Три подруги и таинственный жених

Глава VII

Выйдя из подъезда, я увидела его сразу же. Он стоял в стороне от пылающих энтузиазмом и энергично шушукающихся зевак, и курил.

«Ошиблась по всем пунктам», – мысленно укорила я себя, а вслух сердито заметила:

– Ты же вроде бросаешь?

– Больше нет, – сквозь зажатую в зубах сигарету прошипел Макс и глубоко затянулся.

Я промолчала, помахав рукой перед лицом, отгоняя от себя клубы вонючего дыма.

Начинать разговор не спешила, ожидая, когда друга прорвет первым.

И он не подвел.

– Сирена? – вместе с облаком дыма, выдохнул начальник, морщась.

– Молодец, – с сарказмом похвалила я. – Умеешь подслушивать.

– То есть, все, что было между нами – ложь? – не унимался босс. Ну вот, стандартная мужская реакция. Эгоизм, замешанный на болезненном самолюбии. – Она меня… околдовала?

– Тебя только это волнует? – я направилась вниз по улице, туда, где припарковала свой автомобиль.

– Так да или нет? Разве сирены – не чудовища, прикидывающиеся прекрасными девами? – вновь стал расспрашивать меня друг, едва мы отдалились от толпы. – У них вроде должны быть крылья и куриные лапы, но у Мари я не видел ничего такого!

Я остановилась, с наслаждением подняла лицо к небу, радуясь ярким солнечным лучам. Но радость моя длилась не долго. Угрюмое сопение друга над ухом действовало на нервы и не позволяло отрешиться от происходящего вокруг хотя бы на пару минут.

Открыв глаза, я покосилась на босса.

– Сирены ведь завлекают пением, – бормотал Макс куда-то себе в ладонь, которой тёр лицо. – А Мари мне никогда не пела… Я даже не знаю, умеет ли она петь! Элли, да, а вот Мари…

– Птичьи, – не выдержала я.

– Что? – вздрогнуло начальство.

– Лапы у них птичьи, а не куриные, – необходимость объяснять почему-то действовала на нервы. – Да и это лишь по мифам, которые писали авторы мужского пола. А мужчины что угодно готовы придумать, лишь бы оправдать собственные слабости, особенно, если эта слабость – женщина. И так было всегда, что тысячу лет назад, что месяц тому.

– Но…

– Слушай, ну, какая теперь уж разница? – всплеснула я руками. – Ничего не изменить. Оставь прошлое – в прошлом.

– Но… как мне теперь с ней общаться? – растерялся друг.

– Как и раньше, с помощью исторически сложившихся вербальных языковых конструкций. Ну, если очень хочется, можете разучить язык жестов, тоже говорят, полезная вещь, – и я направилась к своей машине. – Ты идешь?

Мы загрузились в авто, и я порулила в сторону нашего офиса. Необходимо было выпить кофе и хорошенько всё обмозговать.

– Что думаешь? – спросил, наконец, Макс после нескольких минут напряженного молчания. Я следила не только за дорогой, но и за его лицом, по изменениям которого поняла, что ситуацию с Мари он смог немного уложить в своей голове и теперь интенсивно размышлял над другими, более животрепещущими темами. Возможно, таким образом он просто пытался отвлечься.

– Об убийстве? – решила уточнить я, высматривая вдоль дороги какую-нибудь кофейню.

– Нет, о ситуации на американском фондовом рынке! – вспылил Макс.

– Не знаю, мой биржевой брокер в отпуске, – отбила я подачу.

– А ты можешь вот без этого? – продолжало нервничать начальство.

– Без чего? – я сохраняла невозмутимость. Ну, или по крайней мере, мне так казалось.

– Без вот этого своего сарказма, – изображая из себя взбесившуюся мельницу, замахал руками босс. Да, последние несколько часов дались ему тяжело. Но это не значило, что отыгрываться следовало на мне.

– А ты? – ласково заулыбалась я, как улыбаются психиатры своим пациентам.

