От Вознесенского проспекта до реки Пряжи. Краеведческие расследования по петербургским адресам

В 10 часов 15 минут с дистанции около 43 кабельтовых крейсер «Касуга» открыл огонь по «Императору Николаю I». Вслед за ним начали прицельную стрельбу и другие японские корабли. Вскоре во флагманский броненосец Н. И. Небогатова один за другим попали два снаряда среднего калибра. На русских кораблях все находились на своих местах по боевой тревоге и были готовы сражаться и умереть. В ответ японцам прозвучали всего три выстрела: два из 152-мм башни «Орла», начавшего пристрелку по «Микасе», и один из 120-мм орудия «Генерал-адмирала Апраксина», комендор которого «соблазнился удачной наводкой». Далее последовало преступное распоряжение Н. И. Небогатова: на «Императоре Николае I» взвился сигнал о сдаче, набранный по международному своду. Броненосец застопорил ход и вскоре поднял японский флаг. Так адмирал неожиданно для большинства подчиненных выказал малодушие и решил прекратить сопротивление.

Небогатов, несомненно, был подавлен картиной гибели сильнейших кораблей нашего флота под огнем неприятеля. Сыграло свою роль подавляющее превосходство японцев, а также доклад старшего судового артиллериста о недосягаемости японских кораблей для орудий «Императора Николая I» (не исключено, что лейтенант А. А. Пеликан из-за ошибочных показаний дальномера считал, что дистанция превышает 50 кабельтовых). Возможно, в решительную минуту на адмирала отрицательно подействовал совет командира «Императора Николая I» В. В. Смирнова, который с легким ранением отсиживался внизу. Впоследствии Небогатов мотивировал свое решение стремлением спасти две тысячи жизней от неминуемой и бесполезной гибели. Объяснить его поступок можно, но оправдать нельзя.

Сигналу адмирала о сдаче последовали «Орел», «Генерал-адмирал Апраксин» и «Адмирал Сенявин». Быстроходный «Изумруд» под командованием капитана 2-го ранга В. Н. Ферзена прорвался сквозь японский боевой порядок и ушел на север. У адмирала X. Того не было крейсеров, которые могли бы его догнать.

Характерно, что ни один из командиров русских броненосцев, позорно нарушив устав, не решился проявить самостоятельность и хотя бы попытаться уничтожить свой корабль. Многие судовые офицеры именно это и предлагали сделать, протестуя против позорной сдачи. Однако их голоса Небогатов и его командиры не услышали.

В Санкт-Петербурге сдача остатков эскадры вызвала резко отрицательную реакцию царя и высшего руководства флотом. Еще до возвращения пленных в Россию, 9 августа 1905 года, особое совещание под председательством вице-адмирала А. А. Бирилева большинством голосов высказалось за то, чтобы Н. И. Небогатова и всех офицеров лишить званий и уволить со службы, а кондукторов и нижних чинов – только уволить. Десять участников совещания, в том числе пять георгиевских кавалеров (И. М. Диков, Н. И. Скрыдлов, Н. О. Эссен, И. И. Чагин и П. П. Дурново), выразили иное мнение: осуждая сдачу и считая заслуженным строгое наказание, они справедливо полагали, что возмездие должно последовать только «по свершении суда». Николай II не со всеми их доводами согласился: приказом от 22 августа 1905 года Н. И. Небогатова, командиров «Императора Николая I», «Генерал-адмирала Апраксина» и «Адмирала Сенявина» без суда лишили званий и уволили со службы.

