Читать книгу: «Андрей. Рыцарь военного времени. Июнь 1941 – Август 1945», страница 3

26 апреля 1942. Майкоп

Послал справку для проезда своим сюда. Но в то же время есть беспокойство, как бы к этому времени не вышла на юге заварушка. Ведь основной удар фашисты постараются совершить на юг – за нефтью. Никто им ее не даст, но в это время здесь могут быть большие бои, а значит, и перевозки, а тогда будет трудно приехать. Я им рекомендую ехать по Волге до Махач-Кала, а далее по железной дороге. Но не знаю, когда начинается пароходное сообщение.

Не знаю, как удастся с семьей прожить в материальном отношении. Стало трудно доставать продукты, а я не могу видеть, когда в семье недостает чего-нибудь. Но как-то люди живут, устраиваются.

Кроме того, беспокойно, чтоб по дороге они не заболели.

У нас большинство семей уже приехало, но многие с потерями по дороге и даже здесь.

Здесь тепло, распустились свежей зеленью деревья. Правда, еще не все. Это говорит, что приближается и время ожесточенных боев на фронте. Должны пойти успешно для нас. Подготовились мы за зиму здорово.

Насчет посылки ни черта нельзя сделать. Плохо.

Скоро майский праздник – думаю встретить где-нибудь на лужайке.

27 апреля 1942. Майкоп

Май–июнь должны будут показать начало развязки войны. Без сомнения, победа наша обеспечена и крепко подготовлена. Но фашисты могут применить еще всякие пакости, хотя бы даже химию, поэтому нужно быть готовым ко всему.

Все зависит от человека на любой работе, от его умения, любви к делу. Можно из самой пустяковой работы сделать интересное дело, если оно тебе нравится. А многие имеют способность самое увлекательное дело замораживать, делать из него нудную и скучную обывательщину.

У нас весна во всю – грозы, зеленая трава, цветы, распустились все деревья – красота.

1 мая 1942. Майкоп

Меня назначают в части действующей армии на фронт, куда я должен буду поехать через 3–5 дней. Я сегодня только вернулся сюда от большого начальства, и мне предложили должность заместителя командира бригады – здесь же, недалеко. Через несколько дней придет утверждение из Москвы, и я выеду. Очень мудро сделано, что наиболее опытных стариков приберегли для настоящего, решительного удара. Ведь я еду не один.

Воевать мне нужно, – ведь не зря я всю жизнь военный, не зря учился и приобретал опыт. Кроме того, есть целый ряд привходящих моментов личного характера, настойчиво требующих доказать еще раз – в который уже? – свою преданность Родине.

А кроме того, я так люблю Ядвигу, Вовку, так люблю жизнь и нашу прекрасную страну, что для защиты всего этого, наиболее мне дорогого в жизни, с радостью пойду куда угодно.

Большая любовь рождает и большое самопожертвование. А страха я не знаю.

И сам бил, и меня били достаточно долго. Привык.

Понятно, не еду помирать. Наоборот, я еду завоевывать жизнь для всех нас, а для себя уж в первую очередь. Еду для того, чтобы приложить весь свой колоссальный опыт двух войн и большие знания, чтобы истребить как можно больше фашистской нечисти и спасти и выручить в тяжелые минуты наших прекрасных советских людей – бойцов. В бою толкового командира всегда видно, и весь народ невольно к нему тянется, а это делает часть стойкой и надежной.

А меня в боях народ всегда любил и мне верил, больше, чем в мирное время.

Понятно, большую роль играет удача, но, думаю, она не подведет меня и в эту войну.

Физически я чувствую себя очень хорошо, а морально – спокойно.

Жаль, если Ванда с Вовкой не успеют приехать. Я думаю, они уже в дороге. Очень хочется с Вовкой повидаться и поговорить. Хотя лучше бы им сюда не ехать, а к Оле. Послал несколько писем на Сталинград и Астрахань, но не знаю, получит ли их Ванда.

Всем нужно отрешиться от личного пристрастия и беспокойства за каждого. Нас ведь много – вся страна.

4 мая 1942. Майкоп

Были праздники, немного погулял в различных компаниях. Теперь опять надолго утихомирился.

Ядвига пишет, что война – это шаг истории назад. Может быть, это и было верно раньше, но теперь, мне кажется, нет. Теперь – это скачок вперед. Ведь империалистическая война ускорила развязку революции, Гражданская – утвердила нашу победу на 1/6-й. А от настоящей войны можно ожидать и большего. Ведь так мы рассчитываем.

