Сад утрат и надежд

«Вагамама» стала очередным испытанием. Коляска Санди, отягощенная сумками, дважды опрокидывалась и при этом один раз ударила другого ребенка, и его отец смотрел на Джульет как на убийцу. Ни Санди, ни Айла не стали там ничего есть, а Джульет подвели ее усталые, дрожащие пальцы, и она уронила коробочку с соевым соусом на свои потные джинсы. Когда она убирала сдачу, маниакально улыбаясь официантке, и подбирала влажными салфетками большую кучу упавшей на пол еды, она думала, что зря истратила эти 38 фунтов, ведь дома могла бы побаловать детей чипсами, и они съели бы их с большим удовольствием.

Уходя из дома, она сунула в карман железнодорожную карточку «Семья и друзья», а не «Ойстер», и не могла заплатить за автобус, и их не пустили, потому что не сработал бесконтактный валидатор. Потом пошел дождь, Айла промокла, сняла худи с капюшоном и бросила в грязную лужу. Снова опрокинулась коляска вместе с Санди, когда Джульет пыталась очистить рукавом дочкин капюшон, и лишь потом сообразила, как глупо это делать под проливным дождем. Кажется, Айла снова вляпалась в собачью кучку, потом Джульет не могла найти свои ключи, и какой-то мужчина негромко ругнулся «мать твою», когда был вынужден сойти с тротуара, который она заблокировала с детьми, роясь в сумке. Ей хотелось крикнуть ему вслед: «Мы задержали тебя на три секунды, козел!» Броситься за ним и двинуть его по роже, пнуть его ногой. Тут она поймала себя на таких мыслях. Лондон. Жара, грязь, люди, нервозность всего.

Они сделали капкейки с глазурью из сливочного сыра и масла с сахаром, но сливочный сыр был какой-то не такой, слишком жидкий, словно желтоватая творожная смесь с лимоном. Глазировка не держалась на кексах, которые слишком долго пеклись в духовке и стали твердыми, как пемза. Санди отказался их есть, Айла бубнила и бубнила:

– Можно я что-нибудь посмотрю на твоем айпаде?

Было всего 3 часа дня, но Джульет устроила чаепитие раньше обычного. Дети не хотели есть куриные наггетсы, потому что она забыла, что у них были цыплята на ланч в «Вагамама», хотя они там тоже отказались их есть. Лисица, подыхавшая от парши или какой-то долгой болезни, повадилась лежать в их крошечном дворике. Вонь от нее проникала через открытое кухонное окно. Санди обжег руку о сковородку с чипсами. Он орал и визжал, и его голос стучал в голове Джульет.

Она разрешила ему смотреть мультики про Свинку Пеппу, а сама стала делать уборку, потея от жары, а когда заглянула в гостиную, обнаружила, что Санди там всюду натошнил. Он отгрыз угол книжки про кота Мога, жевал его, с упоением глядя на экран. Его стошнило горохом, кукурузой и кусочками моркови, хотя Джульет не помнила, что он ел что-то из этого за последние двадцать четыре часа. Айла случайно лягнула Джульет в лицо, когда переодевала худи и футболку, а потом они снова сидели перед теликом, и Джульет спохватилась, что у нее будут мокрые трусы, если она немедленно не забежит в туалет.

Она сидела на унитазе, терзаясь виной, что они так и не рисовали пальцами, что она крикнула «ох, Айла, ты охренела», когда дочкин башмак ударил ее по щеке, тревожилась за Би, потому что не могла позвонить ей, и наслаждалась освобождением мочевого пузыря. Даже попыталась улыбнуться и сказала себе, что когда-нибудь посмеется над этим ужасно нелепым днем. Из гостиной донесся крик; судя по нему, Айла сидела верхом на Санди, потом Джульет уловила запах гари, но все писала и никак не могла остановиться, только сжала челюсть и пыталась снова повторить: «Мы все когда-нибудь посмеемся над этим днем».

Когда в семь часов вернулся домой Мэтт, Айла и Санди сидели голышом в саду в маленьком надувном бассейне. Джульет лежала в шезлонге, опустив ноги в холодную воду, и отрешенно глядела в пространство.

– Вижу, вы расслабляетесь, – сухо заметил Мэтт и прошел в кухню.

Джульет встала и пошла за ним.

– День получился долгим.

