– Он в музее осенью появился. Сережа на историческом учится в нашем пединституте, на третьем курсе. Он пишет работу по владимирским усадьбам XIX века.

– Фамилия есть у Сережи?

– Ой, а я ее не знаю, – воскликнула Яна. – Сережа и Сережа.

– Потрясающая наивность. А билет его студенческий ты видела?

– Нет… Да он только по росту подходит. У Сережи зрение ужасное. Минус огромный. Он ходит в толстых очках. В них глаза маленькие-маленькие.

– Почему линзы не носит спрашивала?

– Был разговор. Сказал, что нужна сложная коррекция. Линзы не помогут. Он кроме истории ни о чем не думает. Сережа все усадьбы в округе объехал. Отличную базу фотографий собрал.

– И здесь фотографировал?

– Конечно.

– А разрешение давали?

– Так зачем? Мы только при коммерческом использовании договоры заключаем, а он для хорошего дела снимал. Все фото усадеб нам отдал. Очень ценная коллекция.

– На чем ездил? Машина есть у него?

– При таком зрении? Не знаю, как ездил. Мы не спрашивали. Сережа чудесный юноша. Вежливый, добрый. Он мою маму просто очаровал.

– Ты его с мамой познакомила? Зачем?

– Это была случайность. Мы с ней обедали в кафе, а он тоже туда пришел. Сидел с нами за столиком.

– Наивная Яна! Случайностей не бывает. Есть события, которые притворяются случайностями. Пока оставим Сережу. Еще кого вспомнила?

– У нашего сторожа Петровича есть племянник Олег, браток местный накаченный. Он сидел за что-то. Вроде с друзьями ларек обворовал. Петрович его Олежеком зовет.

– Петрович знает про клад?

– Конечно. Да в округе все знают, только не верит никто.

– Часто Олежек приезжает?

– В неделю по три раза. Петрович рядом в домике живет. Днем спит, ночью дежурит. Он выпить любит и поболтать. А Олежек, кроме дяди, всегда в музей заходит. Наши бабушки-смотрители его привечают. Он им конфеты возит и пирожные.

– На чем ездит?

– Внедорожник черный. Не разглядывала я его.

Павел задумался. По музею гуляли ветер, снег и тени, а где-то в 1906 году Аделина по-прежнему томилась за гардиной.

«– Это семейная тайна, но я не могу о ней умолчать…

– Семейная тайна? Сергей Иванович, может, тогда не стоит?

– Я должен рассказать. Не отговаривайте.

Аделина затрепетала. Такой удачи она не ожидала. Даже нос перестал чесаться.

– Ну, если вы решились, тогда слушаю. Клянусь, буду молчать.

– В этом не сомневаюсь, Карл Генрихович, нисколько не сомневаюсь… Дело в том, что мой дорогой Миша незаконнорожденный. Точнее не сам Миша, а его отец…

Аделина услышала, как мужчины тяжело вздохнули. Им вторил играющий со снегом ветер. Девушка поежилась. От окна шел холод…»

– А, скажи-ка, Яна, всех ли наследников Фон-Барсов ты знаешь?

– Я знакома только с Мартой, – девушка запнулась, с трудом привыкая к XXI веку. – Она хорошо говорит по-русски, но с акцентом.

– Давай подробнее про мужскую половину. Кого назовешь?

– Я про Эдгара уже говорила. Его воспитывала бабушка Генриетта. Родители погибли в аварии, когда он был ребенком. Эдгар тогда тоже пострадал. Они живут в Женеве. Генрих Фон-Барс умер в 1971 году. Его сын Карл, отец Марты и Генриетты, в 2003. Больше никого нет. У меня были сомнения, но Марта их развеяла.

– А подробнее?

– Два года назад я прочла в сети, что в Лионе бывший французский легионер Генрих Ирбис один задержал четырех бандитов, грабивших магазин.

– Ого!

– Вот именно – герой. А ирбис – это барс, я вам говорила.

– А если учесть, что легионеры имеют право на смену фамилии, то вполне подходит. И что сказала Марта?

– Все отрицала. Сообщила, что замужем не была, а у Генриетты был только один сын Курт Штайнер и он погиб. И, кстати, от Женевы до Лиона часа два езды.

