Читать книгу: «Меня зовут Дикси», страница 3

ГЛАВА 2

Открыв массивную дверь подъезда, мы оказались в вечерней уличной толчее. Людской поток, текущий по лице Букарелли, был настолько широким и плотным, что, открыв дверь подъезда, требовалось выждать несколько секунд, чтобы примериться и нырнуть в него.

Чистильщики обуви орудовали щётками, как цирковые жонглёры горящими булавами. Продавцы шумно предлагали свой товар прохожим. Сотни тортильяс летели на противни, переворачивались, заполнялись кусочками щипящего на тех же противнях мяса, острыми приправами, пюре из тушёной фасоли, обжаренной макотью кактусов.

Один из торговцев ─ смуглый, почти совсем чёрный Хуан Карлос, которого все называли Негро, увидел нас и махнул рукой.

─ Como estan amigos!* ─ приветствовал он нас.

Негро знал несколько английских фраз, а я, в свою очередь, уже освоил испанский настолько, чтобы изъясняться односложными предложениями. Это пробудило дружелюбное отношение со стороны окрестных продавцов. лос такос.

─ Ты уже ещё пришёл нет в Канаду? ─ задал Негро риторический вопрос на свом почти безупречном английском.

Я отрицательно покачал головой, что, впрочем, было совершенно излишним, поскольку если бы я «уже ещё пришёл в Канаду», то не мог бы стоять перед Негро:

─ Как бизнес?

─ No, no, no! Нет бизнес вопрос, ─ перепугался суеверный Негро.

*Примечание – Como estan amigos (исп) – как дела, друзья

Я не стал спорить ─ нельзя так нельзя.

─ Сделай-ка нам, Негро, по два с чорисо.

Негро выбрал из горки тортильяс четыре покруглее и метнул их на раскалённый противень. Ловким движением он тут же перевернул лепёшки, мгновенно швырнул их на картонную тарелку, покрыл каждую мелко нарубленными колбасками чорисо, которые жарились на том же противне вместе с луком и кактусами, добавил пюре из тёмной фасоли и подал нам. Вся процедура заняла не более десяти секунд.

В отдельных соусницах виднелись другие приправы: бордовая и огненно-острая чипотле из копчёных перчиков халапеньо, зелёная и красная сальсы, изумрудное гуакамоле ─ давленое авокадо с перцем и помидорами. Дальше стояли миски, доверху заполненные лимонами и лаймами.

Мы приправили такосы лимонным соком, острой зелёной сальсой, которая была разлита в массивные соусницы, выдолбленные из цельных камней, и принялись за еду, наслаждаясь пряной остротой и оглядывая заполняющуюся народом вечернюю улицу.

Доев, мы подмигнули Негро, у которого работы заметно прибавилось, и пошли дальше, подхваченные вечерним людским потоком, растворившись в нём, чувствуя и впитывая всеми своими фибрами ту неуловимую, но всегда присутствующую атмосферу праздника, охватывающую по вечерам латиноамериканские города.

Смеркалось. Горели фонари. Чистильщики обуви суетились на краю тротуара и хватали прохожих за рукава в надежде заработать пару песо. По краю проезжей части в поиске клиентов целыми вереницами медленно ехали такси ─ бело-зелёные «жучки» -«фольксвагенчики». Кое-где в их ряды затесались похожие на каретки велоэкипажи или велобусы.

У банков и пунктов обмена валюты стояли полицейские в красно-синей униформе, вооружённые карабинами. Некоторые из них жевали такосы, перевесив карабины на плечи дулами вниз и утирая ладонями густые усы. На углу улиц Букарелли и Пасео де ля Реформа находилось известное нам питейное заведение El Sol. Мы не сговариваясь свернули к нему.

Рабочий день подошёл к концу совсем недавно, клиенты ещё не начистили до зеркального блеска, как тут заведено, свои ботинки, и час толпы, шумно требующей выпивку, ещё не настал. Оттого бар был почти пустым. Кроме нас с Комаровым в нём присутствовали четыре человека. Одним из них был бармен. Бармен не в счёт.