Мэтт снял мотоциклетный шлем, методично выложил ноутбук, айпад и телефон, потом развязал свои специальные мотоциклетные башмаки.

– Правда? Чем же вы занимались?

– Ходили в кино и «Вагамама», потом вернулись домой и пекли кексы… – Она замолчала и улыбнулась. – Впрочем, все звучит довольно приятно, когда рассказываешь об этом.

На блестящем виске Мэтта пульсировала жилка.

– Да… – Он наполнил кувшин холодной водой и стал своими аккуратными, точными движениями убирать чашки. – Не сомневаюсь, что это был ад.

– Мой телефон сдох, между прочим. Я уронила его в унитаз.

– Но ты ведь только что его купила, – сказал Мэтт, включая кофейную машину. Он старательно избегал повышать голос, она слышала это по его тону и нервничала еще больше. И злилась.

– Я не нарочно швырнула его в унитаз, потому что он новый. Так вышло. Трудно смотреть за тремя детьми.

– Ну, допустим, за двумя. Где Би?

– Я… я не знаю.

Мэтт кратко взглянул на нее, наливая воду в кофейную машину.

– Как это – не знаешь?

– Ну, она ушла сегодня утром. Я увидела на ее телефоне нехорошие сообщения. – Джульет потерла лицо. – Мэтт, ее просто травят. Пишут такие вещи… просто ужас.

– Например, какие?

Джульет оглянулась на надувной бассейн.

– Я потом тебе скажу. Она выскочила из дома, потому что я хотела написать об этом в школу. До сих пор не вернулась, и я не могла связаться с ней – без телефона. Ты можешь ей позвонить?

Он сердито сверкнул глазами.

– Ее весь день не было, а ты даже не подумала мне написать?

– Как я могла это сделать?

– У тебя есть ноутбук, – сказал он со злобным сарказмом. – Ты забыла про свой ноутбук?

– Они забрали его, Мэтт. Прислали за ним курьера. Две недели назад. – Она уперлась руками в бедра и снова оглянулась на детей. – Если бы ты слушал меня, ты бы знал. Я говорила тебе.

Та же самая заезженная колея – что она чокнутая, что он никогда не слушает, но теперь в них было что-то усталое, автоматическое, словно каждый из них был рад обвинить другого.

Мэтт молол кофе, наклонился над кофемолкой и нажимал на кнопку. Звук напоминал дрель.

– Так, значит, теперь у тебя нет возможности общаться с внешним миром.

– Никакой.

– Как же ты намерена искать работу?

Джульет хотелось рассмеяться. Он задавал ей вопросы как работодатель, не как партнер.

– Ну… я не могу. К тому же мы ведь решили взять Санди из детского сада, и я теперь почти все время с ним. Ты пытался смотреть за двухлетним ребенком изо дня в день с утра и до вечера? Я знаю, что нет, так что позволь мне объяснить. Это трудная работа.

– Конечно, я смотрел за ним, он ведь и мой ребенок. – Он тщательно, аккуратно насыпал ложечкой кофе в фильтр, потом вставил его в кофейную машину, включил ее, взял маленькую кружку для эспрессо с полки и аккуратно поставил под фильтр. – Они мои дети. Разве что, конечно, ты прислушалась к желанию твоей бабки и позволила этому черномазому парню тебя обрюхатить. Ей бы это понравилось, не так ли? Ох, как было бы всем хорошо, вы бы остались там все вместе! Счастливая развязка! Честнее слово, жалко, что я появился откуда-то.

Она вытаращила на него глаза:

– О чем ты говоришь, черт возьми? Что ты придумал? Какое отношение ко всему этому имеет Эв?

– Ох, твоя семья считает, что я недостаточно хорош для тебя. Ты сама это знаешь! Как сказала твоя бабка, эта очаровательная старая кошелка: «Я надеюсь, что она образумится». Как жалко, что ее не было на свадьбе! Мне так не хватало ее.

Джульет оставила без внимания его слова. Он пытается обвинить меня. Психотерапевт говорила об этом в тот раз. Джульет старалась игнорировать нараставшую в ней волну гнева.

– Слушай, Мэтт, я ни в чем тебя не обвиняю. Я просто говорю, что на уход за двумя детьми у меня уходит все время. Я должна смотреть за ними…

– Мама, Санди плавает в бассейне!