– Ну, да, ну, да…

Неожиданно Павел вздрогнул, прислушался и рванул к баррикаде. Он вглядывался в метель сквозь бледный свет уличных фонарей.

Глава 10.

– Машина белая!

Павел закричал, замахал руками и стал включать и выключать фонарик, направляя свет наружу. Через пару мгновений у входа затормозил автомобиль. Водитель опустил стекло.

– Мужик, ты кто такой? Чего в музее делаешь? Ты вор?

– Товарищ, помогите нам. Я капитан юстиции Павел Граб. Мы в осаде. Преступник хочет обокрасть музей. Вызовите полицию.

– Ага, а я Шерлок Холмс. Сам вызови. Проблема в чем?

– Нет у нас связи. Он глушилку поставил, свет и телефон отрубил.

– А зовут преступника Женя Бонд. Мужик, ты пьяный что ли? Новый год затянулся? Чего там воровать в музее этом? Голь перекатная – книги пыльные, да мебель драная.

– Какая пыль? Что вы наговариваете, – возмущенно закричала Яна. – И мебель у нас не драная. Мы ее на реставрацию отдавали.

– Так ты еще и с бабой, – рассмеялся водитель. – Совет простой. Утро придет – сами в полицию идите. Там и расскажете, как музей взломали. Добровольное признание – оно сами знаете…

– Я прошу вас! – в отчаянии взмолился Павел. – Просто позвоните в полицию и скажите, что видели нас.

– Ага. Бегу и спотыкаюсь. А потом меня затаскают по допросам и окажется, что это я музей вскрыл. Хорошей вам ночи, молодые. Расслабьтесь, оторвитесь по полной.

Водитель уехал. Следователь бессильно опустился на банкетку и закрыл глаза.

– Нечего нюни распускать, – решительно сказала Яна. – Думать надо!

Павел усмехнулся и в свете фонарика начал листать свои записи. Яна села рядом и закрыла глаза. Ей не терпелось узнать семейную тайну ночного гостя Фон-Барсов.

«– У батюшки Ивана Ильича нас было двое. Я и старший брат Владимир.

– Достойный адвокат, философ, – откликнулся Карл Генрихович. – Будучи в Москве имел честь бывать на его обедах в «Эрмитаже».

– У батюшки в его бытность врачевания во Владимире была большая практика. Кто была мать Андрея он не сказал, но мальчика признал и передал на воспитание Ивану Сергеевичу Безобразову в Ковров.

– Я был с ним знаком. Достойный человек, предводитель дворянства.

Аделина слушала, зажав рот рукой. «И вот этот Миша может стать моим мужем? – в ужасе думала она. – Какая нехорошая история. Она слишком взрослая для меня».

– Иван Сергеевич вырастил Андрея, дал образование. Мы общались. Андрей жил под фамилией Неев. Он был добрый, богобоязненный, но слаб здоровьем. Женился на дальней родственнице Безобразовых. Она умерла родами. Андрей не надолго пережил жену. Мишу вначале приютили Безобразовы, потом Владимир перевез его в свою усадьбу Демьяново, что в Клину. Брат обратился с просьбой о признании родства к Александру III. Император ходатайство удовлетворил. Миша носит фамилию Танеев.

– Сергей Иванович, дорогой. Юношу признал сам Император…

– Карл Генрихович, я заверяю – он достойный молодой человек, гордость семьи. Михаил закончил в Петербурге Морской кадетский корпус, служил младшим офицером на миноносце «Луга». В русско-японскую воевал на минном транспорте «Амур», получил ранение, награжден золотым кортиком «За храбрость».

Аделина пританцовывала от нетерпения. Как же так, она торчит в библиотеке, слушая разговоры стариков, а где-то в доме ее ждет настоящий герой. «А вдруг ему понравится противная Лизи?» Аделина не на шутку забеспокоилась. Слава Богу, батюшка с гостем наконец-то ушли. Она свободна! Мысли о незнакомом юноше заставили ее напрочь забыть о шкатулке…»

– Яна, у меня вопрос.

Девушка открыла глаза, с трудом понимая, как она за секунду перенеслась из-за пыльной портьеры в заметаемый снегом музей.

– Кроме тех, кого вы уже назвали, в последнее время кто-то интересовался Фон-Барсами? Может быть, в вашем окружении появились новые люди?