У стойки стояла стройная брюнетка в высоких ботфортах, таких мушкетёрских, что казалось: пропустив стаканчик-другой, она вскочит на коня и с возгласом «Один за всех!» ускачет в Лондон за подвесками королевы.

Слева от неё сидел высокий седовласый сеньор в хорошо сшитом костюме, который потягивал ром «Баккарди» пополам с колой. Позади всех за столиком торчал сопливый мухомор. Этот юный джентльмен цедил пиво из бутылки.

Брюнетка-мушкетёр клеилась к сеньору в дорогом костюме, который, впрочем, не обращал на неё никакого внимания. Мухомор с пивом, напротив, не отрывал от брюнетки глаз.

Все присутствующие отреагировали на наше с Комаровым появление по-своему. Мушкетёр скользнула по нам быстрым оценивающим взглядом и даже сделала неуловимое движение в нашу сторону, говорящее о том, что мы стали её резервным вариантом на случай, если седовласый сеньор окончательно сорвётся с кончика её шпаги.

Мухомор недовольно покосился в нашу сторону ─ он явно принял нас за конкурентов. Седой господин, напротив, изобразил подобие улыбки и, признав в нас иностранцев, принялся не без интереса наблюдать за тем, как мы себя поведём ─ что станем заказывать, как заговорим с барменом. Обычно по таким мелочам и составляют первое представление о приезжих.

Мы с Комаровым уже бывали не раз в этом заведении и не имели права остаться за флагом. Чтобы не сплоховать, требовалось быть вежливыми, уверенными, хорошо знающими, чего мы хотим, и по возможности правильно говорить по испански.

─ Добрый вечер, Фернандо! ─ обратился я к бармену. ─ Две текилы Cazadorez, por favor*, лимоны, да, пожалуй, два стаканчика томатного сока. Cazadorez, разумеется, reposado**, а не blanco***, por favor.

Боковым зрением я приметил, что седовласый сеньор довольно кивнул, одобрив мой выбор.

Я повернулся к нему и слегка поклонился ─ в Латинской Америке любят церемонии. Затем я посмотрел на брюнетку и, встретившись с ней глазами, слегка вытянул сложенные в трубочку губы, что означало: «Ну ты та ещё штучка, mi amor!» Брюнетка довольно прыснула и наградила меня многообещающей улыбкой. Пивной мухомор громко сказал: «Вот грязная шлюха, так и липнет к любому гринго».

Повисла гнетущая тишина, стало слышно, как звенит крыльями жирная муха, заходившая на посадку над каплей сладкого ликёра.

Я медленно обернулся, мухомор осклабился и, плюнув мне под ноги, шумно отхлебнул пива. Но второго глотка он сделать не успел. Я ногой выбил бутылку у него из рук и, поймав в воздухе, сам отпил из неё. После этого я поморщился, вылил остатки пива ему на голову, дал

*Por favor (исп) – пожалуйста.

**reposado (исп) – выдержанный.

***blanco (исп) – белый, светлый (о напитках).

пинка, схватил за воротник и потащил к выходу. Раздались аплодисменты…

─ Как сказать по-испански: «Дайте мне, пожалуйста, пива»? ─ спросил Комаров, облизываясь, сразу перебив плавный ход моих мыслей. Я вернулся к реальности. Она была неутешительна.

Мы топтались перед барменом. В воздухе повисла тяжёлая пауза. Брюнетка отвернулась и что-то шепнула седовласому сеньору. Тот усмехнулся. Поганец за их спинами осклабился и тянул то самое пиво, которое я мысленно лил ему на голову две секунды назад.

─ Добрый вечер, Фернандо! ─ начал я свою комбинацию, припомнив, как ловко всё выходило в мыслях.

─ Я не Фернандо. Я Сантьяго, ─ немедленно последовал ответ.

─ Ну конечно, ─ я покраснел, растерялся и, холодея, проговорил уже совершенно идиотское: ─ Мы тут бывали, может, помните нас?

