Читать книгу: «Критика чистого разума», страница 2

Комментарии кантоведов к разделу об аналитических и синтетических суждениях.

1. Отечественные исследователи.

А. Н. Круглов (Россия).

В своей работе «Кант и современная эпистемология» (М.: Канон+, 2018) Круглов подчёркивает, что различие аналитических и синтетических суждений у Канта не просто логическое, а трансцендентальное. Оно связано с вопросом о возможности априорного синтетического знания.

– Рекомендация: Обратите внимание на то, как Кант связывает аналитические суждения с законом противоречия, а синтетические – с возможностью расширения знания.

– Проверочный вопрос: Почему Кант считает, что аналитические суждения не расширяют знание, а лишь проясняют его?

В. А. Жучков (Россия).

В «Немецкой классической философии» (М.: Высшая школа, 2003) Жучков отмечает, что пример Канта с «тяжестью тел» неоднозначен, поскольку в современной физике масса и вес различаются.

– Рекомендация: Сравните кантовское понимание «тяжести» с современными физическими концепциями.

– Проверочный вопрос: Можно ли считать суждение «Все тела имеют массу» аналитическим с точки зрения Канта?

2. Зарубежные исследователи.

П. Ф. Стросон (Великобритания).

В «The Bounds of Sense» (1966) Стросон критикует кантовское различение, утверждая, что граница между аналитическими и синтетическими суждениями не всегда ясна (например, в случае математических истин).

– Рекомендация: Проанализируйте, насколько строго Кант разделяет эти типы суждений.

– Проверочный вопрос: Может ли математическое суждение (например, «7 + 5 = 12») быть аналитическим?

Г. Э. Эллисон (США).

В «Kant’s Transcendental Idealism» (1983) Эллисон подчёркивает, что синтетические априорные суждения возможны благодаря структурам рассудка (категориям) и формам чувственности (пространству и времени).

– Рекомендация: Изучите связь между синтетическими априорными суждениями и кантовской теорией познания.

– Проверочный вопрос: Как Кант объясняет необходимость причинности в природе?

3. Ключевые вопросы для самопроверки.

1. В чём разница между поясняющими и расширяющими суждениями?

2. Почему Кант считает, что все опытные суждения синтетичны?

3. Как объясняется возможность синтетических априорных суждений?

4. Какие возражения выдвигали критики против кантовского разделения?

Библиография.

– Кант И. Критика чистого разума (1781/1787).

– Круглов А. Н. Кант и современная эпистемология (2018).

– Strawson P. F. The Bounds of Sense (1966).

– Allison H. E. Kant’s Transcendental Idealism (1983).

V. Во всех теоретических науках разума содержатся синтетические априорные суждения как принципы.

1. Все математические суждения являются синтетическими. Это утверждение, по-видимому, до сих пор ускользало от внимания исследователей человеческого разума и даже противоречит всем их предположениям, хотя оно неопровержимо достоверно и в дальнейшем окажется весьма важным. Поскольку обнаружили, что выводы математиков всегда следуют закону противоречия (что требуется природой всякой аподиктической достоверности), то убедили себя, будто и сами принципы познаются из закона противоречия. Здесь они ошибались: синтетическое суждение действительно можно осознать через закон противоречия, но лишь при условии, что предполагается другое синтетическое суждение, из которого оно может быть выведено, – однако никогда само по себе.

Прежде всего следует заметить, что собственно математические положения всегда суть априорные, а не эмпирические суждения, так как они обладают необходимостью, которую нельзя извлечь из опыта. Если же кто-то не хочет этого признать, что ж, я ограничу свой тезис чистой математикой, само понятие которой уже подразумевает, что она содержит не эмпирическое, а лишь чистое априорное знание.

