Без прощального письма

Художница Елена Успенская… Звучит! Своей музы не имела. Наверное, в древние времена живопись не считалась искусством, а лишь ремеслом. Художники расписывали вазы и выкладывали мозаикой картины на стенах и полах дворцов.

Приятные глазу пейзажи, цветы, наброски карандашом и углем, книжные иллюстрации… Автопортрет в гостиной над старинным пианино с бронзовыми канделябрами, нежная размытая акварель, поблекшая от времени. Прабабушка сидит в кресле с высокой спинкой, одна рука на подлокотнике, другая на коленях, голова вполоборота к зрителю, полуулыбка, взгляд поверх голов, осанка царственная. На груди массивный прямоугольный медальон желтого металла…

И в этот момент Илона просыпается. Открывает глаза, вскакивает с кровати и бежит из спальни, останавливаясь перед закрытой дверью в гостиную. Медлит, не решаясь войти, потом нажимает на ручку, пинает дверь ногой и, не входя, начинает шарить по стене в поисках выключателя. Жмурится от резкого света и застывает на пороге: стена над пианино, где висел автопортрет прабабушки Елены, пуста. Стараясь не смотреть в сторону серванта, Илона на цыпочках идет к пианино – странное чувство, ей кажется, что картина никуда не делась, у нее обман зрения и картина сейчас проявится. Но картины нет. Зато есть массивная черная с золотом резная рама, прислоненная к стене, не видимая за инструментом. Пустая. Картина исчезла. Илона все еще не верит глазам и трогает ладонью стену, то место, где обои темнее, потому что там еще утром висел автопортрет. Она закрывает глаза, трясет головой, потом открывает глаза в надежде, что картина появится, но, увы, она исчезла. Илона опускается на пол, чувствуя дурноту. Кружится голова, сердце колотится в горле, в затылке сквознячок. Илона мгновенно протрезвела, и теперь ей страшно. Она обхватывает руками коленки и не может отвести взгляда от пустой рамы. Пустая рама так же нелепа и страшна, как неизвестный мертвый человек, лежавший на полу у серванта. Ее вдруг обдает жаром, она оглядывается – ей кажется, мертвый незнакомец все еще там. Но около серванта никого нет, там пусто. Пусто и на тумбочке, где еще недавно стоял лев с шаром. Илона уже не понимает, почему не сбежала из дома, почему осталась. Майор Мельник предлагал отвезти ее к подруге. К Доротее или к Моне, а она отказалась. Дура! Трижды дура! А если он вернется?

Вдруг Илону обжигает страшная мысль: а если ее роковой мужчина – тот, кто лежал у серванта? Исполнилось бабушкино предсказание, и свершилась судьба? И теперь полезут страшные семейные скелеты?

– Господи! Ну какие, скажите на милость, скелеты? – попыталась одернуть себя Илона. – У кого? У нее, Илоны? У бабушки Ани с жизнью, прозрачной, как крылышко стрекозы? Или у прабабушки Елены, которой Илона никогда не видела? И кому они могут быть интересны, эти секреты?

Но попытка самоуспокоения не удалась, стало еще страшнее. Теперь не только реальный факт убийства, а еще и мистика… Скелеты! Илона выскочила из гостиной, бросилась в спальню, нырнула под одеяло с головой и затаилась. Под одеялом было жарко и дышалось с трудом. Она подумала, что не услышит, если кто-то влезет в дом, и сбросила одеяло. Прислушалась. Все было тихо. Дом затих и замер. Царапала окно ветка яблони, шуршало в стенах, но не угрожающе, а тихо и умиротворенно. Чуть поскрипывало наверху, на чердаке, как будто кто-то ходил там почти неслышными шагами. Там всегда кто-то ходит. Бабушка Аня говорила, что там ходит фея, хранительница очага. И пока она ходит, все будет хорошо. До тех пор, пока не появится роковой мужчина. Со знаком плюс или минус. Звезды знака не открыли: выпутывайся, мол, как знаешь, наше дело сторона – мы предупредили, а дальше – сама.