– Есть такое, – кивнула Яна. – Месяц назад на две недели к нам приезжал историк из Клина.

– Зачем?

– В Клину жил дядя Михаила Танеева, мужа Аделины, в то время известный адвокат. Игорь Николаевич Соболев занимается родом Танеевых, пишет кандидатскую.

– Он оставался один в залах? – заинтересованно спросил следователь.

– Да. Он в Богословке снимал комнату у хозяйки. К нам пешком ходил как на работу. Чаще всего сидел в бывшей библиотеке Фон-Барсов. Там у нас рабочее место оборудовано. Изучал архивы, делал выписки.

– Он предъявлял какие-нибудь документы?

– Да. Письмо-обращение от клинского музея Чайковского. Он там работает.

– И вы, конечно, не звонили в Клин, чтобы подтвердить его личность.

– Нет. А зачем?

– Он похож на преступника?

– Да, – с удивлением подтвердила Яна. – Ему лет тридцать пять, он спортивный, подтянутый.

– Еще кого-то назовете? – не переставая быстро писать спросил Павел.

– Это женщина. Рассказывать?

– Безусловно.

– В начале декабря появилась Гертруда Брамс.

– Где ж такие имена дают? – изумился Павел.

– Свое вспомните, – съехидничала Яна. – Это псевдоним. Настоящего имени я не знаю. Она писательница. Приехала из Риги, отдыхала недалеко от нас в пансионате.

– Что в музее делала?

– Первый раз взяла экскурсию. Ходила ахала и охала. Потом просто приходила, гуляла по залам, по парку, фотографировала. Сказала, что восхищена усадьбой и хочет сделать ее центром действия будущего романа.

– Она действительно из Риги, или сказала, что из Риги. Разницу чувствуете?

– Я не дура, – обиделась Яна. – Она говорила с акцентом и сказала, что из Риги. Мы не задавали лишних вопросов. Это некрасиво.

– Свои книги она показывала?

– Да. Они на латышском. На обложках ее имя.

– Сейчас хоть на каком языке можно книгу издать в одном экземпляре, – небрежно бросил Павел.

– Гертруда, действительно, писательница. Она рассказывала мне о построении произведений, о создании героев, диалогов. Я даже сама решила попробовать…

Яна осеклась, понимая, что невольно раскрывает свою сокровенную тайну.

– Что вы решили попробовать? – въедливо спросил Павел. – Что?

– Написать исторический роман, – обреченно ответила Яна.

– А, ну, тогда ладно, – равнодушно ответил следователь. – Как эта писательница выглядит?

– За шестьдесят, ухоженная, хорошо одета. В молодости была очень красива.

– Откуда знаешь?

– Знать не нужно, достаточно видеть. Красивая женщина – это навсегда.

Павел внимательно посмотрел на Яну. Их взгляды встретились, и она неожиданно поняла, что пропала. Из волка, барса и Волан-де-Морта следователь превратился в решительного волевого мужчину. В глубине его черных глаз дрожали голубые блики фонарного луча. Яна отвернулась. В этот момент вместе со снегом и ветром в музей ворвался нарастающий гул. Что-то дребезжало, лязгало, гремело и кряхтело.

Глава 11.

Павел прислушался и неожиданно рассмеялся.

– Что? Что смешного? Это преступник?

– Вряд ли. Это трактор. Старый, раздолбанный трактор.

Павел подбежал к окну, затем переместился к двери. От его былой неуклюжести давно не осталось и следа. Резкий, стремительный – он вновь напомнил Яне матерого волка, загоняющего добычу.

– А ведь он к нам! – воскликнул следователь.

Трактор остановился. Двигатель громыхнул на прощание и затих. В проеме появился старик в распахнутом тулупе и ушанке. На Яну и Павла смотрела двустволка.

– Ах, вы, ироды! Вы пошто музей грабите! А, ну-ка, выходьте по одному. Я на медведя ходил и вас не спужаюсь. У меня калибер шестнадцатый. Мало не покажется!

– Батя, погоди, не лютуй, – весело начал Павел. – Не преступники мы. Я следователь Павел Граб. Яна Сергеевна в музее хранителем работает.

– Следователь он, – усмехнулся старик. – А чем докажешь, Паша, что ты не вор?

– У меня удостоверение есть, но издалека не рассмотришь.