– Санди! – крикнула Джульет, выскакивая из кухни. Санди вынырнул, тряхнул светлой головой, отчего его волосы слиплись в плавник, и сел в воде. – Не ДЕЛАЙ этого. Не опускай голову под воду.

– БОЛЬШАЯ ЖЕЛТАЯ РЫБА, – крикнул Санди.

– Слушай, Санди, – твердо сказала Айла. – Не будь таким глупым. Ты глупый мальчик, правда, Санди? Маленький и глупый, с попкой вместо головы…

– У меня был очень длинный день, – неожиданно сказал Мэтт, когда кофейная машина начала реветь и выбрасывать горячий пар в уже покрывавшийся пузырями потолок. – Я немного посижу в гостиной.

– Ты можешь сначала позвонить Би? – спросила Джульет. – Трубка стационарного телефона сдохла.

– Господи, Джульет.

– Что?

– А ты не можешь? Я ведь сказал – у меня был длинный день. – Он обвел жестом запущенную кухню. – Ты не могла даже чуточку убраться? Вынуть посуду из посудомойки?

– Ты шутишь? – Джульет рассмеялась и отошла на шаг. Она знала, что он не шутил. Или шутил? – Слушай, Мэтт. Ты понимаешь, что на самом деле происходит? – спросила она и чувствовала, что вот-вот сорвется.

Мэтт бесстрастно смотрел на нее, только под его левым глазом пульсировала жилка.

– Ты что имеешь в виду?

Сейчас. Я скажу ему, что я все знаю, сейчас.

Но тогда ты не сможешь уехать.

Джульет покачала головой и опустила глаза, словно озорной ребенок. На ее глазах кипели слезы.

– Кажется, ты рада, что все идет наперекосяк. Ты слишком многого требуешь от меня. Ты все запустила. Это твоя жизнь, они твои дети. Хватит ждать меня, Джульет. – Он деликатно и ловко сжал пальцами ручку кофейной кружки и проглотил ее содержимое. – Ты позвони ей. Удели ей хоть чуточку внимания. – Оставшись на кухне одна, Джульет почувствовала, как что-то лопнуло у нее внутри, как будто она летела в самолете и у нее сначала заложило уши, а потом все прошло. Ты позвони ей. Новый визг из бассейна опять заставил ее выскочить на улицу. Она ударилась пальцем о порожек, и на секунду у нее перехватило от боли дыхание. Но потом она пошла дальше. Обнаружила, что может идти. Ведь надо просто идти.

Глава 5

Когда Би вернулась – около девяти вечера, – она прошла в кухню и села к столу, а не стала протискиваться мимо хлама, накопившегося в холле, в свою комнату.

– Привет, – сказала она. – Я вернулась.

– Ох, слава богу, – сказала Джульет, вставая из-за стола. – Доченька, где же ты была? – Она не сказала ей, что и сама только что вернулась. Что искала ее два часа и обошла Хит, Суэйнс-Лейн и многие кафе Хампстеда.

– В разных местах. С ребятами. – Би кивнула ей, чтобы она села, и скованными движениями сняла с плеч рюкзачок. Пока Джульет смотрела на нее и не знала, что сказать, ее дочка осторожно размотала и сняла провода наушников с лямки рюкзака и стала наматывать их на телефон.

– С Финном?

– Какое-то время. – Закончив наматывать провода, она убрала телефон, не глядя на мать.

– Кажется, он приятный мальчик. Ты не хочешь пригласить его…

– О господи, ма… Просто… не надо… – Би поморщилась, скрестила на груди руки и опустила голову. – Я не могу избавиться от этого, – проговорила она так тихо, что Джульет еле расслышала ее. – Куда бы я ни пошла.

Джульет подошла к ней и обняла.

– Ты сможешь. Только расскажи мне, доченька. Тогда я все…

– Ты! – перебила ее Би. Ее голос был тихим. Она не кричала. Она даже улыбалась, и это было еще хуже. – Ты всегда, всегда говоришь, что все будет хорошо. Ма, ты никогда не слышишь, что происходит на самом деле. Даже понятия не имеешь. – Она была бледной и безнадежно усталой.

– Милая моя девочка… – Джульет крепко обняла ее, и Би поморщилась. – Что у тебя с рукой?

– Ничего. – Би высвободилась из ее рук.

– Они тебя ударили?

