Читать книгу: «Под знаком Сатурналий», страница 2

– Гийом, Борис! Не думала вас встретить. Разве вы не должны быть у Одуванчика?

– Старик снова захворал, лекцию отменили, – пожал плечами Гийом.

– Вот мы и решили заглянуть, – добавил Борис.

– Садитесь! Это Сирил, он новенький. Приехал сегодня утром.

Гийом и Борис вежливо пожали Сирилу руку.

Уже через десять минут между студентами завязалось тёплое, непринуждённое общение. Услышав историю о стычке у ворот, друзья Фэни благодарно предложили любую помощь. Юноша улыбнулся своим мыслям: не зря он тогда вмешался. Теперь у него появились друзья. Первый день оказался плодотворным. Он рассказал, что ему предстоят дополнительные экзамены, но дата ещё не назначена.

– Тогда сам позаботься, чтобы её назначили, – воскликнул Борис. – У нас был случай: студент поступал на кафедру Философов, ему назначили доп. испытания, но не указали дату. Он ждал извещения, а потом оказалось – поздно. Это, похоже, и было первым испытанием: проявить инициативу. Это тебе нужно, а не им.

Сирил мысленно поблагодарил судьбу за полученные сведения.

– Есть ли ещё что-то, что мне стоит знать? – спросил он.

– Ни в коем случае не злись профессора Минценберга, – сказала Фэни. – Он вспыльчив и любит провоцировать студентов. Стоит возразить – и он впадает в ярость.

– Может и голосовать против зачисления, – добавил Борис. – С ним лучше сразу соглашаться и каяться в невежестве.

Они ещё немного поболтали – скорее уже из вежливости, – и Сирил вскоре откланялся, твёрдо решив добиться назначения даты испытаний как можно скорее.

Когда он переходил маленький мостик, взгляд сам собой устремился к университету – и Сирил невольно залюбовался. Здание походило на изящную крепость, выточенную из камня. Оно находилось далеко, но даже с этого расстояния его облик захватывал дух. Юноша на мгновение ощутил тихую гордость: он теперь часть этого места.

И всё же замер на минуту, вглядываясь в причудливый архитектурный ансамбль.– Сосредоточься, – напомнил он себе.

Университет состоял из восьми кампусов, расположенных по кругу. Каждый принадлежал своему факультету. В самом центре высилось главное здание – сердце и символ университета. Его окружали шесть башен с заострёнными шпилями, и каждая воплощала одну из первооснов магии: природу и культуру, науку и религию, ментальность и материю. Магу было дозволено овладеть лишь одной стороной каждой дихотомии, и потому башни были выкрашены в контрастные цвета: зелёная – природа, красная – культура, фиолетовая – наука, жёлтая – религия, белая – ментальность, чёрная – материя.

Центральное здание с башнями студенты называли Тотумом. Здесь располагались общая библиотека, экзаменационные палаты, зал церемоний, а также кабинеты ректора и совета старейшин, где решались судьбы студентов и обсуждались важнейшие вопросы университета.

Именно туда, в Тотум, Сирил и направлялся – уже во второй раз за сегодняшний день.

Он постучал в дверь с табличкой «Канцелярия» – трижды, короткими ударами, – и вошёл. За столом сидела сухонькая старушка и пила чай с пирожным.

– Обеденный перерыв, молодой человек! Вы что, читать не умеете? – всплеснула она руками, не дав Сирилу рта раскрыть. – Покиньте канцелярию, и немедленно!

– Но мне нужно только спросить…

– Всем нужно "только спросить"! Вот только для этого и существуют положенные часы! Я сказала: вон!

О дальнейшей беседе не могло быть и речи. Сирил молча прикрыл за собой дверь. Похоже, удача на сегодня у него иссякла. Он решил попробовать вернуться в приёмную комиссию, где уже был утром. Она находилась в противоположном крыле здания, и быстрее всего туда было добраться с помощью горизонтального магического лифта.

Лифт, как правило, приводил в движение один из дежурных студентов с факультета Мастеров. Мастерам было подвластно управление неодушевлёнными предметами: они могли изменять форму и температуру вещей, перемещать их в пространстве. Для управления механизмами, вроде лифта, они использовали силу, основанную на сочетании трёх источников: культуры, религии и материи. Но Сирил об этом пока не знал – он полагал, что всё работает само собой, и спокойно вошёл в кабину.

