Мифы и были Куликова поля

Таким образом, историки XIX-XX веков, по сравнению с летописями, уменьшают количество войск, сражавшихся на Куликовом поле, доводя численность русских войск в среднем до 100-150 тыс. чел.

Ими принималось во внимание, что военные ресурсы раздробленной Руси XIV века были скромными. Под стягом Дмитрия Иоанновича на битву с Мамаем вышла не вся Русская земля. Великий князь не мог собрать ни 300-тысячную, ни 200-тысячную армию. Следует также понимать, что в те времена война была делом профессионалов, а крестьяне, составлявшие подавляющее большинство населения страны, лишь в редких случаях набирались в ополчение. Организация русского войска, как в Литве и Польше, строилась на феодальных принципах. То есть в случае военной необходимости сюзерен сзывал под свои знамена всех своих вассалов по княжествам, городам, уделам и вотчинам.

Есть еще один довод против преувеличения численности русского войска: на той позиции, которую отстаивала рать Дмитрия Иоанновича в сражении у берегов Дона и Непрядвы, 300-тысячная и даже 200-тысячная масса войск с обеих сторон не давала бы возможности маневрировать, сходиться и расходиться с противником.

А для историков XXI века численность русских войск в 150 тыс. чел. и в 100 тыс. чел. тоже кажется фантастической. И не без основания. Опять по тем же самым доводам, что приведены выше.

Так, Е.А. Разин и другие, подсчитав общее количество населения русских земель, учтя принцип комплектования войск и время переправы русской армии (количество мостов и сам период переправы по ним), остановились на том, что под знамёнами Дмитрия собралось 50-60 тысяч воинов, из них лишь 20-25 тысяч – войска непосредственно Московского княжества.

Однако есть и крайние суждения. Так, С.Б. Веселовский, считавший в ранних своих работах, что на Куликовом поле было около 200-400 тысяч человек, с течением времени пришёл к мнению, что в битве русская армия могла насчитывать только 5-6 тыс. человек. По мнению А. Булычёва, русское войско (как и золотоордынское) могло составлять около 6-10 тыс. чел. при 6-9 тысячах лошадей (то есть в основном это было кавалерийское сражение профессиональных всадников). С его точкой зрения согласны и руководители археологических экспедиций на Куликовом поле – О.В. Двуреченский и М.И. Гоняный. По их мнению, Куликовская битва была конным сражением, в котором с обеих сторон приняло участие около 5-10 тысяч человек, причём это было кратковременное сражение: около 20-30 минут вместо летописных 3 часов.

***

Давайте и мы проанализируем некоторые суждения. Для этого используем принцип мобилизационных возможностей Северо-Восточной Руси и проведем сравнение с другими сражениями той поры.

Итак, по общепринятым выкладкам, военный потенциал Северо-Восточных княжеств Руси, а именно Новгородской земли, Владимиро-Суздальского княжества, Рязанского и Смоленского княжества накануне нашествия Батыя составлял 70-80 тыс. чел. Эта часть Русской земли, где складывалась великорусская нация, а впоследствии возникнет Московская Русь, как и Южная Русь, переживала междоусобицы. Чего стоит только Липецкая битва 1216 года, крупнейшая битва междоусобных войн Древней Руси. В ней новгородцы, поддержанные псковичами и смолянами, разгромили суздальские дружины младших Всеволодовичей – Юрия и Ярослава, поддержанных муромцами. Потери с обеих сторон составили от 15 до 20 тыс. убитыми. По данным летописи, только суздальцы потеряли убитыми 9233 человека. Вряд ли Юрий Всеволодович, владимирский князь, в полной мере после этой битвы восстановил свой воинский потенциал накануне нашествия Батыя в 1237 году.

А вот вам другая грандиозная битва той поры – битва на Калке в 1223 году. Здесь участвовали южные князья. Объединенное войско южнорусских князей и половцев (по одним оценкам – 40-45 тыс. чел., по другим – 70-80 тыс. чел.) потерпело поражение от 20-30 тыс. монголов. Поражение было полным. Домой вернулась только одна четвертая часть галицко-волынского войска. Киевские, черниговские и переяславские дружины полегли полностью. Отсюда понятно, что походу Батыя на Южную Русь в 1240 году просто не было сил противостоять даже объединенному войску всех южнорусских князей.