Вдруг Илону осеняет: майор Мельник! Роковой мужчина из бабушкиного гороскопа – это майор Мельник! И обручального кольца у него не было. А что, очень даже может быть. Илона принялась вспоминать, о чем майор спрашивал и как смотрел на нее… Получалось, смотрел с интересом. И вопросы про Владика, да почему одна… такая девушка… И кольца нет…

Мысли замедлили бег, стали прозрачными, рвались и не додумывались до конца. Измученная Илона наконец уснула…

Глава 6
Монах и Добродеев собираются в гости

Профессор Игорь Владиславович Лещинский сидел за письменным столом и уже в который раз перечитывал распечатку с сайта экстрасенса, путешественника и по совместительству приятеля журналиста Добродеева, а также рассматривал фотографию этого, судя по всему, необычного человека. Картинка была неясной, излишне темной, и экстрасенс выглядел на ней крупным мужчиной, прямо человеком-горой, что несколько озадачило профессора, который как-то иначе представлял себе этого человека… как его? Монахова Олега Христофоровича! Профессору Лещинскому экстрасенс виделся тощим и субтильным, с пронзительным взглядом… как принято у экстрасенсов и путешественников, а тут все наоборот, когнитивный диссонанс налицо, так сказать. Шарлатанством попахивает. В эзотерическом цеху толстых просто не бывает, у них другие интересы, исключительно высокодуховные. И шевельнулось у Игоря Владиславовича нехорошее предчувствие насчет гостя, а рука сама было потянулась к телефону, чтобы отменить встречу, и только усилием воли сдержал профессор порыв – будучи человеком деликатным, подумал, что может получиться неудобно. Решил, ладно, пусть приходят, послушают про грабителей, напьются чаю, а потом – «Вот вам бог, а вот порог, господа хорошие». Всего доброго.

Лещинский снова повертел в руках листок с текстом, который знал почти наизусть. «Бюро случайных находок». Надо же! Как будто бывают неслучайные находки! И принялся читать снова, прислушиваясь к своим чувствам и пробуя слова на вкус, пытаясь распознать вранье и попытку одурачить клиента. Именно одурачить, причем за деньги и в свою пользу. В альтруизм и бессребреничество приятеля одиозного журналиста, самым бессовестным образом перевравшего в своих статьях его слова, профессор не верил и уже жалел, что, поддавшись тоске и одиночеству, согласился на ненужную ему встречу. Однако он не мог не признать: в тексте не было ничего… э-э-э… сомнительного, так сказать. Во всяком случае, нос Игоря Владиславовича ничего такого не учуял. Он поднес листок к глазам и стал читать снова, комментируя мысленно, а также вслух.

«Здравствуйте, друзья!»

– Неплохо, очень неплохо, демократично, я бы сказал, – пробормотал профессор.

«Меня зовут Олег Монахов. Я психолог, математик, мыслитель и путешественник. За свою долгую и пеструю жизнь я встречался с разными людьми, попадал в критические ситуации, иногда прощался с жизнью – было и такое…»

– Тут некоторый перегиб, – покачал головой Игорь Владиславович. – И математик, и мыслитель, и психолог, и попадает в критические ситуации все время… Эва, куда хватил! Леночка, бывало, про таких говорила: «На все руки от скуки». Так и скачет по жизни, места не согреет, потому и ситуации. Путешественник!

«И сейчас я с уверенностью говорю вам: я могу помочь! У меня есть ответы на многие вопросы – приходите и спрашивайте. Попробуем разобраться в ваших проблемах вместе».

– Здесь неплохо, – признал профессор, – оптимистично, никаких дешевых привязок на любовь и бизнес. Ясно и понятно. Приходите и спрашивайте. Вполне деловой подход. Ладно, допустим.

«Запомните, нет безвыходных ситуаций. Вернее, есть, но их мало».

Профессор пожевал губами и вздохнул:

– Если бы!

«Иногда кажется, что все! Тупик, конец, безнадега! Вы растеряны, вам страшно и хочется убежать… Но проблемы придется решать, от них никуда не денешься. Давайте сделаем это вместе».