Естественно, что как только гитлеризм изничтожим, – последует по ближайшей Европе взрыв, которого так боятся англичане и американцы. Почему и болтовня их о втором фронте, которого они так не хотят открыть, и много другого подобного. И хочется… и колется…

А все-таки нас они продолжают бояться, потому что наша победа над Гитлером – это победа над самим империализмом, от которого и наши друзья недалеки. И схватка с ними, понятно, может быть. А может и не быть. Авось сами сделают, что надо.

А тогда это был бы очень большой шаг истории вперед.

В майском приказе сказано: разбить в 42-м году – значит, будет сделано. На ветер такие слова не бросаются. Раз сказано в приказе, а не в каких-нибудь новогодних пожеланиях корреспондентов, значит, это требование обеспечено и материально, и морально. Вообще, приказ очень для нас важный и нужный.

Мое семейство скоро должно бы выехать сюда. Боюсь только, чтобы не напоролись на какую-нибудь пакость. Вовка сейчас, наверно, сдает экзамены.

Волга, я читал, уже вскрылась, и пассажирское движение начато. Думаю, что они поедут по Волге. Наверное, будет легче проехать. Еще я квартиру, правда, не нашел для них, – трудно здесь устроиться с семьей.

14 мая 1942. Майкоп

Эти дни – сегодня, вчера – тяжелые известия из Крыма портят настроение, но все-таки это, пожалуй, трудно было избежать. Слишком плохие были у нас там позиции, и решительное наше наступление, понятно, должно последовать не из Крыма. Но я его очень люблю – воспоминания проведенных в нем дней, и Крым мне жаль чрезвычайно, как прекраснейшую здравницу.

Но тем большие надежды возлагаю на наш удар в других, более выгодных направлениях. Уже одно обозначилось – Харьковское. Ведь выйдя на Днепр, мы отрежем Крым, да и расколем фашистский фронт на части. Это было бы важнее всего. В общем, началось то, что мы все ожидали всю зиму и к чему все время готовились.

Сейчас каждый день будет насыщаться все большим количеством событий и во все больших темпах.

Внутри не только вера в наши грядущие успехи, но совершенная уверенность. Хочется только, чтоб эти успехи носили головокружительный характер и не минули бы моего в них участия.

Жестокой злобой и холодной ненавистью я подкован крепко. И знаний и умения у меня больше, чем у очень многих. Остается только прийти удаче – это тоже одно из необходимых военных качеств. Хотя нигде в теории об этом и не говорится. Но в моей жизни большинство боев было удачливыми. Вот только не удается вырваться из училища на фронт.

17 мая 1942. Майкоп

Живу на главной улице города Краснооктябрьской в небольшом угловом доме. Весь день под окнами снует празднично приодетая, говорливая толпа. Жарко, много зелени, хороший воздух (хотя пыли изрядно). И так мне часто, особенно по утрам, вспоминается Кишинев, где я тоже в это время был год [два] тому назад. Очень мне тогда там понравилось, тем более, что в это время (чуть позже) там уже были черешни, вишни, а позже и клубника. Но тоже было такое же спокойствие у людей, как это наблюдается сейчас здесь. Там я тогда делал большое дело в предвидении войны, и свои результаты оно дало.

Сейчас время иное. Очень тяжело сейчас в Крыму, но здесь все спокойно, не чувствуется никакого напряжения. Пожалуй, это хорошо, но все же хотелось бы, чтоб народ больше думал и говорил не о базаре, а о Крыме, который ведь отсюда совсем недалеко.

Все-таки беспечный мы народ – рассейский. И сколько раз мы за это платили очень тяжелыми жертвами – все наука не осваивается.

Очень много надежд я возлагаю на наступление на Украине, хотя это и не решающий для нас участок.

Самое трудное – это стронуть немцев с их укрепленных позиций. Слишком много времени они имели для их укрепления. А как только будет пройдена их оперативная глубина (это 50-100 километров), – должны здорово покатиться. Но первые удары, прорыв – это самое тяжелое и кровопролитное дело. Ведь я понимаю, что сейчас, в период кажущегося затишья, творится на фронте.

Мне бы сейчас там быть, а не торчать здесь.

22 мая 1942. Майкоп

У нас сейчас хорошо и чрезвычайно спокойно.