Теперь перейдем к трем битвам «злогорьких» лет Руси – битве на реке Сити (1238 г.), битве на Чудском озере (1242 г.) и битве на Неве (1240 г.).

Потеряв все свои города, включая стольный Владимир, Юрий Всеволодович дал последнюю свою битву, собрав, предположительно, 10 тыс. чел., 4 марта 1238 г. на реке Сити. Итог – полный разгром владимирского войска и гибель самого князя.

Удачлив был новгородский князь Александр Невский – победитель шведов, немцев и литовцев. В знаменитой битве на Чудском озере 5 апреля 1242 г. его рать, состоявшая из новгородской и суздальской дружины, а также новгородского конного и пешего ополчения, наголову разбила войско Ливонского ордена. По имеющимся различным данным летописи можно полагать, что войско немецких рыцарей составляло 10-12 тыс., а новгородское войско – 15-17 тыс. человек. В Невской битве у Александра Ярославича вообще было около 1,5 тыс. чел., однако с этими силами он разбил 5-тысячное шведское войско.

Нашествие Батыя разрушило почти все города Великого княжества Владимирского, население сократилось почти в два раза. Да и потом, вплоть до 1328 года, оно не смогло восстановить свой военный и людской потенциал, ведь татары за 90 лет совершили еще около 20 карательных походов, часто по приглашению русских князей, боровшимися за власть со своими братьями. Лишь период «великой тишины» с 1328 по 1368 год позволил возродиться Великому Московскому княжеству. А потом война с Литвой и Ордой.

При Дмитрии Ивановиче наибольший военный и политический подъем Московского княжества приходится на 1375 год, когда ему удалось организовать общерусский поход на Тверь – союзницу Литвы. В объединенном войске Дмитрия Ивановича были все, кроме рязанцев. Московская рать была самой сильной, примерно 17 тыс. чел., а всего мобилизационный потенциал Московского княжества на тот момент был не более 30 тыс. чел. Состоял он из княжеских дружин, городского и крестьянского ополчения.

При этом спустя пять лет военный потенциал Московского княжества не увеличился, а уменьшился, ведь началась война с Мамаем. Был удачный поход на Булгарию в 1376 г., затем поражение на реке Пьяне в 1377 г. московско-суздальского войска, победа на реке Воже в 1378 г. московско-пронского войска. Победы или поражения – это все равно жертвы. Поэтому в 1380 году мобилизационные возможности Московского княжества, я думаю, не превышали 25 тыс. чел., из них в Коломне Дмитрий Донской от силы мог собрать 20 тыс. чел.

Сюда же, в Коломну, на помощь Дмитрию Ивановичу со своими дружинами пришли Белозерские, Ярославские, Ростовские, Суздальские, Муромские, а также другие князья и ополченцы от земель Северо-Восточной Руси. По всей видимости, это подкрепление дало Дмитрию еще 15 тыс. ратников. Из Коломны русские войска, разделившись на конных и пеших, двинулись на встречу с Мамаем.

В Березуе, в 33 км от Дона, конное войско Дмитрия Ивановича остановилось, поджидая пехоту. Сюда пришла неожиданная помощь – конные дружины князей Ольгердовичей – Дмитрия Брянского и Андрея Полоцкого. А возможно, и отряд донских казаков. Это примерно 5 тыс. дополнительных ратников. Таким образом, войско Дмитрия Ивановича выросло до 40 тыс. чел., и оно двинулось к Дону.

«И сожгли за собой мосты»

Продолжая свой цикл «На поле Куликовом», Александр Блок писал.

В ночь, когда Мамай залег с ордою

Степи и мосты,

В темном поле были мы с Тобою, –

Разве знала Ты?

Перед Доном, темным и зловещим,

Средь ночных полей,

Слышал я Твой голос сердцем вещим

В криках лебедей.

С полуночи тучей возносилась

Княжеская рать,

И вдали, вдали о стремя билась,

Голосила мать.

И, чертя круги, ночные птицы

Реяли вдали.

А над Русью тихие зарницы

Князя стерегли.

Орлий клекот над татарским станом

Угрожал бедой,

А Непрядва убралась туманом,

Что княжна фатой.

И с туманом над Непрядвой спящей,

Прямо на меня

Ты сошла, в одежде, свет струящей,

Не спугнув коня.