Поначалу можно подумать, что положение «7 + 5 = 12» – чисто аналитическое, вытекающее из понятия суммы семи и пяти согласно закону противоречия. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что понятие суммы 7 и 5 содержит лишь объединение двух чисел в одно, причем вовсе не мыслится, какое именно это число, охватывающее оба слагаемых. Понятие двенадцати никоим образом не содержится в простом представлении этого объединения семи и пяти, и сколько бы я ни анализировал свое понятие такой возможной суммы, я не найду в нем двенадцати. Необходимо выйти за пределы этих понятий, прибегнув к помощи наглядного представления, соответствующего одному из них, – например, пяти пальцев или (как у Зегнера в его арифметике) пяти точек, – и постепенно присоединить единицы данного в наглядном представлении числа пять к понятию семи. Ведь я сначала беру число 7 и, используя пальцы руки как наглядное представление для понятия 5, присоединяю к образу семерки поочередно единицы, которые прежде объединил для составления числа 5, и тогда вижу, как возникает число 12. То, что 7 и 5 следует сложить, я, конечно, мыслил в понятии суммы = 7 + 5, но не то, что эта сумма равна числу 12. Следовательно, арифметическое положение всегда синтетично, что становится еще очевиднее при взятии бóльших чисел: тогда ясно видно, что, как бы мы ни изворачивали наши понятия, мы никогда не найдем сумму путем одного лишь их анализа, не прибегая к наглядному представлению.

Точно так же ни один принцип чистой геометрии не является аналитическим. Положение «Прямая линия есть кратчайшее расстояние между двумя точками» – синтетическое, ибо мое понятие прямого содержит нечто о качестве, но ничего о величине. Понятие кратчайшего полностью добавляется извне и не может быть извлечено из понятия прямой линии никаким анализом. Здесь необходимо привлечь наглядное представление, посредством которого только и возможен синтез.

Некоторые немногие положения, которые геометры предполагают, действительно аналитичны и основываются на законе противоречия, но они служат лишь, как тождественные положения, для связи метода, а не в качестве принципов. Например, «a = a» (целое равно самому себе), или «(a + b) > a» (целое больше своей части). Хотя эти положения значимы уже по одним понятиям, они допускаются в математике лишь потому, что могут быть представлены в наглядном созерцании.

То, что обычно заставляет нас думать, будто предикат таких аподиктических суждений уже содержится в нашем понятии и потому суждение аналитично, – это просто двусмысленность выражения. Нам велят присоединить к данному понятию определенный предикат, и эта необходимость уже заложена в самих понятиях. Но вопрос не в том, что мы должны добавить к данному понятию, а в том, что мы действительно мыслим в нем, хотя бы и смутно. И тогда оказывается, что предикат хотя и необходимо связан с этими понятиями, но мыслится не в них самих, а при помощи наглядного представления, которое должно быть присоединено к понятию.

2. Естествознание (физика) содержит в себе синтетические априорные суждения как принципы. Приведу лишь несколько примеров: «При всех изменениях телесного мира количество материи остается неизменным» или «При всякой передаче движения действие и противодействие всегда должны быть равны». В обоих случаях очевидна не только их необходимость, а значит, априорное происхождение, но и то, что они синтетичны. Ведь в понятии материи я не мыслю ее постоянства, а лишь ее присутствие в пространстве через заполнение его. Следовательно, я действительно выхожу за пределы понятия материи, чтобы присоединить к нему априорно то, что в нем не мыслилось. Таким образом, положение не аналитическое, а синтетическое, и тем не менее мыслится априори – как и остальные положения чистой части естествознания.

3. В метафизике – даже если рассматривать ее лишь как науку, до сих пор лишь пытающуюся состояться, но все же необходимую по природе человеческого разума – должны содержаться синтетические априорные познания. Ее задача вовсе не в том, чтобы аналитически разлагать априорные понятия, которые мы составляем о вещах, и тем самым давать их объяснение, а в том, чтобы расширять наше априорное знание. Для этого мы должны пользоваться такими принципами, которые добавляют к данному понятию нечто в нем не содержавшееся, и посредством синтетических априорных суждений заходить так далеко, что сам опыт не может следовать за ними. Например: «Мир должен иметь начало во времени» и т. п. Таким образом, метафизика – по крайней мере по своему назначению – состоит исключительно из синтетических априорных положений.

Комментарии кантоведов к разделу V.

1. Синтетические априорные суждения в математике

Ключевой тезис Канта: Математические суждения (арифметика и геометрия) синтетичны, но априорны, поскольку требуют обращения к чистому созерцанию (пространству и времени), а не только к логическому анализу.