Бармен безучастно протирал стаканы. Брюнетка в мушкетёрских сапогах прыснула.

─ Скажи ему, чтобы налил уже пива, ─ потребовал Комаров. И тут же сам обратился к бармену на чудовищной смеси русского, английского и испанского: ─ Сербеза, плиз. Нам бы пива. Сербеза. Два стакана. Уно и… ещё раз уно, ─ он показал два пальца. ─ Нам. Мне и ему. Понимаете?

Брюнетка и седовласый сеньор веселились вовсю. Видно было, что они сильно сдружились за наш счёт, что у брюнетки всё идёт как по маслу и что ускачет она сегодня не в Лондон, а прямо в спальню к седовласому сеньору. Мы торопливо влили в себя по кружке пива, расплатились и не оглядываясь торопливо покинули El Sol.

─ Хорошо посидели, да? ─ с кислым видом сказал Комаров, когда мы оказались на улице.

Разочаровать его я не успел. В тот самый миг мимо нас, так близко к тротуару, что некоторым прохожим пришлось стремительно отпрыгивать от опасного края, пронеслись два полицейских автомобиля. Они резко остановились у отделения банка в пятидесяти метрах от нас. Из автомобилей выскочили вооружённые короткими автоматами полицейские.

─ Похоже, что опять взяли банк, ─ со знанием дела сказал Себастьян.

За то время, что я провёл в Мексике, это было уже третье ограбление банка, случившееся на моих глазах. Уж не знаю, были ли это реальные налёты, проходили учения или просто срабатывали сигнализации, но я уже в третий раз наблюдал, как к отделению банка подлетают набитые автоматчиками полицейские автомобили.

Народ проводил глазами полицейских и спокойно принялся за свои, прерванные их появлением дела ─ переходить улицу, есть такосы, чистить ботинки…

Послышалась ещё одна полицейская сирена. Из боковой улицы вылетел запоздавший полицейский пикап. В необорудованном сидячими местами кузове находилось человек шесть полицейских. Они стояли, вцепившись обеими руками в длинные поручни по бокам кузова. Прохожие с душераздирающими воплями выскакивали из-под самых колёс. Улица, из которой вывернул пикап, была слишком узкой для такого крутого поворота. Пикап занесло, и он, смяв газетный киоск, с оглушительным грохотом врезался боком в широкий ствол дерева на краю тротуара.

Полицейские вылетели из кузова и, проделав в воздухе сальто разных траекторий, грузно посыпались на асфальт. Зрелище было жутким и захватывающим одновременно.

Пострадавшие приходили в себя, садились, ощупывали руки и ноги, у многих были разбиты лица. Водителя вынесли из кабины и положили на тротуар. Он пострадал серьёзнее остальных. Спустя несколько минут начали прибывать автомобили «Скорой помощи». Они подобрали раненых и умчались, разрывая вечер сиренами и проблесковыми маячками. Впереди нёсся патрульный автомобиль. Из установленного на крыше динамика неслось требование уступить дорогу.

Всё в Мексике происходит молниеносно и по-театральному, на пределе эмоций. Никогда не знаешь, достигла ситуация высшей точки своего развития или апогей расположен витком выше на этой спирали.

Так же стремительно всё завершается. Мексиканский характер напоминает двигатель внутреннего сгорания. Резкие, как импульсы, перепады от состояния активности к состоянию покоя вызывают искры, которые поджигают топливо, щедро вырабатываемое в душе каждого мексиканца, ─ повышенную эмоциональность, склонность к музыке, танцам, огненно-острой пище, любви и революциям.

Народ проводил автомобили рассеянным взглядом и опять вернулся к прерванным занятиям. Горячий воздух заполнился автомобильными гудками и маисовым ароматом. Когда на мгновение уличный шум опадал, становилось слышно, как сквозь него пробивается щемящая душу мелодия:

Besa me, besa me, mucho!

Como si fuera esta noche

La ultima bez…

Прохожие обильно выжимали лаймовый сок на кукурузные лепёшки с мясом, уплетали их, улыбались и легонько покачивались в такт музыке, не сбиваясь с ритма даже тогда, когда её заглушал уличный шум.

