Читать книгу: «Мемуары Долли Мортон», страница 3

Глава 3
Меня в деревне преследует бык и спасает неизвестный господин, который в дальнейшем оказывается гораздо более жестоким быком, отличавшимся только внешне.

Я всё ещё продолжала развлекаться, разгуливая по утрам по округе. Но это было скучное пребывание в одиночестве, а мне часто хотелось, чтобы кто-нибудь поговорил со мной или составил мне компанию во время прогулок. Наконец-то мои желания исполнились. Однажды днем я прогуливалась по дороге, когда, завернув за угол, внезапно наткнулась на небольшое стадо коров во главе с бычком весьма диковатого вида, который, увидев меня, остановился и начал копать землю, опустив голову, приняв угрожающий вид и сердито поблёскивая глазами. Если бы я сама остановилась, то животное могло бы уйти. Но, так как я был напугана, то по собственной глупости повернулась и побежала прочь так быстро, как только могла. Бык, хрипло заревев, сразу же погнался за мной. Я слышала его дыхание позади себя, когда бежала от него с громким криком. Я ожидала, что в любой момент буду поднята на рога этого жуткого существа. Однако в самый последний момент какой-то мужчина верхом на лошади перепрыгнул через изгородь и, набросившись на быка, принялся бить его тяжелым хлыстом, пока зверь не свернул с дороги и не припустил назад – вверх по дороге. Затем мужчина спешился и подошел ко мне. Я весь дрожала, почти теряла сознание и, наверное, упала бы на землю, если бы он не обнял меня за талию и не поддержал меня. Затем он дал мне глоток вина из фляжки, которую достал из кармана, заставил меня сесть на траву на обочине дороги, а сам стоял передо мной с уздечкой на руке и с интересом смотрел мне в лицо.

– Не бойтесь. Опасность миновала, – сказал он. – Но вам повезло, что я случайно услышал ваши крики и смог добраться до вас вовремя.

Вскоре я пришла в себя и горячо поблагодарила его, в то же время внимательно оглядев его. Это был высокий красивый мужчина лет тридцати пяти, с очень темными волосами и глазами. Его лицо было чисто выбритым, за исключением длинных висячих усов, которые закрывали его рот. Он был одет в хорошо сидевший на нём костюм для верховой езды. Привязав узду своей лошади к стоявшему неподалёку дереву, он сел рядом со мной на траве и заговорил живо и весело, что меня успокоило. Вскоре я обнаружила, что болтаю с ним и смеюсь так же свободно, как если бы я знала его много лет. Приятно было поговорить с веселым собеседником. Мое настроение поднялось, и я почувствовала себя довольно бодро. Думаю, мы проболтали целый час. Он сказал мне, что его зовут Рэндольф. Я часто слышала о нём. Он был холостяком и владельцем одной из крупнейших плантаций в округе. Его поместье под названием Вудлендс¹ находилось примерно в трех милях от нашего дома, и я знала некоторых из его рабов. Но этого я ему не сказала.

Он спросил меня, как меня зовут, и, когда я назвала ему своё имя, он улыбнулся.

– Я слышал о вас, а также о мисс Дин, – сказал он. – Фактически, я ваш хозяин; дом, в котором вы живёте, принадлежит мне.

Я была весьма удивлена, услышав это.

– О, это вы? – только и могла пролепетать я.

– Да, – ответил он, смеясь. – И каким-то образом мне пришло в голову, что моими квартиросъемщиками были две старые уродливые квакерские дамы.

Я не могла не улыбнуться этим словам.

– Мисс Дин – действительно квакерша, – сказала я, – но она не уродливая и не старая. Ей всего тридцать два года. Я – её компаньонка, но я не квакерша.

– Вы – очень обаятельная юная леди, и я рад был познакомиться с вами.

Я покраснела, чувствуя себя несколько сбитой с толку его смелыми взглядами; но тем не менее осталась довольна его комплиментом. Я не привыкла, чтобы мне делали комплименты. Те немногие молодые люди, которых я знала в Филадельфии, тоже были квакерами, и они не были приучены говорить женщинам комплименты. Рэндольф продолжил:

– Вам, двум дамам, должно быть, очень скучно жить в одиночестве, особенно по вечерам. Чем вы занимаетесь на досуге?