В это время корабли 3-го броненосного отряда уже несли службу в составе японского флота под названием «Ики» (бывший «Император Николай I», сдан на слом в 1918 г.), «Мисима» («Адмирал Сенявин», исключен из списков в 1928 г.) и «Окиносима» («Генерал-адмирал Апраксин», исключен в 1926 г.). «Ивами» («Орел») японцы поставили на длительный ремонт. Через шесть дней после подписания в С.-Петербурге сурового приказа в Сасебо от взрыва боезапаса затонул броненосец «Микаса», на борту которого Н. И. Небогатов подписал условия сдачи…

В ноябре-декабре 1906 года в Кронштадте все же состоялся военно-морской суд, признавший виновниками позора бывшего командующего отрядом и семь офицеров. Н. И. Небогатова, В. В. Смирнова, С. И. Григорьева и Н. Г. Лишина приговорили к смертной казни, замененной императором 10-летним заключением в крепости. Четыре месяца заключения получил бывший флаг-капитан В. А. Кросс, по три месяца – старшие офицеры «Императора Николая I» и «Адмирала Сенявина» П. П. Ведерников и Ф. Ф. Артшвагер, два месяца – старший офицер «Генерал-адмирала Апраксина» Н. М. Фридовский. Небогатов досрочно освобожденный из крепости, пережил революционные события 1917 года и скончался в СССР в 1934 году. Известно, что разжалованный Н. Г. Лишин сражался уже в почтенном возрасте на фронте Первой мировой войны простым солдатом.

Только один броненосец небогатовского отряда, «Адмирал Ушаков», действовал в духе лучших боевых традиций Российского флота. 15 мая после 15 часов отставший корабль обнаружили и атаковали броненосные крейсеры «Ивате» и «Якумо» под командованием контр-адмирала X. Симамуры. Командир броненосца капитан 1-го ранга В. Н. Миклуха отклонил предложение о сдаче и вступил в неравный бой, первым открыв огонь по противнику. Расстрелянные орудия и новые повреждения, полученные в 30-минутном бою, не позволили «Адмиралу Ушакову» нанести ущерб японским кораблям. Исчерпав возможности сопротивления, русские моряки затопили свой броненосец – последний из двенадцати кораблей главных сил 2-й Тихоокеанской эскадры. Судьбу корабля разделили его командир, старший офицер капитан 2-го ранга А. А. Мусатов, старший минер лейтенант Б. К. Жданов, судовой инженер-механик капитан Ф. А. Яковлев, поручик Н. Е. Трубицын, прапорщик Э. Н. Зорин, комиссар П. А. Михеев, 3 кондуктора и 84 унтер-офицера и матроса.

В 11 часов 30 минут 16 мая «Алмаз» пришел в бухту Стрелок, из которой в сопровождении тралящего каравана проследовал во Владивосток, где первым принес печальное известие о гибели русского флота: кроме «Алмаза», с боем сумели прорваться лишь миноносцы «Бравый» и «Грозный», пришедшие 17 мая.

«Алмаз» после Цусимского боя на рейде Владивостока. Май 1905 г.

В Россию сведения о цусимской трагедии поступили с опозданием. Лишь в понедельник, 16 мая, Николай II записал в дневнике: «…Ездил верхом, гулял и катался в байдарке. Сегодня стали приходить самые противоречивые вести и сведения о бое нашей эскадры с японским флотом – все насчет наших потерь и полное умолчание о их повреждениях. Такое неведение ужасно гнетет…».

Во вторник, 17 мая, царь сделал в дневнике запись: «Тяжелые и противоречивые известия продолжали приходить относительно неудачного боя в Цусимском проливе. Гуляли вдвоем. Погода была чудная, жаркая. Пили чай и обедали на балконе…».

И только в четверг, 19 мая, император наконец убедился в гибели Балтийской эскадры: «Теперь окончательно подтвердились ужасные известия о гибели почти всей эскадры в двухдневном бою. Сам Рожественский раненый взят в плен!!! День стоял дивный, что прибавляло еще больше грусти на душе… Завтракал, ездил верхом…».

За время боя «Алмаз» получил 29 повреждений. Было убито 4 матроса и один офицер, 3 человека получили тяжелые ранения, 8 – легкие. Во Владивосток на имя флигель-адъютанта И. И. Чагина из Петербурга направлена высочайшая телеграмма: «От души благодарю Вас и поручаю передать Мою благодарность командирам, офицерам и командам "Алмаза", "Изумруда", "Грозного" и "Бравого" за самоотверженный тяжелый подвиг в несчастном для нас бою. Да послужит вам всем сознание своего исполненного долга, утешением в тяжелом испытании, постигшем нашу Родину. Николай».

