Читать книгу: «Лекции по этике. Том 1», страница 4

Однако в этом случае anima legis moralis не удовлетворяется; он требует моральных намерений.

Мотив, по которому совершается действие, отнюдь не безразличен. Следовательно, моральный закон – только тот, который содержит дух; вообще объект разума обладает духом, но личная выгода не является объектом разума, так что действие, движимое этой целью, лишено духа.

Baumgarten подходит к разъяснению права столь поспешно, что проясняет лишь некоторые термины, одновременно затрагивая как этическое, так и юридическое.

Обязанность является этической, когда ее основание заключается в самом действии, но она является юридической, когда основание обязанности лежит в чужой воле.

Отличительные черты этики заключаются в следующем:

1) она отличается от права в отношении законов, которые относятся не к другим людям, а только к Богу и к самому себе;

2) когда она касается других законов, обязанность имеет свое основание не в чужой воле, а в самом действии;

3) мотив исполнения обязанности – не принуждение, а свободное намерение или долг.

Внешняя мотивация влечет за собой принуждение, и соответствующее действие является юридическим; внутренняя мотивация есть долг, и тогда действие этическое.

В сфере юридической обязанности не спрашивают о намерении, которое может быть любым, лишь бы действие совершалось. В этической обязанности мотив должен быть внутренним; действие должно совершаться потому, что это должное: я должен выплатить свой долг не потому, что другой может принудить меня к этому, а потому, что это правильно.

Baumgarten далее говорит о нарушении закона, соблюдении законов и лицах, которым наносится вред при нарушении законов, или о причиняемом им ущербе.

Закон не терпит ущерба, но нарушается, однако человек может пострадать. В этике ущерба нет, поскольку я никому не наношу ущерба, если исполняю этические обязанности. Но oppositio juris alterius – это ущерб.

Антиномия или противопоставление может иметь место в законах, если они лишь указывают основание обязанности; но когда законы обязывают сами по себе, они не могут противоречить друг другу.

Baumgarten предполагает три принципа, которые принимаются за аксиомы морали:

1) honeste vive,

2) neminem laede,

3) suum cuique tribue.

Первый принцип, honeste vive, может считаться всеобщим принципом этики, поскольку мотив исполнения его обязательности – не принуждение, а внутренняя мотивация.

Honestas означает поведение, которое является почетным, а также свойство человека, который так поступает. Этот принцип гласит: «делай то, что составляет для тебя предмет уважения и почтения».

Все наши обязанности перед самими собой вызывают уважение в наших собственных глазах и одобрение со стороны других. Чужая порочность вызывает ненависть, недостойность – презрение.

Таким образом, согласно этому принципу, следует показать, что человек достоин, так что, если это признано всеми, он заслуживает уважения и признания со стороны всех.

Напротив, противоестественные пороки таковы, что оскорбляют человечество в собственной личности; тот, кто их практикует, недостоин, и если это становится общеизвестным, он будет презираем.

Положительная оценка – это ценность тех действий, которые заслуживают похвалы, которые содержат больше, чем должны. Но эта оценка будет лишь не-недостойной, если речь идет об устранении всего вредного; это честно, но не заслуживает похвалы; это как минимум моральности, поскольку находится на шаг от подлости.

Поэтому очень плохо положение той страны, где честность переоценивается, поскольку, когда ее мало, она ценится еще больше.

Однако те действия, которые являются этическими, содержат больше, чем требует долг. Если, действуя, я делаю только то, что должен, я веду честную жизнь, но не заслуживаю никакой похвалы. Но если я делаю больше, чем должен, это действие достойно уважения и находится в сфере честности.

Следовательно, этот принцип этики возможен.

Два других принципа – neminem laede и suum cuique tribue – могут считаться принципами юридической обязанности, поскольку они относятся к принудительным обязанностям.

Оставить каждому свое означает: ты должен оставить каждому то, что он может потребовать от тебя по принуждению.

Оба принципа могут быть связаны с другим, поскольку, когда я отнимаю у кого-то его собственность, я причиняю ему вред.