Серебром волны блеснула другу

На стальном мече,

Освежила пыльную кольчугу

На моем плече.

И когда, наутро, тучей черной

Двинулась орда,

Был в щите Твой лик нерукотворный

Светел навсегда.

14 июня 1908 г.

***

6 сентября московская рать подошла к Дону в месте впадения в него реки Непрядвы. В этот день в городе Дорожен, где теперь находится село Себино, в котором в 1885 году родилась блаженная Матрона, «земли Тульской процветание и града Москвы преславное украшение», князь Дмитрий держал военный совет. К этому времени лазутчики доложили, что рязанский князь Олег стоит со своим войском в районе города Пронска, а литовское войско отошло от Одоева и шло к тому месту, где позже возник город Епифань (в 20 км от русских войск). Мамай в тот момент стоял «на Гуслице, на броде», всего в 10 км от устья Непрядвы.

Вот как записано в «Сказании о Мамаевом побоище»: «Князь же великий стал совещаться с братом своим и со вновь обретенною братьею, с литовскими князьями: “Здесь ли и дальше останемся или Дон перейдем?” Сказали ему Ольгердовичи: “Если хочешь твердого войска, то прикажи за Дон перейти, чтобы не было ни у одного мысли об отступлении; о великой же силе врага не раздумывай, ибо не в силе Бог, но в правде: Ярослав, перейдя реку, Святополка победил, прадед твой, князь великий Александр, Неву-реку перейдя, короля победил, и тебе, призывая Бога, следует то же сделать. И если разобьем врага, то все спасемся, если же погибнем, то все общую смерть примем – от князей и до простых людей Тебе же, государю великому князю, ныне нужно забыть о смерти, смелыми словами речь говорить, чтобы от тех речей укрепилось войско твое: мы ведь видим, какое великое множество избранных витязей в войске твоем».

В это время прискакал гонец от преподобного Сергия Радонежского с письмом, в котором Сергий писал Дмитрию: «Чтобы ты, господине, таки пошелъ, а поможетъ ти Бог и Пресвятая Богородица». «И князь великий приказал войску всему через Дон переправляться».

Утром 7 сентября русское войско по наведенным шести мостам начало переправу через Дон в районе современных сел Монастырщина и Татинка и «сожгло за собой мосты», как повествует летопись. Таким образом, путь к отступлению был отрезан реками Доном и Непрядвой, поэтому в предстоящей битве отступление было смерти подобно, к тому же, если бы подошли литовцы и рязанцы, то они не смогли бы сразу вступить в бой. Это был хорошо продуманный тактический и психологический ход.

***

Из летописных источников известно, что битва происходила «на Дону усть Непрядвы» (вот вам главная географическая привязка). В народе это место называли Куликовым полем, так как, по преданию, здесь водились птички кулики. Оно представляло собой ровное пространство в ширину не более 2,5–3 км при длине около 4 км. Поле было замкнутым и ограниченным пространством. С трех сторон оно ограждено реками: с запада и северо-запада – Непрядвой, с севера – Доном, с востока и северо-востока – речкой Рыхоткой.

Вот как описывает эту местность в своем труде «На поле Куликовом» тульский историк и краевед В.Н. Ашурков: «Местность когда-то выглядела по-иному. Обширная, несколько сырая равнина, поросшая степной растительностью – полынью, перистым ковылем и другими пышными травами, издавна называлась в народе Куликовым полем. Его прорезали крутые склоны речных долин и оврагов, и сейчас еще отчасти заметные.

С востока близ современной деревни Куликовки в Дон впадала речка Смолка (долина ее прослеживается и сейчас по оврагам, сохранившим воду), ниже в нее впадала речка Курца. С запада Непрядва принимала правые притоки: Верхний, Средний и Нижний Дубики; они стали теперь пересыхающими ручьями, и только Верхний Дубик сохранился в своем нижнем течении. По берегам этих рек и оврагов тянулись густые леса, которых давно уже не стало… К югу поле постепенно повышалось, переходя в господствующую над местностью высоту – Красный (т. е. красивый) холм».