Повреждения кормовой оконечности крейсера «Алмаз», полученные во время Цусимского боя

Экипаж «Алмаза» за успешный прорыв наградили орденами. Старший офицер – капитан 2-го ранга Дьячков был награжден золотой саблей с надписью «За храбрость», штурман Григоров – орденом Св. Владимира с мечами и бантом, а командир И. И. Чагин – орденом Св. Георгия 4-й степени. Подписывая награждения и высоко оценивая мужество и находчивость командира крейсера, император заметил, что такому человеку можно доверить наследника.

Более шести тысяч балтийских моряков погибло в Цусимском сражении. Из 38 кораблей, направленных на Дальний Восток, 22 нашли себе могилу в водах Корейского залива. Гибель кораблей Балтийского флота в Тихом океане явилась заключительным актом исторической драмы, не имеющей себе равных во всей военно-морской истории. Первые известия о разгроме японцами Балтийской эскадры приходили в Россию в виде смутных и довольно сбивчивых слухов. Но потом, уже к вечеру второго дня, все сомнения рассеялись. Стало ясно, что эскадра потерпела полное поражение. Все ждали чуда, так страстно его желали, что не обращали внимания на явную слабость наших позиций и возможностей. Под желаемое подгоняли цифровые данные, убеждая себя, что эскадра, направленная на Дальний Восток, сильнее японской. Чуда не свершилось, суровая действительность самым беспощадным образом опрокинула все иллюзии. Газеты Петербурга писали: «Мы не хотели смотреть грозному призраку прямо в лицо, и теперь, когда этот призрак обратился в действительность, нам вдвое тяжелее поднять на него глаза».

Командованием 2-й Тихоокеанской эскадры не были приняты необходимые меры по подготовке к эскадренному бою. На кораблях в большом количестве продолжали оставаться легко возгорающие предметы: деревянная отделка рубок и внутренних помещений, гребные шлюпки и катера на палубах. Не изменилась к лучшему и окраска судов, особенно броненосцев, их черный цвет значительно облегчал работу наводчикам орудий противника.

Ненадежной оказалась и тактическая организация русской эскадры, в результате чего сразу же, буквально через несколько минут после открытия японцами огня, русские броненосцы, в том числе и «Князь Суворов», флагман командующего вице-адмирала З. П. Рожественского, начали получать одно попадание за другим. Разрывы японских фугасных снарядов создавали многочисленные очаги пожаров и поражали людей из аварийных партий. Адмирал полностью пренебрег советами и просьбами командиров о маневрировании кораблей в бою, с тем чтобы уклониться от японских залповых накрытий. Под градом японских снарядов командующий требовал лишь одного – точности своего огня. Охваченные пожаром русские корабли, с убитыми или тяжело раненными командирами, получившие значительные повреждения, один за другим выходили из строя.

Явный огневой перевес и сравнительно небольшие потери в бою с русским флотом, позволили адмиралу X. Того пойти на решительное сближение для довершения разгрома эскадры адмирала Рожественского. Поврежденный, беспомощный под огнем японских крейсерских отрядов, флагман 2-й Тихоокеанской эскадры «Князь Суворов» после трех торпедных попаданий в клубах черно-желтого дыма медленно перевернулся на левый борт и через 10 минут скрылся под водой. Судьбу корабля разделил весь его экипаж. Японцы – свидетели гибели русского флагмана, отмечали: «На месте броненосца остались только клочья дыма, которые стлались по поверхности моря».

Противник одержал верх благодаря превосходству в тактике, используя артиллерию в выгодной для него обстановке, сосредоточив огонь прежде всего на лучших русских броненосцах. В условиях, крайне не выгодных для русских кораблей, общая эффективность стрельбы отечественных броненосцев оказалась в три раза ниже, чем у японцев. Четкий маневр кораблей противника способствовал созданию благоприятных условий для действий тяжелой артиллерии и оказался достаточно эффективным средством для уклонения от попадания русских снарядов.