– Нет. Нет, они ничего мне не сделали. – На ее маленьком личике отразилась паника, смешанная со злостью.

В груди Джульет закипел гнев и потеснил мучительную тревогу последних часов и дневную усталость. Вдалеке зазвонил телефон.

– Послушай, я все исправлю, обещаю тебе.

– Ничего ты не исправишь, – вздохнула Би. – Ты всегда так говоришь. Например, когда я была маленькая и порвала костюм Девы Марии. Или когда все кексы упали на пол. Или когда я неправильно отправила мой доклад. Ты не можешь ничего исправить. Я не могу тебе сказать, в чем дело. – Она отошла от матери и покрутила головой, отыскивая свой рюкзак. Торопливо схватила его. – Я пойду наверх.

– Но Би…

– Джульет? – Мэтт появился из гостиной. – Кто-то хочет поговорить с тобой. Вроде снова заработала стационарная сеть.

– Привет, па, – спокойно поздоровалась Би, уходя.

– Привет, красавица. – Мэтт ущипнул ее за щеку. – Сегодня я скучал без моей красивой дочки.

– Ты хочешь сэндвич с арахисовым маслом? – спохватилась Джульет, взяв трубку у Мэтта; их пальцы соприкоснулись. У нее дрожал голос, ей было плохо.

– Нет, спасибо, – ответила Би, прижимая к телу рюкзак.

– Он говорит, что он из транспортной фирмы. Он звонит тебе для подтверждения заказа, – сказал Мэтт, когда Би ушла.

– Из транспортной фирмы?

– Так он сказал. Зачем он звонит сюда?

– Алло? – сказала в трубку Джульет. – Да? О нет, не я. Нет, вы звоните не той Джульет. Нет, я не знаю ее. Да, я уверена. О, я не знаю ничего об этом! Я узнаю и позвоню вам завтра, хорошо? Как странно. До свидания.

Она нажала на «отбой» и улыбнулась Мэтту, почти ласково.

– О чем шла речь? – с любопытством спросил Мэтт.

– Даже не знаю, – ответила Джульет. – В «Даунис» иногда обращаются к ним по текущим вопросам; вероятно, они позвонили не той Джульет. Я сейчас пообещала, что позвоню в «Даунис», узнаю и сообщу им.

– Почему ты должна этим заниматься? Почему тебя должно заботить, отправили ли что-либо в «Даунис»?

Она поймала себя на том, что смотрела на него, на его коротко подстриженные виски, пронзительные серые глаза, на улыбку, игравшую на его губах.

– Ты прав. Меня не должно это волновать. Слушай, тебе не пора ли позвонить матери?

Мэтт обычно разговаривал по телефону с матерью в пятницу вечером. Когда умер его отец-англичанин, мать снова уехала в Италию. Десять вечера было самым удобным временем для звонков, с учетом разницы на час из-за другого часового пояса. Милая Луиза с ее экстравагантными подарками, любовью к внукам, с преувеличенной реакцией на все: неприязнь, ужас, интриги… Джульет было грустно думать, что она прощалась с ней, с улыбкой Мэтта, когда он разговаривал с матерью… это были приятные мелочи, которые скрашивали их совместную жизнь…

– Ах да! Ты… Сейчас я позвоню ей.

Джульет пошла наверх на подгибавшихся от усталости ногах. Задержалась на миг возле двери Айлы и сжала холодный металлический ключ, висевший на шее, словно талисман, волшебная палочка, которая могла перенести тебя куда-нибудь, словно детей из какой-то дочкиной книжки. Все-таки сейчас она еще могла все бросить, отказаться от своего плана. Могла остаться здесь, остаться в его жизни – это было не так плохо. Би проходила через ужасную полосу жизни, но ведь так часто бывает в процессе взросления, не так ли? А Санди и Айле вообще все равно, где жить, это точно.

Тут она вдруг ясно поняла, словно увидев себя со стороны, что ей не так важно, спал Мэтт с кем-то или нет. Дело было в другом. Их совместная жизнь осталась в прошлом, их брак изжил себя. При мысли об этом Джульет задрожала от ужаса и горя. Все было позади. Мэтт уже не мог причинить ей боль.

Вот почему я чувствую себя виноватой, подумала она. Мне плевать на него. Я не уважаю его. Когда-то я любила его, очень любила – о боже, много лет я считала, что нас свела судьба.