– Я же знаю его, – взвизгнула Яна. – Вы Клим Степанович из Заречья? Да? Вы летом нам привозили старое корыто, железный утюг, прялку, рубель, граммофон и лопату для зерна. Помните меня? Это я у вас вещи принимала.

– Во как! – обрадовался старик. – Было дело. Чердак давеча разобрал, думаю, что добру пропадать. Сюда привез. Выбросили небось хлам мой?

– Что вы, Клим Степанович, как можно, – запричитала Яна. – Все храним. Детям показываем, занятия проводим. Спасибо вам!

– Батя, ты бы ружье в сторону отвел. Бахнешь случайно.

– Да не. Не стрельнет оно. Патронов нема. Раньше на охоту ходил, а ноне годы не те. Я его для острастки взял, чтоб вас попужать.

– Откуда узнал про нас, Степаныч? – заинтересованно спросил Павел.

– Так сын мой Вовка от друзей вертанулся и брякнул, что музей грабят. Я пытал его, что, да как? А он рукой махнул и спать завалился. Сказал, что сами утром разберутся. Я думал-думал, да решил поехать. Наш ведь музей, родимый. Как его бросить на погибель? С трактором возился долго, но завел. Старый у меня конек.

– Боевой ты, батя! Не испугался, значит, грабителей?

– Я не из робких. Что стряслось то?

Пока Павел рассказывал о событиях ночи, Яна сбегала в комнату отдыха. Она вспомнила, что там есть плед. Холл уже продуло насквозь. Голова кружилась от холода и голода.

– Степаныч, выручай. Езжай домой. Пусть сын в полицию звонит. Никто его не обвинит. А ружье нам оставь. Пригодится.

– Так не стреляет же, – удивился старик.

– Ничего, когда надо выстрелит! Яна, неси швабру. Подхватим двустволку.

– Ты ижика только сбереги, Паша. Памятное ружье. Батя в шестьдесят пятом подарил, когда мне восемнадцать стукнуло.

Прощаясь старик перекрестил проем двери и даже прослезился.

– Я музей наш шибко люблю. Мальчишкой сюда бегал. Климентий Нилович, стало быть, тезка мой, славный был человек. Возился с нами, истории разные рассказывал.

– А что за истории? – заинтересованно спросила Яна.

– Разные. Про старое время, про хозяев энтих – Барсов. Говорил, что они так быстро драпали, что даже клад в библиотеке не забрали.

– В библиотеке? – хором воскликнули Павел и Яна.

– Так да, – изумился старик. – А вы чай не знаете?

– Нет, – изумилась Яна. – Про клад знаем, про библиотеку нет.

– Климентий говорил, что там он. Только найти не мог.

– Вот это поворот, – рассмеялся следователь. – Яна, Яночка, значит, знал-таки старый директор, где клад! Короче, батя, гони своего конька. Нам помощь нужна!

Трактор поворчал немного, но завелся. Павел решительно ходил по холлу, перекидывая фонарик из руки в руку. Он что-то шептал, разговаривая сам с собой. Яна зарылась лицом в плед и забылась.

«Аделина на цыпочках подошла к двери. Вскоре шаги мужчин растворились в смехе, разговорах и звоне фужеров. Гости развлекались. Девушка осторожно открыла дверь и ткнулась в чью-то пахнущую одеколоном грудь. Аделина взвизгнула, попятилась, споткнулась и упала на большой диван, стоявший в центре библиотеки. Дверь закрылась.

– Я ничего не вижу. Сударыня, вы в порядке?

– Я не сударыня, – обиженно откликнулась Аделина. – Справа на тумбе спички. Зажгите свечи.

В свете танцующего пламени Аделина вгляделась в лицо незнакомца. «А он красивый, – зачарованно подумала она. – Высокий, стройный. А вдруг это и есть Михаил…»

– Простите за неудобство, прошу. Разрешите представиться. Я Михаил Андреевич Танеев, племянник Сергея Ивановича Танеева. А вы, наверное, Аделина.

– Да. Я Аделина Карловна Фон-Барс, – ответила девушка и томно протянула руку для поцелуя.

Батюшка ругался, но Аделина в тайне от него перечитала множество дамских романов. Сейчас она скопировала одну из героинь и была горда, что смогла непринужденно выйти из комичной ситуации.