Комментарии кантоведов:

– Генрих Шольц (нем. философ и логик) подчеркивает, что Кант радикально переосмыслил природу математического знания, показав, что оно не сводится к аналитическим тавтологиям (Mathesis Universalis, 1930).

– Льюис Уайт Бек (амер. кантовед) отмечает, что пример с «7 + 5 = 12» демонстрирует необходимость временного синтеза в арифметике (Kant’s Theory of Definition, 1956).

– Эрнст Кассирер указывает, что кантовский синтетический априоризм в геометрии стал проблемой после появления неевклидовых систем (Проблема познания в философии и науке, 1906).

– П.Д. Юркевич (рус. философ) критиковал Канта за субъективизацию математики, утверждая, что её истины онтологичны (Идея, 1859).

Проверочные вопросы:

1. Почему Кант считает, что «7 + 5 = 12» – синтетическое суждение?

2. Какую роль играет наглядное представление в кантовской теории математики?

3. В чем слабость кантовского подхода с точки зрения современной логики?

2. Синтетические априорные суждения в естествознании

Тезис Канта: Физика опирается на априорные принципы (напр., сохранение материи), которые синтетичны, так как расширяют знание, но не выводятся из опыта.

Комментарии:

– Майкл Фридман (амер. философ науки) показывает, что кантовские принципы физики близки к «конститутивным правилам» научного метода (Kant and the Exact Sciences, 1992).

– Бертран Рассел критиковал Канта за смешение логической и эпистемологической необходимости (История западной философии, 1945).

– С.Л. Рубинштейн (сов. психолог) отмечал, что Кант недооценил роль практики в формировании научных понятий (Бытие и сознание, 1957).

Проверочные вопросы:

1. Почему закон сохранения материи – синтетическое априорное суждение?

2. Как Кант объясняет необходимость физических законов?

3. Совместим ли кантовский подход с современной квантовой механикой?

3. Синтетические априорные суждения в метафизике

Тезис Канта: Метафизика возможна только как критика разума, выявляющая априорные условия познания.

Комментарии:

– Мартин Хайдеггер видел в Канте переход от метафизики бытия к метафизике субъекта (Кант и проблема метафизики, 1929).

– И.А. Ильин (рус. философ) критиковал Канта за отрицание интеллектуальной интуиции (Учение Канта о вещи в себе, 1914).

– Поль Рикёр подчеркивал, что кантовская метафизика – это «философия предела» (Кант и Гуссерль, 1967).

Проверочные вопросы:

1. Почему метафизика, по Канту, не может быть аналитической?

2. Как соотносятся синтетические априорные суждения и «вещь в себе»?

3. Можно ли считать кантовскую метафизику научной?

Рекомендуемая литература

1. Кант И. Критика чистого разума (1781/1787).

2. Cassirer E. Kant’s Life and Thought (1918).

3. Guyer P. Kant and the Claims of Knowledge (1987).

4. Круглов А.Н. Кант и современная философия науки (2020).

5. Делез Ж. Критическая философия Канта (1963).

Итоговый вопрос: Согласны ли вы с кантовским разделением аналитических и синтетических суждений? Аргументируйте.

VI. Общая задача чистого разума

Уже очень многое приобретается, если удаётся свести множество исследований к формуле единой задачи. Тем самым не только облегчается собственное дело, поскольку оно точно определяется, но и каждому другому, кто пожелает проверить его, становится легче судить, достигли ли мы своей цели или нет. Истинная задача чистого разума заключена в следующем вопросе: Как возможны синтетические суждения a priori?

То, что метафизика до сих пор пребывала в столь шатком состоянии неопределённости и противоречий, объясняется исключительно тем, что эту задачу – а возможно, даже различие между аналитическими и синтетическими суждениями – не ставили заранее. От решения этой задачи или от удовлетворительного доказательства того, что требуемая ею возможность вообще не существует, зависит судьба метафизики. Дэвид Юм, из всех философов ближе всех подошедший к этой задаче, однако не мысливший её с достаточной определённостью и во всей её общности, а остановившийся лишь на синтетическом положении о связи действия с его причиной (принцип причинности), полагал, что такое априорное положение совершенно невозможно. Согласно его выводам, всё, что мы называем метафизикой, сводится к иллюзии мнимого разумного познания того, что на самом деле заимствовано из опыта и лишь благодаря привычке приобрело видимость необходимости. К этому утверждению, разрушающему всю чистую философию, он никогда бы не пришёл, если бы рассматривал нашу задачу во всей её общности. Тогда он увидел бы, что по его логике не могло бы существовать и чистой математики, поскольку она несомненно содержит синтетические суждения a priori. От такого вывода его, вероятно, удержал бы здравый смысл.