Макс выдохнул, отвернулся, помолчал и выдавил:

– Прости, просто… ситуация сложная, не до веселья сейчас.

– Взгляни на моё лицо, – предложила я, ткнув в это самое лицо пальцем. – Похоже, что мне весело?

Макс действительно перевел на меня взгляд, внимательно оглядел мою моську и не смог сдержать улыбку:

– Нет, похоже, что ты размышляешь о том, где можно купить хороший топор.

– Гвоздезабивной электрический пистолет! – сопроводила я свои слова ответной улыбкой. – Выбирают его! Потому что не женское это дело, топором махать.

– Гвоздеза… что? – опешил Макс. – Что это вообще такое? И откуда ты знаешь, что это такое?

– Это очень полезная в хозяйстве вещь, – плотоядно заухмылялась я.

Заметив на углу улицы знакомую вывеску, начала перестраиваться в потоке машин.

– О, а ещё есть шуруповерты! Тоже штука на все случаи жизни!

– Не знал, что ты фанатка строительных магазинов, – вздохнул друг, потирая шею. – Но теперь буду знать, что тебе дарить на день рождения и свадьбу.

– На свадьбу дари погребальный венок, – уже не так весело предложила я. – Я похороню под ним свою жизнь…

Взяв кофе на вынос, я – американо с молоком, Макс – латте, мы вернулись в машину и решили не торопясь насладиться напитками, наблюдая за жизнью вокруг.

– Ты был прав, скорее всего, Элли убил не человек, – глядя в окно, нарушила я установившуюся тишину. – И, скорее всего, мы никогда его не найдем.

– Об этом я догадался, когда увидел с каким лицом ты вышла от Мари, – тихонько вздохнув, ответил Макс.

– Как?

– Ты – нереида, моя бывшая – серена, а спальня Элли залита кровью. Не трудно догадаться, что просто не будет, – сухо подытожил он. – Я прав?

– Да, – пришлось признать мне. Ещё глубже затягивать друга в чужой и чрезвычайно опасный для него мир мне не хотелось. Но он имел право знать, во что вляпался. – Велик шанс, что сестру твоей бывшей подружки убил оборотень.

– Почему ты так решила? – выпрямился Макс с требовательностью во взгляде и готовностью погрузиться в новую информацию, которая, возможно, станет причиной не одного ночного кошмара.

– Оборотни живут закрытыми сообществами, – начала я издалека. – Как и многие из нас. Редко, кто бродит одиночкой. В группе выжить проще. И у каждой такой группы имеются свои правила, законы и правители. В принципе, на таком делении и держится весь наш мир. Но главное, что отличает оборотней от всех остальных – многие из них когда-то были людьми. Большинство оборотней – обращенные, то есть, укушенные другими оборотнями и через укус инфицированные вирусом ликантропии.

– Так это вирус? – изумился Макс с такой силой, что едва не выронил стакан с кофе.

– Да, один из самых древних, – подтвердила я, стараясь аккуратнее выбирать формулировки. – Говорят, что он был создан одной могущественной ведьмой. Первой ведьмой на земле, если быть точнее.

– Первой, – эхом повторил Макс, – и после моего сдержанного кивка новый вопрос: – А зачем? Зачем она создала этот вирус?

– Давай не будет уходить аж в такие дебри, ладно? – предложила я. – Вряд ли ведьмы имеют отношение к теме нашего разговора, поэтому пока их оставим в покое.

– Давай, – поддержал меня друг, чье лицо заметно побледнело. Кажется, его слегка тошнило. – Итак, оборотни.

– Укушенные могут иметь потомство. В свою очередь, дети укушенной пары будут считаться оборотнями от рождения. Рожденные сильнее, чем обращенные. И чем больше в роду у рожденного оборотня таких же, как он, то есть, полноценных оборотней, тем он сильнее. Как правило, рожденные оборотни во втором и выше поколениях создают союзы исключительно с себе подобными для сохранения чистоты крови и, следовательно, силы. А из-за того, что стаи нередко враждуют, то пару ищут в своем кругу, внутри стаи. Со временем это приводит к кровосмесительству и постепенному вырождению.