Это был неудобный вопрос.

– Читаем и шьём, – ответила я.

– Что ж, я должен доставить себе удовольствие зайти к вам однажды вечерком. Я полагаю, вы вечерами всегда дома? – заметил он.

Мое сердце слегка вздрогнуло, и мне стало жарко и неудобно.

Никак нельзя было допустить, чтобы он вдруг ни с того ни с сего заявился к нам в дом, поэтому я ломала голову, что бы сказать нечто такое, что помешало бы ему нанести нам визит.

– Я должна умолять вас не являться к нам без приглашения. Мисс Дин это может не понравится. Она своеобразна по-своему, и я должна ей потакать, – сказал я, вставая на ноги и думая что мне лучше вернуться домой как можно скорее, чтобы избежать дальнейших допросов с его стороны.

Он тоже встал.

– Если это так, то я не стану вторгаться в жилище мисс Дин, но надеюсь снова увидеть вас. Не сможем ли мы с вами встретиться здесь завтра в три часа?

Я подумал, что встретиться с ним не повредит. Кроме того, если бы я на это не согласилась, он, вероятно, зашел бы в наш дом, и этого следовало предотвратить, если возможно. Поэтому я пообещала встретиться с ним на следующий день в назначенный им час. Затем, пожав ему руку, я попрощалась с ним.

Он задержал мою руку в своей дольше, чем было необходимо, и он тоже сжал ее, в то же время пристально глядя на меня своими блестящими черными глазами, что снова заставило меня почувствовать себя довольно некомфортно.

– До свидания, мисс Мортон, до трех часов завтрашнего дня, – сказал он. Затем он сел на лошадь, коснулся её шпорами и помчался галопом, повернувшись в седле, чтобы помахать мне шляпой. Я с восхищением следила за ним, потому что он был грациозным наездником, а его лошадь – великолепным животным. Более того, я был благодарна этому человеку а то, что он, несомненно, спас меня от серьезных травм, если не от самой смерти.

Я медленно шла домой, обдумывая все произошедшее и чувствуя себя очень весело. Немного романтики вошло в мою до сих пор спокойную жизнь, и я была этим весьма довольна. В будущем мне будет с кем поговорить и с кем погулять. У меня появилась идея, что мы с мистером Рэндольфом будем часто встречаться, но я не думала о вредных последствиях этой затеи.

Подойдя к дому, я обнаружила, что мисс Дин, как всегда, милая и безмятежная, шьет рубашки для наших будущих беглецов. Нежно поцеловав меня, она сказала:

– Ты выглядишь очень цветущей, Дороти. Что сделало твои щеки такими румяными в этот вечер?

Я засмеялась и сказала ей, что меня напугал бык. Но я не сообщила ей об опасности, в которой я находилась, и не упомянула о встрече с мистером Рэндольфом. Я сочла за лучшее промолчать о нем, потому что мисс Дин была очень строгой в своих обычаях и никогда бы не позволила мне встречаться с ним.

Я сняла шляпку, и мы пошли обедать. Это был обильный обед, состоящий из жареной форели, жареной дикой индейки, кукурузного хлеба, гречневых лепешек и мёда. Вечер прошел в обычном режиме. Мы читали и шили, пока не пришло время ложиться спать.

На следующий день в назначенный час и в том же месте я встретил мистера Рэндольфа. Он, видимо, был рад меня видеть и, взяв меня за руки, поглядел с выражением восхищения на лице. (Женщина всегда знает, когда ею восхищаются.) Обменявшись приветствиями, он вежливо протянул руку, которую я взяла, и мы пошли по дороге, пока не оказались в уединенной лощине с мшистыми берегами в тени деревьев. В этом уголке мы сидели бок о бок на траве. Затем он спросил меня о моём детстве.

Я сказала ему, что я сирота и у меня нет никаких родственников. Я рассказала ему также, как стала компаньонкой мисс Дин. Но, конечно, я не намекнула на причины, по которым мы переехали жить в Вирджинию.