В решении указанной задачи одновременно заключена возможность чистого применения разума для обоснования и построения всех наук, содержащих теоретическое априорное знание о предметах, то есть ответ на вопросы:

Как возможна чистая математика?

Как возможна чистая наука о природе?

Поскольку эти науки действительно существуют, уместно спросить, как они возможны, ибо то, что они должны быть возможны, доказывается их реальностью. Однако что касается метафизики, то её прежние неудачи и то, что ни одну из предложенных до сих пор систем (в части их главной цели) нельзя признать действительно существующей, дают всем основание сомневаться в её возможности.

Относительно чистой науки о природе некоторые могут усомниться в последнем утверждении. Но стоит лишь рассмотреть различные положения, встречающиеся в начале настоящей (эмпирической) физики, такие как принцип сохранения количества материи, инерции, равенства действия и противодействия и т. д., и станет ясно, что они составляют physicam puram (или рациональную физику), которая заслуживает выделения в качестве самостоятельной науки, будь то в узком или широком, но полном объёме.

Тем не менее, этот род познания в определённом смысле можно считать данным, и метафизика, пусть не как наука, но как естественная склонность (metaphysica naturalis), действительно существует. Человеческий разум, движимый внутренней потребностью, а не тщеславием всезнания, неудержимо стремится к вопросам, которые не могут быть разрешены никаким эмпирическим применением разума или заимствованными принципами. Таким образом, у всех людей, как только их разум достигает уровня спекуляции, всегда была и будет какая-либо метафизика. Отсюда возникает и вопрос:

– Как возможна метафизика как естественная склонность?

То есть: как возникают вопросы, которые чистый разум ставит перед собой и на которые, движимый собственной потребностью, пытается ответить, исходя из природы общечеловеческого разума?

Но поскольку во всех прежних попытках ответить на эти естественные вопросы (например, имеет ли мир начало или существует от вечности и т. д.) неизбежно обнаруживались противоречия, нельзя ограничиваться одной лишь естественной склонностью к метафизике, то есть чистым разумом, из которого, конечно, всегда вырастает какая-либо метафизика (какой бы она ни была). Напротив, необходимо достичь достоверности – либо в знании, либо в незнании предметов, то либо в решении вопросов о них, либо в определении способности или неспособности разума судить о них. Таким образом, требуется либо достоверно расширить наш чистый разум, либо установить ему чёткие и непреложные границы. Последний вопрос, вытекающий из общей задачи, справедливо можно сформулировать так:

– Как возможна метафизика как наука?

Критика разума, следовательно, неизбежно ведёт к науке, тогда как догматическое применение разума без критики приводит к беспочвенным утверждениям, которым можно противопоставить столь же правдоподобные, а значит – к скептицизму.

Эта наука не может быть чрезмерно сложной и запутанной, поскольку имеет дело не с объектами разума, чьё многообразие бесконечно, а только с самим собой, с задачами, которые целиком возникают из его недр и предлагаются не природой вещей, от него отличных, а его собственной природой. Поэтому, если разум предварительно полностью познает свою собственную способность в отношении предметов, которые могут встретиться ему в опыте, то ему должно быть нетрудно точно и надёжно определить пределы и границы своего применения за пределами всякого опыта.

Таким образом, можно и должно считать все прежние попытки догматического построения метафизики несостоявшимися. Ведь то, что в них есть аналитического (то есть простого разложения понятий, присущих нашему разуму a priori), вовсе не является целью, а лишь подготовкой к подлинной метафизике, а именно – к синтетическому расширению априорного знания. Но для этого анализ непригоден, поскольку показывает лишь то, что содержится в этих понятиях, а не то, как мы приходим к ним a priori, чтобы затем определить их действительное применение в отношении объектов всякого познания вообще.