ГЛАВА 3

Мы повернули обратно. На сегодня впечатлений было достаточно. Но чтобы их переварить, требовался ром. В miscellanea* мы купили бутылку светлого рома «Антильяна» и вернулись домой.

В подъезде встретились с жильцами из пятнадцатой квартиры ─ Петровичем и Чупа-Чупсом. Те были навеселе.

─ Ром! ─ с энтузиазмом констатировал Чупа-Чупс, завидев нас. ─ РОМантическая встреча! А у нас авария ─ воды нет в доме. Мы тут починяем, пошли помогать. И ваш ром очень кстати.

─ Воды нет? ─ безрадостно переспросил Себастьян и поплёлся за Петровичем, бормоча себе под нос: ─ Мужчина, береги воду ─ принимай душ с женщиной.

Бойлерная находилась здесь же, в подъезде. Первое, что я увидел, когда вошёл туда вслед за остальными, была опустошённая примерно на треть бутыль мексиканской водки «Микоян». Почему она так называлась, никто в доме не знал, на этот счёт строились самые разнообразные предположения, возможно, и делавшие честь нашему воображению, но вряд ли соответствовавшие действительности.

Крыша в этом помещении отсутствовала, и, задрав голову вверх, можно было увидеть квадратный проём, в котором темнело небо.

Рядом с бутылкой стояли несколько пластмассовых стаканчиков и тарелка с нарезанным ровными розоватыми ломтями тосино, или, попросту говоря, копчёной свиной грудинки.

─ Починяем, значит, ─ с плохо скрытым удовлетворением констатировал Себастьян. ─ А почему именно здесь?

─ Будто сам не знаешь! Это самое прохладное место в доме, ─

*Miscellanea (исп.) – небольшой гастроном, аналог американского corner store.

резонно ответил Чупа-Чупс. ─ Кстати, не слыхали? Чеснок сегодня визу

в Канаду получил. На днях отбывает.

─ Ну?! ─ поразился Себастьян. ─ Вот пруха! Сколько же нам ещё здесь торчать?

Ко мне подплыл наполненный водкой стаканчик. Петрович пожелал:

─ Ну, чтоб всё было хорошо и чтоб мы все поскорей получили канадские документы.

Выпили, закусили копчёной грудинкой.

─ После первой и второй перерывчик… сами знаете, кратковременный, ─ немедленно засуетился Петрович, разливая водку в стаканчики. Разлив всем, он поднял свой стаканчик и опять пожелал: ─ Ну, чтоб всё было хорошо и нам поскорей вручили канадские визы на ПМЖ.

Через некоторое время всё повторилось, потом ещё и ещё…

Прикончили «Микояна», взялись за «Антильяну». Петрович не баловал разнообразием тостов. Во всех произносимых им речах фигурировали «мы» и «документы на ПМЖ в Канаду»:

─ Ну, чтоб всё было хорошо и мы все поскорей отбыли в Канаду.

Привлекаемые звяканьем бутылок, громкими голосами и ароматом рома подтягивались остальные жильцы. Подошёл Михалыч ─ бывший музыкант из Питера. Он принёс ещё полбутылки «Микояна».

─ Ну, чтоб всё было хорошо и всем нам как можно быстрей…

Заглянули «на огонёк» местные кадры, наши мексиканские соседи Хосе и Хайме ─ студенты Полихнического института. Мы их прозвали «два икса». Иксы принесли текилу и бутылку томатного сока.

─ Ну, чтоб всё было хорошо и мы поскорее…

Потом пришёл первым из всех нас получивший визу на ПМЖ в Канаду Ваня Чесноков с бренди «Дон Педро».

─ Ну, чтоб всё было хорошо и нам всем…

Спиртное лилось рекой, и казалось, не существует плотины, способной этот бушующий поток остановить.

Неожиданно появился Джордж. Он вошёл в бойлерную, где уже теснилось много народу, и бочком протиснулся ко мне. Мы обменялись рукопожатием.

