Читать книгу: «Зимний лес», страница 3

Официант почти беззвучно подошел к их столику и поставил на него стеклянную пепельницу, куда Любовь бросила первые крохи золы. Она сделала еще пару затяжек и вместе с дымом почувствовала легкое онемение в лице и головокружение.

– Говоря простым языком, я наломала дров, – сказала она, в очередной раз стряхивая пепел. – Это не может сравниться с тем дерьмом, что происходило ранее, но это все равно по-прежнему дерьмо.

Мужчина слушал ее внимательно. Он сцепил руки в замок и положил их на стол, а сам уперся носом в кисти. Сейчас с этой женщины слетел привычный флер милой и энергичной дамы, в котором она ходила всегда. Она не церемонилась в выражениях, говорила по сути, не боялась никого задеть или обидеть. Она показывала себя такой, какая она есть на самом деле. Ему нравилась такая она. Мало того, что теперь она была настоящей, прямолинейной и сильной, словно мощный водяной поток, женщиной, так и мысль о том, что только с ним она могла так преобразиться, льстила мужчине, делая его особенным хотя бы в его мыслях. Женщина в очередной раз затянулась и замолчала, пытаясь собраться с силами.

– Так и что же ты натворила? – попытался подтолкнуть ее напарник.

Она докурила сигарету, затушила бычок и оставила его в пепельнице. Еще пару секунд она с неприятным чувством пожевала дым, что не успел выйти из легких, и выдохнула.

– В общем, все произошло спонтанно, – и женщина начала рассказывать о тех событиях, что выбили ее из колеи. – Черт, я не знаю, как можно опуститься до такого, – слезы появились на ее лице. – Ты бы видел его лицо! Он так испугался… Он убежал и заперся в комнате. Я за него жутко волнуюсь. Я боюсь возвращаться домой, – слезы стали падать на стол и собираться крупными полусферами. – Вдруг он меня возненавидит? – беспокойная мать снова подняла голову и посмотрела на мужчину.

Мужчина был терпеливым слушателем и дал своей собеседнице выговориться. Она изливала ему душу, а он ловил каждое ее слово, каждую эмоцию и пропускал их через себя, чтобы помочь ей. Она была дорога ему. И сейчас он хотел поддержать дорогого для себя человека. Когда она закончила рассказывать ему свои переживания, настал его черед.

Он отодвинул кофе в сторону, взял ее за руки, посмотрел в глаза и сказал:

– Что бы вы сейчас друг другу ни говорили, вы все равно семья. Ты – его мать, а он – твой любимый ребенок. В каждой семье случаются ссоры, это естественно. Все порой не выдерживают и срываются на своих родных и близких, – для него весь этот эпизод был сущим пустяком, не заслуживающим внимания. Но поскольку он был важен для нее, Леонид отнесся к рассказу со всей серьезностью: – Семья на то и семья, это самые родные люди. Даже если ты их обидишь или сорвешься на них, они тебя не бросят. Я уверен, что он за тебя очень переживает, может, даже сильнее, чем ты сейчас за него. Он никогда тебя не возненавидит, ведь ты его мама. Он любит тебя всем сердцем, – от этих слов женщине стало немного легче, но теперь ее сердце стала терзать вина, и она съежилась от его слов. Он это ясно видел: – Да, в этом происшествии есть вина вас обоих. Он зачем-то полез на подоконник, и сам виноват, что был неосторожен и упал. Он не хотел разбивать дорогую тебе вещь, но он это сделал, и это была его вина. Твоя же вина в том, что ты не смогла сдержать себя и сорвалась на нем, вместо того чтобы принять это как взрослая и ответить ему как родитель. Вы должны поговорить друг с другом и извиниться, – женщина расслабилась и наконец смогла оценить ситуацию здраво. Для нее вдруг стало очевидно, что это далеко не фатальная проблема, и она довольно легко решится. Порой такие банальные и простые вещи следует услышать от другого, чтобы их вспомнить и осознать.

– Да уж, кажется, я стала паникером, – она усмехнулась и вытерла глаза.

Мужчина, как обычно, встал с грациозностью льва, обошел столик и положил свою широкую ладонь на ее соломенные волосы.