Вслед за ним в лифт зашёл мужчина в чёрной мантии с гербом университета – очевидно, преподаватель.

– В юго-западное крыло, будь добр, – бросил он, даже не взглянув на Сирила.

Сирил опустил рычаг с пометкой «Ю-З». Дверь закрылась, механизм дёрнулся – и остановился.

– Эй, парень! Ты что, задремал? Почему мы не едем? – раздражённо окликнул профессор.

– Я не знаю… Я впервые пользуюсь этим лифтом. Сегодня только прибыл в университет, – ответил Сирил, слегка растерявшись.

– Да чтоб мне век Хроник не видать!.. – пробурчал профессор. – Так ты не из Мастеров? Ты вовсе не лифтер?! Превосходно. Ещё только не хватало застрять здесь с каким-то невеждой…

– Ну чего уставился? Покажи, что у тебя есть хоть капля соображения!Он смерил Сирила сердитым взглядом.

Сирил вспомнил советы друзей и решил, что лучшей тактикой будет молчание – и виновато-смущённый взгляд, устремлённый в пол кабины. Он не был до конца уверен, что перед ним действительно профессор Минценберг, но рисковать не хотел.

В тесном пространстве повисла вязкая, тягучая тишина.

Спустя минуту Сирил тихо заговорил:

– Простите меня, профессор. Кажется, я не оправдал даже самых скромных ожиданий – и уже в первый день всё пошло не так. Не так я представлял себе начало семестра… Если есть способ как-то загладить свою вину – скажите.

Горячее раскаяние, слышавшееся в его голосе, чуть утихомирило профессорский гнев.

Он бросил на Сирила быстрый взгляд. – Ты с какого факультета?– Ладно, парень. Я тоже когда-то был студентом, – буркнул Минценберг. – Скажу честно: эти дурацкие лифты тут вечно застревают. Даже с дежурным лифтёром.

– С Философов. Но мне ещё только предстоит пройти вступительные испытания. Вот как раз пытался договориться о дате.

Профессор усмехнулся.

– Ну, тогда считай, тебе повезло. Можешь сдать экзамен прямо сейчас. Профессору Минценбергу. Пока нас отсюда вытащат – как раз управимся.

– Конечно, профессор. Для меня это будет честью.Сирил сглотнул, глубоко вдохнул и поднял на него сосредоточенный взгляд.

– Честью, говоришь… – протянул профессор. Он отошёл на шаг, сложил руки за спиной и посмотрел на тускло поблёскивающие металлические стены кабины. – Хорошо. Слушай внимательно. Вопрос простой – для начала. Ответишь глупо – и, возможно, в следующий раз тебя спросят уже в другом университете. Или не спросят вовсе.

Он обернулся резко, словно ястреб, почувствовавший движение мыши в траве.

– Итак. Что важнее для философа – знание или сомнение?

Сирил замер. Вопрос казался обманчиво простым, но уже в самой интонации Минценберга чувствовалась ловушка. Ответить быстро – значит показаться поверхностным. Но промедление тоже могло быть расценено как слабость.

– Сомнение, – произнёс он наконец. – Без сомнения знание превращается в догму. Сомнение – это то, что держит мышление живым.

Минценберг вскинул бровь.

– Продолжай, – после паузы сказал он.

– Мы приходим к знанию через сомнение, – продолжал Сирил, подбирая слова. – Истинный философ должен быть готов поставить под вопрос даже то, что вчера считал неоспоримым. Потому что истина не даётся однажды и навсегда. Она требует постоянного пересмотра, и в этом её сила.

Минценберг несколько секунд пристально смотрел на него, потом медленно кивнул.

– Ты не так глуп, как кажешься. Хотя формулировки у тебя пока ещё юные… – он бросил взгляд на панель управления. – Но для начала сойдёт.

Тут лифт содрогнулся и дёрнулся вперёд. Кабина сдвинулась с места и начала медленно скользить в нужном направлении.

– Что ж, – произнёс профессор, слегка усмехнувшись. – Ты только что сдал свою первую часть экзамена. Посмотрим, не окажется ли следующая последней.