Его манера обращения со мной была совершенно уважительной, и я продолжала болтать с ним больше часа. Затем я пошла домой, пообещав снова встретиться с ним через три дня.

Спустя три дня я снова встретилась с ним, и с тех пор мы стали очень дружны, встречаясь друг с другом два или три раза в неделю. Я нисколько не была влюблена в него, но мне нравилось быть в его компании. Рэндольф сильно отличался от любого другого мужчины, которых я когда-либо знала. Он забавлял меня рассказами о своих приключениях – он объездил весь мир – и заинтересовал меня своими описаниями европейских стран, которые я всегда стремилась посетить.

Вскоре я обнаружила, что он довольно циничен и весьма низкого мнения о женщинах, и, судя по тому, как он иногда выражался, у меня создалось впечатление, что его отношение к ним было жестоким. Однако ко мне он, казалось, проявлял некое расположение, поэтому я неизменно встречалась с ним, когда он меня приглашал.

До этого момента он обращался со мной вежливо, но снисходительно, и я была достаточно сообразительна, чтобы понять, что он считал мой уровень развития намного ниже своего. Он был богатым плантатором, выходцем из южной аристократии и членом одного из «FFV», как они себя называли, что означало «Первые семьи Вирджинии», в то время как я была всего лишь дочерью бедного клерка, не имевшего особо серьёзной должности. Вполне заурядная личность, зарабатывающая на жизнь компаньонкой одинокой квакерши. Со временем он мне понравился немного больше, и, следовательно, я стала более близко знакома с ним, в то время как он стал теплее по отношению ко мне. Но пока он не попытался позволить себе хоть немного вольности со мной. (Я и не подозревала, что он ждал только благоприятной возможности.) Он передал мне книги стихов, которые стали для меня источником большой радости, и сам часто читал мне вслух отрывки из Байрона, Шелли или Китса. Однажды днем мы сидели бок о бок в нашем любимом уголке, и он читал мне стихи. Не знаю, кто был автором, но помню, что одно стихотворение было о любви. У Рэндольфа был музыкальный голос, и он читал с энтузиазмом, то и дело глядя на мне в глаза. Я был глубоко тронута сладким, но довольно теплым стихотворением, мои щеки вспыхнули, мое сердце начало биться чаще, а грудь моя вздымалась. Странное чувство, подобного которому я никогда ранее не испытывала, овладело мной. Я закрыла глаза и погрузилась в мягкий сон наяву. Вскоре Рэндольф перестал читать, и всё было совершенно неподвижно, кроме далекой песни пересмешника.