– Никакая ты не паникерша, – улыбнулся он, затем нагнулся к ней чуть ближе и ровным уверенным голосом продолжил: – Просто мы все теряем рассудок и самообладание, когда дело доходит до дорогого нам. Я терял его, ты теряла – и после поломки шкатулки, и сейчас. Тебе надо остыть, подумать обо всем отстраненно, и ты поймешь, как тебе следует поступать, – он гладил ее по голове, как ребенка.

– Я уже давно не маленькая, – по-детски хихикнула она, а он улыбнулся ей в ответ.

– Да-да, верю-верю, – похлопал он ее по плечам, – ты у нас очень взрослая, – улыбнулся он, словно ребенку.

Леонид вернулся на свое место, и они заказали еще по чашечке кофе.

Так пролетело около полутора часов. Друзья вспомнили о прошлом, помечтали о будущем, обсудили настоящее и, как всегда невовремя, пришла пора прощаться. Расстались они на хорошей ноте, и воодушевленная мать легкой рысцой кошки помчалась к себе домой, где ее ждало то сокровище, с которым не могло соперничать ничто.

Она еще не знала, что жизнь припасла для нее очередной удар. Она не ведала об этом, когда, напевая приятную мелодию, зашла домой и стала раздеваться. Когда она проходила на кухню и по пути закинула ключи на ключницу к запасным, она не ведала о том, что ее ждет. Даже когда она зашла на кухню и увидела грязный стол, взяла из холодильника йогурт и начала его есть, она не представляла, что беда уже нависла над ней. Она ничего этого не знала.

Ее ничуть не смутило то, что сын не вышел ее встретить. «Наверное, еще дуется», – подумала она. Сейчас Любовь Петровна просто наслаждалась йогуртом, сидя на диванчике в гостиной, и думала, как подступиться к сыну.

Она оттягивала момент разговора как могла, борясь с за и против в своей голове. Ведь всегда просто решить что-то сделать, но, когда ты встаешь прямо перед возможностью, многие оттягивают момент старта вплоть до закрытия дверей уходящего вагона. К сожалению, Любовь Петровна была именно такой. Она мучила банку йогурта, потому что знала, что, покончив с ней, придется серьезно говорить с сыном, а этого она боялась. Но время не дало ей шанса окончить битву внутри ее головы и огласило внеочередную победу одной из сторон.

Из конца коридора она услышала резкий хлопок, и он вывел ее из раздумий. Она поставила баночку с йогуртом и, все еще смакуя вкус земляники и вишни, направилась в дальний конец коридора. Звук повторился. Он доносился из комнаты ее сына. В этот момент нотки радостного настроения исчезли, и материнский инстинкт взял верх. Внутренний голос говорил ей, что что-то не так. Она позвала сына, но ответа не последовало. Холод прошелся по ее щиколоткам, волны мурашек охватили ее снизу доверху, сделали круг, а затем снова спустились вниз. Хлопок раздался еще пару раз, пока мать добиралась до комнаты сына. Она снова потянула ручку, но дверь все так же не поддавалась.

Тут ей завладела паника. Она кричала и звала сына, дергая ручку двери в разные стороны. Она била ногой неподдающуюся дверь и толкалась в нее плечом, но все без толку. Она испугалась не на шутку.

Она побежала в кладовку за топором. Плевать, что дверь будет сломана и что потом придется устроить сыну взбучку. Жалость, сомнения и муки совести, что мучали ее с утра, отступили. Ее охватило беспокойство и беспредельный страх. Она понятия не имела, что с ее сыном и почему она никак не может попасть к нему.

Обычно мальчик ходил в школу вместе с ней, и там в группе продленного дня дожидался конца ее рабочей смены. Они шли по магазинам, порой покупали сладости или ходили по занимательным местам, а потом возвращались домой. Всегда вместе. Если он уходил гулять, мать всегда была дома и встречала его заботой и теплыми объятиями. Он был слишком мал, потому ему не нужны были ключи от дома, и она точно знала, что выйти он не мог. Запасные ключи сейчас висели на крючке.