Спустя некоторое время дежурные студенты вызволили невольных пленников из застрявшего лифта.

– Кто сегодня назначен лифтёром? – осведомился профессор Минценберг, прищурив глаза.

– Студент Янци, профессор. Он… он только на минуту отлучился в уборную.Дежурные заметно поёжились.

– Передайте ему, что он наказан, – холодно произнёс Минценберг. – Будет отрабатывать у Теологов. Из-за его халатности я опоздал на важную встречу, а новичок с факультета Философов получил изрядную встряску.

Сирил мысленно выдохнул с облегчением. Похоже, профессор больше не держит на нём зла – свой гнев он обратил на другого студента. Выходило, что застрять в лифте с Минценбергом оказалось не провалом, а, возможно, редкой удачей.

Благодаря советам Гийома, Бориса и Фэни, Сирил выбрал единственно верную тактику: он излучал уважение, смирение и полное почтение перед профессорским авторитетом, не забыв при этом показать свой ум. В его спокойной речи, в сдержанных жестах, в тонкой учтивости была своя притягательная сила. Сирил умел нравиться – и, кажется, даже такой непростой человек, как Минценберг, поддался его вежливому обаянию.

Через три дня Сирил получил грамоту о прохождении вступительных испытаний и был официально зачислен на факультет Философов. Минценберг успел ещё немного его помучить, но встреча в лифте, похоже, сыграла свою роль – в лучшую сторону. Остальные профессора, заметив на грамоте подпись самого Минценберга, ограничивались несколькими дежурными вопросами и без колебаний ставили свои заверения.

Начиналось самое интересное. В этой четверти Сирила ждали такие предметы, как «Введение в философию», «Основы медитации», «Континентальная теология» и «Ментальное магическое воздействие». Всё необходимое для учёбы уже было наготове: идеально заточенные перья, лучшие чернила из Ильтреса, аккуратно разложенные на письменном столе. В шкафу висели четыре чистых комплекта одежды; на нижней полке стояли две пары начищенных сапог. Осталось лишь завершить одно важное дело – отправить доклад в Галладион.

Сирил аккуратно развернул пергамент и начал писать:

Уважаемый Наставник,

В текущей четверти изучаются лишь основы, и доступ к Хронике пока закрыт для первокурсников. Однако я постараюсь найти способ приблизиться к ней быстрее, не вызывая лишнего интереса.Всё идёт по плану. Меня зачислили на факультет Философов.

Буду продолжать держать Вас в курсе всех значимых событий.Я сохраняю осторожность, как Вы велели.

Преданный Вам,

Сирил

Закончив письмо, Сирил запечатал его сургучом, аккуратно отложил в сторону и достал несколько чистых листов заранее подготовленной бумаги, пару перьев и пузырёк чернил. Всё это он сложил в студенческую сумку, накинул плащ и покинул комнату.

Он вышел пораньше, чтобы успеть отправить письмо до начала занятий. День выдался на редкость погожим: осеннее солнце уже начинало прогревать землю – не так сильно, как летом, но всё ещё щедро делилось теплом. Лёгкий ветер покачивал ветви деревьев, и первые листья тихо кружились в воздухе, начиная свой неторопливый, почти торжественный танец падения.

Природа медленно, но неумолимо движется к увяданию. Как и все мы, – подумал Сирил.

На почте его встретила приветливая девушка с румянцем на щеках и блестящими глазами.

– Добрый день! Чем могу помочь? – спросила она, кокетливо поправив прядь волос.

– Я хотел бы отправить письмо в Галладион, лично в руки получателю.

Пока девушка перелистывала журнал с расчётами, она время от времени одаривала Сирила улыбкой.

– Нашла! Заказное письмо до Галладиона стоит восемь медных нумов. Вам срочное или обычное? За срочность нужно добавить ещё два.

– Обычное, пожалуйста.

Сирил не видел смысла в тратах, которые не были необходимыми: письмо не содержало срочных сведений.

Когда он передавал монеты, её рука чуть задержалась в его ладони. Сирил остался невозмутим. Расплатившись, он вышел из отделения, ни разу не обернувшись.

Девушка за стойкой обиженно надула губы.

