы. В общем, вечером заеду за тобой и прокатимся за город?

– Казимир снова открыл «Дым»?

– На территории СЛ.

– А что это?

– Территория свободных людей.

– Не вовлекай меня в ополчение.

– Казимир и его единомышленники не критикуют наш мир – у них создан собственный.

– Противоположное создаётся под влиянием недовольства имеющимся. И какой мир могли создать те, кто не владеет правами и деньгами?

– А давай прогуляемся туда и посмотрим.

Филипп заговорщицки подмигнул приятелю, не став развивать дискуссию, поправил пиджак, и направился к двери. Ему следовало успеть заехать в банк, а после немного отдохнуть.

Глава 18

– Волшебное утро.

Девичий голос наполнил зал звонкими нотками. Искушённый слух человека, отдавшего искусству, в том числе и музыкальному, немало лет, воспринимал их, как дар.

– Моя драгоценная, мне особенно приятно, что ты встречаешь каждое своё утро с радостью.

– Отец, для этого у меня наличествуют все основания.

Арина подошла к огромным окнам, но не слишком близко, чтобы не пугать заботливого Феликса. Впрочем, опека этого человека была тактичной, нисколько не ограничивающей. Феликс даже совсем крошечную Арину учил взаимодействовать с миром без запугивания и уж тем более, без окриков и грубости. Такие элементы воспитания он презирал, а именно их демонстрировали стандартные супружеские пары в отношении родных детей, хоть и много лет тому назад, но иногда такое случалось и ныне. Такие же методы воздействия на растущего ребенка он отмечал в семье сестры, отчего решил забрать Алину к себе и воспитывать вместе с Ариной. Девочки выросли, как родные сёстры. Самому себе Феликс виделся похитителем детей. В прежнем мире его подвергали бы осуждению и даже подозрениям. В новом мире он имел немало прав, и всё потому, что обладал большей полезностью для общества, чем обычные люди, а потому те запросто лишались своих детей, если нарушали рекомендованные «Идеалиусом» предписания по формированию юной личности.

– А где Алина?

– Она проспит до обеда.

– Что же тогда музыка к завтраку будет играть чуточку тише.

Глава 19

Тёмные своды подземного прохода нависали настолько низко, что грозились обвалиться на голову беспечным искателям приключений. Виктор старался не огорчать Филиппа брюзжанием, а уже про себя сделал дополнительные выводы о том, что предваряет территорию свободы. Обрывками он запомнил программу, предлагаемую посетителям в «Дыме» и на фоне обновленного формата социальных норм та выглядела посредственной и опасной. Возраст стал качественным фильтром, через который он анализировал прошлое и ошибки. Вероятно, этот фактор помог ему вписаться в формат жизни, откорректированной правительством.

– Потерпи, старик.

– Напрасно пытаешься поддеть: из меня вышел вполне даже импозантный старик.

– Шучу. Какие мы старики? – Филипп поморщился, снимая с пиджака кусок липкой паутины, создаваемой насекомыми не один год.

– Чего мы крадёмся по этому проходу? – Заметив жест друга, Виктор всё-таки решился озвучить немного завуалированное недовольство.

– Всюду камеры, и у меня нет желания давать пояснения блюстителям порядка.

– Понял. Не подумал я об этом. Так, что там в «Дыме»?

– Это уже не тот клуб, а какое-то его подобие. Вроде бы, он учитывает предписания комиссии нравственности.

– Так зачем располагать клуб в зоне рубежа? – Виктор не представлял, чем руководствовались отправившиеся за пределы отформатированной цивилизации.

– Там лучше ощущается свобода. Ныне он обрёл таковую ещё больше, – Филипп озвучил лишь предположение, ведь подобные вопросы другу не задавал.

– Лицемерие, если он исполняет требования общества, от которого бежал.

– В его старом клубе ограничений было немного.

– А я уже не ощущаю обделённости и в черте городов, – Виктор не усматривал в новом мировом порядке фактор, чрезмерно регулирующий реализацию мечтаний.

– Ты сократил диапазон желаний, – Филипп будто искал минусы в той действительности, которая выступала и его также.

– А ты?

– И я.

– Тогда, чем ты возмущён?

– Иногда мне хочется погрузиться в атмосферу непредсказуемости.

– Анархии. И ты нашёл её дислокацию?

– О нет, на территории СЛ также действуют законы и правила. Инфрамисты (Примечание: Вымышленное определение от латинского Infra mio – ниже меня) не так скованы как мы в своих действиях.

– Их так величают? Это что-то латинское?

– Да.

– Тебе не нравится то, что предлагает общество?

– Мне чего-то не хватает.

– Мне тоже.

– Неожиданно.

– Но я этим не тягочусь.

Глава 20

Она нуждалась в полумраке, он тяготел к свету. Разные, но нуждавшиеся друг в друге. Она прижалась к его спине, обхватив руками за торс так, словно опасалась быть оторванной от него. Он гладил кисти её рук, она прижималась к нему ещё сильнее. Так Эрика вела себя только в тех случаях, когда была расстроена. Константин предпочитал не задавать лишних вопросов, довольствуясь тем, что говорило тело. За немалый срок жизни он успел убедиться в том, что оно не лгало. Оно было куда красноречивее слов, а точнее человеческой сути, заключённой в нём.

– Сегодня я не хочу нежностей. Мне нужен секс. Просто секс.

– Как скажешь.