─ Come estas?*

─ Bien. Et tu?**

Джордж неодобрительно покосился по сторонам и предложил.

─ Может, сходим в «Эль Соль»? Поболтаем.

Я отрицательно помотал головой:

─ Пожалуй не стоит. Во-первых, мы там уже были сегодня, во-вторых, я немного набрался, ─ я не знал, как по-испански «набрался», и употребил более сильную форму: «боррачо» ─ пьян).

─ Эстой боррачо йа (Я уже пьян), ─ повторил я.

Джордж понимающе кивнул головой.

─ Выпьешь? ─ спросил я его.

Он кивнул.

Джордж был гражданином США мексиканского происхождения. Он родился в Мексике, но вырос в Штатах. Потом вернулся сюда учиться в университете. Его дядя отчего-то настоял, чтобы Джордж получил высшее образование в Мексике.

Не знаю, какие мотивы двигали дядей Джорджа. Обычно происходит наоборот. Все стремятся получить образование в США, но, так или иначе, дядя упёрся, и Джордж приехал за дипломом архитектора в Мексику, страну, откуда родители его увезли ребёнком.

Уступчивость Джорджа объяснялась тем, что слово дяди в их

*Come estas? (исп) – как поживаешь?

**Bien. Et tu (исп) – Неплохо. Как сам?)

семье значило очень много. Именно дядя Джорджа платил по семейным счетам.

Много лет назад дядя единственным в семье отказался уезжать в США, остался жить в Мексике, разбогател и, по словам Джорджа, заправлял каким-то серьёзным бизнесом на юге страны. Говоря об этом, Джордж обычно многозначительно приподнимал левую бровь и прищуривался правым глазом. Вероятно, это означало, что бизнес дяди связан с нюансами, о которых не стоит говорить.

Да! Тогда я ещё и догадываться не мог о том, насколько хорошо мне придётся познакомиться с дядей Джорджа – сеньором Рикардо Мартинесом и какую роль в моей жизни сыграет это знакомство.

Я вместе со всеми опрокинул очередную стопку и, подняв голову вверх ─ туда, откуда веял освежающий сквознячок, ─ увидел, что небо стало совсем чёрным и покрылось звёздами. Пока звёзды не расплывались в глазах, значит, всё в порядке.

─ В канадское посольство ходил? Визу пока не дали? ─ поинтересовался Джордж.

─ Нет, с прошлой недели не ходил. Будет решение, сами позвонят. Я уже почти полгода здесь жду. Подожду ещё сколько придётся…

***

Мы познакомились с Джорджем случайно. Это произошло пару месяцев назад. В центре Мехико имеется район увеселительных заведений Зона Роса. Клубок пешеходных улиц, на которых расположены главным образом дискотеки, бары и рестораны.

В тот вечер мы с Себастьяном и Мишкой сидели в, известном заведении «Ярдас».

Пивные ярды ─ особый тип пивных бокалов, которые больше напоминают колбы. Они высокие, узкие, расширяющиеся кверху. Внизу пивной ярд имеет форму небольшого шара. В пивбарах по всему миру этот вид посуды используется для соревнований по выпиванию пива на время. Именно в таких кружках в «Ярдасе» подавали пиво.

«Ярдас» славился на весь Мехико весёлыми los meseros*, которые постоянно придумывали развлечения для посетителей. Например ходить «паровозиком» по залу.

В какой-то момент, когда веселье приближалось к точке кипения и пистолеты в карманах клиентов готовились выстрелить все разом, официанты спешили разрядить обстановку, направив энергию посетителей в безопасное русло.

Два официанта занимали позиции в противоположных концах зала и, пританцовывая, двигались друг к другу. По пути они подхватывали подвыпивших клиентов, и два потока гуськом неслись навстречу. Они сближались, проходили паралельными курсами совсем рядом, миновали друг друга и разворачивались, чтобы опять сблизиться и пронестись один мимо другого. Всё это сопровождалось воплями, шутками, хлопками, жестикуляцией.