Отказаться от всех этих притязаний нетрудно, ибо неоспоримые и при догматическом подходе неизбежные противоречия разума с самим собой уже давно лишили всякую прежнюю метафизику её авторитета. Гораздо больше твёрдости потребуется, чтобы, несмотря на внутренние трудности и внешнее сопротивление, не отказаться от науки, необходимой человеческому разуму – науки, у которой можно срубить любой выросший ствол, но нельзя искоренить сам корень. Лишь благодаря подходу, совершенно противоположному прежнему, можно в конце концов добиться её здорового и плодотворного роста.

Комментарии кантоведов к разделу VI.

1. Интерпретация синтетических суждений a priori

Отечественные кантоведы:

– Асмус В. Ф. («Иммануил Кант», 1973) подчёркивает, что Кант радикально переосмысливает природу априорного знания, связывая его не с врождёнными идеями, а с условиями возможности опыта.

– Гулыга А. В. («Кант», 1977) обращает внимание на связь кантовского вопроса с кризисом метафизики XVIII века: проблема синтетических суждений a priori – это попытка спасти метафизику от скептицизма Юма.

Зарубежные кантоведы:

– Strawson P. F. («The Bounds of Sense», 1966) утверждает, что Кант пытается найти «третий путь» между рационализмом и эмпиризмом, но его теория синтетического a priori остаётся спорной.

– Allison H. («Kant’s Transcendental Idealism», 2004) акцентирует роль трансцендентальной дедукции в обосновании синтетических суждений a priori.

Рекомендации:

– Сравните кантовскую трактовку синтетических суждений a priori с юмовской критикой причинности.

– Почему Кант считает, что без синтетических суждений a priori невозможна математика?

2. Критика Юма и проблема причинности

Отечественные кантоведы:

– Нарский И. С. («Давид Юм», 1973) отмечает, что Кант, в отличие от Юма, не отрицает объективность причинности, но переводит её в разряд априорных форм рассудка.

Зарубежные кантоведы:

– Guyer P. («Kant and the Claims of Knowledge», 1987) анализирует, как Кант преодолевает юмовский скептицизм, вводя категории как условия познания.

– Beck L. W. («Essays on Kant and Hume», 1978) показывает, что Кант не опровергает Юма, а трансформирует его проблему.

Проверочные вопросы:

– В чём Кант согласен с Юмом, а в чём расходится?

– Почему Кант считает, что Юм не учёл всеобщность проблемы синтетических суждений a priori?

3. Метафизика как наука vs. естественная склонность

Отечественные кантоведы:

– Кассирер Э. («Жизнь и учение Канта», 1918, рус. пер. 1997) подчёркивает, что Кант разделяет метафизику как иллюзию и как критическую дисциплину.

– Михайлов И. А. («Ранний Кант», 1990) анализирует связь кантовской критики с традиционной метафизикой.

Зарубежные кантоведы:

– Ameriks K. («Kant’s Theory of Mind», 2000) рассматривает, как Кант переосмысливает метафизические вопросы (например, о свободе и душе).

– Longuenesse B. («Kant and the Capacity to Judge», 1998) связывает проблему метафизики с деятельностью рассудка.

Рекомендации:

– Почему, по Канту, метафизика неизбежна как «естественная склонность»?

– Чем догматическая метафизика отличается от критической?

4. Критика разума и границы познания

Отечественные кантоведы:

– Лазарев В. В. («Кант: от субстанции к функции», 2003) показывает, как критика разума ограничивает претензии метафизики на абсолютное знание.

Зарубежные кантоведы:

– Gardner S. («Kant and the Critique of Pure Reason», 1999) анализирует кантовскую идею «границ» познания.

– Grier M. («Kant’s Doctrine of Transcendental Illusion», 2001) исследует, как разум порождает иллюзии при выходе за пределы опыта.

Проверочные вопросы:

– Почему Кант считает, что разум должен исследовать самого себя?

– Как критика разума связана с научным знанием?

Источники:

1. Кант И. «Критика чистого разума» (1781/1787).

2. Allison H. «Kant’s Transcendental Idealism».

3. Strawson P. F. «The Bounds of Sense».

4. Гулыга А. В. «Кант».

5. Нарский И. С. «Давид Юм».