Единственный, кто имел еще ключи, ее сестра, но та уже вторую неделю была за границей в командировке и вернуться должна была не раньше, чем через пять дней. Беспокойная мять в панике рыскала в кладовке, роняя вещи на пол, и даже не собиралась класть их на место. Топора нигде не было. Как назло, ни молотка, ни кувалды тоже. Там не было ничего, ни одного предмета, что мог бы помочь ей выбить эту чертову дверь.

Из комнаты послышался грохот, и мать сразу же побежала обратно. Дверь была приоткрыта. Маленькая щель появилась в дверном проеме, но дверь не открывалась дальше. Женщину снова обдало холодом, на этот раз всю целиком. Она протиснулась в комнату, с громким скрипом по полу пополз стул, которым была подперта дверь. По комнате гуляли листы бумаги, танцевали шторы и радостно водили хоровод снежинки. Ее сына в комнате не было, а окно было раскрыто нараспашку.

Мать резко подбежала к окну и чуть ли не наполовину высунулась из него. Ребенка там не было. Зато были его следы. Увидев их, она облегченно выдохнула, но способность думать рационально и рассудительно к ней еще не вернулась.

Она залезла обратно, собиралась помассировать висок – листок прилип к ее руке.

«Ушел в лес. Мама, я тебя не подведу!

Твой уже взрослый сын».

Прочитав эти строки, она побледнела, забыв, как дышать.

Любовь Петровна тут же вылезла из окна на крышу и аккуратно, но торопливо пошла по следам, выставив руки в стороны для баланса. Дунул морозный ветер и стал колоть все ее тело. Мурашки быстро прошлись по ее телу, а руки начали дрожать от холода. Налетел новый порыв ветра, и женщина, уже не опасаясь упасть, побежала к противоположному краю крыши.

День был почти безветренный, иногда поднимался маленький, легкий ветерок. Поэтому следы ребенка сохранились довольно четко, и можно было по ним найти ребенка, но к вечеру порывы ветра усилились, и не слежавшийся и не притоптанный снег быстро засыпал следы ее сына.

Любовь испугалась, что теперь последняя нить, что ведет к сыну, может оборваться. Страх за сына притупил страх за собственную жизнь. Она бежала по крыше, не прощупывая почву под ногами. Это было ее ошибкой. Через пару шагов она поскользнулась, и земля ушла из-под ее ног. Она упала на бок и ударилась сначала тазом, а потом плечом. Ничто не держало ее на крыше, и женщина, влекомая силой тяжести, заскользила к краю, еще не осознав произошедшего и не отойдя от боли.

Как маленький мячик, она скатилась с крыши и ударилась о крышу крыльца на задний двор, а затем, как пушечное ядро, рухнула в сугроб у черного входа. Снег накрыл ее с головой и забил открытый от вскрика и удивления рот. Он обжег ее, Любовь вскочила, принялась стряхивать с себя снег, вытряхивать его из тапок, скакать и растирать свое тело. Вспомнив, зачем она пошла на эту авантюру, она начала искать оборвавшиеся на крыше следы.

Искать пришлось совсем не долго. В паре шагов от нее злой ветер нещадно заметал последние улики, и беспокойная мать побежала по исчезающему следу. Любовь надеялась, что ребенок ушел недалеко и его будет легко найти. Некоторое время погоня проходила удачно, мать прицельно отмечала ямки в снегу, стараясь не потерять ни одной. Неожиданно она едва не врезалась в ствол дерева, стоявшего у нее на пути. Она резко подняла голову и, еще не осознав, где она очутилась, отскочила на несколько шагов, словно неведомая сила просто швырнула ее назад.

Она стояла перед лесом.

День клонился к вечеру, лес грозными, пугающими кронами деревьев навис над женщиной. Она начала часто дышать и задрожала, цепенея от страха. Она широко открывала рот, чтобы в легкие попали крупицы воздуха, жмурилась, инстинктивно пытаясь стереть лес со своего пути, но становилось только хуже. От нехватки кислорода все перед ней стало расплываться. Не то от холода, не то от страха все тело покрылось мурашками. Цепкие когти клещами стали сжимать сердце до боли. Ужасные образы прошлого стали всплывать у нее перед глазами. И чем сильнее от нехватки кислорода мутнело окружение, тем яснее и четче перед глазами проносились кошмары минувших дней.