– Присаживайтесь, Михаил. Вы припозднились. Бал давно закончился.

– Мы попали в пургу, заблудились, но, слава Богу, выехали. Лошади выдохлись. Ваш батюшка любезно предложил нам остаться. Вы не против?

– Я? Нет, конечно, нет.

Аделина изумилась вопросу, но вовремя сообразила, что не стоит сообщать гостю, что она здесь пока ничего не решает. Михаил огляделся.

– Какой интересный резной шкаф. Наверное, очень старый?

– Вы правы. Он стоит здесь больше ста лет…»

– Яна, Яна, очнись. Идем в библиотеку!

– Михаил, но мы уже в библиотеке…

– Я не Миша, я Паша, – обиженно буркнул следователь. – Поднимайся.

Девушка с трудом встала и потащилась вслед за Павлом.

– Я смотрю, вы уже все изучили, – ехидно начала Яна. – Может, смените профессию? Будете экскурсии водить.

– Нам не до шуток, – резко ответил Павел. – Пока ты мечтала о Михаиле я осмотрел музей и придумал план Бэ.

– Ха! Значит, есть и план А?

– И план Цэ тоже есть. Мы пришли. Садись на стул и думай. У тебя есть десять минут, чтобы найти клад.

– Что? – изумлению Яны не было предела. – Его больше ста лет не могли найти, а я должна справиться за десять минут?

– Ага. А еще, когда все закончится, не забудь рассказать мне, что такое рубель. Ну, очень интересно, а то даже Клим Степанович знает, а я нет.

Павел рассмеялся. На краткий миг его лицо стало простым и сердечным. Лорда Волан-де-Морта сменил добродушный Шрек, только красивый.

Глава 12.

Следователь подошел к окну и вгляделся в темноту, едва подсвеченную отдаленным фонарем. Сквозь снежную пелену проступали очертания деревьев и дальних построек.

– Отсюда неплохо видны ворота, – уверенно сказал он.

– А если преступник оставит машину в стороне и подкрадется?

– Вход один. Мы точно знаем, что он не Карлсон, значит, над нашей баррикадой не пролетит. Мы услышим его. Пока я говорю, ты должна думать. Наша цель – клад!

Яна обреченно кивнула и замотала пледом ноги. Она молила, чтобы все закончилось быстро и хорошо.

– На часах половина четвертого. Что-то он задерживается… Подведем итоги, – решительно продолжил Павел. – На преступника похожи четверо. Первый – журналист Матвей Корзинкин, потомок Безобразовых, бегун и боксер. Второй – близорукий студент Сережа. Третий – отсидевший за ограбление браток Олежек, племянник сторожа Петровича. Четвертый – историк из Клина Игорь Соболев. Также под подозрением некая писательница. Как зовут-то ее? Ну! Яна! Э-э-э, мать Гамлета, короче.

Девушка захихикала. Она специально не подсказывала, хотела услышать, что в результате выдаст Павел.

– Гертруда Брамс, – напыщенно уточнила Яна.

– Да хоть Моцарт. Она не та, за кого себя выдает. Начинаем чистить список.

– Чистить? Это как?

– Убирать тех, кто точно не причастен. Первым вылетает Корзинкин.

– Почему? Он такой противный! – возмутилась Яна.

– Он сколько лет здесь живет и в музей ходит?

– Он родился в Коврове, потом во Владимир переехал.

– Вот именно, – назидательно продолжил Павел. – Он сто, нет тысячу раз имел возможность найти и украсть клад. Корзинкин унылый сутяжник. Тут кто-то другой! Дерзкий, смелый, сильный. И работает он не один.

– Тогда Сережа точно выпадает. У него плохое зрение!

– Не факт, не факт… Следующим я выкину Олежека.

– Почему? Может, он специально наших бабушек прикармливал, чтобы музей изучать.

– Яна, я тебя умоляю. Где музей, а где Олежек. Он просто добрый парень. Любит дядю, старушек ваших. У него возможностей забрать клад было еще больше, чем у Корзинкина. Приехал вечером, напоил Петровича и разнес музей по кирпичикам.

– Дом деревянный, только фундамент каменный, – задумчиво уточнила Яна. – Согласна. У Олежека родители умерли, когда он в тюрьме сидел. Петрович его единственный родственник. А историк из Клина?