Но я ошибалась. И, может, бабушка была права. Как бы то ни было, я его больше не люблю.

Тут в ее памяти неожиданно всплыла фраза:

«Будущее еще не написано; прошлое сожжено и кануло в небытие».

Надпись на табличке, оставшейся от рамы «Сада утрат и надежд».

«Прошлое сожжено и кануло в небытие».

Джульет нерешительно постучала к старшей дочке и тихонько отворила дверь.

Би сидела на полу и играла в кукольный домик. Она сняла худи, а когда Джульет вошла к ней, съежилась, скрестив на груди руки. Джульет села рядом с ней на корточки и вдруг обратила внимание на дочкин рюкзак – он был грязный и весь покрыт отпечатками подошв кроссовок. Кто-то долго топтал его. Джульет посмотрела на Би и увидела, что у нее все руки покрыты синяками, а ладони грязные. Она ласково взяла дочку за руки.

– Би, милая, ты должна рассказать мне все. Что случилось? – Она осторожно провела пальцами по синякам. – Я серьезно тебе говорю. Хватит молчать. Расскажи мне.

– Они топтали мой рюкзак, а потом толкнули меня на землю и пинали ногами по плечам. О’кей? Достаточно подробностей?

Джульет тихонько подвинулась к дочке и погладила ее по плечу.

– О’кей, – тихо сказала она. – О’кей, милая. Тебе… больно?

– Это? Вообще-то, не очень. Ма, ты ничего не понимаешь. И не пытайся понять. Они всегда одержат верх. – Она взяла одну из фигурок и поставила ее на крышу.

– Нет, неправда, – возразила Джульет. – Они озлобленные, ужасные, но дело в том, что они не одержат верх. Обещаю тебе. Честное слово. Ох, девочка моя любимая. – Она погладила Би по волосам. – Давно это продолжается?

– П-полгода, – тихо ответила Би. – Вообще, чуточку дольше, но совсем плохо полгода.

– Ты можешь мне рассказать? Что они делали? Доченька, я обещаю, даю тебе честное слово, что я ничего не предприму, если там нет ничего противозаконного.

Бесцветным голосом Би начала перечислять:

– Подкладывали мне в рюкзак презервативы, много. Оставляли дерьмо у нашей двери, ты думала, что это собаки, нет, это кто-нибудь из них. Писали обо мне гадости все время. Поливали меня грязью в чатах. Фоткали меня, подловив на чем-нибудь, и рассылали всем. Наверняка шлют даже сейчас, когда мы сидим тут с тобой. Как я сижу в уборной или ковыряю в носу… Молли и Ами притворились, будто им интересно взглянуть на кукольный домик, сфоткали его и… и… – она всхлипнула, – тоже выставили все. Вот кухня в кукольном домике Би, миниатюрные тарелки и крошечное зеркало… вау, она лузер, блин… Вот такие вещи, сотни раз в день на Snapchat Mum, и это все время, и все смеялись… Подкладывали мне на стул всякую гадость, ковыряли по очереди в носу и, проходя мимо меня, вытирали сопли о мое плечо, а я сидела и ничего не могла сделать. Мой телефон пищит все время, и я знаю, что это кто-то из них… и я позволяю им все это делать, потому что вынуждена, иначе они расскажут… – Она снова заплакала от боли и унижения.

– Расскажут что?

– Ничего. Ничего. Я не могу тебе сказать. Ничего. – Она тряхнула головой, вытерла один глаз и сказала усталым, тихим голосом:

– Мама, можно я буду играть?

Джульет смотрела, как ее старшая дочка передвигала деревянные фигурки перед кукольным домом.

– Я обещала тебе, что все исправлю, – услышала она собственный голос и провела пальцем по чешуйчатой крыше, потом вздохнула. – Что, если я скажу тебе, что мы уедем? Уедем и больше не вернемся.

– Ах, – уныло отозвалась Би. – Если бы так.

– Я серьезно. Начнем все снова, в другом месте, но это место ты уже знаешь.

Би повернула к ней лицо. На ее щеках блестели серебристые дорожки слез.

– Ты что имеешь в виду?

Джульет, все еще сидевшая на корточках, встала на колени и взяла холодную, грязную руку дочери.