Но именно то, что должно было убить ее, вернуло к жизни. Ноги ее подкосились, и, упав в обжигающий снег, она почувствовала боль от холода, у нее перехватило дыхание. Паническая атака отступила. Вернув под контроль малую часть своего сознания, женщина начала действовать. Она дрожащими руками достала из кармана телефон и стала по памяти, на автомате, набирать номер. Безжалостные гудки длились вечность, тишина между ними занимала несколько жизней. Ее тело дрожало от нетерпения, а с губ срывались слова, которыми она побуждала гудки стать короче, соединение – лучше, а нерасторопного человека на том конце провода – собранней и активней. Длинные гудки сменились короткими, но и теперь этот ритм не поспевал за ритмом ее сердца. Огромными усилиями она поборола в себе желание запустить телефон куда подальше. Женщина чертыхнулась на себя и весь белый свет: буквально несколько минут назад она вспоминала, что ее сестра за границей, а сейчас в приступе паники пыталась ей дозвониться.

В сознании всплыл другой образ – человека, который много раз ей помогал, провел ее через ту кошмарную ночь. Любовь Петровна упрекнула себя в том, что не удосужилась выучить телефон близкого ей человека, и сейчас ей приходилось непослушными руками перелистывать записную книжку в поисках номера Леонида. Как не в себе женщина нажимала на сенсор несчастного телефон, чуть ли не протыкая его насквозь.

Наконец нужная надпись появилась перед ней. Она нажала на контакт «Лео Фокс», а затем на зеленый телефончик. Пока шли медленные и размеренные гудки, женщина молилась всем, кому только можно, пока абонент не ответил на вызов.

Гудки прервались, и из телефона послышался родной голос, который смог вселить в нее надежду:

– Алло?! – начал он спокойно. – Мы же только разошлись, – властный голос с ухмылкой растекался из телефона. – Неужели ты успела…

– Лёнь, – прервала она. Мужчина осекся. В охрипшем от холода голосе он услышал тревогу.

– Что случилось?

– Он пропал, – осипшим голосом сказала Любовь Петровна.

Последние багровые лучи солнца уходили за горизонт, повторяя каждодневный ритуал. Картина казалась зловещей, алые лучи приобрели кровавый оттенок, легкий освежающий ветер, словно цепями, бил и причинял боль. Жаркие слезы стали обжигать женщину холодом. День, как и ее жизнь, погружался во тьму. В этой тьме прозвучал хриплый голос, потерявший надежду и погружавшийся в отчаяние:

– Он ушел в лес, – огласила Любовь смертельный приговор.

Глава 3

– Давно я тебе не рассказывал историй, – мужской баритон разносился по лесу и тут же утопал в звуках его жизни. – Я даже и не помню, когда мы с тобой так ходили по лесу, – улыбка появилась на лице мужчины, пока двое шли вдоль лесного ручья.

Вокруг раздавались песни птиц, а под ухом живо и задорно журчал ручей. Его вода перетекала по камням, под корнями деревьев и задорно напевала свою трель. Солнце светило высоко, от чего на глади воды постоянно бегали блики света.

– Думаю сейчас самое время, – мужчина опустился на колено у ручья и сполоснул лицо прохладной водой. Затем достал из кармана платок и вытерся. Когда он обернулся, то увидел, что мальчишка, который ходил за ним хвостиком, уже сидит на корне дерева и с искрами в глазах смотрит на отца. – Ха-ха, я погляжу, ты уже готов, – улыбнулся медноволосый. – Ну ладно, – лесник тоже уселся и, сняв рюкзак, посмотрел сначала на сына, а затем поверх его головы куда-то в лес.

– Это история о маленьком мальчике и прекрасном саде его мамы, – мальчик чуть нахмурился и вопросительно посмотрел на отца. – Да, сынок, это будут не обычные сказки, что я читал перед сном. Сейчас все будет немного по-другому, – мужчина заметил удивление ребенка. – Но давай вернемся к нашей истории. Однажды жили сын и мама. Были у них хороший дом и на заднем дворе ослепительный сад, в котором росли прекрасные розы разных цветов и размеров: красные, белые, синие и даже черные. Мама очень любила этот сад и проводила в нем дни напролет. Вся их деревня приходила посмотреть на этот сад, все покупали у мамы букеты. Но мальчик не понимал, чем всем приглянулся этот сад. Он был, по его мнению, обычным. Мальчишка видел его каждый день и каждый день помогал маме работать в нем. И ему это не нравилось. Он не понимал, зачем так стараться ради цветов. Да и к тому же они все были в колючках и постоянно царапались. Им было все равно, хочешь ли ты их полить, прополоть или удобрить. Они огрызались каждый раз.