Профессор вспомнил свою безвыходную ситуацию, вспомнил, как лишился компьютера, архива, адресов и исторических заметок, вздохнул и согласился, что решать надо, и действительно, никуда не денешься. Вот с Леночкой… тут уж решать нечего. Эх, Леночка!

«Запомните… – призывал в самом конце экстрасенс и путешественник. – Нет, зарубите себе на носу: жизнь всегда продолжается!»

– Жизнь всегда продолжается! – повторил вслух Игорь Владиславович и задумался.

В легких вечерних сумерках мерцали неярко золотые корешки фолиантов в книжном шкафу да слабо шевелилась гардина на окне. С улицы долетал невнятный шум шагов, голосов и автомобильных моторов, что еще больше подчеркивало тишину, царившую в квартире профессора. Пустоту и одиночество. Но как бы там ни было, прав экстрасенс, и жизнь все-таки продолжается. Историческая наука как нельзя более наглядно это доказывает, а кроме того…

Тут мысли Игоря Владиславовича прервал пронзительный дверной звонок, напоминавший мяуканье драной уличной кошки, безмерно раздражавший профессора. Профессор вздрогнул и прислушался – может, ошиблись дверью? Но звонок повторился, и тогда Игорь Владиславович, полный сомнений и опасений, поднялся и отправился встречать гостей.

* * *

– Никуда я не пойду, – сказал Олег Монахов журналисту Алексею Добродееву двумя часами ранее, когда последний сообщил, что сегодня их ждут в гости. – У меня болит нога.

Монах лежал на диване в центре комнаты, подложив под больную ногу пару подушек, смотрел в потолок и не обнаруживал ни малейшего желания разговаривать – отвечал нехотя, сквозь зубы.

– Я пообещал, что мы придем, – твердо сказал Добродеев. – Профессор Игорь Владиславович Лещинский – достойнейший человек, ученый с мировым именем…

– Это он подает на тебя в суд? – перебил Монах. – Ты же говорил, что старый склочник.

– Я?! Никогда ничего подобного я не говорил! – возмутился Добродеев.

– Как же не говорил, когда говорил. – Монах, изображая, как ему скучно, закрыл глаза. – Я же прекрасно помню. А еще сказал: сутяга и зануда. Он что, передумал судиться? Или ты пообещал больше не писать глупостей?

– Ничего я не… Просто сказал, что сожалею о недоразумении.

– А опровержение написал?

– Ну! Когда я неправ, я неправ, ты же знаешь. Вставай!

– Не встану.

– Хочешь помереть на диване?

– Хочу.

Добродеев присел на край дивана.

– Жалеешь, что пропустил сезон? Еще не вечер, подлечишь ногу, и вперед! Считай, что тебе повезло, Христофорыч, мог вообще без ноги остаться. И с девушками познакомился…^[5] Марина давно звонила?

– Утром. Хотела забежать…

– Вот видишь! А ты?

– Сказал, что занят. Мне не нужна благотворительность. Я набрал три кэгэ из-за этой чертовой ноги! И главное – все сюда! – Он похлопал себя по животу.

– Нога – это мелочь, главное…

– Моя жизнь не имеет смысла, – перебил Монах. – Отстань, Лео. Твоя нога для меня тоже мелочь.

– Моего друга, профессора Лещинского, ограбили, – внушительно сказал Добродеев. – Грабители напугали его сестру, и она умерла. Дело было ночью. Елену Владиславовну – очень милую старую даму – я прекрасно знал. А профессор был в отъезде. Умер хороший человек, случилась трагедия, а ты носишься с какой-то ногой!

– Грабители? – Монах открыл глаза. – Что украли? Деньги? Золото?

– Откуда у профессора золото? Унесли компьютер и статуэтку Будды и разбросали бумаги. Видимо, искали деньги.

– Будда ценный?

– Понятия не имею. Бронзовый, из Таиланда, триста лет. В остроконечной шапочке в бирюзовых бусинах. Я лично видел. Наверное, ценный.

– На хрен им бронзовый Будда? Точно бронзовый? Может, думали, что золотой?

– Может. Сдадут в ломбард.