Позднее английский военно-морской историк X. Вильсон скажет: «У русских не было недостатка в храбрости, они держались до конца, но не проявили инициативы и предприимчивости». Большинство русских, английских и японских экспертов, анализируя детали боя при Цусиме, единодушны в мнении: бой был проигран русской эскадрой через 40 минут после открытия огня.

Французский же военный комментатор, капитан 1-го ранга маркиз де Баленкур, напишет замечательные слова в комментарии к «Бою при Цусиме»: «Пройдет менее столетия, и учителя истории будут рассказывать нашим внукам, что 28 (15) мая 1905 года русские были разбиты наголову при Цусиме. Разбиты наголову – бесспорно, но позорно – нет, никогда! Разве можно считать позорной гибель 22-х судов с поднятым флагом и потерю шести тысяч человек, предпочтивших смерть позорной капитуляции!».

Во Владивостоке крейсер «Алмаз» поставили в ремонтный док. На нем установили новое вооружение – три 120-мм, десять 75-мм орудий, две 47-мм пушки и два пулемета.

Помимо этого, крейсер приспособили для постановки мин (очевидно, с бортовым сбрасыванием) и соорудили стеллажи для их хранения.

15 августа 1905 года старшего офицера «Алмаза» капитана 2-го ранга А. П. Дьячкова перевели на ту же должность на крейсер 1-го ранга «Громобой», заменив капитаном 2-го ранга В. Ф. Григорьевым.

Ранее, в связи с назначением б июня 1905 года капитана 2-го ранга И. И. Чагина командующим императорской яхтой «Штандарт», командиром крейсера стал капитан 2-го ранга А. И. Угрюмов.

…Наверное, здесь будет уместно небольшое отступление от темы нашего повествования. Трагически закончилась жизнь первого командира «Алмаза».

Новый командир крейсера «Алмаз» (1905–1907) капитан 2-го ранга А. П. Угрюмов

Ежегодно летом Николай II проводил некоторое время на яхте «Штандарт» в плавании в финских шхерах, осматривая с семьей и свитой живописные бухты и острова залива. Летом 1907 года яхта с опытным финским лоцманом Иоганном Блумквистом, 35 лет водившим корабли в районе шхер, села на камни. Фарватер, по которому шел корабль, опасений, согласно карте, не вызывал. Лоцман уверенно подтвердил полную безопасность фарватера для прохода «Штандарта». Но 29 августа в 4 часа 55 минут, в расстоянии полукабельтова от острова Граншер, яхта неожиданно наскочила на острый изогнутый камень, не указанный на карте. Мягко качнувшись, корабль остановился с креном на правый борт. Машины застопорили, объявили аварийную тревогу. При ударе о камень форштевень дал трещину, появились две пробоины в носовой части, были затоплены две передние кочегарки, помято первое дно под машиной и выгнут фундамент под кормовой кочегаркой. Царские помещения не пострадали. Однако императорскую семью пересадили на посыльное судно «Азия» и доставили на борт колесной яхты «Александрия».

12 ноября 1907 года в зале морской библиотеки Главного Адмиралтейства в Санкт-Петербурге состоялся суд над виновниками аварии, в числе которых находился и командир «Штандарта». Суд, ввиду боевых заслуг И. И. Чагина в Цусимском сражении, объявил ему выговор и отстранил от командования императорской яхтой. Кассационный же суд 21 декабря 1907 года полностью оправдал его и восстановил в командовании «Штандартом». Его даже зачислили в свиту царя и произвели в контр-адмиралы. Однако после этой аварии и суда морские и особенно гвардейские офицеры резко изменили отношение к Чагину считая его виновным в происшедшем… Через несколько дней его нашли в кресле у письменного стола в одном нижнем белье… и без головы: контр-адмирал И. И. Чагин застрелился у себя на квартире в Санкт-Петербурге, зарядив оба ствола охотничьего ружья и налив в них для надежности воды. Какого-либо письма он не оставил, поэтому пошли различные сплетни и домыслы о причинах его самоубийства.