***

Сон был беспокойным и рваным. Берн метался на узкой кровати, то и дело рискуя с неё скатиться, если бы не верёвки, стягивавшие его руки к выступам кровати. Скулящая боль в плече окончательно разбудила его с первыми лучами рассвета. Он открыл глаза и покосился на соседнюю кровать. На ней мирно спала его пленительница. Рыжие локоны раскинулись по подушке. Лицо Евы излучало спокойствие и безмятежность.

На мгновение Берн невольно залюбовался ею – длинными чёрными ресницами, лёгким румянцем на щеках и особенно – едва заметными веснушками на светлой персиковой коже. Взгляд скользнул ниже: Ева спала прямо в одежде, поверх которой было накинуто лёгкое одеяло – то самое, что служило покрывалом её постели.

Конечно, она не стала раздеваться, чтобы быть готовой в любой момент остановить меня, если я попытаюсь бежать, – мрачно подумал Берн, и гнев снова вспыхнул внутри него.

Я ведь был почти у цели. И теперь – возвращение в Галладион? Нет. Не бывать тому. Я буду биться за свободу до конца.

Магия. Это единственный шанс. Силы, похоже, ещё оставались. Но нужен источник культуры. И тут он вспомнил: на стенах висели какие-то картины.

С величайшей осторожностью Берн приподнялся, стараясь, чтобы кровать не скрипела. Осторожно повернулся всем телом и впился взглядом в картину с изображением горностая. Закрыл глаза и сосредоточился: цвет, свет, линии, переливы мазков, творческая интонация, – всё, что отражало личность художника. В этом был след культуры, его магическая суть.

Резерв внутри Берна ожил. Он тихо выдохнул и отвернулся от картины.

В это мгновение Ева открыла глаза.

– Уже проснулся? – она прищурилась, осматривая его так, будто пыталась угадать, что он ещё может выкинуть.

– Да вот… хотел тебя разбудить, чтобы спросить, где уборная, – натянуто усмехнулся Берн.

Они вышли из трактира в холодное, туманное утро. Ева махнула рукой в сторону: одинокий деревянный сарайчик стоял чуть поодаль. Когда Берн вернулся, она вновь связала ему руки, заперла дверь и ушла.

Сидя на кровати, Берн мысленно репетировал Внушение. Скорее всего, у него будет только одна попытка. Картина дала не так много ресурса, но, если всё пройдёт как надо, этого должно хватить. Хорошо бы заранее подготовиться к побегу – найти её сумку, узнать, где она прячет документы. Он оглядел комнату, но не заметил ничего подходящего.

Через несколько минут Ева вернулась, держа в руках поднос со снедью.

– Сейчас мы с тобой плотно позавтракаем – и поедем, – сказала она, ставя поднос на комод.

Берн молча кивнул, вдохнул поглубже и, глядя ей прямо в глаза, направил в неё мощный импульс мысли: отпусти меня. Но ментальная волна рассыпалась, словно ударилась о каменную стену. Ева почувствовала это – и спокойно улыбнулась.

– У меня ещё много эликсиров против твоей магии. Не трать силы попусту.

Они завтракали в кристальном молчании. Ева ела с аппетитом, а вот Берну кусок в горло не лез. Он заставлял себя глотать вязкую, неприятную кашу, понимая: силы ещё могут понадобиться. После каши они перешли к яичнице и закончили трапезу чашкой весьма недурного чая с пряностями.

Допив последний глоток, Ева сказала:

– Пора ехать.

Берн кивнул. Во время еды в его голове сформировался новый план. Наверняка она выпила защитный эликсир с утра, пока была за дверью. Но путь в Галладион займёт ещё несколько дней. Значит, ей придётся пить его снова. Если он сумеет найти, где хранятся бутыльки – и подменит их содержимое, тогда Внушение сработает.

А значит, пока нужно быть тихим, послушным и незаметным. Дать ей почувствовать себя уверенно. Тогда шанс появится.

Ободрённый этой мыслью, Берн допивал чай, наблюдая, как Ева умывается у разбитого зеркала. Она расстегнула ворот рубашки, чтобы промокнуть шею влажным полотенцем. И вдруг он поймал себя на том, что не может оторвать взгляд от капель воды, что стекали с подбородка по шее, вниз – к ложбинке между ключицами, к груди, скрытой под грубой тканью.