– Сейчас этого добра навалом, тянут с блошиных рынков Европы и Азии, никто не возьмет.

– Значит, поняли, как лопухнулись. Может, выбросят, улика все-таки.

– Это все? А что полиция?

– Наверное, ищут. Но не убийство же, и кража пустяковая. Как ты понимаешь, очередной мелкий «висяк». Профессор очень переживает, без Елены Владиславовны он как без рук, к жизни совершенно не приспособлен, не знает даже, где покупают продукты. Старый холостяк, никого не осталось, всю жизнь одна наука, некому воды подать, если что. Смотри, Христофорыч… – Добродеев многозначительно покачал головой.

– И ты туда же? Анжелика все мозги проела, пристраивает подружек, хронических старых дев. И ты, Брут? Чего же он хочет?

– Кто?

– Профессор!

– Он очень на тебя надеется, Христофорыч…

– В каком смысле? Я же не собака-ищейка. Что ты ему наговорил?

– Наговорил… Ничего такого, ты же меня знаешь. Сказал, что ты мой друг, бывалый человек, дал адрес твоего сайта. Ты же сам писал, что готов помочь всем, попавшим в безвыходную ситуацию. Вставай! Кроме того, надо поддержать ученого морально, чисто по-человечески. Возьмем хорошего коньячку, копченого мясца, посидим… Между нами, он страшно растерян и вышиблен из седла. Мы же гуманисты, Христофорыч.

– Вышиблен из седла! – с восхищением повторил Монах. – Каков стиль! А мы, значит, попытаемся вшибить его обратно. Может, у него была коллекция картин или монет, ныне украденная?

– Ничего такого. Пара картин художников местного розлива, городские пейзажи. Грабители на них не польстились.

– Странные грабители! Лезть ночью в профессорскую квартиру, где нет ничего ценного… Это как-то непродуманно, я бы сказал. Вот когда мы с Жориком в свое время грабили один дом, мы предусмотрели все! Я влез внутрь, он ждал с машиной снаружи, причем двигатель работал. И мы знали точно, что брать, и где оно лежит^[6].

– Вы грабили дом? – Добродеев вытаращил глаза. – Серьезно? Или шутка такая?

– Серьезнее не бывает. Припекло нас с Жориком, ну мы и… – Монах прищелкнул языком. – Богатые люди, добра полно всякого… Да они бы даже не заметили пропажи.

– И что? Вас не поймали?

– Обижаешь, Лео. У меня тут все схвачено! – Монах постучал себя пальцем по лбу. – Операция прошла успешно. Почти.

– Почти?

– Почти. По независящим от нас обстоятельствам, так сказать. Ладно, сейчас не об этом. Как-нибудь поделюсь. Серьезные грабители действуют днем, как правило, по наводке и сначала «пасут» квартиру. А тут как слоны в посудной лавке…

– Ты хочешь сказать… Что ты хочешь сказать? Что действовали любители?

– Я хочу сказать, что это были случайные люди, возможно, начинающие грабители. Нам почему-то кажется, что грабить нужно под покровом ночи…

– Нам?

– Нам, простым обывателям, которые не в теме. Нам, Лео, нам! Вспомни, сколько раз мы с тобой для пользы дела проникали в чужие квартиры. Мы же могли действовать днем, не вызывая подозрений, не шарахаясь от собственной тени, а мы упорно лезли ночью. Почему? Не думал?

– Как-то не очень… думал, – озадачился Добродеев.

– Подумай, Лео. Подумай и скажи. Напряги извилины. Ну?

– Черт! Действительно. Чтобы не нарваться на соседей?

– Чтобы не нарваться на соседей, – повторил Монах. – Допустим. Но не это главное, Леша. Запомни: неопытному любителю комфортнее грабить ночью, так как ему кажется, что ночью он невидимка. И это есть вопиющее заблуждение. Помнишь пресловутого человека в ливрее? Слесаря или пожарника никто не замечает, пока он орудует днем, но если он начнет шляться с «кишкой» по подъездам ночью, то это сразу бросится в глаза и вызовет нешуточные подозрения.

