Цитаты из книги «Сиддхартха. Путешествие к земле Востока (сборник)»

Слова вредят тайному смыслу. Стоит только высказать какую-нибудь

мысль вслух, как она уже получает несколько иной характер, звучит немного

фальшиво, немного глупо. Впрочем, и это хорошо и нравится мне. Пусть то, что

один человек считает своим сокровищем и мудростью, звучит для другого, как

глупость -- я и против этого ничего не имею.

Отчаяние — исход любой серьезной попытки вытерпеть жизнь и выполнить предъявляемые ею требования, полагаясь на добродетель, на справедливость, на разум. По одну сторону этого отчаяния живут дети, по другую — пробужденные.

кто подлинно ищет, подлинно желает найти, тот не может принять никакого учения.

"Сиддхартха"

Он и раньше не раз слышал все эти

многочисленные голоса в реке, но сегодня они звучали как-то особенно. Уже он

не мог больше различать одни голоса от других -- радостные от плачущих,

детские -- от голосов взрослых. Все сливалось теперь в одно -- жалобы

тоскующих и смех умудренных, крики гнева и стоны умирающих -- все составляло

одно, все сочеталось вместе, все переплеталось в тысячекратном сплетении. И

все вместе -- все голоса, все цели, все порывы и страдания, все наслаждения,

все доброе и злое -- все вместе взятое составляло их. Все вместе взятое было

потоком событий, было музыкой жизни. А когда Сиддхартха внимательно

прислушивался к реке, к ее тысячеголосой песне, когда он не обращал

преимущественного внимания ни на жалобы, ни на смех, не уходил своим Я в

один какой-либо голос, а слушал их все одновременно, внимал всему и слышал

единство, тогда эта великая песнь, распеваемая тысячами голосов, оказывалась

состоящей из одного единственного слова; это было слово Ом -- совершенство.

Что хочет жить долго, должно служить. Что хочет господствовать, живет не долго.

По-иному смотрел он теперь на людей,не как раньше,менее умно,менее горделиво,зато теплее,участливее,с большим любопытством.Эти люди уже не казались ему,как прежде чужими:он понимал их,понимал и разделял их жизнь,которой управляют не мысли и знания,а лишь инстинкты и желания.

Часы отчаяния я принимаю теперь так, как все мы

принимаем сильную физическую боль: ее терпишь, жалуясь или сжав

зубы, следишь, как она прибавляется и нарастает, и чувствуешь

то яростное, то насмешливое любопытство -- как далеко это

зайдет, насколько может боль становиться злее?

Распространенная человеческая слабость-- предмет, отсутствие

коего только что обнаружено, представляется несообразно ценнее

и необходимее всего, что осталось у нас в руках.

Я держусь одних мыслей с Сиддхартой, нашим мудрым другом с Востока, сказавшим однажды: "Слова наносят тайному смыслу урон, все высказанное незамедлительно становится слегка иным, слегка искаженным, слегка глуповатым - что ж, и это неплохо, и с этим я от души согласен: так и надо, чтобы то, что для одного - бесценная мудрость, для другого звучало как вздор".

Блаженство мое состояло из той же тайны, что и блаженство сновидений, оно состояло из свободы иметь все вообразимые переживания одновременно, играючи перемешивать внешнее и внутреннее, распоряжаться временем и пространством как кулисами.