– То есть, пытаясь сохранить силу, они фактически её теряют? – попытался разобраться Макс.

– Не то, чтобы теряют, – покачала я головой. – Скорее, мутируют. Это сказывается и на умственных способностях, и на физической форме. Например, бывает так, что оборотень трансформируется в животную форму, а вернуться обратно в человеческую уже не может. Он как будто застревает и остается животным навсегда. Со временем, человеческое сознание растворяется в инстинктах… и оборотень навсегда остается в животном облике. То есть, становится полноценным животным. Чтобы уменьшить количество таких случаев и их потенциальную вероятность, отдельные стаи проводят, так сказать, целенаправленное обращение людей в оборотней. Чтобы пополнить своим ряды. Мы называем это жатвой, и она санкционирована нашими властями.

– У вас есть своя власть? – у Макса дернулась щека.

– Ага, называется Совет Старейшин. Он состоит из двенадцати членов, по одному от каждой группы, проживающей на подвластных Совету территориях. Тех, кто будет в Совете представлять интересы сообщества выбирают внутри каждой отдельной группы. Совет Старейшин следит за исполнением законов, разрешает споры и выносит приговоры.

– Законодательная, исполнительная и судебная власть в одном флаконе, – подвел итог Макс.

– Типа того, – согласилась я и продолжила:

– С определенной периодичностью, обычно один раз в год, наиболее сильные оборотни выбирают самых сильных и, по их мнению, самых достойных среди людей, а после кусают их, тем самым, передавая вирус. Так они «разбавляют кровь». Работают на опережение. Приводят в стаю новых оборотней в пару ныне существующим. И их потомство уже будет иметь совершенно другой набор генов, который поможет предотвратить вырождение. Оборотни называют это сбором урожая, Совет Старейшин превентивной мерой, а я – идиотизмом.

– Почему?

– Это не честно. Людей, которых обращают, не спрашивают, хотят они этого или нет. Кто-то другой решает за них, какой станет их завтрашняя жизнь. Пойми, – вдруг очень важным стало объяснить всё правильно, – стать оборотнем – это не в команду по хоккею записаться. Это в корне меняет всю твою жизнь, заставляет отказаться от всего, что ты имел до этого. Потому что вступить в стаю – это как стать частью мафиозной группировки. Один раз и навсегда. И ты либо с ними, либо вообще нигде. Очень немногим удается сменить стаю, а покинуть стаю совсем, не примкнув к другой – практически невозможно. Оборотень по одиночке не жилец.

Макс молчал, глядя в одну точку перед собой, постепенно бледнея. И это была та бледность, при которой ты не подкалываешь друга, а мысленно высчитываешь перспективу реанимации.

– Поставь себя на место условного укушенного парня, – предложила я, в душе сомневаясь, стоит ли вообще развивать тему. – Ты просыпаешься утром, с дикой болью во всем теле и ощущением, что с тобой что-то происходит. Ты чувствуешь, как внутри тебя что-то меняется. Но не можешь понять, в чем дело. И просто утешаешь себя, говоря, что, скорее всего, подцепил простуду. Или съел что-то не то. Или накануне перепил, и зарекаешься начать вести здоровый образ жизни. А потом случается оно, превращение. В массовой культуре любят привязывать первое обращение в животную форму к фазам луны. Мол, оборотни перекидываются в животных в полнолуние, а в остальное время они ничем не отличаются от людей. Но это не так, на самом деле оборотни могут перекидываться не зависимо от времени суток, дня недели, времени года и погоды за окном. Просто в полнолуние им труднее удерживаться в границах человеческого сознания, сдерживать поглощение своего осознанного «я» первичными животными потребностями. Сильные оборотни способны полностью себя контролировать, подчинив внутреннего зверя. У молодых или ментально слабых особей с этим возникают проблемы. И в этом случае всё зависит от эмоционального фона. В моменты сильных переживаний животная форма способная выйти из-под контроля.