– Ночью все спят, некому бросаться в глаза.

– Гипотетически, Леша. Кроме того, они, грабители эти, рискуют разбудить хозяев. Как я понимаю, именно это и произошло с сестрой профессора. Она услышала шум и пошла посмотреть.

– Мы можем только догадываться о том, что там произошло.

– В корне неверно. Версий может быть только две, Лео. Первая: она испугалась и скончалась от испуга. И вторая: ее убили. Все. Терциум нон датур. Ее убили?

– Нет вроде.

– Вот видишь! Значит, на данный момент мы выяснили следующее: действовали не профи, так как брать у профессора нечего… по его словам, какие-то отмороженные псевдограбители влезли ночью в квартиру на удачу, авось что-нибудь да подвернется. Подвернулся комп, причем, я уверен, не последней модели, и бронзовый Будда, которого они, возможно, приняли за золотого. Гипотетически. Это все?

– Еще они разбросали бумаги!

– О! – Монах поднял палец. – А вот это уже штрих.

– Какой штрих?

– Попытаемся выяснить.

– Так ты идешь? – спросил после паузы Добродеев.

– Иду. Будучи гуманистом, я считаю своим долгом помочь ближнему.

– Я бы на твоем месте принял душ, – заметил Добродеев. – И причесался. Чистая рубашка есть?

– Есть. Бороду оставляем или сбрить?

– Я бы на твоем месте сбрил. Бородища как у раскольника. И постричься не помешало бы…

– Ага, еще что? С бородой я чувствую себя комфортно… – Монах огладил бороду.

– …как грабитель ночью. Камуфляж такой?

– Сечешь, Лео. Именно. Кроме того, как всякий скромный человек, я не хочу бросаться в глаза.

Добродеев смерил Монаха с головы до ног и фыркнул иронически:

– Да уж! – Протянул руку: – Вставай!

Монах снял ногу с подушек и, уцепившись за руку Добродеева, тяжело поднялся, пробормотав по привычке:

– Чертова нога! Проклятый козел… Раздают права кому попало! – И потащился в ванную. Крикнул уже оттуда: – Может, не надо душ, а? Просто умоюсь и почищу зубы?

Глава 7
Явление

Никто не заявлял о пропаже человека, похожего на Илониного мертвого незнакомца. Соседи Илоны тоже никого не видели, но все сходились во мнении: ночной катаклизм и неизвестный человек каким-то образом связаны, и это еще не конец. Про «еще не конец» заявила соседка слева, Мария Августовна Миллер, дама девяноста трех лет от роду, которая прекрасно помнила прабабку Илоны Елену, а также дружила с ее бабушкой Аней. Прекрасно помнила Мария Августовна и то, как бабушка Аня сокрушалась по поводу Илоны: боялась, что та останется совсем одна, потому что не с ее счастьем и прытью найти приличного мужчину – Илона хорошая, но чего-то не хватает, где-то дает слабину, а мужики слабину сразу чувствуют, садятся на голову и не ценят. А потом и вовсе сбегают. Мария Августовна, самопровозглашенный «летописец» истории переулка, готова была говорить о соседях часами. Кто, с кем, когда, где… Она, как Страшный суд, знает все. Но как раз того, что было нужно, Мария Августовна не знала.

А еще через день в полицию обратилась некая гражданка Людмила Жако́ с заявлением об исчезновении своего друга Николая Рудина. Ее тут же препроводили к майору Мельнику. При виде женщины майор на секунду потерял дар речи – такие райские птицы в их палестины еще не залетали. Во всяком случае, ничего такого он не припоминал. Он поднялся навстречу гостье, хотя обычно никогда ничего подобного не делал, и пригласил сесть.

Людмила Жако была хороша той нежной и неяркой красотой, которую хочется оберегать и защищать. В ее облике была удивительная гармония – светлые прямые волосы, голубые глаза, приятной формы рот, а еще неуверенность в себе и удивительная мягкость. Она смотрела на майора Мельника, словно извиняясь за то, что отнимает у него время. Он тут занимается важными преступлениями, а она пришла и отвлекает. Одета посетительница была в платье из некрашеного льна с кружевной отделкой, отчего напоминала куклу.