Однажды днем, когда мама отпустила мальчика погулять, он пошел бродить в поле. Он ходил с задумчивым видом по тропинке между полей пшеницы и подсолнухов, все не понимая, зачем его маме розы. Но тут он нашел у дороги прекрасный одуванчик. Он присел к нему и решил погладить, как он это делал множество раз с розами, которые его кусали и царапали. Одуванчик оказался очень мягким и нежным. Он ластился под ладонью ребенка, от чего еще больше нравился малышу. Его оранжевый цвет казался волшебным и живым. Не то что у манерных роз. И тут он понял, что хочет, чтобы у них в саду появились такие прекрасные цветы.

Тогда он быстро, но аккуратно выкопал одуванчик и понес его домой. Он быстро заскочил в дом, пока его не заметила мама из сада. Малыш не хотел, чтобы его мама узнала об этом сюрпризе. Он спрятал цветок у себя в комнате на подоконнике за складками тюля.

Затем он, как всегда, пошел помогать маме в саду. И снова розы огрызались на него, кусались и не подпускали к себе. Он посмотрел на маму, но ее руки тоже были в царапинах. И вопрос снова возник у него в голове: «Зачем им такие злые цветы?»

День прошел быстро, и мальчишка перед сном снова взглянул на свое сокровище. Одуванчик уже заснул и закрылся. Тогда мальчик аккуратно погладил едва вылезший пушок и счастливо уснул.

На следующее утро он первым делом взглянул на свое оранжевое чудо. Но как сильно он удивился, когда вместо мягкого и теплого рыжего цветка увидел волшебный белый шарик. Цветок ему понравился еще больше, он точно хотел увидеть его в саду.

Он открыл окно проветрить комнату, но сильный порыв ветра сдул весь пушок с белого шарика, и тот улетел в сад. Мальчик сильно расстроился, но не сдался. После завтрака он решил снова пойти в поле и найти новый цветок.

Как ребенок и хотел, он позавтракал и пошел искать цветок в поле. Он бродил между колосьев пшеницы и стеблями подсолнухов и, наконец, увидел одуванчик. На этот раз он решил его сразу посадить в саду. Он так же аккуратно выкопал его и отправился домой.

Едва он подошел к дому, как услышал мамины крики. Забыв обо всем и выкинув растение, он побежал прямиком в сад. Там он увидел рыдающую на коленях маму. Он подбежал к ней и спросил, что случилось.

– Сюда как-то попали семена одуванчиков, и теперь посмотри, что стало, – плакала она.

Мальчик обернулся и увидел, как весь их сад покрыли рыжие одуванчики. Все розы, что когда-то росли в их саду, стали увядать и никнуть рядом с одуванчиками. Мальчик почувствовал вину за это. Ведь именно он принес этот цветок сюда. Тогда ребенок бросился к цветам и стал с корешками выдирать все одуванчики, что успели вырасти. Он освобождал розы, плененные этими солнечными цветами. Но те были так слабы, что даже шипы их стали мягкими и совсем не царапали.

Вскоре мама перестала плакать и тоже стала выдирать одуванчики, пока все розы не погибли. К позднему вечеру их работа была окончена, но розы сильно пострадали, их осталось совсем немного.

Тогда мальчик подошел к маме и рассказал, что это он виноват во всем. Он понял, что дело было совсем не в розах: мама любила этот сад, и ради ее улыбки он готов на все. Он понял, что его поступки несут последствия, и за них ему нужно отвечать. Ведь даже маленькие шалости могут сильно навредить. Даже маленький сорняк может уничтожить целый сад.