– Думаешь, напавший на Элли оборотень просто потерял самообладание? – Макс отмер и отстраненно потряс стаканчиком, прислушиваясь к плеску жидкости внутри.

– Возможно, но думаю, что здесь дело в другом. А именно, в наркотиках, – изрекла я.

Глаза Макса широко распахнулись, рот приоткрылся.

– Элли не была наркоманкой, – твердо заявил он. – Я знал её. Да, она была очень своеобразным человеком. Немного взбалмошной, немного себе на уме. Совершенно непредсказуемой и абсолютно неуправляемой. Она делала, что хотела и никогда не интересовалась чужим мнением по этому поводу. Иногда мне казалась, что она застряла где-то в подростковом возрасте и всё никак не может вырасти.

– Ты сам слышал, как Мари рассказывала о найденных в куртке сестры таблетках, – напомнила я. – И это был не какой-нибудь оксикодон или кодеин.

– Я не знаю, что это такое, – буркнул босс.

– Опиоиды, – просветила его я наивное начальство. – Первое используется как обезболивающее, второе как противокашлевое. Достаточно невинно, но любители закинуться чем-нибудь покрепче и нырнуть в аквариум с рыбками используют их для других целей. Опасность в том, что если неправильно рассчитать дозировку, может произойти остановка сердца.

– Даже спрашивать не буду, откуда ты это знаешь, – покачал головой босс, отворачиваясь.

– У меня много знакомых, – хмыкнула я.

– Много знакомых среди наркоманов? Интересные у тебя дружеские связи.

– Разве я сказала, что они мне – друзья? – парировала я с кривой усмешкой. – Я просто сказала, что общаюсь с людьми. Разными людьми, в отличие от некоторых.

– Если ты намекаешь на меня, то я тоже общаюсь с людьми, – интенсивно заморгал босс. – Просто с другими.

– Да, видела я с какими людьми ты общаешься, – фыркнула я и потянулась к бардачку, где у меня была припрятана шоколадка. – И общение, скорее всего, проходит по ночам.

– Мы с Мари встречались в университете. Но за несколько дней до выпускного расстались.

– Что так? – хмыкнула я. – На солнце были бури и у вас гормоны разыгрались?

– Нет, просто Мари сообщила, что уезжает в Америку, стажироваться у какого-то именитого дизайнера, который оформляет дома знаменитостям. Она предложила мне поехать с ней, но я не представлял, чем могу заняться в чужой стране. Сидеть дома и готовить обеды, пока моя девушка воплощает в жизнь свои мечты? А как же мои мечты? В общем, я отказался. Мне предложили подождать. Но стажировка была годичной с перспективой остаться в Америке жить. Я понял, что не могу провести столько времени в режиме ожидания. К тому же, в моей жизни тогда уже появился человек, к которому я начал испытывать смешенные чувства. И понял, что мне нужно разобраться в себе. Но делать это лучше в родной стране. Мы расстались, Мари улетела, попросив присматривать за её сестрой.

– Так, – я завозилась с оберткой. – А с Элли у тебя что-то было?

– Ну, – замялся Макс так, словно я спросила его о чем-то не очень приятном. – Мы провели несколько вечеров вместе. Что? Не надо смотреть на меня таким унижающе-осуждающим взглядом! Мне было плохо после расставания с Мари, а Элли… ну, она никогда не скрывала, что я ей нравлюсь, как мужчина. Вообще, не знаю, стоит ли об этом говорить или нет, но Элли всегда нравились те, кому нравилась её сестра. Был у неё такой бзик!

– То есть, младшенькая западала на ухажеров старшенькой? – я протянула боссу шоколадку, решив поделиться лакомством. – Будешь?

– Нет, терпеть не могу горький шоколад, – отмахнулся Макс. – Не знаю, как ты это ешь. И, более того, не знаю, зачем ты это ешь! Неужели такие как ты тоже вынуждены сидеть на диете?