– Я вас слушаю, – внушительно произнес майор Мельник.

– Меня зовут Людмила Жако, – сказала женщина. Голос был под стать – мягкий и нежный. – Я хочу заявить о пропаже человека, моего друга Николая Рудина. Он позавчера не вернулся ночевать и на звонки не отвечает. Мы приехали несколько дней назад, город чужой… я очень беспокоюсь.

– Вы приехали к друзьям? – спросил майор Мельник.

– Да, только я их не знаю. Мы остановились в гостинице «Братислава». Коля сказал, что у него тут друг, который должен ему деньги. Вот мы и приехали. Знаете, деньги всегда нужны. Я думаю, не друзья, а всего один друг. Они когда-то торговали машинами, перегоняли из Германии. Но потом на них наехала налоговая… – Она понизила голос. – Знаете, как это бывает.

Гражданка Жако смотрела на майора бесхитростными чистой голубизны глазами, и тот невольно кивнул, соглашаясь, и подумал, что для хорошенькой женщины интеллект не предмет первой необходимости.

– Людмила… извините, я не расслышал отчества.

– Васильевна. Людмила Васильевна. Можно просто Мила. Вы мне поможете?

– Постараюсь, Людмила Васильевна. У вас есть фотография вашего друга?

– Есть! В телефоне. – Она достала из сумочки айфон, «пролистала» и, найдя нужную фотографию, протянула майору.

Майор Мельник всмотрелся. Молодой человек, чье лицо было ему знакомо, и Людмила на скамейке в парке. Людмила улыбалась, молодой человек был серьезен и даже слегка насуплен. Майору пришло в голову, что они поссорились.

– Это мы попросили прохожего, – сказала Людмила. – Там есть еще.

Но остальные фотографии не потребовались, так как майор Мельник узнал в ее спутнике человека, убитого позавчера в доме Илоны Романенко. Личность его уже была установлена по отпечаткам пальцев, имевшимся в картотеке МВД по причине некоторых разногласий убиенного с законом. Тот еще тип был Николай Рудин!

Майор оторвался от фотографии и взглянул на женщину.

– Вы работаете, Людмила Васильевна?

– Мила. Работаю. Я фотомодель. Знаете, журнал «Арс мода»? Ненормированный рабочий день и все такое. Типа фрилансер. Мои фотки и на Фейсбуке есть! Меня и Коля фотографировал, говорил, я очень фотогеничная. Мы из Зареченска.

– У вас в Зареченске издается журнал «Арс…». Как вы сказали?

– «Арс мода». В Зареченске… Вот уж нет! – Она издала очаровательный смешок. – Это очень дорогой журнал, издается за границей, в Чехии, я выезжаю туда на фотосессии.

– Понятно. А ваш друг где-нибудь работал?

– В органах госбезопасности, у нас, в Зареченске. Но его сократили из-за кризиса. Нам нужны были деньги, и мы приехали сюда. Коля сказал, его друг в отъезде и надо немного подождать. А позавчера с утра ушел и не вернулся.

– В органах госбезопасности? – удивился майор Мельник. – А можно поконкретнее?

– Коля никогда ничего не рассказывал, вы же понимаете. Между нами, я думаю, он работал под прикрытием, знаете, как в сериалах. Сказал, сократили, а сам работал. А насчет денег и долга – это такая легенда. Очень опасное задание. Знаете, мне казалось, что Коля кого-то боялся. Он не хотел выходить из номера, не хотел гулять по городу, сбрасывал звонки. Ему все время кто-то звонил, а он сбрасывал. Я говорю, послушай, может, важный звонок, а он говорит: ошиблись номером. А сам даже не слушал. Я думаю, они напали на его след. Потому он ушел и не вернулся.

– Кто напал?

– Не знаю. Может, мафия. Или наркокурьеры.