Я могу причинить вред кому-то либо бездействием, если не дам ему его, либо действием, если отниму у него его.

Таким образом, я могу отнять у кого-то его собственность отрицательно и положительно. Отрицательная форма важнее, поскольку важнее не отнимать у другого его, чем не давать ему его.

Ущерб основывается, следовательно, на действии, которое противоречит закону другого, поскольку я причиняю вред лицу, которое имеет право требовать от меня что-то необходимое согласно всеобщим законам свободной воли.

В морали законы связаны с чужым счастьем. Ethice obligans respectu aliorum est felicitas aliorum, juridice obligans respectu aliorum est arbitrium aliorum.

Первое условие всякой этической обязанности – чтобы юридическая обязанность была предварительно удовлетворена.

Та обязанность, которая вытекает из права другого, должна быть удовлетворена предварительно, поскольку, если я нахожусь под юридической обязанностью, я не свободен, так как подчинен чужой воле.

Однако, если я хочу исполнить этический долг, тогда я хочу исполнить свободный долг; если я еще не свободен от юридической обязанности, я должен сначала освободиться от нее, исполнив ее, и только потом могу исполнить этический долг.

Многие оставляют свои обязательные обязанности, желая исполнить заслуженные. Так поступает тот, кто, совершив множество несправедливостей и отняв у многих их имущество, в конце концов жертвует свои богатства больнице. Но пронзительный и непреклонный голос торжественно провозглашает, что человек еще не исполнил всего, что обязан был сделать по долгу, и это нельзя обойти, так что такие заслуженные деяния становятся еще большими преступлениями, поскольку они предложены как взятка Высшему Существу для смывания вины. Таким образом, счастье не является главной мотивацией всех обязанностей. Поэтому никто не может сделать меня счастливым против моей воли " , не совершив несправедливости по отношению ко мне. Один из способов принудить другого – навязать ему, как он должен быть счастлив; такова уловка знати по отношению к подданным.

О законодателе.

Следует различать моральный закон и прагматический закон. В первом смысл заключается в намерении, во втором – в действиях. Поэтому власти обязывают к действиям, а не к намерениям. Прагматические законы могут быть даны, это легко проанализировать, но если кто-то может устанавливать моральные законы и повелевать нашими намерениями – которые не в его власти – это требует тщательного рассмотрения. Тот, кто провозглашает, что закон – согласно его воле – обязывает другого, дает закон. Не всегда законодатель является также автором закона; только если законы условны. Если законы практически необходимы, тот, кто их провозглашает – так, чтобы они соответствовали его воле – является лишь законодателем, но не их автором. Нет ни одного существа, даже божественного, которое было бы автором моральных законов, поскольку они происходят не из произвола, а практически необходимы; эти законы не были бы необходимы, если бы могло случиться так, что ложь стала добродетелью. Однако моральные законы могут находиться под законодателем; может существовать существо, обладающее всей силой и властью, чтобы исполнять эти законы, и способное объявить, что этот моральный закон одновременно является законом его воли и обязывает всех действовать согласно ему. Таким образом, это существо – законодатель, но не автор закона. Подобно тому, как Бог не является причиной того, что треугольник имеет три угла.

Дух моральных законов заключается в чувствах, и моральные законы также могут рассматриваться как божественные, поскольку воля Бога соответствует им. Однако моральные законы могут также рассматриваться как прагматические законы Бога, поскольку мы видим только действия, предписанные в законах; моральный закон требует, например, способствовать счастью всех людей, и этого же хочет Бог; действуя согласно моральному закону и творя милосердие с целью, чтобы Бог вознаградил нас за это, я действую не из моральных чувств, а ради вознаграждения от божественной воли. Поскольку человек прагматически удовлетворяет божественный закон, но все же исполняет его, ему обещано великое счастье, так как он сделал то, что хотел Бог, даже если чувство было нечистым. Но Бога интересует только то, чтобы душевный настрой соответствовал морали и, следовательно, его воле, становясь таким образом законом. Действие, совершаемое в соответствии с моралью, есть наибольшее соответствие божественной воле. Таким образом, мы рассматриваем Бога не как прагматического законодателя, а как морального.