Любопытно, что через несколько лет после смерти командира «Штандарт» снова едва не потерпел аварию, получив вмятину в борту все в тех же финских шхерах…

Японская война тяжелым бременем и большим национальным горем легла на Россию. Сухопутные и морские бои оканчивались для нее сокрушительными поражениями. Неудачи жестоко ранили чувства русских патриотов. Известия о поражении русской армии и флота производили в России тягостное впечатление. Многим стало ясно, что необходимо как можно быстрее заключить мир, прекратив бессмысленные военные действия. Русско-японская война воспринималась как национальная трагедия.

Газеты пестрели правительственными сообщениями о революционных волнениях. В Баку обнаружили четыре склада взрывчатых веществ и оружия, а также типографию анархистов-коммунистов. В Варшаве полиция ликвидировала две типографии военно-революционной организации польских социал-патриотов. В Самаре арестовали десять человек, входивших в состав местного комитета партии социал-революционеров. Недовольство нарастало. Газета «Кронштадтский вестник» с тревогой сообщала: «В Петербурге ужасно поднялись цены на все жизненные продукты, в особенности на мясо, фунт которого уже стоит 35 копеек. Жаль бедноту, которая принуждена платить втридорога».

Иного мнения придерживался император Николай II, полагавший, что Япония истощена своей удачной войной гораздо больше, чем Россия своей неудачей. Император настаивал на необходимости затягивания военных действий, что, по его мнению, должно обязательно привести к победоносному завершению войны. И все же под давлением обострившейся революционной ситуации в стране и настоятельных советов глав иностранных союзных правительств летом 1905 года царь вынужден согласиться начать в Портсмуте мирные переговоры с Японией. Для их ведения был назначен статс-секретарь С. Ю. Витте – давний противник этой войны. Вместе с тем, давая согласие на мирные переговоры, Николай II в душе еще надеялся, что из этого ничего не выйдет, переговоры не состоятся, а война будет продолжена. Однако, когда японцы проявили, не без давления Англии и США, желание заключить мир и приняли все условия Витте, Николай II подписал мир, но, как заявляли свидетели, сам при этом находился в глубоком отчаянии. Придворный историк Ольденбург, хотя и приписывал столь успешное заключение мира мудрости царя, в то же время писал, что «если бы в тот период в России не было "пораженца" Витте, то Николай II, вероятно, продолжил бы войну до победного конца».

Министр иностранных дел С. Ю. Витте подписывает мирный договор с Японией. Рисунок 1905 года с автографом С. Ю. Витте

Согласно Портсмутскому договору, Россия сохраняла свое великодержавное положение на Дальнем Востоке, рассчитавшись за полное и позорное поражение лишь уступкой Японии южной половины Сахалина до 50-й параллели, с прилегающими островами и всем государственным имуществом. Площадь и население аннексируемой Японией территории были не столь велики, но она имела серьезное стратегическое и экономическое значение (блокада японцами Татарского пролива и потеря богатых месторождений полезных ископаемых в этой части острова). И все же, что бы там ни говорили, С. Ю. Витте вопреки воле царя блестяще провел мирные переговоры и вынудил императора пожаловать ему графский титул. Царское окружение тут же присвоило ему обидное прозвище – «Граф Полусахалинский».

«Биржевые новости» 16 сентября 1905 года сообщали о торжественной встрече в Петербурге статс-секретаря С. Ю. Витте. Петербуржцы, встретив статс-секретаря на вокзале, ликовали и выражали глубокую благодарность человеку, положившему конец долгой кровопролитной и в высшей степени непопулярной войне. Площадь перед вокзалом запрудила тысячная толпа. В приветственной речи говорилось: «Россия обязана этому человеку мирным согласованием с Японией. Родина избавлена от кровопролитной войны и при всем этом сохранила свое национальное достоинство. Пушечный выстрел в Портсмуте в момент подписания договора небывалым эхом отозвался по всему миру. Вся Русь, от мала до велика, обнажая головы, благоговейно обращается с благостной молитвой ко Всевышнему».