Вскоре я почувствовала, как его рука обвивает мою талию, затем он посадил меня к себе на колени и прижался своими губами к моим в долгом поцелуе. Это был первый раз, когда меня поцеловал мужчина, и я почувствовала, как дрожь прошла через меня с головы до ног. Но я не пыталась уйти. Поцелуй, казалось, заворожил меня. Прижав меня к своей груди, Рэндольф покрыл мое лицо поцелуями, он называл меня разными ласковыми именами и говорил, что любит меня. Я спокойно лежала в его объятиях, чувствуя себя неспособной пошевелиться, и мое спокойствие придало ему смелости. Через мгновение-другое он просунул руку под мою нижнюю юбку и ощупал мой зад через прорезь моих панталон. Только тогда чувства вернулись ко мне. Прикосновение руки мужчины к такой части моего тела подействовало на меня, как гальванический разряд. Мое естественное чувство мгновенно сменилось чувством возмущенной скромности… Я осознала всю опасность, которой подвергалась, и начала яростно бороться в его объятиях, в то же время крича ему, чтобы он отпустил меня. Но он не обращал ни малейшего внимания на мои крики, и я всё никак не могла освободиться от его мощной хватки. Уложив меня на спину, он поднял мои юбки и, разрывая мои панталоны, попытался раздвинуть мои бедра, которые я инстинктивно продолжала крепко прижимать друг к другу. Я сопротивлялась изо всех сил, крича и ударяя его по лицу обеими руками, но вскоре он схватил мои запястья и прижал руки к бокам. Затем, прижав свою грудь к моей, он буквально раздавил меня своим весом. Засунув колени между моими ногами, он раздвинул мои бедра, несмотря на все мои попытки помешать ему. Потом я почувствовала, как его жесткий член касается моего живота в разных местах, как он пытался проникнуть в меня. Но он не мог сделать этого; ибо, хотя я была преисполнена ужасом и вся пылала от стыда, я не потеряла головы и видела, что он не может осуществить своей цели, пока я продолжаю двигать чреслами. Я не изнуряла себя яростной борьбой, а просто продолжала вертеться под ним, и каждый раз, когда я чувствовала, как его «штука» касается моего «места», я дергала бедрами в сторону. Тем самым я мешала ему попасть в меня. Снова и снова он пытался вложить своё орудие в «ножны», но не мог. Я была сильна, здорова и в хорошей физической форме, поэтому продолжала упорно бороться, защищая свою девственность, и одновременно издавая серию громких воплей. Это был ужасный бой! Все мышцы мои болели от напряжения. Каждый нерв в моем теле был натянут до предела. Вес моего насильника выжимал из меня дыхание. Моя грудь вздымалась, словно вот-вот лопнет, глаза вылезли из орбит, и всю меня охватило ужасное чувство отвращения. Но я продолжала упорно сопротивляться, пока, наконец, опасаясь, я полагаю, что мои крики будут услышаны, он прекратил свои попытки изнасиловать меня и, произнеся горькое проклятие, отпустил меня. Затем, встав на ноги, он застегнул брюки. Я вскочила на ноги, тяжело дыша и дрожа всем телом. По моим щекам текли слезы. Я охрипла от крика. Моя одежда была разорвана. Мои волосы распустились и беспорядочно развевались, частично скрывая моё побагровевшее лицо. Вся ошалевшая от стыда, я уже собиралась бежать, когда он схватил меня за руку и, глядя на меня с жестокой яростью в глазах, свирепо прошипел:

– Ты, маленькая дура! Почему ты сопротивлялась мне?

– Отпусти меня, мерзкий негодяй! – яростно воскликнула я. – Как ты посмел смотреть мне в лицо после того, что со мной сделал? О! Ты зверь! Но я накажу тебя! Я отдам тебя под суд. Я пойду в полицию, и тебя посадят в тюрьму.

Он злобно улыбнулся и метнул зловещий взгляд на меня:

– О нет, моя маленькая девочка; ты не пойдешь в полицию, когда услышишь то, что я тебе скажу, – сказал он, ущипнув меня за руку. – Теперь тебе не нужна борьба. Я закончил с тобой на данный момент, и через секунду отпущу тебя. Но сначала ты должна выслушать то, что я хочу сказать. Я знаю, что вы с мисс Дин здесь делаете. У вас здесь «станция подземной железной дороги». Я с самого начала подозревал вас обеих, и поэтому несколько раз наблюдал за вашим домом ночью и вскоре узнал, что за игра вами ведется. По некоторым причинам, о которых, я полагаю, вы можете догадаться, я не предоставил информацию о вас в полицию. Но вы и мисс Дин в моей власти, и если я сейчас решу сообщить властям, чем вы здесь занимаетесь, то через очень короткое время вы обе окажетесь в государственной тюрьме, а затем и на каторге.

Я был поражена и напугана этими словами, поскольку сразу поняла, что мы оказались полностью в его власти. Но в то же время я была настолько расстроена пережитым, что не могла найти слов, чтобы что-то сказать. Я могла только плакать.

Изменив тон, он продолжил:

– Но я не хочу сообщать на вас в полицию. Я хочу быть вашим другом. Я люблю вас, и, когда вы только что впервые позволили мне поцеловать вас так тихо, я подумал, что вы будете готовы позволить мне пойти дальше. Мне жаль, что я так грубо обошёлся с вами, и я прошу у вас за это прощения. Но я хочу вас. Оставьте мисс Дин и живите со мной. У вас будет всё, что только может пожелать женщина, а я буду платить вам тысячу долларов год – и так в течение всей жизни. И ещё я обещаю вам не распространять информацию против мисс Дин и не вмешиваться в её дела каким-либо образом.