Она почувствовала взгляд, обернулась.

Берн вспыхнул и резко отвернулся к крохотному оконцу. Что это со мной? Вместо того чтобы думать о побеге… Ему стало неловко.

Окно открывало лишь кусочек серого неба.

Когда Ева закончила умываться, она обновила повязку на его плече. Затем они покинули трактир. Пока седлали лошадей, с неба начал срываться мелкий, колючий дождик. Поездка обещала быть долгой и безрадостной.

Глава 2

– Созываем Совет друидов, – произнёс Верховный Друид Орэлл, насупив лохматые снежные брови.

– Как повелит Верховный, – с поклоном ответил служитель и поспешно удалился исполнять приказ.

Спустя несколько мгновений стены крепости содрогнулись от колокольного звона. Монотонный металлический гул пронизывал до самых костей, вызывая дрожь в каждом суставе. По бесчисленным коридорам сновали встревоженные друиды. Тут и там доносились возгласы:

– Что случилось?

– Кто-нибудь знает, в чём дело?

Обитатели крепости в красных плащах – старшие члены Ордена – торопливо направлялись к залу Совета.

Лигнум не был исключением. Застёгивая на ходу застёжки своего плаща, он вдруг почувствовал, как кто-то схватил его за руку. Обернувшись, он увидел своего товарища – младшего друида по имени Флос. Как и полагалось младшим, тот был облачён в зелёный плащ.

– Лигнум, скажи хоть ты, что происходит? – лицо юноши выражало скорее любопытство, чем тревогу.

– После Совета, друг. Мне самому ничего не известно.

– Тогда я подожду тебя в твоих покоях!

Не дав Лигнуму возразить, Флос уже исчез в толпе. Покачав головой, Лигнум двинулся дальше и вскоре вошёл в зал.

Свободных мест за столом становилось всё меньше. Он занял один из последних стульев. К нему тут же подошёл мальчик-чашник с кувшином и, склонившись, предложил вина. Лигнум молча кивнул.

Верховный Друид Орэлл обвёл собравшихся взглядом. Убедившись, что все Старшие присутствуют, он встал с престола – искусно вырезанного трона из редкой породы тилии. Резная спинка, изображающая раскидистую крону, казалась почти невесомой – подлинное мастерство.

Верховный опёрся на массивный стол – его старческие руки, покрытые синеватыми жилками, давно нуждались в опоре. Голос его, низкий и певучий, прокатился по залу, будто гул рога:

– Верховный сделал паузу, словно собираясь с духом. Затем продолжил, глядя прямо в глаза собравшимся: – На Север Ротвальда пришла беда. Лес… начал зеленеть.– Верно, вы удивлены столь внезапным призывом. Я отвлёк вас от дел и обязанностей… но причина тому серьёзна. Прошедшей ночью в крепость вернулся наш гонец с Севера. Он тяжело ранен, но, по воле Краснолиста, сумел добраться живым, чтобы донести весть.

В звенящей тишине раздались приглушённые возгласы:

– Матерь Природа, защити нас…– Такого не может быть… – Краснолист не позволил бы …

– Понимаю ваше волнение, братья, – хмуро произнёс Верховный. – Но угроза реальна. Лес теряет свою сущность. Его магия убывает, и с этим убывает равновесие. Это беда не только для Ротвальда – но и для всего Континента. Наша главная клятва – охранять природу. И, быть может, мы не исполнили её до конца.

– Удалось ли гонцу что-либо узнать? – раздался голос Равика, одного из старших друидов.

Я тем временем отправлю письма. В Галладион – с просьбой о средствах. И в университет магии Эона – за знаниями магов и мудрецов. Мы не справимся без посторонней помощи.– Увы, он слишком слаб, чтобы говорить. Где-то в пути он получил тяжёлую рану. Сейчас за ним ухаживают знахари, – ответил Верховный. Затем снова обратился ко всем: – Причина озеленения должна быть выяснена. И как можно скорее. Часть из вас отправится на Север, к месту, где впервые проявилась порча. Соберите образцы: листья, кору, ветви. Возможно, изучив их, мы поймём, в чём корень беды. Остальные разделятся на пары: по Старшему и Младшему друиду в одной группе. Каждая пара тщательно изучит свой участок леса. Мы должны знать, если порча двинется на юг.