– Вот это вопрос. Тем более, он у вас один в библиотеке оставался. Думай, Яна, думай! Что-то должно всплыть. Какая-то зацепка за или против.

– Есть! Это точно не Игорь. Он хромал.

– Ты же сказала, что он выглядит как спортсмен.

– Это да, но он хромал. Жаловался, что во Владимире неудачно сошел с поезда и повредил ногу. И еще у него на лице…

Яна замолчала на полуслове, пожала плечами.

– Яна, что? Говори! Каждая мелочь важна.

– У него через левую половину лица идет огромный шрам – от виска к уголку рта. Из-за этого левый глаз чуть ниже, чем должен быть. Меня это не смущало.

– И ты молчала? Хотя лицо к преступлению вряд ли имеет отношение… Ладно. Теперь давай про Гертруду. Что-то необычное запомнила?

– Она же пожилая дама!

– Гертруда могла все разведать и запросто кого-нибудь нанять. Вспоминай любые странности и нестыковки.

– Не было ничего такого. Она компанейская, веселая. Даже с Петровичем подружилась.

– Со сторожем? Зачем?

– Он ей байки про музей рассказывал, про Фон-Барсов. А я с ней по-французски разговаривала. Это такое счастье после стольких лет молчания. Прямо новогодний подарок.

– Ты хорошо знаешь французский? – удивился Павел.

– И английский тоже, и немецкий.

– Тогда, что ты делаешь в этой глуши?

– Это к делу не относится, – резко ответила Яна и отвернулась.

Павел смущенно замолчал. Он в очередной раз посмотрел в окно, проверил мобильный.

– Связи так и нет. Что ж такое! Едем дальше. Сделаем срез. Хорошая у нас компания нарисовалась. Подслеповатый Сережа, хромой Игорь со шрамом и престарелая красавица Гертруда. Первый фотографировал с жутким минусом. Второй пешком ходил из Богословки с больной ногой. Третья из Риги вместо Баден-Бадена поперлась в нашу глушь, чтобы отдохнуть. Кстати, они пересекались в музее?

– Нет, – уверенно начала Яна. – Когда приехали Игорь и Гертруда, Сережа уже к нам не ходил. Он сказал, что должен к экзаменам готовиться. Игорь Николаевич сидел в музее с утра до обеда, а Гертруда после процедур приезжала на такси ближе к вечеру. Они тоже не встречались.

– Кто же из них? Кто? Я буду думать, а ты ищи клад!

Павел замолчал и вновь погрузился в размышления. Яна прислонилась головой к стене. Какая-то назойливая мысль давно не давала ей покоя. Но только она подходила ближе, как мысль убегала, пряталась в холоде и темноте. В конце концов девушка поняла, что больше не может думать ни о преступнике, ни о кладе, тем более, Аделина начала влюбляться в Михаила, а это так интересно.

«– Какой чудесный резной шкаф. Наверное, очень старый?

– Вы правы. Он стоит здесь больше ста лет, еще со времени строительства этого дома. Батюшка рассказывал, что его дед Фридрих Фон-Барс заказывал шкаф у известного мастера. На нем символы нашего рода.

– Я могу подойти?

– Разумеется, – величественно ответила Аделина.

В этот момент девушка не просто играла королеву. Она была ею. Маленькая проказница превратилась в горделивую особу, готовую без устали казнить или миловать.

– Я вижу дубовые ветви, башенки. Ах, какой барс! – восхитился Михаил.

– У него глазки – зеленые камушки…

Аделина замолчала на полуслове. Она понимала, что Михаил не может знать о вечерних приключениях, но все равно смутилась, словно юноша застал ее на месте преступления.

– Вижу. А во рту маленькое колечко. Совсем крошечное.

– Колечко?

Аделина расстроилась. Она столько раз болталась в библиотеке, но барса вообще не замечала. Точнее видела, конечно, но внимание на него не обращала. А колечко даже сегодня прозевала.

– Здесь есть лесенка. Давай посмотрим ближе.

«Ох, я же обратилась к нему на «ты», а мы почти не знакомы. Какой конфуз!» – ужаснулась Аделина.

– Давай!

Михаил заметил оговорку девушки, но не смутился, а подхватил нечаянно брошенное предложение дружбы. Он передал подсвечник Аделине и поднялся на первую ступеньку.