Он был готов исполнить любое желание Эрики, но не так, как она того хотела. Константин резко привлек её к себе. Он мог прижать её с большей силой, но это значило причинить боль. Но именно этого она ждала, чтобы заглушить что-то внутри, возможно, в душе. А уж как болит душа, он успел убедиться. И уж точно жёсткий секс не был действенным лекарством. И он обманывал её, оставаясь бережным, не допуская того, чего она так настойчиво просила.

– Почему? – Она прошептала свой вопрос.

– Не спрашивай того, на что у меня не имеется ответа, – ему и самому хотелось проявить большую страстность, но не сейчас.

Эрика прижалась к мужчине с чувством, совершенно не подходящим заявленным намерениям. Определённо, она нуждалась в близости, но не телесной. Ему никогда прежде не удавалось прижимать кого-то к душе. То ли он никогда настолько сильно не любил, то ли не возникало такой потребности. И об этом он задумывался, как о чём-то недостижимом. С Эрикой стало доступно то, что не доводилось совершать прежде. Константин слегка отстранил от себя женщину, без сомнений не испытывающую возбуждения, взял в свои ладони её лицо и поцеловал в лоб.

– Я посижу с тобой рядом. Просто поспи. Не одна. Точнее не сама. Тебе нужна такая ночь.

Эрика не стала противиться, ей внезапно захотелось испытать умиротворённость. Ей нравились контрастные ощущения: сила мужских рук и бережные объятия.

Глава 21

Как же жаль становилось молодость. Пребывая в этом состоянии, человек не допускает мысли, что оно быстро сменится чем-то промежуточным, а после завершится старостью. Беспечность молодости усиливается иллюзией, а потому время тратится неразумно. И только в среднем возрасте становится горько от осознания упущенных возможностей, доступных в большей мере в юные годы.

Именно этим и занимались две самонадеянные особы, наделённые утончённой красотой. Он не сомневался, что девушки не допускали и мысли о том, что постареют. Он знал точно, что это произойдет. И от этих раздумий становилось не грустно, а больно. Если бы молодость длилась бы подольше, хотя бы для женщин, он смог бы ощутить большую радость от жизни.

Феликс направился в гостиную, куда несколько минут тому назад вошли Арина и Алина. Ему следовало предупредить их о напрасности того времяпровождения, в котором они находили отраду. Сёстры день ото дня предавались беседам и чтению, и всё это происходило под крышей, пусть и просторного и комфортного дома, но всё же вне пределов общества.

– Дорогие дочери, мне необходимо быть услышанным.

Обе девушки внимательно посмотрели на своего воспитателя, по крайней мере, так они его величали за глаза, полагая, что он того не знает. И ошибались. Феликс ничуть не обижался на приёмных дочерей. Они стали ему родными, пусть и без кровных уз. А вот уже они могли его воспринимать, как считали приемлемым для себя.

– Я не отберу у вас много времени. И прошу задуматься об этом понятии.

– Отец, что происходит? – Арина опасалась подобных разговоров ввиду того, что близкий человек достиг весьма преклонных лет.

– Молодость не верит в то, что время скоротечно. Когда же человек начинает осознавать эту данность, обычно уже достигает зрелости. И это худший период жизни, ведь молодость осталась позади с её временным запасом, а старость ещё не наступила, но уже напоминает о себе.

– К чему ты клонишь? – Алина не считала себя должной следить даже за настенными или наручными часами. Уж точно время мало её беспокоило.

– Время мстит тем, кто его растратил напрасно. Мстит страшной болезнью. Не существует болезни невыносимее одиночества. С годами она сложнее поддаётся излечению. – Феликс тяжело вздохнул, и вовсе не для усиления эффекта от того, что сказал. Он с трудом обсуждал подобные темы.

– Отец, но я не чувствую себя одинокой, даже наедине с самой собой, – Арина не пыталась успокоить взволнованного воспитателя, а лишь поделилась персональным ощущением.

– И я, – Алина и вовсе не чувствовала себя покинутой, а именно такими она воспринимала одиноких людей.

– Потому, что я заполнил собой ваши жизни. Я не хочу, чтобы моя родительская любовь потеснила из ваших сердец чувства к избранникам. В противном случае, дочери мои, вы останетесь одинокими. И вы будете меня ненавидеть, и может даже проклинать любовь мою к вам и вашу ко мне.

– А если ни я, ни моя сестра не готовы искать кого-то гипотетически близкого? – Арине стало жаль Феликса, не как отца, а как человека преклонных лет.

– Дочери, вам только кажется, что с поиском партнёра можно успеть. Для этого может потребоваться много лет, порою и целая жизнь. И даже в этом случае возникает риск не успеть. Прошу вас не растрачивайте молодость. Зрелость предваряет затухание жизни. А старость медленно убивает. Уж мне-то можете поверить.

Феликс предпочёл оставить дочерей в просторной гостиной. Помещение, обладавшее долей величественности, подчёркивало изящество Арины и Алины. Утончённые девичьи фигуры придавали красоты дому, в котором Феликс готовился доживать свой век с одиночеством. Ему повезло отыскать дочерей. Они сделали его счастливее, ведь с ними пролетали дни его никому не нужной жизни. Если бы не эти девочки, он бы и остался человеком, лишним на празднике жизни. Он так и не испытал радость взаимной любви, но смог ощутить привязанность детей. А теперь ему следовало оттеснить от себя повзрослевших дочерей, чтобы те не упустили возможности найти персональный путь. Впрочем, таковой он намеревался для них проложить.