Сейчас ученые при помощи методов палеографии установили, что на левом берегу Непрядвы находился сплошной лес. Было установлено, что в то время открытое пространство на Куликовом поле, пригодное для боевых действий, составляло «два километра при максимальной ширине восемьсот метров». Это 160 гектаров, или 1 млн. 600 тыс. квадратных метров. Так вот, если принять летописную версию об огромном скоплении войск на Куликовом поле (к примеру, более 1 млн. чел.), то только у пешего войска будет приходиться по 1,5 кв. метра на человека. Это почти как в переполненном транспорте. Если же количество войск, участвовавших в битве, было в десять раз меньше, то места для боя было достаточно, а вот для маневра – уже нет.

Это и стало главным аргументом для Дмитрия Ивановича в определении места боя. Куликово поле было выбрано им с учетом особенностей военной тактики степняков, старавшихся наносить удары по флангам и тылу противника. Мамай имел возможность наступать только с юга, со стороны Красного холма. Удобное для сражения место между истоками речек Смолки и Нижнего Дубняка русские полки могли закрыть сплошным сомкнутым строем. Обойти этот строй из-за условий местности Мамай не имел возможности. Дмитрий Иванович вынуждал противника к «прямому бою», которого степняки не любили и в котором были слабее русских дружинников и «пешцев», защищенных доспехами и вооруженных длинными копьями.

***

Русские полки, переправившись через Дон, утром 7 (20) сентября 1380 года «вышли в поле чисто в ордынской земле на устье Непрядвы», совсем ненамного опередив ордынцев. В ночь с 7 на 8 сентября Мамай подошел к Красному холму – господствующей высоте на Куликовом поле.

О приближении войска Мамая Дмитрию Ивановичу своевременно доложили разведчики. «Сказание о Мамаевом побоище» повествует: «Семен же Мелик поведал князю великому: “Уже Мамай-царь на Гусин брод пришел, и одна только ночь между нами, ибо к утру он дойдет до Непрядвы. Тебе же, государю великому князю, следует сейчас изготовиться, чтоб не застали врасплох поганые”.

Тогда начал князь великий Дмитрий Иванович с братом своим, князем Владимиром Андреевичем, и с литовскими князьями Андреем и Дмитрием Ольгердовичами вплоть до шестого часа полки расставлять. Некий воевода пришел с литовскими князьями, именем Дмитрий Боброк, родом из Волынской земли, который знатным был полководцем, хорошо он расставил полки, по достоинству, как и где кому подобает стоять».

К вечеру Дмитрий Иванович и его воеводы успели разбить войско на полки и поставить их в боевом порядке. Еще раз напомним, что ядро русского войска составляли профессиональные воины. Самыми мелкими подразделениями войска были «копья», т.е. командир, знатный воин (боярин) и несколько подчиненных ему бойцов, всего не более 10 человек. Несколько десятков «копий» объединялись в «стяг» (у литовцев и поляков «хоругвь»). Численность русских «стягов» могла колебаться от 500 до 1500 человек. Находился «стяг» под командованием знатного боярина или мелкого князя. «Стяг» имел собственное, присущее одному ему знамя, по которому подразделение можно было легко найти в гуще сражения. Перед боем из нескольких «стягов» создавали полки. Накануне Куликовской битвы воеводы создали полки в составе от 2 до 7 стягов. Пополненные ополченцами, полки могли составлять от 3 до 10 тыс. чел. Всего в русском войске было примерно 28 «стягов».

Таким образом, русское войско построилось по полкам между речкой Смолкой и Нижним Дубяком. Существует несколько версий, кто командовал русскими полками. Согласно Новгородской летописи по списку П.П. Дубровского, авангардом русского войска, т.е. сторожевым полком командовали князья Симеон Оболенский, Иван Тарусский и Андрей Серкизович. Далее передовым полком командовали литовские князья Дмитрий и Андрей Ольгердовичи, а также князь Федор Романович Белозерский. В центре стоял большой полк – это весь двор московского князя во главе с окольничим Тимофеем Вельяминовым («великая русская пешая рать»). В его ряды встал сам великий князь Дмитрий Иванович, а с ним бояре Михаил Бренк, Иван Квашня и князь Иван Васильевич Смоленский. На флангах встали полк правой руки под командованием князя Андрея Федоровича Ростовского и князя Андрея Федоровича Стародубского, и полк левой руки, который взяли князья Василий Ярославский и Феодор Моложский. О делении войска по родам неизвестно, но, по военной логике, передовой и большой полки составляли, по преимуществу, пехотинцы.