– Мальчик мой, – мама улыбнулась ему, – не грусти. Главное, что ты признал ошибку и понял урок, – сказала она. – Ты пытался исправить свою ошибку и больше так не сделаешь. Важно, что ты простил себя, – она обняла ребенка, и тот заплакал.

Мужчина отрешенно поглядывал по сторонам, пока рассказывал историю, а лес немного притих, тоже прислушавшись к его голосу. Листья шикали на всякого, кто издавал хоть какие-то звуки, птицы тихо перечирикивались, обсуждая, что произошло, и даже ручеек замедлил свой ход ради этой истории.

Затем мужчина развернулся к ребенку и взглянул ему в глаза:

– А ты простил себя? – серьезно спросил отец.

***

Мальчик резко открыл глаза и сел. Обжигающая боль на щеке вернула его из дремы, он коснулся своей щеки и понял, что она ледяная от снега.

Была темная ночь, и прошла пара часов с тех пор, как он уснул. Мальчишка взглянул наверх и понял, что, скорее всего, проснулся из-за снега, что упал с ветки дерева. Он еще раз провел рукой по мокрой щеке и попытался вспомнить, что ему приснилось. Он помнил, что там был его отец. Он ему что-то говорил, и это было очень важно. Но каждый раз, как мальчишка пытался вспомнить, мысль ускользала от него.

Окончательно сдавшись, он решил осмотреться. Вокруг все было так же спокойно, как и раньше. Костер уже почти потух и жалостливо попискивал, выпрашивая угощения, в надежде похрустеть еще немного. Сверху медленно падали снежные хлопья, но ветви деревьев бережно укрывали двоих и охраняли их сон. Рядом с человеком все так же лежала, свернувшись, олениха, словно недвижимая статуя. Только нежное тепло, исходящее от мощного тела, и мерно вздымающиеся бока говорили, что это живое существо. Рога были припорошены снегом, и небольшая горка мостилась на ее носу.

Тут снег дрогнул, и глаза животного открылись. Она глянула на ребенка, а затем тряхнула головой. Снежинки быстро разбежались, хихикая. Мальчик взглянул в эти глаза и отвел взгляд. Вина по-прежнему скреблась у него на сердце, но теперь что-то изменилось. Ее путы были не так крепки и болезненны. Он не знал как, но понял, что теперь делать, и какая-то странная решимость появилась в его взгляде.

Он поднялся, следом встала и олениха. Мальчишка быстро собрал свои пожитки и отправился было в дорогу, как услышал возмущенное фырканье. Он развернулся и увидел, что животное смотрит на него. Мальчик улыбнулся, подошел, мягко погладил олениху по носу и развернулся, чтобы уйти, но снова услышал фырканье. На этот раз мальчик повернулся с вопросом во взгляде.

Ждать пришлось недолго. Животное повело головой, а затем развернулось и пошло в сторону. Мальчик понял, в чем дело, и направился за ней следом.

Так они медленно шли друг за другом, постепенно продвигаясь глубже в лес. Ребенок не знал, куда они идут и что будут делать дальше, он просто доверился существу, ведущему его. Они все шли, луна светила, а лес не кончался. Еловые ветви пытались дотянуться до мальчишки, чтобы укутать своим махровым одеялом и дать бедному ребенку возможность подремать. Снег убаюкивающе хрустел под ногами и уговаривал его прилечь. Погода была безветренная, но веки тяжелели, снег под ногами был глубок, и идти становилось все труднее.

Путь их продолжался, а мальчика все сильнее одолевала дрема, пока он не упал на снег не в силах двигаться вперед. Снег хлынул ему на лицо и пробрался за ворот. Он вскочил, ужаленный ледяным огнем, осмотрелся, пытаясь найти своего гида, но нигде его не было, остались лишь слабо различимые следы.

Снежинки волнами ходили вокруг мальчика, затрудняли поиски и заметали следы животного. Он запаниковал, когда понял, что еще чуть-чуть – и связь с его проводником пропадет. Словно заяц, он выпрыгивал из снега, чтобы двигаться быстрее. Но ветер нарастал, и все менее заметными становились следы животного. Вьюга со смехом кружила вокруг парня, с озорством наблюдая, как тот пытается найти следы оленихи.

И вот они исчезли. Снег стеной окружал мальчишку, и он растерянно остановился.