– На твоём месте, Верховный, я бы дважды подумал, прежде чем обращаться к чужакам, – раздался спокойный, но твёрдый голос Лигнума. – Просить помощи – значит признать слабость. А земли Ротвальда были даны нам, друидам, чтобы мы жили здесь в уединении и оберегали лес. Мы обязаны решить эту беду собственными силами. Иначе мы выставим себя не только беспомощными – но и недостойными хранителями.

Взгляд Верховного задержался на Лигнуме – испытующий, проникающий до глубин души. Но молодой друид встретил его с достоинством и не отвёл глаз.

– В твоих словах, Лигнум, я слышу отголоски голоса твоего отца. А в чертах твоих вижу его облик, – задумчиво произнёс Верховный. – Я ценю твой пыл, но опасность слишком велика. На кону – судьба всего Континента. Если весь лес позеленеет, угаснет та магия, что хранила нас веками.

– Прежде всего мы должны исследовать земли собственными силами, – твёрдо возразил Лигнум. – Я почти уверен: купол на Севере нарушила тварь, проникшая извне. Если так, мы сумеем с ней справиться. В крайнем случае, обратимся к Эону за помощью Натуралистов – они помогут изгнать незваных. Но спешить с вестью о нашей беде не стоит. Позор от преждевременного признания слабости будет куда страшнее самой угрозы.

– В словах твоих есть логика, – нехотя признал Верховный. – Но если мы поступим по-твоему, ты и возглавишь экспедицию. И на тебе, Лигнум, будет лежать вся ответственность за то, что мы решились действовать без внешней поддержки.

Он выпрямился и перевёл взгляд на Совет. Голос его обрёл торжественную тяжесть:

– Время голосовать. Если кому что сказать – пусть скажет сейчас.

Зал притих. Друиды переглядывались, одни смотрели на Верховного, другие – на Лигнума. Молчание длилось, пока наконец не поднялся Равик.

– Верховный, я чту твою осторожность и заботу о судьбе Континента. Но Лигнум прав: защищать – наша священная обязанность. Зачем нам Ротенбург, если мы и попытки не сделаем исполнить свой долг? Я голосую за Лигнума.

Равик поднял мизинец левой руки.

Следом, один за другим, остальные члены Совета последовали его примеру. Лишь двое остались неподвижны.

На лице Верховного пролегла тень.

– Стало быть, справляемся своими силами, – сухо подытожил он. – Ваша задача – прочесать лес и выяснить, что стало причиной озеленения. Лигнум, собери людей и отправляйся на Север. Сегодня же. Заседание окончено.

Лигнум вышел из зала Совета. Сердце его стучало громко, с глухими ударами, отдающими в висках. Он остановился, сделал глубокий вдох.

«Отец… правильно ли я поступил? Ты всегда был моим примером. Но вдруг я ошибся?..»

Он замер на полпути к своим покоям. Ему показалось, что ответ пришел откуда-то свыше. Проник во все его естество, вплоть до кончиков пальцев.

«Учись брать на себя ответственность, сын. Учись идти путём одиночества».

Он сам разберётся с лесом, что начал зеленеть.Лигнум медленно кивнул. Пусть Верховный колеблется и боится. Он, Лигнум, не запятнает имени отца.

***

Арамиль сидел у пруда и играл с камушками в саду за главным корпусом университета – Тотумом. Садик был невелик, но очень красив: каждая тропинка, каждый куст, казались продуманными и вписанными в невидимый план, подчинённый особой логике.

Мальчик разложил собранные камни на три горки. Слева лежали белые, справа – чёрные, а между ними – серые.

– В природе баланс первичен, – пробормотал он.

Четвёртая кучка, стоявшая чуть в стороне, состояла из пёстрых, неровных камней – вкрапления, прожилки, неоднородный цвет.

– Но хаос тоже часть баланса…

Он задумчиво перекладывал пёстрые камешки из одной руки в другую, потом кивнул самому себе и придвинул четвёртую горку к остальным.