Русский строй был плотным и глубоким, способным выдержать сильную лобовую атаку. Был выделен также частный резерв, который находился немного позади главного боевого строя, и сильный общий резерв – засадный полк. Резервным полком, по версии В.Н. Татищева, командовал Дмитрий Ольгердович. Возможно, это были два «стяга», выделенные из состава передового полка. Засадный полк – это лучшие конные дружинники Дмитрия Ивановича и Владимира Андреевича Серпуховского. Во главе его стояли Владимир Андреевич и воевода Дмитрий Боброк-Волынец. О нем известно, что родом он был с Волыни, которая в то время находилась под властью литовских князей. Его полное имя Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский. Хотя в «Сказании» говорится, что пришел он на битву вместе с литовскими князьями, но есть версия, что он еще раньше пришел на службу к великому московскому князю и был женат на его сестре Анне. Именно ему принадлежит главная заслуга в расстановке русских полков. Считается, что засадный полк стоял в зеленой дубраве рядом с полком левой руки.

Новинкой, неожиданной для ордынцев, было выделение, кроме большого, передового, засадного полка и полков правой и левой руки, еще одного, шестого полка, сторожевого – легкой конницы, которая, возможно, состояла из пришедших на помощь Дмитрию Ивановичу донских казаков и разведывательной стражи. Сторожевой полк был поставлен впереди основного боевого строя. Конница сторожевого полка, быстрая и решительная, мешала ордынским лучникам приблизиться к основным русским полкам. Из рук ордынцев было выбито грозное и привычное для них оружие – губительные налеты конных ордынских лучников, наносивших большие потери и изматывавших противника еще до начала рукопашной схватки.

Вот как повествует «Сказание»: Князь же великий, взяв с собою брата своего, князя Владимира, и литовских князей, и всех князей русских, и воевод и взъехав на высокое место, увидел образа святых, шитые на христианских знаменах, будто какие светильники солнечные, светящиеся в лучах солнечных; и стяги их золоченые шумят, расстилаясь как облаки, тихо трепеща, словно хотят промолвить; богатыри же русские стоят, и их хоругви, точно живые, колышутся, доспехи же русских сынов будто вода, что при ветре струится, шлемы золоченые на головах их, словно заря утренняя в ясную погоду, светятся, яловцы же шлемов их, как пламя огненное, колышутся… Всему этому дивились литовские князья, говоря себе: “Не было ни до нас, ни при нас и после нас не будет такого войска устроенного. Подобно оно Александра, царя македонского, войску, мужеству подобны Гедеоновым всадникам, ибо Господь своей силой вооружил их!»

Русское войско, расставленное по полкам, ночь накануне битвы ночевало в поле, каждый полк на своем месте, что говорило опять же за то, что только 40-50 тыс. можно было разместить на ночевку на площади около 100 гектаров (это немного более половины безлесного участка Куликова поля).

***

День и ночь накануне битвы были теплы и ясны, как никогда, и полны примет. В «Сказании о Мамаевом побоище» сообщается: «Ибо уже ночь наступила светоносного праздника Рождества Святой Богородицы. Осень тогда затянулась и днями светлыми еще радовала, была и в ту ночь теплынь большая и очень тихо, и туманы от росы встали. Ибо истинно сказал пророк: “Ночь не светла для неверных, а для верных она просветленная».

В ночь перед битвой, – говорит «Сказание», – Дмитрий выехал из лагеря с Боброком и расположился между обоими станами – русским и татарским. Боброк сказал, что знает приметы, по которым можно предсказать исход будущей битвы. Он предложил Дмитрию вслушаться в то, что неслось из вражьего стана и из русского лагеря. «Слышу с вражеской стороны, – сказал Дмитрий, – словно торжище (базар) начинается, шум и трубный звук, а дальше воют волки, кричат вороны и клекот орлиный несется; а на Непрядве гуси и лебеди плещутся крыльями, как перед грозой. На нашей стороне тишина великая, и от множества огней как будто заря занимается». «Это доброе знамение для тебя, господине княже, – сказал Боброк; – но есть у меня еще другая примета». Он припал к земле ухом, долго слушал и потом, поднявшись на ноги, не хотел ничего говорить, что ему слышалось. Только после настойчивых просьб Дмитрия он сказал: «Слышал я, как земля горько плакала: на одной стороне, казалось, будто плачет мать о детях и причитает по-татарски, а на другой – нашей – стороне будто плачет девица тонким голосом. Во многих битвах я был и много примет испытал и знаю их. Уповай на милость Божию и помощь сродников твоих Бориса и Глеба – и ты одолеешь; но твоего христианского воинства падет под острием меча многое множество». После этого они вернулись в русский стан.