Майор Мельник редко удивлялся, но сейчас он был удивлен так, что на миг лишился дара речи. Личность убитого, как уже упоминалось ранее, была установлена: Николай Федорович Рудин, житель Зареченска, тридцати двух лет от роду, без определенных занятий, в свое время получил два года условно – был замешан в деле по угону автомобилей. По информации, имевшейся в распоряжении следственных органов, мафией здесь и не пахло, Рудин был мошенником и мелким жуликом.

– Мы подозреваем, что Николай Рудин позавчера был убит, – медленно произнес он после паузы. – Я предлагаю проехать для опознания…

– Коля убит? – Мила в ужасе смотрела на майора. – Но… Откуда вы знаете, что это Коля? Может, это не он!

– Личность убитого установлена, Людмила Васильевна. Опознание – необходимая процедура. Поэтому предлагаю проехать…

– В морг? Я не могу! Я никогда еще не была в морге!

– Боюсь, этого нам не избежать, – сказал майор Мельник, поднимаясь. – Успокойтесь, Людмила Васильевна, может, это преждевременная тревога, – добавил он, хотя ничего подобного говорить не собирался. – Но процедура есть процедура, и мы должны ее соблюдать. Я все время буду с вами. Водички?

Давненько не произносил майор Мельник такой длинной речи.

Мила покачала головой, отказываясь от воды, и тоже поднялась…

…Они вышли из скорбного дома. Мила была растеряна и плакала, промокая глаза носовым платочком. Майор Мельник сочувственно молчал.

– Может, посидим в кафе, – предложила Мила. – У меня здесь никого нет, я совсем одна. Вы себе не представляете, как мне плохо…

– Что же мне делать? – спросила женщина, когда они сели за столик в маленьком кафе, и посмотрела майору в глаза взглядом маленькой испуганной девочки, отчего майор с трудом подавил желание взять ее за руку.

– Кофе? – кашлянув, решился Мельник. – Или сок?

– Можно вина?.. – попросила Мила неуверенно. – Как мне теперь быть? Я совсем растерялась, не знаю, что и думать. Это все просто дико! Не понимаю… Я хочу уехать, я никого здесь не знаю. Можно, я уеду?

– Конечно, – заверил майор Мельник. – Через пару дней. К тому времени, я думаю, будут подвижки. Вина вам какого?

– Красного, пожалуйста. Как вы думаете, мне ничего не угрожает? Если бы вы знали, как мне страшно. Они же знают про нас с Колей…

– Если бы вам что-то угрожало, вы бы об этом уже знали. Вам кто-нибудь звонил?

Мила покачала головой.

– Кто-нибудь заговаривал с вами на улице?

Она снова покачала головой.

– Возможно, вам передали письмо или записку?

И снова покачала головой.

– Вот видите, – подвел итог майор Мельник. – Вам нечего бояться. Скажите, Людмила, Рудин рассказывал вам о своем друге? Как этого друга зовут?

– Виктор, фамилии не знаю. Рассказывал, что когда-то торговали машинами… я же говорила. Больше ничего.

– Вы давно вместе?

– Два года. Коля хороший был. – Она всхлипнула. – Добрый. Настоящий патриот. И я не понимаю… А Виктор – это связной! Может, его тоже убили.

Майор Мельник неприметно вздохнул и спросил:

– Людмила, вы имеете хоть какое-то представление, где живет этот Виктор? Чем занимается? Женат? Холост? Сколько ему лет?

Она покачала головой, печально глядя на него.

– А где Колю… – Она не сумела закончить фразу, наклонила голову и всхлипнула.

– Скажите, название улицы Сиверская ничего вам не говорит?

Мила недоуменно пожала плечами.

– Нет. А что? Почему вы спросили? Колю… там?

– А фамилия Романенко?

Мила снова покачала головой:

– Кто это?

– Так, всплыло по ходу.

– А как Колю… Отравили?

– Нет. Почему вы так подумали? – встрепенулся майор.

– Просто спросила. А как же тогда?

– Ваш друг был убит… тяжелым предметом.

– Каким предметом?

– Мраморной статуэткой.

– Какой ужас! – воскликнула Мила, прижимая ладони к щекам. – Где?

– Пока не могу сказать.

– На улице Сиверской? – догадалась она.