– Нет, – я с удовольствием отломила кусочек и сунула в рот. – Такие, как я, не полнеют, очень медленно стареют и нас крайне сложно убить, когда мы в родной среде обитания.

– Мари такая же? – помрачнел Макс, наблюдая за мной.

– Не совсем, – вздохнула я, понимая, что рано или поздно мне придется договорить до конца. – Сирен и нереид объединяет только то, что и те, и другие рождаются в море и только там. За пределами родной стихии мы лишены многих…м-м-м… функций. Это нас роднит, а в остальном, мы разные. И если тебя так сильной беспокоит, как выглядит твоя бывшая в истинном облике, то спешу утешить – он мало, чем отличается от того, к чему привык ты. Только волосы у неё белые, как пена морская, а кожа отливает приятным голубым оттенком. Ну, ещё от всех сирен, так же, как и от русалок попахивает тиной. Не знаю, как Мари избавилась от этого запаха. Моя бабушка рассказывала, что её очень долго преследовал чуть затхлый аромат застоявшейся морской воды.

– Твоя бабушка – русалка? – лицо Макса вытянулось, и шея будто бы даже визуально удлинилась, а после смиренно: – Значит, русалки тоже не выдумка…

– Ага, – я зевнула и с наслаждением потянулась. – Моя бабушка была русалкой. Ключевое слово здесь «была». Сейчас она такая же, как и ты, то есть, смертная. Она отреклась от своей магии, покинула мужа, маленького сына, море и ушла жить к людям.

Я посмотрела на Макса, чьи глаза в этот момент напоминали два цоколя в лампочке.

– Знакомый сюжет, да? Главную героиню сказки «Русалочки» частично списали с моей бабули. Они с Андерсеном дружили, он, кстати, тоже не человек и до сих пор жив, просто творит нынче под другим именем. Вот только моя бабушка не сбрасывалась со скалы из-за несчастной любви и не продавала свой голос в обмен на ноги. У неё действительно был хвост, который одна знакомая морская ведьма помогла превратить в ноги. Но даже в таком виде бабуля оставалась бессмертной, как дочь двух богов. В целом, её судьба была не такой трагичной, как у героини Андерсона. Бабушка вышла замуж во второй раз и в день свадьбы отказалась от своей божественной сущности, решив, что хочет состариться вместе со своим человеческим мужем. Вместе они прожили в счастливом браке долгих сто семьдесят лет. Такому долголетию не удивляйся, там одна ведьма постаралась. Три года назад дедушка скончался по естественным причинам дома, в своей постели, в окружении пятерых детей, одиннадцати внуков и трех правнуков. Бабушка верит, что ещё встретится с мужем. Своей собственной смерти она не боится, зная, что умрет как человек и ожидая этого, но не торопя. Сейчас ей официально семьдесят восемь лет. Она печет пирожки, гуляет по вечерам в парке и нянчит внуков.

– Обалдеть, – ожил через некоторое время Макс. – «Русалочка» Андерсена в каком веке была написана? В восемнадцатом?

– В первой половине девятнадцатого, – поправила я. – И на самом деле, при первом литературном переводе на русский язык переводчик спутал название произведения и имя главной героини. В оригинале сказка называется «Маленькая морская дева». Но морским жителям понравилось слово «русалка» и с тех пор оно плотно вошло в обиход. В королевстве любят эту повесть, а как по мне она слишком банальна. Лично я не самого высокого мнения о литературном таланте Ганса. Из того, что ему рассказала бабушка можно было слепить что-нибудь получше слезливой истории про неразделенную любовь. Но! Возвращаясь к теме твоих сексуальных похождений, могу сказать, что бояться нечего.

– Я и не боюсь, – запротестовал босс, но взгляд отвел, вдруг заинтересовавшись своими ногтями.