Как оказалось, для меня было бы намного лучше, если бы я тогда приняла его предложение. Но в тот момент я был полна стыда и гнева. Более того, будучи совершенно чистой девушкой, я была ужасно возмущена тем хладнокровием, с которым он предложил купить мою добродетель. Хотя я боялась тюрьмы, я сказала себе, что лучше пойду туда, чем сдамся этому человеку.

– Нет-нет! – воскликнула я. – Я не оставлю мисс Дин. Если ты настолько жестокое животное, то можешь донести на нас в полицию! Я сяду в тюрьму, но не буду жить с тобой! Я ненавижу тебя до глубины души! О! Уходи и оставь меня, подлый негодяй!

Снова на его лице появилось жестокое выражение, и он грубо оттолкнул меня, сказав тоном едва сдерживаемого гнева:

– Хорошо, мисс Дороти Мортон, сейчас я ухожу. Но однажды мы снова встретимся, и я думаю, что вы всё же это сделаете. И попросите у меня прощения за то, что отказались от моего предложения.

Затем, поклонившись мне с притворной вежливостью, он повернулся на каблуках и быстро пошел прочь, оставив меня рыдающей и растрепанной.

Глава 4
Результаты моего сопротивления. – Тщетность добра – Нежеланный визит, который приводит нас к унижению и похищению моей добродетели.

Как только он скрылся из виду, я забрала волосы и, насколько это было возможно, поправила беспорядок в своей одежде. Затем я поспешила домой и, к счастью, добралась до своей комнаты так, чтобы меня не заметили ни мисс Дин, ни Марта. Заперев дверь, я разделась, поскольку моя одежда была в ужасном состоянии: платье мое, белое, было разорвано, а спина покрылась зелеными пятнами; завязки на моих нижних юбках были порваны, моя сорочка порвалась, а панталоны на моих ногах свисали на ленточках. Мои бедра были покрыты черными отметинами, оставшимися от давления мужских пальцев, и все тело у меня было в синяках и очень болело. Надев чистые вещи, я бросилась на кровать, зарылась лицом в подушку и заплакала. Но теперь мои слёзы превратились в слёзы гнева, потому что острота моего стыда несколько поутихла. Я была в ярости из-за своей глупости, когда решилась остаться наедине с Рэндольфом, к которому я испытывала недоверие с тех пор, как он выразил мне свое низкое мнение о достоинствах женщин. Я также чувствовала себя униженной в собственной самооценке, поскольку он как должное воспринял мысль, что я из породы девушек, готовых отдаться любому мужчине без сопротивления.

Затем я вспомнила его слова о том, что ещё пожалею, что не приняла его предложение. Я в его лице обрела врага, так что, скорее всего, он расскажет о нас полиции. Думать об этом было весьма неприятно. Я чувствовала, что должна сообщить мисс Дин, что мы почти обнаружены, но если бы я сделала это, мне пришлось бы вдаваться во все подробности моего романа с Рэндольфом. Но я не могла вынести этого, поскольку в таком случае мне пришлось бы рассказать ей и обо всём том ужасе, которому я подверглась. В целом по моей неосторожности мы оказались в ужасном положении.

Ничего не оставалось делать, как с сожалением ожидать конца, который ждал нас в тюрьме. (Я уже мысленно представила себе мисс Дин и себя, одетых в грубую тюремную одежду и с коротко остриженными волосами, выполняющих какую-то каторжную работу.) Вскоре Марта постучала в дверь, чтобы сказать мне, что чай готов, так что мне пришлось взять себя в руки и спуститься в гостиную. Я не могла много есть, и мисс Дин сразу заметила отсутствие у меня аппетита; она также увидела, что мое лицо было бледным, а глаза красными, и спросила меня, в чем дело. Я сказала ей, что у меня сильно болит голова, что, впрочем, было правдой. Услышав это, добрая женщина заставила меня лечь на диван, пока она протирала мой лоб одеколоном. Затем она порекомендовала мне лечь в постель, чтобы я могла как следует выспаться и избавиться от головной боли. Но спала я плохо.