– Да, – признался майор Мельник.

– Это где? В центре?

– Почти. Мы не нашли при нем мобильного телефона. Может, Николай оставил его в гостинице? Документов тоже не было.

– Нет, с телефоном Коля не расставался, а документы, по-моему, в номере.

– Я не мог бы взглянуть на вещи? Может, у него был ноутбук?

– Конечно! Но ноутбука не было, только айфон.

Тут им принесли вино. Вернее, вино принесли Миле, а майору минералку, так как на работе он принципиально не пил. Мельник вспомнил, что Илона Романенко тоже пила красное вино, и подумал о законе парных случаев, который все-таки работает.

Мила перестала плакать и пила вино мелкими глотками. Майор Мельник смотрел, как двигается ее горло. У него снова мелькнула мысль о том, что она красивая женщина и горло у нее красивое…

Она допила вино и сказала решительно:

– Идемте!

Майор Мельник чуть не спросил: «Куда?», но сразу же сообразил – Людмила имела в виду гостиницу.

…Номер был небогатый, без изысков, хотя «Братислава» и считалась самой крутой городской гостиницей. Но майор сразу же отметил: номер был чисто прибран, никаких разбросанных одежек или косметики, дверцы стенного шкафа аккуратно задвинуты, на столе букет живых цветов – синих ирисов. Людмила села в кресло у окна, а майор Мельник начал деловито изучать паспорт и записную книжку Николая Рудина, а также содержимое его сумки. Стандартный набор путешественника на короткие расстояния: две рубашки, носки, трусы, пара свитеров. В ванной комнате новенький бритвенный прибор, лосьон и щетка для волос. Не обнаружив ничего интересного среди вещей Николая Рудина, майор попросил у Милы разрешения забрать записную книжку. Возможно, удастся найти координаты таинственного Виктора. Тут майор вспомнил об исчезнувшем друге Илоны Романенко и спросил:

– Вы уверены? Точно его звали Виктор? Может, Владик?

– Его звали Виктор, – ответила Мила. – Я точно помню. А книжку берите. Все, что хотите, берите…

Выглядела она усталой и несчастной.

– Зареченск недалеко, – сказал майор Мельник, – может, кто-нибудь из подруг сможет приехать и побыть с вами?

– Подруг? Да они все мне завидуют! Вы не представляете, какие люди злые! – горячо воскликнула Мила. – Меня даже отравить пытались!

– Отравить? Зачем? – вырвалось у майора, прежде чем он осознал бессмысленность вопроса. – Вернее, я хотел спросить, вы уверены?

– Конечно, уверена. На фотосессии насыпали какой-то дряни в кофе, я чуть не умерла. Зачем… – горько прошептала Мила. – Я ведущая модель, они меня с потрохами сожрать готовы!

– А вы не преувеличиваете? – засомневался майор, но удержался и вместо этого спросил: – Может, случайность?

– Да какая случайность! Хотели отравить, потом однажды ночью в гостинице кто-то пытался открыть дверь, и машина чуть не сбила. Это в Чехии. Вот я и думаю, может, хотели меня? В смысле убить, а убили Колю? – Она испуганно смотрела на майора Мельника, сжав кулачки.

Майор Мельник покрутил головой и осторожно спросил, чувствуя, как глупеет на глазах:

– В смысле перепутали?

– Да нет, чтобы запугать! Разве нас можно перепутать?

Резонно, ничего не скажешь. Майор Мельник вспыхнул скулами.

– С какой целью?

– Ну… Не знаю. Они на все способны.

– Кто?

– Господи, да откуда же я знаю! Вы ведь тоже не знаете, кто убил Колю.

Майор Мельник только крякнул. Логика, однако, женская. Но красивая ведь женщина! А красивым женщинам прощается многое, даже глупость, часто воспринимаемая как пикантная добавка к пресной повседневности.

Майор велел Миле дверь никому не открывать, из номера по вечерам не выходить, хорошенько выспаться и в случае малейшего намека на опасность звонить ему лично. И отбыл, оставив свой номер телефона. Отбыл с сожалением, необходимо заметить…