– Конечно, не боишься, – с глазами, до краев наполненными преданностью, так, что аж вот-вот расплещется, согласилась я. – Но на всякий случай сообщу, вдруг информация будет полезной, что в отличие от русалок, сирены никогда не имели рыбьих частей тела. На самом деле, они – продукт мутации. Первые сирены произошли от союза речного бога и музы. От матери сиренам достался талант к музицированию и пению, а от отца – способность жить в воде. Знаешь, никто не верил, что потомство от союза водяного бога и музы выйдет толковым и не скончается в первые дни жизни. В какой-то степени пессимистичные прогнозы обитателей морского королевства оправдались. Все появившиеся на свет сирены оказались бесплодными. Абсолютно. Это сильно расстроило тогдашнего Повелителя Морей, моего дедушку Лигорфа, потому как перспектива выведения новой расы в королевстве очень воодушевили дедулю. И когда выяснилось, что эта телега с трудом катится на одном неустойчивом колесе и вот-вот развалится, дедуля взялся экспериментировать.

– Он что, создал подпольную морскую лабораторию? – попытался пошутить Макс.

– Нет, издал указ, по которому каждую из сирен обязали вступить в половой акт с одним представителем от каждой расы, проживающей в королевстве. И со временем это дало свой результат. Опытным путем удалось выяснить, что сирены способны воспроизводить себе подобных только от кибиров. Это морские демоны. Не самые приятные ребята, но возможность заполучить в жены сирен им пришлась по вкусу. А вот сирены совсем не обрадовались, потому как кибиры достаточно агрессивны. Больше половины королевской армии составляют именно морские демоны. Их сложно побороть – они быстрые, сильные и не знают пощады. С мозгами, правда, туго, но невозможно получить всё и сразу.

– Феминистки твоего деда живьём бы сожрали, – справедливо заметило начальство. Дедуля часто перебарщивал и не имел особой тяги к гуманизму. Но зато при нём не было ни одной войны, чем остальные морские правители едва ли могли похвастаться.

– Подавились бы, – цокнула я языком, запихивая обратно в бардачок оставшуюся половинку шоколадки. – Мой дедуля был способен утопить целый континент.

– Он умер?

– Боги не умирают, они уходят, – спокойно пояснила я. – Куда – не спрашивай, понятия не имею, я там ещё не была.

– Откуда ты всё это знаешь? У вас что, существуют какие-то школы или кружки по передаче житейской мудрости?

– Школы существуют, – произнесла я, наблюдая, как губы Макса растягиваются в широкой улыбке. – И нет, это не домик внутри банановой кожуры, не надо представлять Губку Боба.

– Как ты догадалась?

– По твоей довольной моське, – лукаво улыбнулась я и серьезно добавила: – После того, как сирены взбунтовались, заявив, что морские демоны в качестве супругов им и даром не нужны, дедуля не растерялся. И издал ещё один указ, по которому сирен поставили перед выбором – или они распределяются на пары с кибирами, или отправляются в храм Пелагия служить жрицами. А это такая работа, что врагу не пожелаешь.

– Дай угадаю, – предложил Макс. – Сирены начали сбегать.

Я с уважением посмотрела на друга.

– Просто успел изучить, – с изрядной долей самодовольства заметил он. – Тебя, Мари, Элли. Ни одна из вас не стала бы мириться с таким положением дел. Вы привыкли сами решать, где, когда и с кем.

Я натянуто улыбнулась, промолчав и отведя взгляд. Не хотелось ему рассказывать, что на самом деле я не в лучшем положении, чем сирены. А может быть, даже и в худшем. Они хотя бы могут выбирать себе будущих супругов, пусть и выбор их очень ограничен. Меня же такой возможности лишили ещё до того момента, как я вообще обрела способность понимать, кто такой муж и зачем он надобен.

– Но ты же не просто так мне всё это рассказывала тут полчаса, верно? – подобрался босс и начал соображать самостоятельно. Свою внутреннюю драму он к этому моменту прожевал и выплюнул. – Думаешь, Элли могли убить потому, что она сирена?