– Я делала так много неправильных вещей. Боюсь, что так бывает со всеми родителями. Ты стараешься все сделать хорошо, потом глядишь по сторонам, видишь, что у тебя все не так, как надо, и ты даже не понимаешь, когда и с чего все началось, а ты начинаешь злиться на себя, и все становится еще хуже. А этот мой план – ох, господи, может, он тоже неправильный. Хотя не думаю. По-моему, Би, нам нужно изменить нашу жизнь. Я говорю с тобой абсолютно честно и откровенно. Все плохо, у всех нас.

– Как же папа? – спросила Би.

– Ну дело и в нем тоже, – ответила Джульет со вздохом, наклонила голову и сморгнула слезы, которые упали на домик, на ковер, потому что внезапно подумала о том, что любила его когда-то.

– Из-за его романа с Тесс?

– Что?

– Я все знаю, ма. – Джульет увидела, как изменились очертания ее личика, как появились впадины на щеках, когда она сжала челюсти. Я… я… – Би вздохнула. – Месяц назад я взяла его телефон, чтобы вызвать «Убер», и прочла их переписку.

– Что ты сделала?

Би подняла глаза на мать. У нее побелело лицо.

– Не сердись на меня…

– Доченька! Я не сержусь на тебя. Господи! Ох, милая моя. Ты знала.

– Он писал, что любит ее. И все такое. – Би снова опустила глаза. Джульет ласково погладила ее по руке.

– Ох, Би. Доченька, как мне жалко, что ты узнала об этом. Почему ты ничего мне не сказала?

– Я не хотела быть доносчицей… Да и как я могла бы сказать тебе? – Би покачала головой. – Я думала, что ты не знаешь, и злилась на тебя за слепоту. – Она положила голову на плечо матери. – А она такая шлюха, ма. Я терпеть ее не могу. Даже когда вы с ней дружили, она вызывала у меня отвращение.

– Мне тоже она уже не нравится, – сказала Джульет. – Но, в общем, ты знаешь. Ну и ладно. – Она потерла спину дочки.

– И что, папа любит ее?

– Не знаю. Я не могу спросить его об этом, пока – не могу. Надеюсь, что любит. Теперь у меня собственные планы, потому что я не думаю, что теперь мы сможем жить вместе.

– Конечно. – Би выпрямилась.

– Вот я и хотела обсудить их с тобой. Гляди. – И Джульет похлопала по кукольному домику. – Вот этот дом. Он принадлежит мне.

– Конечно, без вопросов.

– Нет, я имею в виду… этот дом. В реальной жизни. Теперь он мой.

– О чем ты говоришь? Я ничего не понимаю.

Джульет убрала волосы с глаз дочки.

– Настоящий дом. И теперь он мой. Я подумала, что мы можем завтра туда уехать. – Она снова дотронулась до крыши домика, непролитые слезы жгли ей глаза. Большая дымовая труба, служившая опорой для петли, внезапно распахнулась, и перед глазами Джульет появились любимые фигурки – младенец в колыбели, собачка, стулья. Витая лестница, большое окно на втором этаже, Птичье Гнездо наверху, которое закрывалось на крючок, и там можно было хранить конфеты, книжки, игрушки…

Би, как все девочки-подростки, редко сразу реагировала на происходящее, но вдруг удивленно спросила:

– Что ты имеешь в виду? Как это мы можем уехать завтра? Правда?

– Да. Правда. Мы уедем утром. – Джульет поцеловала дочку и схватила ее за плечи. – Ты сможешь начать все заново и забыть про тех девиц.

– Ты сошла с ума! – воскликнула Би одновременно со смехом и испугом. – Ты хочешь, чтобы мы сбежали?

– Нет, не сбежали. Мы никуда не убегаем, – спокойно сказала Джульет. – Просто что-то случилось – даже не одна вещь, а четыре или пять разных вещей. И я считаю, что нам надо уехать из Лондона и начать жизнь заново. Возможно, потом ты будешь винить меня за это всю жизнь, а может, это будет лучшее решение, которое я делала за всю мою жизнь. Видишь ли, я поняла, что мы пришли к такой точке, где нужно что-то менять. Менять то, что мешает нам жить нормально… – Джульет задыхалась от слез, которые с трудом сдерживала. Она закашлялась. – Может, тебе это покажется безумием, но для нас лучший выход – это поехать туда. Поверь мне, доченька.