1 октября 1905 года все газеты России опубликовали царский манифест: «Божею Милостью Мы, Николай Второй… объявляем: В 23-й день августа сего года, с соизволения Нашего заключен Нашим уполномоченным в Портсмуте и в 1-й день октября утвержден Нами мирный договор между Россией и Японией. Николай».

В России было неспокойно. Во всех ее городах – стачки рабочих, забастовки на фабриках и заводах.

В среду, 12 октября, Николай II с горечью записал в дневнике: «Забастовки на железных дорогах, начавшиеся вокруг Москвы, дошли до Петербурга, и сегодня забастовала Балтийская… Для сообщения с Петергофом два раза в день начали ходить "Дозорный" и "Разведчик". Милые времена!!.». Политическая стачка оказала огромное влияние на армию и флот – опору трона. По всем флотам прокатилась мощная волна восстаний. Начало положил Кронштадт – главная база Балтийского флота. Не успело правительство подавить восстание на Балтике, как через несколько дней – 30 октября 1905 года – на другом конце империи, где в бухте Золотой Рог на якоре стоял крейсер «Алмаз», вспыхнуло восстание Владивостокского экипажа. Через Владивосток возвращались из плена тысячи солдат и матросов. Озлобленные бессмысленной бойней, испытавшие на себе горечь унизительного поражения, они требовали срочной демобилизации. Комендант крепости Владивосток, генерал Казбек, давая в своем рапорте характеристику Сибирскому флотскому экипажу, отмечал, что его матросы отличаются «в худшую сторону» даже по сравнению с черноморскими и балтийскими бунтовщиками. От нового командира «Алмаза» капитана 2-го ранга Угрюмова в Петербург пошла депеша. В ней он извещал Морское ведомство, что общение с матросами Сибирского флотского экипажа, с бывшими военнопленными и населением Владивостока оказывает на нижних чинов крейсера «нежелательное действие, будоражит и снижает дисциплину».

Не успокоила команду и полученная из Петербурга телеграмма о том, что за мужество и храбрость, проявленные в Цусимском сражении 14 мая, «знаком отличия Военным орденом св. Георгия 4-й степени» награжден 31 алмазовец. 4 ноября 1905 года после заключения мирного договора с Японией получен приказ о возвращении «Алмаза» и всех кораблей бывшей 2-й Тихоокеанской эскадры в Кронштадт. В конце ноября, оставив во Владивостоке все 120-мм и четыре 75-мм орудия и установив четыре 47-мм пушки, крейсер снялся с якоря и отправился на Балтику. Предстояла встреча в Сайгоне с остатками некогда могучего флота: с «Олегом», «Авророй», «Дианой» и «Цесаревичем», интернированными и вот уже 5 месяцев заделывавшими пробоины, приводившими в порядок машины и вооружение. «Алмазу» поручили доставить к ним из Владивостока морских офицеров для пополнения поредевших экипажей. Матросы волновались, они стали свидетелями происходящих во Владивостоке революционных событий, могли в любую минуту объединиться и восстать.