Чувствую себя также вполне хорошо, вот только сегодня сделал укол – спина болит. С питанием в нашей столовке стало немного лучше, но вообще-то довольно пакостно. Продукты на рынке есть, но все стало дорого по сравнению с тем, что было раньше. На рынок стала уже поступать зелень – лук, редис, салат и пр. Жаль, не удалось мне организовать для себя огородика, – кажется, на него сильно рассчитывала Ванда и, особенно, Вовка. Но для его утешения я приготовлю другое – велосипед, который взял временно в пользование, хотя сам до сих пор никак не соберусь научиться на нем ездить. Сейчас можно было бы купить велосипед очень дешево – за 300-400 рублей, да сейчас об этом не думается, да и денег нет.

Квартиру для семейства еще не нашел – все некогда полазить.

26 мая 1942. Майкоп

В «Правде» за 21 мая есть статья Александрова «Великая отечественная война и общественная наука», которая дает прекрасный ответ на вопрос, который Ядвига мне недавно задавала.

У меня сейчас горячка в работе – все время занят. Но это временное явление. Несколько дней даже не заходил за письмами. Ванда, возможно, уже выехала – экзамены Вовки ведь уже кончились. Боюсь, что она несвоевременно поехала. Но теперь сделать уж ничего нельзя – не остановишь. Лучше бы ей ехать к Оле.

4 июня 1942. Майкоп

Вчера возвратился из Армавира, куда ездил по поводу своего назначения на фронт. Мне предложили должность заместителя командира бригады, и через несколько дней должно прийти из Москвы утверждение.

Я рад, что поеду воевать. Чувствую себя весело и радостно, так как выполняется наибольшее мое желание – ведь я старый солдат и всю жизнь готовлюсь только к войне. Боюсь, что другие не разделят этой моей радости, особенно Ядвига, с ее болезненным пристрастием ко мне. Это мне будет очень прискорбно. Нужно заставить ее любовь ко мне перенести на всех наших прекрасных бойцов и видеть меня только как единицу многомиллионного коллектива.

Чем больше я люблю жизнь, чем больше люблю всех моих дорогих, чем больше люблю Родину и мучаюсь за нее, тем с большей радостью и злостью хочется приложить свои отточенные знанием и опытом двух войн силы. Очень мудро, что опытных стариков приберегли для решающих боев. И я надеюсь, что мое военное счастье и удача не подведут меня и этот раз.

Бои сейчас будут трудные, но тем почетнее для меня участвовать в них. Видимо, опять придется быть на Ростовско–Украинском направлении, где мною дорожки уж хожены-перехожены еще в Гражданскую войну. Тогда я тоже освобождал Донбасс, но с другого направления – с севера.

Как раз сейчас, вероятно, выехали ко мне Ванда с Вовой. Не знаю, удастся ли их увидеть. Они, наверное, поедут по Волге и скоро должны быть здесь. Правда, я еще не нашел для них квартиры – не знаю, куда их девать, как приедут. Может быть, еще успею найти. Очень хочется Вовку повидать перед отъездом.

Ничего плохого со мною случиться не может – фрицев набью горы. А и меня гробанут, – жалеть нечего, – умру, так не зря. А для меня это наибольшая честь – пасть в бою, а не умереть на кровати. Но помирать пока я вовсе не собираюсь, сперва нужно много сделать, чтоб очистить нашу страну от этих мерзавцев.

8 июня 1942. Майкоп

Уехать на фронт не так легко, как кажется, – до сих пор ничего окончательного нет. Еще при поездке в командировку мне пришлось очень здорово нажать, вплоть до разговора с очень большим начальством, но, оказывается, это только полдела, так как назначить меня может только Москва. И вот сейчас я сижу в ожидании, и даже окончательно не известно – буду ли я вообще назначен на фронт.

Это меня сильно оскорбляет, так как я понимаю причину этого. Все это оттого, что у нас судят о человеке по бумажкам, написанным о нем.

Но это только увеличивает мое желание воевать, вырваться отсюда.

Сейчас, в ожидании, все валится из рук и настроение ни к черту.

Семейства моего пока нет, но, видимо, они уж где-то близко. Позавчера занял для них квартирку из двух маленьких комнаток за 80 рублей и уже сюда переехал.

15 июня 1942. Майкоп

Плохое настроение в связи с затяжкой вызова на фронт. Виноват все тот же мой послужной список, беспартийность и прочие качества. Даже Родину защищать доверить нельзя, несмотря на то, что я высказывал согласие пойти на любую должность, до командира роты включительно. В общем, оскорбительно и тяжело. Если уж дорвусь, – все меры приму, чтоб хоть смертью своей доказать свою честность. Гражданская война, оказывается, забылась.