Все оставались довольны. Посетители ─ тем, что их развлекали, заведение ─ тем, что обошлось без пьяных драк.

Другой забавой была «дегустация» шампанского. Два аюданте (помощники официантов) влезали на столик, откупоривали бутылки с игристым вином (разумеется, самым дешёвым) и разливали пенящийся напиток в подставляемые рты веселящейся толпы.

Эти нехитрые потехи служили приятным дополнением к выпивке,

* Los meseros (исп.) ─ официанты

нравились завсегдатаям заведения, и в конце недели «Ярдас» бывал переполнен.

В тот вечер мы сразу заказали бутылку тёмного ямайского рома, поскольку рассчитывали провести здесь весь вечер. К рому подали лёд, кока-колу и нарезанные тонкими ломтиками лимоны.

Мы разлили ароматный ром на приятно затрещавшие кубики льда, добавили кока-колу, лимон и чокнулись. Вечер обещал стать просто чудесным.

Дороги, которые привели нас в Мексику, начинались в разных исходных пунктах, но пересекались эти три линии в одной точке ─ Монреаль, Канада.

Себастьян Комаров прибыл в Монреаль из Москвы. В конце лихих девяностых годов ещё не Себастьян, а просто Сева Комаров имел свой авторемонтный гараж. Дела, по его словам, шли неплохо, он купил двухкомнатную квартиру в пределах Садового кольца, не новый, но исправный японский автомобиль и начал было копить деньги на дачу в Подмосковье. И тут ему сильно не повезло.

У парка Горького Сева столкнулся с новеньким белым «мерседесом». На таких автомобилях в те времена в Москве ездили только бандиты из серьёзных криминальных группировок, поделившие город на зоны влияния.

─ Представляешь, в новенький «мерин» с братвой из с-кой бригады! Тут меня взяли в такой оборот, что я мигом потерял бизнес и квартиру, ─ рассказывал Сева.

─ Как же тебя в них занесло? ─ обычно сочуственно спрашивали его на этом месте.

Сева огорчённо махал рукой:

─ То-то и обидно, что на самом деле это не я в них, а они в меня врезались, когда из переулка выскочили и против движения поехали. А мне претензии предъявили не за аварию, а за то, что я им дорогу не уступил. Молчать мне надо было! А я объяснить им чего-то пытался: не моя, а ваша вина. Они послушали, послушали и проникновенно так говорят: «Ты чё, совсем берегов не видишь?! ешь, на скока ты тут щас наговорил?!» Всё, что могли, забрали сволочи ─ и бизнес, и квартиру. Несколько лет бедствовал, на ноги так и не встал. В итоге решили в Канаду податься. Один из моих бывших клиентов в посольстве Канады работал. Он и помог турвизы нам с женой подмахнуть; если бы не он, то кранты! Прилетели мы в Монреаль и сразу в аэропорту статус беженцев попросили. Отказать в рассмотрении они не имеют права, ну и началась эта канитель. Два года дело тянулось, наконец суд. Через полгода получили отказ по беженству, а спустя пару месяцев депортационный ордер принесли. Но мы эту диспозицию предвидели и ещё загодя начали легальную иммиграцию оформлять. Пришёл нам депорт, так мы из Канады в Мексику перескочили и подали анкеты в консульство канадской провинции Квебек. Первичное собеседование прошли, они передали наши документы в посольство Канады для окончательного решения. Теперь вот ждём его.

История иммиграции Мишки, совершенно не похожая на историю Себастьяна в своём дебюте и развитии, имеет идентичный финал.

Мишка, как и я, человек южный. Он из Ростова. После распада СССР Мишка уехал в Израиль. Впрочем, и там он не прижился.

─ Там хорошо ─ тепло, красиво. Море, народ южный, всё как у нас, но у меня как-то не сложилось. А почему ─ и сам не знаю, ─ говорил он, не вдаваясь в подробности.

Мишка стремился в США, пытался туда прорваться через Канаду, но что-то в этой схеме у него не сложилось, и в аэропорту Монреаля он «сдался» иммиграционным властям Канады.