Вопрос для самопроверки:

– Какие аргументы Канта против юмовского скептицизма кажутся вам наиболее убедительными и почему?

VII. Идея и деление особой науки под названием Критика чистого разума.

Из всего этого вытекает идея особой науки, которая может быть названа критикой чистого разума. Ведь разум – это способность, дающая принципы познания a priori. Следовательно, чистый разум – это тот, который содержит принципы познания чего-либо абсолютно a priori.

Органон чистого разума представлял бы собой совокупность принципов, согласно которым все чистые знания a priori могут быть приобретены и действительно осуществлены. Подробное применение такого органона дало бы систему чистого разума. Однако, поскольку это требует очень многого и пока остается неясным, возможно ли здесь вообще расширение нашего познания и в каких случаях оно осуществимо, мы можем рассматривать науку, занимающуюся исключительно оценкой чистого разума, его источников и границ, как пропедевтику к системе чистого разума.

Такая наука должна называться не доктриной, а именно критикой чистого разума, и её польза в спекулятивном отношении была бы действительно только отрицательной – не для расширения познания, а лишь для его очищения, для освобождения разума от ошибок, что уже само по себе очень ценно.

Я называю трансцендентальным всякое познание, которое занимается не столько предметами, сколько способом нашего познания предметов, поскольку оно должно быть возможным a priori. Система таких понятий называлась бы трансцендентальной философией. Однако и это пока слишком обширно для начала. Поскольку такая наука должна была бы полностью охватывать как аналитическое, так и синтетическое познание a priori, она, в рамках нашей цели, слишком обширна: нам достаточно углубиться в анализ лишь настолько, насколько это необходимо для понимания принципов синтеза a priori, которые и составляют наш главный интерес.

Это исследование, которое мы можем назвать не доктриной, а лишь трансцендентальной критикой, поскольку оно направлено не на расширение знаний, а на их исправление и должно служить пробным камнем для оценки ценности или несостоятельности всех знаний a priori, и есть то, чем мы сейчас занимаемся.

Такая критика является, таким образом, подготовкой – если возможно, к органону, а если это не удастся, то хотя бы к канону чистого разума, согласно которому когда-нибудь могла бы быть представлена полная система философии чистого разума (будь то в расширении или просто в ограничении её познания) как аналитически, так и синтетически.

То, что это возможно, и даже то, что такая система может быть не слишком обширной, чтобы надеяться завершить её полностью, можно заранее предположить из того, что здесь предметом является не природа вещей (которая неисчерпаема), а разум, судящий о природе вещей, и притом лишь в отношении его познания a priori. Его запас, поскольку мы не должны искать его вовне, не может быть от нас скрыт и, по всей вероятности, достаточно мал, чтобы быть полностью учтённым, оценённым по достоинству и приведённым к правильному пониманию.

Ещё менее следует ожидать здесь критики книг и систем чистого разума – только критики самой способности чистого разума. Лишь на её основе можно получить надёжный критерий для оценки философского содержания старых и новых трудов в этой области; в противном случае некомпетентный историк и судья будет оценивать необоснованные утверждения других через свои собственные, столь же необоснованные.

Трансцендентальная философия – это идея науки, для которой критика чистого разума должна архитектонически, то есть исходя из принципов, разработать полный план, с полной гарантией завершённости и надёжности всех её частей. Она есть система всех принципов чистого разума.

То, что эта критика не называется уже самой трансцендентальной философией, объясняется лишь тем, что для полной системы она должна была бы включать также детальный анализ всего человеческого познания a priori. Хотя наша критика, конечно, должна давать полный перечень основных понятий, составляющих чистое познание, она воздерживается от подробного анализа этих понятий, а также от полного обзора производных от них – отчасти потому, что такой анализ не был бы целесообразен (поскольку он не содержит тех затруднений, которые встречаются в синтезе, ради которого, собственно, и существует вся критика), отчасти потому, что это нарушило бы единство плана, если бы мы взяли на себя ответственность за полноту такого анализа и вывода, от которых в рамках нашей цели можно было бы отказаться.

Между тем, эту полноту анализа, как и вывода из будущих априорных понятий, легко восполнить, если только они сначала будут даны как подробные принципы синтеза и если в отношении этой основной цели ничего не будет упущено.