Моих все нет. Выехали, вероятно, 1 июня, но я, по договоренности с Вандой, сообщил ей в Астрахань о возможном отъезде – быть может, это ее задержало или направило к Оле. А может быть, просто сидят где-нибудь на станциях и пристанях.

Эде надо подсказать способ лечения от цинги отваром, только без кипячения – хвои с елей и проч. Это очень сильное средство (дальневосточный способ), и, я думаю доступный в Архангельске полностью.

19 июня 1942. Майкоп

Сижу в том же положении. Никуда до сих пор, черти, не посылают, что меня зверски злит. Хоть бы уж тогда не дразнили, а то обнадежили, а потом замолчали.

Ожидаю свое семейство. Понятно, Ванда ничего членораздельного не написала, но 7-го числа, видимо, была уже в Саратове. Едут по Волге до Астрахани, а потом морем. На днях, а то и завтра-послезавтра должны приехать.

Я, понятно, не очень восхищен предстоящим приездом своей женушки. Но Вовку охота здорово поглядеть. Таки парень перелез в шестой класс. Не знаю, чем его и наградить за это. Интересно очень, какое сейчас у парня умонастроение и как он переживает войну.

Пишу я последние дни что-то очень редко. Но ничего не сделаешь – малость увлекся одной прекрасной женщиной. Имею ведь и я право на это на старости лет – не все только молодежи.

Да и не умеют они так переживать и ценить чувство, как это умеем делать мы. Вот бы еще Ядвиге влюбиться – я был бы очень за нее рад. Боюсь за ее одиночество и особо не протестую, когда она пишет, что опять засела за кандидатские занятия. Ей нужно отвлекаться, лишь бы не переутомлялась.

А все-таки воевать хочется больше всего. Никак я уже не могу переносить, что меня не назначают на фронт. Подожду вот немного, приедет семейство, и начну зверски скандалить и ругаться с начальством – это мой старый и испытанный метод. Обязательно обозлятся и выгонят. А мне только того и надо, чтоб выгнали, да на фронт. Я так раньше всегда из штабов в строй удирал.

25 июня 1942. Майкоп

Надежда уйти на фронт, кажется, лопнула. На днях один товарищ поедет в Москву, буду писать письмо своему высшему начальству – заместителю наркома. Больше мне делать ничего не остается – обида острая.

Работаю сейчас по-старому. Семейство мое, оказывается, застряло в Махач-Кала. Вот уж никак не ожидал. Ванда получила мое письмо о предполагаемой поездке на фронт в Астрахани и решила в Майкоп не ехать. Прислала письмо одной знакомой с просьбой сообщить, где я и мои вещи. Пришлось ей телеграммой с моей подписью сообщить, что вещи, да и я с ними, в Майкопе. Сейчас ожидаю их приезда. Может быть, числу к 30-му приедут. Нашел для них квартиру, ожидаю. Приезду Вовки буду рад таки здорово, приезд Ванды меня сейчас не устраивает.

Жду со всеми открытия второго фронта и перехода наших в наступление. Мощь наша сейчас колоссальна и удар будет сокрушителен. Как же выдержать, что я в нем не приму участия?

2 июля 1942. Майкоп

До сих пор нет моего семейства. Сидят они в Махач-Кала и, несмотря на телеграмму и письмо, сюда не едут. Возможно, что оттуда трудно выехать, так как это промежуточный железнодорожный пункт. Но в общем, их путешествие уже длится более месяца.

Писем ни от кого нет. Всех я растревожил, что меня посылают на фронт, а на самом деле сижу и не рыпаюсь. Но все-таки я своего добьюсь.

Сейчас у меня несколько дней горячая работа, но скоро опять все войдет в постоянную колею – сижу, экзаменую. При этом я становлюсь злым и раздражительным – надоедает зверски.

У нас в разгаре сейчас вишня, а овощи на базаре есть уже все. Правда, пользоваться этим почти не приходится. Вот приедет Ванда, может быть, питание урегулируется.

14 июля 1942. Майкоп

Уже десять дней, как приехали мои. Но до сих пор неясно – чего с ними будет дальше. Дело в том, что мать Ванды немка, а поэтому ее здесь нельзя прописать. Она в таком состоянии, что одна жить не сможет, – значит, встает вопрос о том, что придется им ехать всем вместе с матерью. Получается административный развод.

Неясно, куда можно ехать. Сперва думали отправить ее в Ташкент к Оле, но там тоже, оказывается, прописаться не удастся. Предполагали поселить ее здесь недалеко в деревне, чтобы можно было ее навещать – тоже нельзя.