– Я не уверена в правдивости истории, рассказанной твоей подружкой, – пояснила я. – Конечно, казненный по обвинению в предательстве отец мог существовать. Но вот в утверждение о страхе преследования верится слабо. Мой отец, конечно, не страдает добродушием, но гоняться по всему белому свету за семьей одного изменника, к сему моменту давно мертвого, бессмысленно. Ладно бы за ним самим, а так… если семью не казнили вместе с ним, значит, жена и дети были признаны непричастными. Поэтому я думаю, что причина была в другом. Возможно, мать Мари и Элли бежала не из-за мужа, а от мужа. Если так и было, то морские демоны определенно искали этих трех женщин, чтобы наказать за побег. А наказывают они страшно. Лучше не знать подробностей, так спится спокойнее.

– А при чем здесь тогда оборотни? – встряхнул головой Макс, определенно испытывая умственное перенапряжение.

– Некоторые стаи оборотней печально известны тем, что работают на криминальные структуры. Элли могли просто-напросто «заказать». И я бы даже не стала сомневаться в этой версии и посоветовала тебе больше никогда не общаться с подружкой, которая вот-вот либо умрет, либо отправится домой под конвоем морских демонов, если бы не одно «но». Примерно та же ситуация, что и с Элли, произошла с моей подругой.

Макс шумно вдохнул, а выдохнуть забыл.

– И ты говоришь мне об этом только сейчас? После целого урока внеземной мифологии? – сквозь зубы процедил он.

– Это для тебя мифология, а для нас – реальная жизнь, – пожала я плечами. – И мы не внеземные, мы живем с вами по соседству, просто… вы нас не замечаете. По поводу нападения я тебе не рассказала, потому что оно случилось сегодня ночью. Я не успела, ты был слишком увлечен процессом прижимания подружки к своей груди.

Я громко и откровенно пренебрежительно фыркнула, а после кратко поведала то, что узнала от Нисы.

– То есть, у нас две молодые девушки, убитые при одних и тех же обстоятельствах? – подвел итог Макс.

– Ниса выжила, – сухо поведала я. – В основном благодаря тому, что её очень трудно убить даже оборотню под приходом. Макс, ты знаешь, как действует экстази?

– Нет, я же сказал, наркотики никогда не значились в списке моих увлечений, – отрезало начальство.

– Я, знаешь ли, тоже не фанат и вообще всё это терпеть не могу, но кое-какой информацией обладаю. Экстази возбуждает центральную нервную систему, во сто крат увеличивая выносливость и физическую силу. Человек под этим веществом способен выдержать самые экстремальные нагрузки, не спать сутками и не чувствовать усталости. Но за такую стимуляцию организма приходится платить и очень дорого. Уже после первого приема возникает психическая зависимость, прогрессирует физическое и нервное истощение, деформируются внутренние органы. В теле происходят необратимые перемены, вплоть до изменения генетического кода.

– Если всё настолько дерьмово, то зачем вообще это употреблять? – поморщился Макс.

Я пожала плечами.

– Не знаю, экстази – дорогой наркотик, его принимают богатые и знаменитые, чтобы стать ещё богаче и знаменитей, или чтобы просто удержаться на плаву. Многие потом переходят на более бюджетные версии, например, на метамфетамин. Сколько стоит та дрянь, которую употребляли оборотни перед тем, как в буквальном смысле взбеситься – трудно предположить, но думаю, что немало, раз даже в лабораторных условиях не удалось добиться конкретики и узнать, что это такое.

– Хорошо, значит, у нас две нечеловеческие девушки, на которых было совершено нападение предположительно оборотнями. Одна выжила, другая – нет, – внес коррективы друг.

– Угу.

– И здесь замешаны наркотики.

– Угу.

– Которые имеют сомнительное происхождение и не менее сомнительный способ распространения.

– Угу.

– И зачем я проснулся сегодня утром? – обреченно пробормотал Макс, хватаясь за голову.

Я промолчала и завела мотор, направившись в сторону офиса.