О наградах и наказаниях.

Не следует путать praemium in с merces. Praemia бывают либо auctorantia, либо remunerantia. Auctorantia – это те награды, которые являются мотивами для действий, так что действие совершается исключительно ради обещанного вознаграждения; remunerantia – это награды, которые не являются мотивами для действий, совершаемых ради доброго расположения духа, ради чистой морали. Первые – стимулирующие награды, вторые – воздающие. Таким образом, praemia auctorantia не могут быть moralia, тогда как praemia remunerantia могут. Auctorantia прагматичны, а remunerantia моральны. Тот, кто совершает действие ради физического благополучия, то есть исключительно ради ожидаемого вознаграждения, лишен морали в своих aedones и, следовательно, не может ожидать praemia remunerantia, а только auctorantia. Но aedones, совершаемые ради добрых чувств и чистой морали, могут получить praemia remunerantia. Praemia auctorantia – это лишь естественные и предсказуемые последствия; например, здоровье – это praemium auctorans умеренности; но я также могу быть умеренным из моральных побуждений. Так, когда честность проявляется ради выгоды и одобрения, она получает praemium auctorans. Тот, кто действует из моральных побуждений, заслуживает praemium remunerans. Эти praemia больше, чем auctorantia, поскольку в этом случае речь идет о соответствии действия морали, а это – высшее достоинство счастья. Поэтому praemia moralia должны быть больше, чем pragmatica. Praemia moralia обладают добротой. Морально доброжелательный человек заслуживает бесконечной награды и счастья, поскольку всегда готов совершать добрые дела. Нехорошо, если в религии представлены praemia auctorantia и если нужно быть моральным, потому что в будущем будешь вознагражден, ведь ни один человек не может требовать, чтобы Бог вознаградил его и сделал счастливым. Человек может надеяться на награду от Высшего Существа, Которое знает, как возместить ему это; однако эта компенсация не должна быть мотивом его действия. Человек может надеяться быть счастливым, но эта надежда не должна мотивировать его, а лишь утешать. Тот, кто живет морально, может ожидать награды за это, но не должен позволять этому мотивировать себя, поскольку люди не имеют адекватного представления о будущем счастье; никто не знает, в чем состоит то, что провидение тщательно скрывает от нас. Если бы человек знал это счастье, он желал бы достичь его как можно скорее. Но поскольку никто не обладает таким знанием, всегда хочется оставаться здесь как можно дольше, и хотя каждый жаждет этого будущего счастья – которое ценит гораздо больше, чем эту жизнь, полную страданий – также верно, что никто не хочет ускорить свое вступление в него, думая, что еще слишком рано его достигать, и, кроме того, естественно желать больше испытать эту настоящую жизнь, поскольку она может быть познана и ощущена более ясно. Поэтому бесполезно представлять praemia как auctorantia, хотя они должны быть представлены как remunerantia, и этого ожидает каждый человек, ведь моральный закон несет это обещание для субъекта, обладающего добрыми моральными чувствами, даже если ему не разъясняли и не рекомендовали эти praemia remunerantia. Каждый честный человек имеет эту веру, и невозможно быть честным, не ожидая одновременно – по аналогии с физическим миром – что он также будет вознагражден. По той же причине, по которой он верит в добродетель, он верит и в награду.