– Четыре – лучше. Тройке не хватает опоры. Нет равновесия. А вот так…

Он аккуратно сдвинул горки, выстраивая их по краям воображаемого квадрата.

– От желания – к страданию, – его палец скользнул к серым камням. – От страдания – к пути без страдания, – затем к пёстрым. – Оттуда – к покою, – он коснулся чёрных, – и, наконец, к освобождению, – белые.

Он посмотрел на получившуюся фигуру, нахмурился, а потом шепнул:

– Мы сейчас здесь. Только нащупываем путь. Восемь шагов. Восемь факультетов. Восемь путей к одной цели. Но как её достичь?..

На этой мысли он прикрыл глаза и поднял лицо к солнцу – тёплому, ласковому, неожиданно выглянувшему из-за облаков.

– Как хорошо…

Он рассмеялся, а потом вдруг насторожился: в кустах кто-то шуршал. Присмотревшись, Арамиль заметил ёжика, копошащегося в траве.

Про камешки он тут же забыл. У него появилась идея – пробраться на университетскую кухню, достать молока и подманить ёжика, чтобы приручить.

Глаза его вспыхнули азартом, и он рванул прочь. У пруда, на выложенном камнями берегу, остались лежать четыре горки.

Лорифир и профессор Минценберг стояли на балконе университетской библиотеки, наблюдая за мальчиком, игравшим у пруда с камешками.

– Удивительный ребёнок, – тихо произнёс Лорифир, поглаживая длинную белоснежную бороду.

– И всё же, ваше Мудрейшество, не слишком ли рано ему обучаться в университете? – спросил профессор, не отрывая взгляда от садика.

– А может ли истина быть делом возраста? – отозвался Лорифир. – Мы слишком часто слышим: «слишком поздно». Слишком поздно начать, слишком поздно изменить что-то в себе. Но слишком рано?.. Рано для чего?

Минценберг чуть усмехнулся.

Вот уж любит он высокопарные речи… – мелькнуло у него. Но вслух он сказал:

– Как всегда, вы правы, ваше Мудрейшество. Уверен, этот мальчик ещё даст о себе знать.

– В этом у меня нет ни малейших сомнений, – Лорифир тихо усмехнулся в бороду.

***

Берн и Ева двигались на север, в сторону Галладиона.

– К вечеру будем уже недалеко от границы, – буднично сказала Ева. – Заночуем на постоялом дворе "Котёл и Кинжал", а на следующий день въедем в Галладион. Там ещё день-полтора в пути – и будем в Гейте.

– "Котёл и Кинжал"? – Берн приподнял бровь. – Туда приходят поесть и подраться?

Она прищурилась и улыбнулась хитро, бросив на него взгляд исподлобья.– Можно и так сказать, – усмехнулась Ева. – Раньше там частенько вспыхивали драки. Иногда дело доходило до ножей. Но не переживай, сейчас там спокойно.

– Было бы о чём переживать, – хмыкнул Берн.

Они ехали по дороге, пролегающей между лесом и рекой. Тропа шла вдоль пологого берега, а справа тянулись густые заросли. Внезапно из чащи донёсся пронзительный, жалобный крик.

Ева тут же остановила лошадь.

– Ты слышал? Похоже на плач ребёнка…

Они спешились. Ева привязала повод, взяла Берна под руку, и они пошли в сторону звука. Несколько десятков шагов – и в просвете между деревьями показалась раненая косуля. Животное жалобно ревело, дёргаясь от боли.

– Бедняжка… Что с тобой? – Ева подошла чуть ближе.

Косуля вздрогнула и громко застонала, отшатнувшись. Её глаза были дикими, полными страха.

– Осторожно. Не подходи близко, – тихо сказал Берн. – Похоже, на неё напал хищник, но ей удалось сбежать. Смотри – бок весь разодран.

Ева молчала, глядя на животное глазами, полными жалости.

– Мы можем ей как-то помочь? – спросила она. – Хотя бы рану обработать, чтобы не загноилась?

– Нет. Тут уже ничего не поделаешь. Разве что избавить от мук.

– Тогда я сделаю это, – тихо произнесла Ева. – Скажи, ты можешь использовать магию? Может… внушить ей, что боль отступила?