Дальнейшие его похождения очень похожи на историю Севы: отказ в статусе беженца, депортационный ордер, прибытие в Мехико, собеседование в консулате Квебека, ожидание окончательного решения посольства Канады.

О моей истории поговорим немного позже.

Итак, мы чокнулись, выпили, налили ещё и завели неторопливый разговор. Мы пришли за всем этим. А зачем ещё мужчины ходят в бары? Выпить и потрепаться.

Мишка заговорил об Израиле, и я невольно погрузился в море воспоминаний. Я вспомнил тихий монастырский парк, разбитый на высоком холме. Вокруг раскинулся захлёбывающийся от удушливой ближневосточной жары Иерусалим. А здесь прохладный ветерок раскачивает верхушки стройных кипарисов. Рядом стоит Лена. Она слегка склонила голову набок и смотрит с озорной улыбкой…

Сева, которого в этой его жизни правильнее именовать Себастьяном (во всяком случае, так он называет теперь себя сам, и у нас нет никаких оснований это оспаривать), заметил, что я «отъехал», и ткнул меня локтем в плечо:

─ Ты с нами?

─ Ну а с кем же ещё!

─ Тогда скажи: зачем люди женятся?

─ Ты ещё спроси, зачем люди писают!

─ Да не валяй дурака, пожалуйста. Мы тут не сошлись мнениями.

─ Где именно не сошлись? Просто любопытно, где там можно не сойтись мнениями.

─ Не умничай. Люди стремятся обзавестись потомством. Продолжение рода и есть та самая катушка, на которую наматывается любовь с её романтической мишурой ─ все эти поцелуи, букеты цветов…

─ А Мишель с этим не согласен?

─ Он завинтил идею о стремлении человека иметь свидетеля своей гениальности. Пусть сам.

Мишка отхлебнул рома и криво усмехнулся:

─ Летописный синдром.

─ Чего?

─ Пиплам хочется иметь карманного летописца. Свидетеля своей жизненной борьбы. Чтобы супруг изо дня в день заценивал твои великие ходы, подачи, подсечки, рокировки…

─ Если бы ты сейчас пил бренди, Мигель, я бы сказал, что ты сбрендил, ─ махнул рукой Себастьян. ─ Ну какие рокировки нах? Всё просто. Продолжение рода ─ вот, что движет людьми. А обеспечивает это дело любовь.

─ Любовь? А что это? ─ быстро спросил Мишка. ─ За этим словом ничего конкретного. Люди напридумывали определений: любовь, темнота, ветер, мысль, материя. За ними ничего нет. Это всё категории человеческого мышления, то есть иллюзия. Ну вот что такое ветер?

─ Колебания воздуха, ─ сказал я.

─ А что такое воздух? ─ немедленно спросил Мишка.

─ Ну… мы им дышим.

─ Ядрён батон! ─ презрительно отрезал Мишка. ─ Дышим мы смесью кислорода с азотом. Воздух же ─ это нечто эфемерное и неопределённое. А что такое темнота?

─ Ну не знаю… Но ты ведь не станешь утверждать, что темноты нет?

─ Что такое темнота? ─ терпеливо повторил Мишка.

─ Ну, блин… Ну, скажем, отсутствие света.

─ Мысль?

─ Импульс головного мозга.

─ Да что ты? Спасибо, что не спинного. Всё это не ответы на вопросы. Это уходы от ответов. Маскировка незнания. Что такое «импульс головного мозга»?! Кто-нибудь его видел? Какого он цвета? Все эти определения людям нужны, чтобы как-то обозначить непонятные вещи. Те, которые нельзя потрогать руками. А истина в том, что всеми поступками человека двигают амбиции, а по-простому говоря ─ выпендрёж. Этот выпендрёж проявляется в разной форме, но его следы окружают нас со всех сторон, ─ Мишка обвёл глазами бар, засунул руку в карман. ─ Ну вот хотя бы, чтоб далеко не ходить, ─ он вытащил несколько смятых мексиканских купюр, выбрал одну достоинством в двадцать песо, разгладил: ─ Кто это изображён?