Merces – это воздаяние, которое можно по праву требовать от кого-то. Не следует путать воздаяние с наградой. Когда кто-то ожидает своего воздаяния, он требует его от другого по долгу. Мы не можем требовать от Бога никакого воздаяния за наши действия, поскольку Ему не важно, сделали ли мы добро, а важно, чтобы мы делали все возможное из того, что обязаны делать. Конечно, если мы не должны ожидать никакого воздаяния от Бога как заслуги, мы можем ожидать praemia gratuita, которые все же можно считать воздаянием, особенно по отношению к другим людям, перед которыми мы совершили добрые дела. Мы можем считать Бога Тем, Кто оплачивает все долги людей, вознаграждая те заслуженные действия, которые совершены ради пользы других и которые мы не были обязаны делать. Таким образом, наши действительно заслуженные действия не являются таковыми по отношению к Богу, а только по отношению к другому человеку. Этот человек имеет столько общего с моим долгом, что не может возместить мне ничего; Бог должен возместить все, ибо, как говорит Евангелие: «Если вы сделали что-то для нуждающихся, вы сделали это для Меня…». Таким образом, человек заслуживает воздаяния от других людей, хотя именно Бог воздает ему. Не следует представлять здесь фантастическую чистоту морали, устраняя все заслуженные действия. Ведь Бог желает счастья всех людей и, конечно, чтобы оно было достигнуто через них самих, и если бы все люди совместно и единодушно стремились к своему счастью, мог бы возникнуть рай в Новой Зеландии. Бог помещает нас на сцену, где мы можем делать друг друга счастливыми, и это зависит только от нас. В том, что люди страдают от бедствий, виноваты они сами. Человек часто терпит нужду, но не по божественной воле. Однако Бог допускает это, чтобы показать людям, что они могли бы избежать этой нужды, помогая друг другу. Бог определил нас помогать друг другу. На этом основан принцип Баумгартена: «Делай то, что принесет тебе наибольшее вознаграждение, даже если это явно противоречит морали». Мотивация отдается на откуп тому, кто предложит больше. Однако правильно было бы сказать: «делай то, что достойно наибольшей награды».

Наказание вообще – это физическое зло, назначаемое кому-то из-за морального зла, которое он совершил. Наказания бывают либо предупредительными, либо возмездными. Предупредительные объявляются, чтобы зло не произошло. Возмездные – потому что зло уже случилось. Таким образом, наказания – это средства предотвращения или искупления зла. Все наказания, исходящие от власти, носят предупредительный характер, служа уроком для самого нарушителя или примером для других. Однако наказания от существа, которое карает действия согласно морали, являются возмездными.

Наказания относятся либо к уголовной справедливости, либо к благоразумию законодателя. Первые – моральные наказания, вторые – прагматические. Моральные наказания назначаются согласно совершенному проступку, являясь следствием морального нарушения. Прагматические назначаются с целью предотвращения проступка, служа средством предупреждения преступления. Баумгартен называет прагматические наказания poenae medicinales. Они бывают correctivae или exemplares. Correctivae применяются для исправления преступника, и это – animadversiones. Exemplares служат примером для других. Все наказания, налагаемые князем и властью, прагматичны и служат для исправления или устрашения. Власть наказывает не потому, что было совершено преступление, а чтобы преступления не совершались. Однако преступник, независимо от этого, заслуживает наказания за содеянное. Эти наказания, которые необходимо вывести из действия, – моральные, poenae vindicativae. Подобно тому, как награда следует за хорошим поступком не для того, чтобы поощрять дальнейшие хорошие поступки, а потому, что поступок был хорошим.