Кругом были лишь снег, деревья и непроглядная тьма. Тогда он решился идти вперед, туда, куда еще секунду назад вели следы.

Однако поиски его были тщетны. Слезы наворачивались на глаза, но мальчик лишь шмыгал носом и не позволял себе расплакаться. Ели и сосны стали успокаивать его, и даже вьюга, что совсем недавно потешалась над ним, ослабила напор и стала напевать мелодию.

Мальчик улыбнулся и подумал, что лес старался его поддержать, сжал кулачки и отправился дальше. И тут его живот предательски заурчал. Он вздохнул, расстегнул рюкзак и достал один бутерброд из пакета.

Он медленно и тщательно пережевывал каждый кусочек, прежде чем проглотить, жевал в такт своим шагам и двигался вперед по наитию.

Метелица танцевала вокруг мальчика, и ее платье из снежинок то и дело поднималось вверх и опускалось вниз. Мальчик с радостью любовался этим представлением, и уже ничто не терзало его душу. Он шел вперед вслед за танцовщицей, а та прокладывала ему путь. Лес становился гуще, и луна уже не могла заглянуть за кроны заснеженных деревьев. Внизу становилось темнее, стройные стволы стали блекнуть, а вскоре и пропали вовсе. Стало совсем темно.

Но от этого движения танцовщицы становились лишь прекрасней. Те редкие лучики лунного света, что пробивались сквозь тьму, заставляли ее платье светиться, и теперь это представление пропиталось волшебством и магией. Но вскоре этот танец кончился, осела последняя снежинка, и все погрузилось во тьму. Даже руки мальчику было сложно рассмотреть, если не уткнуться в них носом.

Но он не боялся: ведь лес был с ним, вокруг него. Он все так же слышал песню вьюги, и шелест веток аккомпанировал ей. Снег так же хрустел под его ногами, в этом лесу он чувствовал теплое присутствие дорогого ему человека. Дух его отца еще был здесь, был с ним.

И вот в непроглядной тьме он увидел вдали просвет. Мальчишка стал пробираться к этому свету сквозь сугробы. Вьюга окончила свою песню, и ветви замерли. Только мерный хруст раздавался из-под ног. Но тишина ночного леса не пугала.

Свет, что едва пробивался сквозь плотные ветки кустарника и укрытые снегом ветви елок, стал расти и теперь уже превратился в полоску. Еще несколько минут – мальчик отодвинул ветки, что перегораживали ему путь, и в глаза ударил яркий свет.

Он вышел из зарослей, прикрыв ладонью руку. Вскоре его глаза привыкли, и он смог убрать ладошку от глаз. Он решил осмотреться.

Перед ним протекал ручей, было видно даже место, откуда он начинался и бил ключом. Но сейчас все было укрыто белой пеленой, а сам ручей покрылся льдом. Луна с мягкой улыбкой освещала все вокруг, а от ее лучей лед переливался различными цветами. Под ним шумела вода, что придавало жизни этому месту. Ветки деревьев тянулись к этой живительной влаге, а некоторые деревья даже вытащили свои корни из-под земли.

Когда-то он ходил вдоль этого ручья с отцом, но тогда все было по-другому. Тогда это был обычный ручей. А сейчас он превратился в светящуюся тропинку. Все это место окутывала аура волшебства, магии и жизни. Словно вот-вот откуда-то должны были выскочить феи да лесные духи, или леший с доброй улыбкой взялся бы показывать лес.

Но самое важное, что мальчик помнил это место. Хоть зимой оно и сильно изменилось, но он тут бывал с отцом. И теперь знал, куда идти, а потому решил передохнуть.

Он присел у одного из корней и решил немного прийти в себя. Очень скоро его стало клонить в сон. Не то совы, не то филины стали его убаюкивать своим уханьем. Хотя отец объяснял ему, как они различаются, он не мог этого запомнить, а теперь и подавно стал все забывать.

Может, мальчик так бы и уснул, но внезапно издалека донесся яростный лай. Перед глазами мальчика сразу возник образ страшного серого волка. Вот только вместо страха он испытывал гнев и злость.