Ванда говорит, что когда они были в Махач-Кала (там они были дней десяток, и Ванда даже поступила на работу), ей предлагали направить мать в Буйнакск. Вот встает мысль и о поездке туда.

Но, в конце концов, ничего пока не решено. С дороги, да и от куйбышевского питания народ здорово устал, и хотелось хоть поправиться, но, видимо, придется на этих днях уезжать.

Главное – трудно решить куда. Очень нужно, чтобы Ванда работала, а для этого нужно ей жить в городе. А мать в город не пустят, значит, нужно ехать в деревню, где Ванда не сможет поступить на работу.

В общем, история очень неприятная.

Предлагал Вовке оставаться со мною, с тем, чтобы когда меня назначат на фронт, он выехал бы к матери сам. Но он не решается. Вообще, несмотря на его 16 лет, – самостоятельности никакой. Все смотрит, как скажет мать. Маменькин сынок.

С работой у меня тоже неприятности. Жду только назначения на фронт – скорее бы.

Вовка здорово вытянулся, но особо не изменился. Речь – не поправляется.

Слышит будто хорошо, а все равно его не дозовешься.

21 июля 1942. Майкоп

Сегодня утром отправил своих. Поехали они в Казахскую АССР, ориентировочно в г. Гурьев на Каспии. Но поселятся они там или в каком-нибудь другом месте, быть может, даже в деревне, – будет видно только на месте.

В Махач-Кала они будут завтра, а до места доберутся, наверное, не скоро.

Как я ни готов был к этой поездке, а сейчас с их отъездом почувствовал себя очень одиноко. Чувство такое, будто уж больше не увидимся. Я Вовке об этом сказал – смеется, а у самого слезы на глазах. С Вандой успели уже не раз разругаться, и она постаралась меня извести, но такая уж у нее привычка.

Вовке здорово не хотелось уезжать, и так парень и не понял, почему же это нужно. Ведь он очень любит бабку и видит в ней прекрасного человека. А вообще, это операция очень обидная.

Хорошо, что удалось на проезд достать литера – обойдется дешевле. Но, пользуясь отъездом, Ванда постаралась очистить меня как липку и оставила мне строго фронтовую норму всего – одежды и пр. Мебель, кроме письменного стола, загнала. В общем, чувствую себя сейчас холостяком, но, к сожалению, таким, которому и пьянствовать даже нельзя.

Передал ей аттестат на деньги – 700 рублей. Больше сейчас нельзя – % нормы. Но мне остается с вычетами 400 рублей. Из них квартира и стирка – 100 рублей, а питание и табак – 300. А Ванда все советовала каждый день выпивать по стакану молока – это 180 рублей. Веселая женщина.

Ожидаю сейчас какой-нибудь перемены в своем положении. Очень хочется на фронт, но сейчас об этом не дают даже говорить.

24 июля 1942. Майкоп

Ванде с Вовкой не удалось даже как следует отдохнуть и поправиться с дороги. Пришлось выехать в связи с национальностью тещи – она ведь немка-колонистка. Поэтому ее здесь не прописали. А так как она совершенно почти не работоспособна, одну ее бросить нельзя, ну, вот все вместе и поехали.

Особенно не хотелось ехать Вовке, но остаться со мною без матери побоялся, да и я не настаивал.

Не знаю теперь – удастся ли с ними еще увидеться.

От Ядвиги также давно нет писем, но думаю, что это в связи с трудностями сообщения.

Обидные вещи происходят сейчас на фронте. Но, думаю, на днях будет решительный перелом. Так что унывать и терять веру нельзя. Все исправится.

28 июля 1942. Дорога

За эти дни у меня произошли изменения. Еду сейчас к новому месту службы – в г. Ардон Орджоникидзевского края. Сейчас еще в пути. Новая работа меня не устраивает, но мне обещали, что это временно, до прояснения общей обстановки на Кавказе. После этого обещали послать в Москву. Но, понятно, разворот событий может ко всему привести. Я просился на фронт, вместо этого назначили опять в тыл, да еще даже не худшую должность. Но ничего, я не унываю. Доволен, что уехал из Майкопа и от майкопских приятелей. Ну их к черту.

Плохо то, что несколько ниже будет оклад, но, так как Ванде аттестат дал на меньшую сумму, чем раньше, думаю справиться.

Тем более, что место, куда я еду, – какая-то деревня, где жить, наверное, легче.

Ванда также в пути, где они сейчас – не знаю. Но связь, наверно, со всеми восстановлю, так как затребую переадресование писем из Майкопа.