Если сравнить наказания и награды, мы увидим, что ни те, ни другие не должны рассматриваться как мотивы действий. Награды не должны быть мотивом для совершения добрых дел, а наказания – мотивом для отказа от дурных поступков, поскольку в таком случае они порождают низменное состояние духа, indoles abyecta. У тех, кто совершает добрые дела ради награды, это называется indoles mercennaria, а у тех, кто воздерживается от дурных поступков из страха перед наказанием – indoles servilis; обе формируют indoles abyecta. Мотивация должна быть моральной. Мотив совершения доброго дела не должен заключаться в награде, а само действие должно быть вознаграждено, потому что оно хорошее. Точно так же основание для отказа от дурных поступков не должно заключаться в наказаниях, а мы должны воздерживаться от них, потому что они дурны. Награды и наказания – это субъективные мотивы, которые появляются, когда объективные не действуют; они служат лишь для восполнения недостатка морали. Прежде всего, субъекта нужно приучить к морали. В первую очередь, прежде чем подталкивать человека наградами и наказаниями, следует пробудить indoles erecta, необходимо пробудить моральное чувство, чтобы субъект мог быть тронут моральными мотивами, и, главное, следует избегать вспомогательного обращения к субъективным мотивам наказаний и наград. Тот, кто получает награду за добрые дела, снова будет совершать добрые дела не потому, что они добрые, а потому, что они вознаграждаются, а тот, кто наказан за дурной поступок, ненавидит не дурные поступки, а наказания; так что он продолжит совершать дурные поступки, пытаясь хитростью избежать наказаний. Следовательно, нехорошо в религии рекомендовать воздерживаться от дурных поступков из-за мотивации вечного наказания, поскольку в таком случае каждый будет совершать дурные поступки, думая в конце избежать наказаний через внезапное обращение. Награды и наказания могут служить лишь косвенно как средство морального воспитания. Тот, кто совершает добрые дела ради награды и таким образом привыкает к добрым поступкам, возможно, в конце концов станет совершать их, не обращая внимания на награду, а только потому, что они добрые. Тот, кто воздерживается от дурных поступков из-за наказания, привыкает к этому и находит, что лучше отказаться от таких действий. Если алкоголик бросает пить, потому что это вредит ему, он привыкает к этому, так что потом бросит даже без вреда, а просто потому, что считает, что лучше быть умеренно пьющим, чем пьяницей. Награды более соответствуют морали, поскольку, совершая действие, я делаю это потому, что его последствия приятны, и могу любить закон, который обещает мне награду; однако я не могу так же любить закон, который угрожает наказаниями. Любовь – огромная мотивация для действия. Поэтому в религии лучше начинать с наград, чем с наказаний. Тем не менее, наказания должны соответствовать indoles erecta, благородному образу мыслей, а не быть низменными и позорными. Иначе они порождают вялое состояние духа.

«De imputatione».

Всякая импутация есть суждение – вынесенное в соответствии с определёнными практическими законами – о действии, поскольку оно является результатом свободы лица. Следовательно, в импутации мы должны учитывать свободное действие и закон. Мы можем приписывать что-то лицу, не доводя до импутации; например, мы можем приписывать действия безумцу или пьяному, но не можем их импутировать. В импутации действие должно происходить из свободы. Действительно, действия пьяного нельзя ему импутировать, а лишь само опьянение. В импутации должны сочетаться свободное действие и закон. Акт есть свободное действие, подчинённое закону. Оценка акта – это imputatio facti; оценка закона – imputatio legis.

В imputatio facti содержатся momenta facti, то есть различные аспекты акта, составляющие основание импутации. Эти momenta являются elementa fundamenti, компонентами импутативного основания, они суть in facto momenta импутации. Momenta facti не предоставляют никакой импутации, но являются её основанием. Momenta бывают либо essentialia, либо extra essentialia. Momenta essentialia должны быть предварительно собраны; когда все momenta essentialia in facto перечислены, мы получаем species facti, то, что свойственно акту. Extra essentialia facti не являются momenta facti и не принадлежат к species facti. В imputatio facti не должна одновременно присутствовать imputatio legis; например, кто-то мог убить другого, но не совершить убийства. Вопрос, прежде всего, в том, совершено ли действие им. Когда акт должен быть импутирован закону, происходят две одновременные импутации. Imputatio legis состоит в вопросе, находится ли действие под тем или иным практическим законом. Здесь вопрос в том, можно ли импутировать кому-то то, что он должен был сделать в силу закона; например, можно ли импутировать генералу смерть множества врагов, павших на поле боя? Безусловно, смерть – да, но не убийство. Здесь следует учитывать, что, поскольку его действие не было свободным, а принуждённым законом, оно не может быть ему импутировано. Оно может быть импутировано, если речь идёт о свободном действии, но не о действии, предписанном законом, то есть навязанном законом.

Всякая импутация вообще происходит либо in meritum (заслуга), либо in demeritum (вина). Последствия или результаты действия могут быть или не быть импутированы субъекту.

Об импутации последствий.