***

Несмотря на силу русского войска, у Мамая все же было численное и качественное превосходство, ведь против ополченцев (русских крестьян и горожан), которых было не менее половины в войске Дмитрия Ивановича, Мамай выставил профессиональных наездников-степняков и европейских рыцарей-наемников. Но было преимущество и у Дмитрия Донского. В его войске были не только русские, но и литовцы, казаки, крещеные татары, которых всех объединяла общая православная вера. Поэтому всему войску были понятны слова Дмитрия Донского, сказанные накануне битвы: «Отцы и братья мои, Господа ради сражайтесь и святых ради церквей и веры ради христианской, ибо эта смерть наша ныне не смерть, но жизнь вечная; и ни о чем, братья, земном не помышляйте, не отступим ведь, и тогда венцами победными увенчает нас Христос-Бог и Спаситель душ наших».

«Сказание о Мамаевом побоище» сообщает, что русские войска шли в битву под чермным, то есть темно-красным или багровым знаменем с золотым образом Иисуса Христа.

***

С Куликовской битвой связаны легенда о казаках и Донской иконе Божией Матери. По одной из версий, Дмитрий Донской, возвращаясь после сражения в Москву, побывал в казачьем городке Сиротине, где получил в дар бесценную реликвию, впоследствии ставшую одной из главных русских православных святынь, – Донскую икону Божией Матери. Так, Гребневская летопись, составленная в 1471 г., гласит: «И когда благоверный Великий князь Дмитрий с победой в радости с Дону-реки, и тогда тамо, народ христианский, воинского чину живущий, зовомый казаций, в радости встретил его со святой иконой и с крестами, поздравил его с избавлением от супостатов агарянского языка и принес ему дары духовных сокровищ, уже имеющиеся у себя чудотворные иконы, во церквах своих. Вначале образ Пресвятой Богородицы Одигитрии, крепкой заступницы из Сиротина городка из церкви Благовещения Пресвятой Богородицы».

Более поздние интерпретации легенды утверждают, что казаки с иконой прибыли в стан московского князя Дмитрия накануне битвы, чтобы оказать ему помощь в сражении с татарами. На протяжении всей битвы икона находилась в стане русских войск, и её заступничеству была приписана одержанная победа. Эта версия легенды зафиксирована в окладной книге Донского монастыря, составленной в 1692 году: «Того ради последи прославися образ Пресвятыя Богородицы Донския, зане к Великому князю Дмитрию Ивановичу донския казаки, уведав о пришествии благоверного вел. князя Дмитрия Ивановича в междуречьи Дона и Непрядвы, вскоре в помощь православному воинству пришли бяше и сей Пречистыя Богоматери образ в дар благоверному вел. князю Дмитрию Ивановичу и всему православному воинству в сохранение, а на побеждение нечестивых агарян, вручеща»

Как бы то ни было, до или после сражения казаки подарили икону князю Дмитрию, но тот увез ее в Москву. В Москве икона находилась вначале в Успенском соборе Симонова монастыря, потом в Благовещенском соборе Московского Кремля. Сегодня она известна как Донская икона Божией матери..

Церковное предание связывает с Донской иконой избавление Москвы от войск татарского хана Казы II Гирея. В 1591 году, когда стояло уже на Воробьевых горах, с иконой, с иконой был совершен крестный ход вокруг городских стен, после которого ее поместили в полковой церкви. На следующий день – 19 августа – русскими войсками была одержана победа, которую приписали заступничеству Богородицы. В память об этом на месте полковой церкви был основан Донской монастырь (для него сделали список с иконы) и установлено празднование в честь иконы. С этого времени икона начинает почитаться как защитница от иноверных и иноплеменных врагов.

Пока существовала Российская империя, эта икона являлась особо чтимой святыней, к которой, как к главной заступнице, обращались при возникновении опасности вражеского нашествия. С 1919 года икона хранится в Государственной Третьяковской галерее.