─ Ты бы бумажник завёл, деньги мнёшь.

─ Ай! ─ Мишка махнул рукой. ─ Кто это?

─ Написано же ─ Бенито Хуарес. Один из президентов Мексики.

─ Вот! Перед нами пример классического выпендрёжа. В античную эпоху правители завели моду тискать свои фейсы на баблосе. Чтобы благодарный народ их почаще видел и вообще узнавал в лицо. Античные времена давно минули, а традиция осталась. Пусть сегодня она формальная, потому что не сам Бенито Хуарес принял решение тиснуть себя на двадцатке, это скорее всего сделали после его смерти, но это древний памятник человеческим амбициям. И таких памятников вокруг хоть пруд пруди.

─ Что-то ты не те груши околачиваешь. Каким боком всё это к женитьбе?

─ Повремени, сейчас догонишь. Всякий царёк чеканил свой профиль на монете, строил всякую каменную хрень типа пирамид или дворцов, устраивал войны, а потом… Что потом он делал? ─ Мишка вопросительно посмотрел на нас.

─ Ну, бухти дальше, ─ ответил Себастьян.

─ Потом он заказывал барельеф с наглядными изображениями своих художеств. То есть отливал себя в граните на века. Вот оно! И простой пипл тоже любит принимать красивые позы. Но! ─ Мишка многозначительно поднял вверх указательный палец. ─ Царь мог замесить барельеф на главной площади, а Вася Пупкин ─ нет. Вот он и женится, чтобы супруге свою гениальность демонстрировать. А если, как Комар говорит, для продолжения рода, то зачем тогда изобрели всякую полигамию или полиандрию? Ведь один мужик и одна баба гораздо эффективнее. Во всяком случае, лучше этого для продолжения рода пока ничего нормального не придумали. А однополые браки? Какое тут может быть продолжение рода? Это же демографический тупик. Э нет! Свидетель собственной гениальности нужен. Или свидетели. И никакой любви!

Мы с Себастьяном переглянулись и принялись раскручивать воображаемые лассо. Первым в воздух взлетело моё:

─ Не умничай. Смесь азота и кислорода и есть воздух. Зачем произносить четыре слова, когда можно обойтись одним? Попробуй не дышать. Через двадцать секунд ты гарантированно прекратишь валять дурака и поймёшь, что воздух не иллюзия.

Пойдём дальше. Полигамия и полиандрия существовали при царе Горохе, а сегодня если и сохранились, то где-то на периферии большой цивилизации. Массового характера эти явления не имеют, и ссылаться на них некорректно.

И вообще полигамия была проявлением борьбы за выживание. Продолжение рода. Тут Комар прав на все сто. Всё гораздо проще, чем ты нагородил. В древности большая семья являлась гарантией выживания. Жили по принципу: чем больше женщин осеменит каждый мужик, тем больше в племени будет охотников, воинов, собирательниц кореньев. Большой размер рода являлся гарантией его сопротивляемости врагам, голоду, климату. Вот мужчина и трудился в поте лица.

Я замолк. В дискуссию вступил Комаров:

─ А однополые браки вообще особая тема со своим набором фишек и жетонов. Однако, если учесть, что многие однополые партнёры усыновляют детей, можно констатировать, что стремление к продолжению рода и здесь каким-то образом пытается самореализоваться.

Мишка хмыкнул.

─ Напрасно хмыкаешь, ─ изрёк Себастьян. ─ Если бы ими двигало только желание иметь супруга-летописца, детишки им были бы ни к чему. Не так? Так. Ещё как так.

Он самодовольно хлопнул Мишку по плечу.

─ Интеллект не пропьёшь, Мишель. Лёгким движением мускулов лба мы разорвали твои сети. Теперь давайте наполним стаканы, потому как держать их пустыми нет никакого резона, и выпьем за…

За что хотел выпить Себастьян Комаров, осталось неизвестным, потому что в этот момент наше внимание привлекла сцена, разыгрывшаяся за соседним столиком.