Контр-адмирал Энквист рапортовал из Сайгона морскому министру: «Встреча нежелательна, т. к. неминуемо вызовет большие недоразумения…». Среди матросов распространялись слухи – будто в России объявлена республика. У многих офицеров, как позднее вспоминал участник перехода на Балтику старший флаг-офицер штаба адмирала Энквиста лейтенант А. С. Зорин, было в связи с этим «подавленное и удрученное настроение». 21 ноября 1905 года крейсер «Алмаз» прибыл в Сайгон, а 26 ноября вместе с крейсерами «Олег» и «Аврора» отправился в Коломбо, откуда корабли стали уходить порознь, продолжая плавание в одиночестве. Столкнувшись лицом к лицу с революционными событиями в России, с фактами проявления недовольства матросов, офицеры растерялись. Пытались укрепить положение списанием недавно призванных из запаса нижних чинов, плаванием кораблей отдельно друг от друга. О степени тревожности ситуации и растерянности офицеров можно судить по записи в журнале штаба эскадры за 8 декабря 1905 года: «В командах замечается волнение умов, внутренние беспорядки в России отзываются на людях, замечается падение дисциплины. Но все это столь неуловимо и неопределенно, что точно определить, если ли действительное основание опасаться какой-либо вспышки, почти невозможно. Недовольство и нервность в командах доказываются на мелочах: ротные командиры говорят, что при раздаче жалования люди ведут себя иначе, чем делали это раньше, бросают сдачу на стол, вызывающе смотрят и т. д.».

7 декабря 1905 года командир крейсера «Олег» просил контр-адмирала О. А. Энквиста распорядиться, чтобы команда крейсера «Алмаз» и команда «Олега» высаживались на разных пристанях, так как опасались, что может произойти драка: «Алмазовские ведут себя вызывающе, семафорят с полубака на "Олег" – "беглецы, подождите, мы вас вздуем!"».

В конце января 1906 года «Алмаз» прибыл в Кронштадт. Сразу же списали с крейсера всех заподозренных в мятежных настроениях. Как посыльное судно крейсер включили в отряд судов Кронштадского порта под флагом командующего практическим отрядом побережья Балтийского моря контр-адмирала великого князя Александра Михайловича, двоюродного дяди царя. Этот человек позднее вошел в русскую историю тем, что стоял у колыбели российской авиации.

Волна революционных выступлений 1905–1906 годов, захлестнувших Балтику, пронеслась и над «Алмазом». В штаб Кронштадтского порта от командира крейсера поступило донесение, в котором поименно перечислялась большая группа матросов, выражавших «недовольство и возмущения порядками, коими исконно держался русский флот». Революционно настроенные алмазовцы выдвинули политические требования: свободно проводить собрания, разрешить нижним чинам участвовать во всех манифестациях. Требовали также отмены чинопочитания во внеслужебное время, права на чтение газет и т. д. Команда даже потребовала оставить на судне великого князя в качестве заложника – требование удивительное по дерзости и не очень понятное. В «Книге воспоминаний» Александр Михайлович писал, что из-за болезни сына он на время оставил свой крейсер, а когда опасность миновала и можно было вернуться на командирский мостик, великий князь получил записку, в которой указывалось, что команда крейсера «Алмаз» ждет его прибытия на корабль, чтобы заключить под стражу в качестве заложника.

Командующий практической эскадрой морских сил Балтийского моря великий князь Александр Михайлович

Узнав об этом, император Николай II в приватной беседе с Александром Михайловичем сказал: «Я глубоко огорчен, Сандро, но в данном случае тебе ничего не остается другого, как подать в отставку. Правительство не может рисковать выдать члена императорской фамилии в руки революционеров…». Великий князь вспоминал: «Я сидел за столом, напротив царя, опустив голову. У меня не было более сил спорить. Военное поражение, реки крови и, в довершение всего, – мои матросы, которые хотели захватить меня в качестве заложника. Заложник! Такова была награда за те 24 года, которые я посвятил флоту. Я пожертвовал всем – моей молодостью, моим самолюбием, моей энергией – во славу нашего флота. Когда я разговаривал с матросами, я ни разу в жизни не повышал голоса. Я радел об их пользе перед адмиралами, министрами, Государем! Я гордился тем, что матросы на меня смотрели как на своего отца и друга, и, вдруг, – заложник! Я ненавидел такую Россию!».