Мой отдых был нарушен чередой ужасных снов, в которых мне казалось, что я борюсь в объятиях человека с огромным членом, которому всегда удавалось преодолеть мое сопротивление и лишить меня чести. Утром, одеваясь, я задавалась вопросом, где мы должны быть через двадцать четыре часа, так как я абсолютно была уверенна и ожидала, что мисс Дин и я будем арестованы до наступления ночи. День медленно уходил. Мне было неуютно и беспокойно, я не могла привыкнуть к своему обычному распорядку работы. Я постоянно выглядывала в окно, ожидая прибытия полиции. Они не пришли. Но в девять часов явился голодный беглец, и в заботах о нуждах бедняги я на время позабыла о своем шатком положении. Несколько дней прошли тихо, и я уже начала было думать, что Рэндольф в конце концов оказался не настолько злым, чтобы доносить на нас. Но все же мне очень хотелось уехать из штата Вирджиния, поэтому я сказала мисс Дин, что, по моему мнению, мы выполнили свою часть работы и что нам пора вернуться в Филадельфию. Однако мисс Дин и слышать об этом не хотела. Она сказала, что мы делаем благое дело и что поэтому должны продолжать его, во всяком случае, еще какое-то время.

Прошло еще две недели, за это время к нам прибыли ещё трое беглецов, двое мужчин и женщина, и всех их мы отправили на следующую станцию, не вызвав, насколько мне известно, каких-либо подозрений, и, поскольку не произошло ничего, что могло бы меня встревожить, настроение у меня поднялось, и я снова стала самой собой. Я не видела Рэндольфа с того дня, как он напал на меня, но часто думала об его постыдном поступке, воспоминание о котором всегда заливало мои щеки краской. Я ненавидела его и надеялась, что никогда больше не увижусь с ним. Но – увы! Мне суждено было увидеть его в ближайшее время при самых болезненных для меня обстоятельствах.

Однажды днем, около пяти часов, мы сидели на веранде перед домом. Мисс Дин, которая выглядела очень милой и хорошенькой в платье голубого цвета, как обычно, проводила время с пользой – шила рубашки для беглецов, – а я занималась отделкой шляпы для себя. Марта была на кухне, мыла тарелки и другую посуду, потому что мы только что допили чай. Я была в отличном расположении духа и во время работы напевала про себя тихим голосом песню плантаций, которую выучила у негров, под названием «Верни меня обратно в Оле Вирджинни». Было странно, что я пела именно эту песню, потому что на самом деле мне наоборот очень хотелось уйти подальше от «Оле Вирджинни».

Вскоре тишину вечера нарушил топот лошадиных копыт, смешанный со звуком громких голосов вдалеке, и, посмотрев вниз по переулку, я увидела нескольких человек, некоторые из них верхом, некоторые пешком, направляющихся к дому. Мы с мисс Дин смотрели на них, пока они шли, и гадали, куда они все идут. Люди очень редко заходили в наш укромный переулок.

К нашему удивлению, группа остановилась у нашего дома, люди на лошадях спешились и привязали лошадей к забору. Затем вся толпа зашла на веранду и собралась вокруг нас, пока мы в молчаливом изумлении сидели на стульях. Однако, я заметила, что на лице каждого мужчины было суровое выражение, а некоторые из них с яростью смотрели на нас. Там было человек пятнадцать, и все они были мне совершенно незнакомы, даже в лицо. Большинство из них были бородатыми, хамоватыми парнями, одетыми в грубые хлопчатобумажные рубашки разного цвета, в штанах, заправленных в сапоги до колен, и в широкополых шляпах на головах. Но были и мужчины, одетые получше, и, очевидно, более высокого ранга.

Мое сердце затрепетало, и меня охватило смутное предчувствие надвигающегося зла, потому что я, хотя не имела ни малейшего подозрения о намерениях этих людей, по их взглядам догадалась, что они пришли не с дружеским визитом. Один из злоумышленников, мужчина лет около сорока, которого остальные называли Джейком Стивенсом и который, казалось, был лидером этого отряда, шагнул вперед и положил руку на плечо мисс Дин, одновременно глядя на нее и на меня, и сказал строго:

– Вставайте вы двое, мне есть, что сказать вам.