Мальчишка тут же подскочил и помчался сквозь сугробы и ветки на голос. Он быстро одной рукой достал из рюкзака топорик, в то время как второй отбрасывал ветки с пути: они цеплялись за одежду, пытаясь предостеречь от опасности. Всеми силами они тянули его назад и уговаривали отступить. Но он не унимался. Серый убийца уже отнял невинную жизнь, и теперь делом чести было остановить его.

Однако опасность подкралась к нему с другой стороны. С каждым шагом, что тянул его к земле, с каждой веткой, что цепко цеплялась за него и тормозила, он приближался к цели, лай становился все громче, стали слышны и непонятное тявканье, и тонкие повизгивания. Но тут за очередной веткой разверзлась пропасть.

Дерево попыталось веткой поймать мальчика, но подцепило только шапку.

Словно игрушечный мячик, он летел по склону, подскакивая после каждого удара. Он даже не успевал вскрикнуть, как получал новый удар, его дыхание сбивалось. Он попытался сгруппироваться, чтобы меньше пострадать, и ему пришлось выпустить из рук топорик. Тот быстро скрылся под толщей снега, а мальчик, свернувшись калачиком, полетел дальше. Словно пушинка в вихре, он подскакивал вверх и приземлялся на снег, сдвигая его широкие слои. Порой он пытался ухватиться за ветку, вернее, за все, что попадало ему под руку, но каждый раз либо это оказывался очередной ворох снега, либо хрупкая ветка с жалобным визгом ломалась и следовала за мальчиком в его лихом спуске.

Спуск этот был хоть недолог, но довольно болезнен. Снег пытался заботливо стелиться перед мальчуганом. Ветви пытались его удержать, но все было бесполезно: остановить его не получилось. И едва мальчик приземлился на живот, снег в очередной раз обжег его лицо холодом и пробрался за ворот, вся кипа беспокойных и беспокоящих провожатых огромным слоем волной накрыла того с головой.

Тяжесть навалилась сверху. Сильная боль ломила каждый сантиметр его тела. Но надо было вставать. Он помнил слова отца: в лесу на холоде нельзя останавливаться. Мальчик попытался опереться на руки, но те провалились в снег, а за ними стал погружаться и он. Он лихорадочно барахтался, стараясь отыскать твердую почву, пока не ударился об нее коленом. Тогда он слегка успокоился, встал на колени, начал аккуратно раскапывать проход вперед. Дело продвигалось медленно, но уверенно. Немного продвинувшись вперед, он прихлопывал потолок, стараясь уплотнить снег, затем полз дальше. Копал, укреплял, рыл. Из его рта вырывались клубочки пара, а румянец на щеках стал сильнее. Снова и снова он рыл, словно какой-то зверек, пока, наконец, в его белоснежный мрак не проникла ночная темень.

Как только мальчишка выбрался наружу, то сразу почувствовал огромное облегчение. Дышать стало легче, а сердце перестало так быстро колотиться. Он отряхнулся и попытался выудить снег из-за ворота, из-под куртки, из ботинок, в общем, отовсюду, куда тот умудрился попасть. Попутно он стал проверять свое снаряжение, все ли осталось при нем. Слегка потрепанный рюкзак был на месте. Теплая шерстяная шапка отправилась в полет после удара веткой. Маленький топорик канул в небытие. И тут мальчиком овладела паника. Вдалеке послышался очередной жалобный писк, а следом и холодный лай. Он был совершенно беспомощен против врага, а в это время умирали бедные животные. Слезы выступили из его глаз, и, как он ни держался, чтобы не плакать, сейчас они хлынули со всей силы. Всхлипы раздавались все громче, а мальчишка широкими размахами ворошил снег. Увы, ему было всего одиннадцать лет! В его голове нет и грамма здравого смысла, одни лишь сказки да мечты, любопытство да наивность. Да, он был храбрым мальчиком, но всего лишь мальчиком: он чувствовал страх, беспомощность, и от этого хотелось плакать. А со стороны доносились страшный вой да неприятный хохот. Наконец, мальчик не выдержал, и слезы хлынули по его щекам, обжигая их и капая на снег. Он со всей силы ударил по заснеженной земле, и, как по волшебству, из него блеснула деревянная ручка его топорика.