Наступившая революция – «бесчинства проклятого 1905 года», как называл ее Александр Михайлович, – привела его к решению на время покинуть Россию. За рубежом его внимание привлек перелет Блерио через Ла-Манш. Великий князь понял, что новое дело – авиация – «не только новый способ передвижения, но и новое оружие в случае войны». На остаток суммы (2 миллиона рублей), собранной в свое время по подписке на постройку минных крейсеров, естественно, с согласия жертвователей, закупили аэропланы, обучили во Франции первых русских пилотов из числа офицеров, пригласили инструкторов. Осенью 1909 года в Крыму, к западу от Севастополя, по инициативе великого князя был приобретен значительный по своим размерам участок земли, и в ноябре 1910 года на нем открылась первая русская авиационная школа – знаменитая «Кача», где не одно десятилетие готовили летчиков для российской и советской авиации. Неслучайно Александра Михайловича называют отцом русской авиации.

Минул 1906 год, и на смену ему явился новый, 1907-й. Газета «Котлин» 1 января писала: «И опять мы полны желаний, чтобы вместе с этим Новым годом пришло к нам что-то новое, что-то более радостное и приятное. Очень уж тяжела и невыносима та горькая обстановка нашей русской жизни, какая царила в прошлом году, разбивая лучшие надежды, угнетая души злобностью убийств и репрессий, разочарованием несбывшихся ожиданий и вожделений. Не добром помянет Россия минувший год. Невыгодный мир, острое горе от несчастной войны, гибель флота, внутренние неурядицы, роспуск первой Государственной думы, голод в большей части страны, революционные и аграрные беспорядки, безработица при застое промышленности, убийства, крахи предприятий, морской бунт и убийство офицеров, арест флотских команд. В Кронштадте бунт и разложение того, что осталось от флота в результате его поражений на море в войне с Японией. Бунт в кронштадтских экипажах, самосуд мятежных команд над офицерами, приговоры, раскассирование флотских экипажей. Жизнь стала значительно дороже и сложнее. Все складывалось к разъединению общества, что еще больше омрачало жизнь, и ничто не привлекало к соединению ради дружной одухотворенной идеальной работы и службы на пользу общую. Прощаясь с 1906 годом, так и хочется сказать ему вслед – ушел и поскорее утони в забвении. И пусть за ним уйдут все наши неудачи, злоба и несчастия».

У всех жила надежда на лучшее будущее, на возрождение Российского флота, на восшествие над Россией зари новой политической жизни, обусловленной высочайшим Манифестом от 17 октября 1905 года.

1 января 1907 года петербургские газеты с возмущением писали, что государственный банк, которому принадлежит Невский судостроительный завод, ведет переговоры с английскими капиталистами о продаже им завода. А на экстренном заседании Государственной думы заслушали сообщение известного общественного деятеля М. В. Волкова о строительстве дамбы, соединяющей Кронштадт с материком. Дума единогласно постановила выделить кредит в размере 2 100 000 рублей на строительство этого, столь нужного городу, сооружения.

После революционных событий 1905–1907 годов «Алмаз», зачисленный в 1908 году в класс яхт, сопровождал императорскую яхту «Штандарт» в переходе на Черное море. Судно постоянно находилось в плавании, возвращаясь в Кронштадт только на зиму.

После Русско-японской войны Адмиралтейство изучало вопрос о целесообразности создания военно-морской базы в Заполярье. Печальные итоги войны, трудность доставки кораблей на Тихий океан явились главным мотивом необходимости строительства порта на Севере. Северный морской путь был необходим России. Первыми военными кораблями, пришедшими в Заполярье после Русско-японской войны, оказались эскадренные броненосцы «Цесаревич», «Слава», крейсеры «Богатырь» и «Алмаз».

Летом 1907 года «Алмаз» под командованием капитана 2-го ранга А. Г. Бутакова совершил поход на север. На борту корабля находилась специальная комиссия, посланная определить место для строительства военно-морской базы. Корабль исследовал Екатерининскую гавань, бухты полуострова Рыбачий, заходил в губу Печенга. В сентябре того же года крейсер возвратился в Петербург, доставив Адмиралтейству необходимые сведения для начала строительных работ на Севере. Однако вопрос о создании военно-морской базы не был решен Адмиралтейством окончательно и на этот раз.