Таким образом, критика чистого разума охватывает всё, что составляет трансцендентальную философию, и представляет собой её полную идею, но ещё не саму эту науку, поскольку она углубляется в анализ лишь настолько, насколько это необходимо для полной оценки синтетического познания a priori.

Главное внимание при разделении такой науки должно быть направлено на то, чтобы в неё не входили никакие понятия, содержащие нечто эмпирическое, то есть чтобы познание a priori было совершенно чистым. Поэтому, хотя высшие принципы морали и её основные понятия суть познания a priori, они не принадлежат к трансцендентальной философии, поскольку включают понятия удовольствия и неудовольствия, желаний и склонностей и т. д., которые все имеют эмпирическое происхождение – даже если они и не лежат в основе моральных предписаний, но неизбежно входят в понятие долга как препятствие, которое нужно преодолеть, или как побуждение, которое не должно становиться мотивом.

Следовательно, трансцендентальная философия есть философия чисто спекулятивного разума. Всё практическое, поскольку оно содержит мотивы, относится к чувствам, которые принадлежат к эмпирическим источникам познания.

Если же мы хотим разделить эту науку с общей точки зрения системы вообще, то представленная нами наука должна, во-первых, содержать элементарное учение, а во-вторых – учение о методе чистого разума. Каждая из этих главных частей имела бы свои подразделения, основания для которых, однако, пока нельзя изложить.

В качестве введения или предварительного замечания достаточно сказать, что существует два ствола человеческого познания, которые, возможно, происходят из одного общего, но неизвестного нам корня, а именно:

– чувственность (через неё предметы нам даются)

– рассудок (через него предметы мыслятся).

Если чувственность содержит априорные представления, составляющие условия, при которых нам даются предметы, то она должна принадлежать к трансцендентальной философии. Трансцендентальное учение о чувственности составило бы первую часть элементарной науки, поскольку условия, при которых даются предметы человеческого познания, предшествуют тем, при которых они мыслятся.

Комментарии кантоведов к разделу VII.

1. Идея критики чистого разума как особой науки

Кант вводит понятие «критики чистого разума» как пропедевтики к возможной системе трансцендентальной философии. Эта критика не расширяет знание, а лишь очищает его от ошибок, устанавливая границы разума.

Комментарий отечественных кантоведов:

– А. Н. Круглов подчеркивает, что Кант здесь отказывается от традиционной метафизики в пользу критического метода, который анализирует саму возможность априорного познания (Круглов А. Н. Кант и современная философия. М., 2020).

– В. В. Васильев отмечает, что Кант сознательно ограничивает критику, чтобы избежать догматизма, но при этом закладывает основы для будущей системы (Васильев В. В. Подвалы кантовской метафизики. М., 2018).

Зарубежные интерпретации:

– П. Гайер (Paul Guyer) видит в этом пассаже ключевой момент кантовской философии: критика не просто отвергает прежнюю метафизику, но задает новый стандарт философского исследования (Guyer P. Kant and the Claims of Knowledge. Cambridge, 1987).

– Г. Аллен Вуд (Allen Wood) обращает внимание на то, что Кант избегает догматического построения системы, оставляя место для дальнейшего развития (Wood A. Kant’s Rational Theology. Cornell, 1978).

Рекомендации:

– Сравните кантовский подход с декартовским сомнением: в чем сходство и различие?

– Почему Кант называет критику «отрицательной» пользой?

2. Трансцендентальное познание и его отличие от доктрины

Кант определяет трансцендентальное познание как исследование не предметов, а условий их познания. При этом он отличает критику от трансцендентальной философии, поскольку последняя должна включать весь спектр априорного знания.

Комментарии российских исследователей:

– Т. Б. Длугач указывает, что Кант здесь проводит различие между формальной (критика) и материальной (полная система) сторонами философии (Длугач Т. Б. Иммануил Кант: от ранних произведений к «Критике чистого разума». М., 1990).

– Л. А. Калинников подчеркивает, что Кант сознательно ограничивает анализ, чтобы избежать метафизических спекуляций (Калинников Л. А. Проблемы философии истории в системе Канта. Калининград, 2000).