– Хм… Я никогда не пробовал использовать Внушение на животных, – ответил Берн. – Только на людях. Животные не понимают слов… Но я могу попытаться.

Он сосредоточился, глядя в глаза раненой косуле, и попытался нащупать её сознание. Да, возможно, он мог бы передать ей образ – тихий, успокаивающий, похожий на ощущение полуденного покоя. Но тогда на Еву сил у него сегодня уже не останется.

– Не выходит, – произнёс он, подождав немного.

– Жаль… Тогда просто придержи её, чтобы не брыкалась.

Ева вытащила кинжал. Одним точным движением она перерезала горло бедному животному.

– Прости, – шепнула она так тихо, будто самой себе. Но у Берна был острый слух.

– Нам пора, – сказала она уже ровным голосом.

Они ехали молча. Воздух между ними казался натянутым, как струна.

– Ты странная, – не выдержал Берн. – Косулю тебе жалко, а человеческую жизнь – нет.

– Но я ведь не убиваю тебя, – спокойно ответила Ева. – Просто возвращаю заблудшую овцу в стадо.

– Ты не понимаешь! – резко сказал Берн. – Галладион хочет использовать мою силу. Я не желаю влиять на людей через обман и магию. Я никогда этого не хотел. Этот дар приносит только вред.

– И всё же ты окончил факультет Внушителей в Эоне.

– Меня заставили! – вспыхнул он. Руки на поводьях сжались, суставы побелели. – Они находят детей с даром и отправляют в университет, не спрашивая ни о чём. Всё решено за нас с самого начала.

– Так поступают и другие государства, – заметила Ева.

– Нет! – Берн резко дёрнул головой. – Я учился с сэитцами, ильтресцами, даже с друидами из Ротвальда. Они приехали сами, по своей воле. Только Галладион отправляет своих, не спрашивая, чего они хотят.

– А что в этом плохого? – не отставала она. – Государство помогает раскрыть твой талант. Кто-то мечтает, чтобы учёбу в Эоне оплатили за него. А ты…

– Ты не слышишь меня! – перебил он. – Я не хочу этого. Не хочу вмешиваться в чужое сознание. Это чревато! Это грозит бедой!

– Но твои способности сделают страну сильнее. Богаче. Безопаснее. Что может быть важнее общего блага?

– Если сила твоей страны важнее для тебя, чем судьбы людей и их души – мне с тобой больше не о чем говорить.

Ева равнодушно пожала плечами.

– Только не забудь, что начал спор ты, не я.

Оставшуюся дорогу до привала они молчали. Солнце поднялось высоко – время близилось к полудню, и голод начинал напоминать о себе. Наконец, впереди на горизонте показалась мельница – первый признак обитаемого места. Ещё немного – и Берн с Евой въехали в крохотную, богами забытую деревушку.

– Я проезжала здесь, когда ехала за тобой, – тихо сказала Ева. – Здесь нет ни таверны, ни постоялого двора. Но есть рынок. Масло у них вкусное, и хлеб тоже – свежий, ароматный. Возьмём что-нибудь в дорогу.

Они направили лошадей к рынку, но, не доезжая, почувствовали, что что-то не так. Удивляла звенящая тишина. И еще пустота улиц. Первым нарушил молчание Берн:

– Как-то… странно тут. В прошлый раз было так же?

– Нет, не было, – нахмурилась Ева. – Лучше спешимся.

Она взяла поводья в левую руку, а правую положила на рукоять кинжала.

– Может, все в церкви? – предположил Берн.

– Возможно. Но давай дойдём до конца улицы. За поворотом должен быть рынок. Если он закрыт – просто уедем.

– Похоже, ищейка Галладиона испугалась пустой деревни, – Берну было приятно произнести эту мелкую, пусть и не самую остроумную колкость.

Но Ева не отреагировала. Не отвлекаясь, она всматривалась вперёд:

– Если хочешь меня задеть, тебе придётся чаще тренироваться.

За поворотом открылась площадь. Пустая. Торговые палатки стояли плотно закрытые, словно покинутые в спешке.

Ева на миг застыла. Лицо её вытянулось.

– Похоже, остались без еды, – пробормотала она. – Ну ничего, голод только на пользу. Пошли отсюда, Берн.