Мы обе поднялись на ноги, и мисс Дин спросила тихим тоном:

– Почему вы и ваши товарищи так грубо вторглись в мой дом?

Мужчина презрительно рассмеялся, сказав:

– Что ж, я думаю, что ты прекрасно догадываешься, что привело нас сюда. Ты не так невинна, как кажешься, – после паузы он продолжил: – Белые люди в этих краях узнали, что у вас здесь оборудована «станция» подземной железной дороги. Пока вы были здесь, с наших плантаций удрали множество рабов. Мы, южане, не позволим вам, северным аболиционистам, помогать им в этом. И теперь, когда мы схватили тебя и твоих помощников, мы собираемся представить вас перед судом судьи Линча. Парни, которые приехали сюда со мной, – это господа присяжные. Разве это не правильный разговор, парни? – сказал он окружающим.

– Да, да, Джейк. Ты правильно сказал, – закричали несколько голосов.

Я опустилась на стул, ужасно испуганная. Я слышала ужасные истории о жестокостях, совершаемых под именем «судов Линча». Мисс Дин снова отвечала спокойно:

– Если вы обнаружили, что мы нарушили закон государства, почему вы не сообщили об этом в полицию? Вы не имеете права брать закон в свои руки.

Среди мужчин возникло гневное напряжение, и поднялся гул голосов.

– У нас есть право поступать так, как нам нравится.

– Закон Линча достаточно хорош для таких, как вы.

– Заткнись!

– Не трать больше времени на разговоры с ней, Джейк. Перейдем к делу! – кричали они.

– Хорошо, парни, – сказал Стивенс, – пойдемте в сад и решим, что делать с этими заключёнными. Мы знаем, что они виновны, поэтому нам нужно только приговорить их, а затем приступить к выполнению. Вне приговора суда.

Мисс Дин и я остались на веранде, а мужчины, вышедшие в сад, собрались в кучку и начали разговаривать. Я сидела, скрючившись, на своем стуле, мое сердце замерло.

– О, мисс Дин, – причитала я, – что они с нами сделают?

– Я не знаю, дорогая, – ответила она, подходя ко мне и взяв меня за руку. – Я не очень беспокоюсь о себе, только о мой бедной девочке, мне так жаль тебя. Я не должна была позволять тебе приезжать сюда.

Слишком несчастная, чтобы сказать еще хоть одно слово, я сидела бледная и молчаливая. Мужчины продолжали разговаривать друг с другом, и, казалось, между ними существовали разногласия, но я не могла уловить ни единого слова. Ожидание для меня было ужасным, во рту у меня пересохло, мне становилось то холодно, то жарко. Но мисс Дин, которая все еще держала мою руку, время от времени сжимая ее, была совершенно спокойна. В конце концов мужчины, похоже, договорились, и все вернулись на веранду. Затем Стивенс, приняв своего рода судебную манеру, обратился к нам, сказав:

– Суд приговорил вас обоих – каждая из вас должна получить порку гикориевым прутом, затем вас продержат на изгороди в течение двух часов, и, кроме того, вас предупреждают, чтобы вы покинули штат Вирджиния в течение 48 часов. Если по прошествии этого времени вы еще окажетесь в штате, судья Линч накажет вас уже суровее.

Когда я услышала позорный и жестокий приговор, вынесенный нам линчевателями, моя кровь застыла, и я вся задрожала. В ушах послышалось пение, и перед глазами появился туман. Я поднялась со своего места, мои ноги так дрожали подо мной, что мне пришлось держаться за спинку стула, чтобы поддержать себя.

– О, прошу вас, не надо нас хлестать! – воскликнула я жалобным голосом, протягивая руки и взывая к мужчинам, – О, не заставляйте нас так ужасно стыдиться и страдать. Сжальтесь над нами. О, пожалейте нас!

Но ни на одном из окружающих нас лиц не проявилось ни малейшего признака жалости. Все они были суровы, или хмурились, или были совершенно флегматичны. А один человек крикнул:

– Так и должно быть, проклятая мелкая аболиционистка. После порки вас обеих следует раздеть догола, вымазать смолой и обсыпать перьями, а затем выставить напоказ. Вы бы выглядели как странная порода птиц.

После этой грубой шутки другие мужчины рассмеялись, и я снова опустилась на стул, в отчаянии заламывая руки, а слезы текли по моим белым щекам. Мисс Дин, однако, смело взглянула на мужчин. Она побледнела, но глаза её светились, и она не подавала никаких признаков страха. Обращаясь к их главарю, она сказала без дрожи в голосе:

– Мне часто говорили, что южане по-рыцарски относятся к женщинам, но теперь я поняла, что меня дезинформировали. Рыцари не бьют женщин.

– Я ничего не знаю о рыцарстве, – грубо сказал Стивенс, – но когда женщины действуют, как мужчины, и начинают воровать у нас рабов, то и поступают с ними, как с мужчинами.

Мужчины в различных выражениях выразили свое одобрение тому, что сказал их лидер. Мисс Дин спокойно продолжила:

– Я хочу, чтобы вы знали, что я – единственный владелец в этом доме, и только я ответственна за то, что здесь было сделано. Молодая леди не виновата в любом случае, она – моя платная спутница и действовала полностью по моим приказам. Вы должны отпустить ее.

– О нет, не дождёшься, – воскликнули сразу несколько голосов, – Она должна получить свою долю наказания.

– Позвольте мне сказать, – сказал Стивенс, – Мы очень хорошо знаем, мисс Дин, что вы – руководительница этого шоу, но девушка помогала вам проводить его, так что и её нужно выпороть.

Здесь один из мужчин выкрикнул:

– А где третья женщина? Её следовало бы так же наказать.

– Конечно, вы правы, – сказал Стивенс. – Вы двое, пойдите и приведите её сюда. Я предполагаю, что она прячется где-то в доме.

Двое мужчин пошли в дом, и пока их не было, остальные разговаривали и смеялись друг с другом, делая грубые замечания, от которых я покраснела и дрожала. Но мисс Дин, похоже, не слышала, о чем говорилось. Она стояла совершенно неподвижно, её руки были свободно сцеплены перед собой, и её большие мягкие карие глаза смотрели вдаль. Примерно через пять минут двое мужчин вернулись, и один из них сказал с ругательствами:

– Мы не можем найти эту суку в доме, хотя всё хорошо осмотрели. Она, должно быть, убежала в лес.

– Жалко, что она сбежала, – сказал Стивенс, – но в любом случае у нас есть две стервы, ведущие это шоу, и я думаю, что мы будем довольны.

– Готов поспорить, что будем, Джейк, – дружно закричали мужчины, – Мы заставим их пожалеть, что они решились приехать в Вирджинию. Давай немедленно и приступим.

– Очень хорошо, – сказал Стивенс, – Билл, беги в сарай и принеси лестницу, которую найдешь там. Пит и Сэм, пойди и отрежь пару хороших длинных пружинящих прутов и подрежь их, чтобы я мог их использовать, – затем он со смехом добавил, – Я полагаю, что эти северные дамы любили погрызть грецкие орешки, но никогда не ждали, что почувствуют их на своих голых задницах.

Все мужчины захохотали, а я вздрогнула, и мое сердце переполнилось горечью от нашей полной беспомощности. Мужчины вернулись из сарая в сад с лестницей. Затем лестница была закреплена в наклонном положении у перил веранды с внешней стороны, и Стивенс занял свое место рядом с ней, держа в руке один из прутов, в то время как другие мужчины стояли кругом, образуя кольцо, чтобы все они могли хорошо разглядеть, что собирались делать.

– Выведите заключенных, – сказал Стивенс.

Кто-то из мужчин взял нас за руки и повел из веранды получать жестокое и неприличное наказание. Я дрожала и плакала, но мисс Дин была спокойна и молчалива. Стивенс сказал ей: