Мыслительные дебри

© Георгий Скрипкин, 2018

ISBN 978-5-4490-2659-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Нотки дождя

 
Я с небом голубым хотел бы пообщаться,
но стаи облаков прикрыли небосвод.
Швыряются дождем с небесного ушата.
Меняется настрой от скучной песни вод.
 
 
И вдруг я услыхал веселенькие нотки.
По крышам застучал ударник озорной.
Я взгляд свой уронил на праздничные шмотки,
и жажду захотел побаловать в пивной.
 

Общение в интернете

 
Вошел в интернет с настроеньем общаться,
но вышел до времени, злобы глотнув.
Общенью по-дружески не было шанса.
На правду прочел только ересь одну.
 
 
Меня оплевали бессовестной ложью.
Я словно ворвался в вонючий бордель.
Меня возмутило виденье до дрожи,
и я на свободу тотчас захотел.
 
 
Откуда скопилось в нас столько агрессии?
Куда подевалось зерно доброты?
Иль это издержки сплошного прогресса,
а, может быть, эхо людской маяты?
 

Антицензурное искусство

 
Сатира ниже плинтуса, а юмор ниже пояса.
Такие откровения навеяла печаль.
Читать иные опусы, сказать по чести, боязно.
На них антицензурная дешевая печать.
 
 
Кричат словами матными артисты и артистишки.
Бесстыдно оголяются сценарные шуты.
В обличье вседозволенном находят люди истину,
и этим разрушаются их добрые мечты.
 
 
А в том ли назначение искусства заключается?
Не рано ли схоронена всевышняя мораль?
Божественные ангелы страдают от отчаянья,
но хвастает величием пустопорожний враль.
 

Нежные воспоминания

 
Ложе я не смог усыпать лепестками роз,
но зато усыпал васильками.
В жизни не освоил прописную прелесть проз
и писал признания стихами.
 
 
Подбирал с волнением волшебные слова,
те, что западали прямо в душу.
И от этих слов твоя кружилась голова,
сердце билось вырваться наружу.
 
 
Нежно прикасался к озорному роднику
жаждой утомленными губами.
И до сей поры его прохладу берегу.
Память не состарилась с годами.
 

Летний сад зимой

 
Летний сад, прихваченный морозом,
поутих в декабрьские деньки.
Над земным пространством чайной розы
мельтешат из снега мотыльки.
 
 
Не струятся водами фонтаны,
Не сияют чаши серебром.
Коробов слепые истуканы
охраняют ценное добро.
 
 
В них хранятся древние фигуры,
в них содержат ангелов покой.
До весны зеленая натура
занеслась холодною рукой.
 
 
И стоит великий баснописец
с окропленной снегом головой.
Он про зиму что-нибудь напишет,
если ветра не ворвется вой.
Если в сад ажурная ограда
не пропустит происки Невы.
Пусть зимует Питера отрада
под зонтом небесной синевы.
 

Разлука

 
Самолет превратился в точку,
а потом и совсем пропал.
Жизнь порой не дает отсрочку,
отправляя любимых вдаль.
 
 
И разлука коварным гостем
отгрызает цветенье дней.
Ждать и верить совсем непросто
ни в делах, ни в душевном сне.
 
 
Пропадают на небе звезды,
и не греет от солнца луч.
И не спится порою поздней
в обрамлении пришедших туч.
 
 
Пусть обратно вернется точка
и появится самолет.
Перестань обходиться почтой,
ты же знаешь, любимый ждет.
 

Слякоть

 
Смотреть на жижу под окном
не хочется совсем.
Мелькают мысли об одном,
что я не нужен всем.
 
 
Стреляет серостью в меня
унылый небосвод.
А мне бы солнечного дня
с журчаньем вешних вод.
 
 
А мне б улыбки озорной
с задорного лица.
А мне б проказницы одной
с любовью до конца.
 
 
Но портит жижа под окном
невысохший пейзаж.
И превращает этим днем
стремление в пассаж.
 

Суть учебы

 
Полил цветы и высказал им все.
Верней, не все, а то, что наболело.
Полив цветы, я добрым сделал дело,
и этот труд был нужен и весом.
 
 
Но вот слова, сорвавшиеся с уст,
мое добро порядком подмочили.
Я подзабыл, чему меня учили,
пока не вырос долгожданный ус.
 
 
А суть учебы, в общем-то, проста —
сначала думай, а потом уж вякай
и, по возможности, не лай собакой
на шевеленье каждого куста.
 

Мыслительные дебри

 
Я зашел в своих мыслях в дебри
и из них не могу уйти.
Как же нужен сознанью дембель,
чтоб найти перекос пути.
 
 
Как же нужен душевный отдых
под прикрытием ясных дней.
Но долбают сомненья под дых,
и никак не собраться мне.
 
 
Перегибы из прошлой жизни
теребят воспаленный мозг.
Все ли сделал я для Отчизны,
и чего еще сделать мог?
 
 
И всплывают родные лица
из анналов небытия,
и грозит состояньем блица
непутевая жизнь моя.
 

Щадящая зима

 
Легкий морозец кусал незлобиво
нежные щеки твои.
Ты наблюдала морозное диво
в инее сонной хвои.
 
 
В синих глазах я прочел отраженье
радости нежный букет.
Как же легко быть в твоем окружении,
и не мгновений, а лет.
 
 
Как же приятно вдвоем погрузиться
в прелесть щадящей зимы.
И наслажденьем с тобой поделиться,
взяв у природы взаймы.
 

Кричит душа…

 
Кричит душа, куда-то рвется,
а я не в силах обуздать.
И в сердце гулом отдается
совсем не божья благодать.
 
 
И я с тоской кусаю локти,
боюсь в агонии пропасть.
А Пушкин смотрит исподлобья
на мной написанную страсть.
 
 
И я безжалостно сминаю
строкою пачканный дневник.
Писать по новой начинаю
сюжет не знавших света книг.
 
 
Писать безропотно придется,
успеть бы вовремя издать.
Кричит душа, куда-то рвется,
ее не в силах обуздать.
 

В глазах голубых…

 
В глазах голубых я намерен читать
счастливых томов бесконечность.
Ах, если б ты знала, как чудно листать
любовь, уводящую в вечность.
 
 
Листать осторожно, боясь надорвать
страницы подаренной книги.
Читать с наслажденьем, пытаясь сорвать
минувших томлений вериги.
 
 
И видеть улыбку в цветении глаз,
и чувствовать каждою клеткой
любовных творений волшебный экстаз,
и быть благодарным за это.
 

Старческие метаморфозы

 
Мгновенья не ценил, минутами швырялся,
неспешные года бездумно подгонял.
В реальность не вникал, соблазнам доверялся
и разумом своим со смаком понукал.
 
 
И верил, никогда меня не сманит старость,
манерной сединой года не соблазнят.
Но свесилась на грудь коварная усталость,
и в лысой голове претензии шумят.
 
 
И я теперь ценю минуты и мгновенья,
спешащие года пытаюсь обуздать.
Стараюсь в небесах найти свое знаменье
и часть тревожных дум всевышнему отдать.
 

Иль наяву, или приснилось…

 
Иль наяву, или приснилось,
но только женская рука
в мою запазуху вцепилась
и приголубила слегка.
 
 
Не знал такого обхожденья
я с той поры, как поседел.
Но после данного виденья
запас мой страстный оскудел.
 
 
И удалилась восвояси
хозяйка похотной руки,
оставив томную гримасу
за состязанье в поддавки.
 

Песня древнерусская

 
Сколько удали несет
песня древнерусская.
Я спою ее сейчас
с перебором гуслями.
 
 
Пропою я вам куплет
на манер былинника,
чтоб смогли вы разделить
с милой ночку длинную.
 
 
Чтоб душа смогла запеть
от любовных оханий,
чтоб игравшие в любовь
не казались лохами.
 
 
Славься милая земля
песней древнерусскою.
Не ходи, любовь моя,
на дорожку узкую.
 

Ах, зима, ты зимушка…

 
Ах, зима, ты зимушка, что ж ты горько плачешь?
Что ж с владыкой северным больше не судачишь?
 
 
Растеряла зимушка снежные заносы.
Притязанья осени безмятежно сносит.
 
 
Достает сердечную водная стихия.
На дожди осенние злиться не с руки ей.
 
 
Затаились под полом вьюги да метели.
И грустят без инея сосенки и ели.
 
 
Не владеет лужами корка ледяная.
О морозе зимушке сон напоминает.
 

Странный Снеговик

 
Легла снежинка на ресницы
и стала талою водой.
А хитроумная сестрица
легла на коврик ледяной.
 
 
На тот же коврик прилетела
снежинок целая семья.
Она всю ночь была без дела,
а утром встала ребятня.
 
 
Она слепила из снежинок
большой и статный Снеговик.
Но вместо носа был ботинок,
а вместо шляпы половик.
 
 
Смеялся он сосновой веткой,
смотрел единым угольком.
От взгляда маленькая Светка
скатилась с горки кувырком.
За взгляд дворовая собака
его облаяла слегка.
А дворник, вытащив лопату,
решил убрать Снеговика.
 

Встреча с другом

 
Садись за стол, приятель мой,
налей скорей бокал.
Прожив года, приятель мой,
тебе не все сказал.
 
 
В одном дому, приятель мой,
мы вместе родились.
В расцвете лет, приятель мой,
дороги разошлись.
 
 
И вот теперь, приятель мой,
сошлись наши пути.
Давай глотнем, приятель мой,
за жизнь, что позади.
 
 
За эту жизнь, приятель мой,
мы выпьем и не раз.
Сначала сад, приятель мой,
а позже школьный класс.
Потом глаза, приятель мой,
небес ласкала синь.
И ты служил, приятель мой,
Отчизне верный сын.
 
 
И я служил, приятель мой,
присягою влеком.
А в мыслях был, приятель мой,
родительский мой дом.
 
 
Держи бокал, приятель мой,
за дружбу будем пить.
За тех, что нет, приятель мой,
ну а могли бы быть.
 

Новый год в лесу

 
Стоит елочка в лесу,
снег ее украсил.
Я подарок к ней снесу
и устрою праздник.
 
 
Она здесь, недалеко,
возле нашей дачи.
Ей на лыжах с ветерком
принесу удачу.
 
 
Закружится хоровод
зимнею порою.
Пусть дивится небосвод
с вышедшей луною.
 
 
Будет елочка стоять
зим и лет немало.
Мы вернемся к ней опять,
чтобы не скучала.
 

Телевизор лучше не смотреть

 
Телевизор лучше не смотреть.
Сыплется из рога новостного
только то, что хочется реветь,
или то, где много наносного.
 
 
То потоп, то кризис, то террор,
то земля трясется от разрывов.
За укором слышится укор,
и брехня идет без перерыва.
 
 
Мне смотреть приятнее в окно,
явь не лжет, идет неторопливо.
И ласкают мысли об одном,
как же мы мудры и терпеливы.
 

У пруда

 
Светится под солнышком полынья в пруду.
С маленькою внучкою я к нему иду.
Нас заждалась уточек целая семья.
Две вкуснючих булочки в сумке у меня.
 
 
Внучке очень нравится уточек кормить.
И глотают булочку утки в тот же миг.
Вот уже последняя булочка в руках.
И несутся уточки в сторону куска.
 
 
Шумно машут крыльями, норовят щипнуть.
И спешат попробовать крошку, хоть одну.
Не спешите уточки, мы еще придем,
вам побольше булочек в сумке принесем.
 

Видение

 
Вдали синеет горизонт
полоской из-под туч,
но будто море вдалеке
с цепочкой горных круч.
И не беда, что надо мной
готовятся дожди,
дышу я воздухом морским,
и вдаль готов идти.
 
 
Но убегает горизонт
с полоскою морской.
Душа скукожилась опять,
заполнилась тоской.
Противный дождь, набравшись сил,
по крышам застучал.
Меня по новой поманил
родительский причал.
 

Я к маме обращаюсь

 
Я к маме обращаюсь,
прошу меня простить,
за что и сам не знаю,
но все равно прости.
 
 
Быть может, в юной спешке
тебя не долюбил.
Считал в советах пешкой,
дерзил, что было сил.
 
 
Пытался оторваться
от мамина крыла.
Старался задержаться,
заели, мол, дела.
 
 
Не радовал звонками
и писем не хранил.
Считал, что сам с усами,
в ответах воду лил.
И вот теперь пытаюсь
свой локоть укусить.
Но даже и в мечтании
мне ласки не вкусить.
Я снова обращаюсь —
прости меня, прости.
И перед богом каюсь,
чтоб душу отвести.
 

Дворовая елка

 
Коснулся утренний рассвет
сонливой неги ночи.
Окрасил небо в белый цвет,
поземку напророчил.
 
 
С небес посыпалась крупа
из меленького снега.
По снегу хочется ступать,
а, может быть, побегать.
 
 
А чьи-то свежие следы
ведут к дворовой елке.
За мной пытаются следить
колючие иголки.
 
 
Я их сторонкой обхожу,
учтиво улыбаюсь.
Но не хватает терпежу,
я елочки касаюсь.
И не случилось ничего,
иголки не кололись.
И стало на сердце легко,
исчезло чувство боли.
 

Сестре

 
Поспи еще, моя родная,
лицо улыбкой озари.
Ты утомилась, ожидая,
предтечу утренней зари.
 
 
Я посижу у изголовья,
свое дыханье затаив.
Тебя укрою нежным словом,
лоскут печали удалив.
 
 
Пускай созвездие приснится,
где возгорит твоя звезда.
И только розовые птицы
на глади чистого пруда.
 

Родительские истоки

 
Где б ни был я, в каких краях,
вернусь к родительским истокам.
Там для меня любовь хранят
и не завидуют итогам.
 
 
Там лаской горница красна,
а в доме пахнет пирогами.
И будто вечная весна
лежит циновкой под ногами.
 
 
И песня русская звучит
над смаком доброго застолья.
Душа от счастья голосит
и не торопится на волю.
 

Давно я в парке не гулял…

 
Давно я в парке не гулял
с моей игривою зазнобой.
До состояния озноба
ее давно не обнимал.
 
 
Умчалась осень с ветерком,
оставив сморщенные листья.
Природой подняты кулисы
с метелью, сдобренной снежком.
 
 
Настали зимние деньки,
убавив страстного нектара.
Мороз куражится недаром,
с подачи северной руки.
Но слишком долго ждать весну,
мы в парк по снегу возвратимся,
любовной страстью насладимся,
поделим ласку не одну.
 

Дружный отряд

 
Зеленых гусениц отряд
шагает по дорожке.
Но почему у всех у них
всего лишь по две ножки.
 
 
Идут цепочкою они,
держась за ручки крепко.
Как будто тащат из земли
огромнейшую репку.
 
 
Поверх одежды у детей
зеленые жилетки.
Они надежно их хранят
зимой, весной и летом.
 
 
Хранят и осенью златой
заметные жилетки.
Идет отряд по мостовой,
в нем милые трехлетки.
 

Бабушкины блинчики

 
Где бабушка, там блинчики,
которые хотим.
Без всякого приличия
мы блинчики едим.
 
 
Едим их со сметаною,
с вареньями едим.
Не ведая усталости
едим, едим, едим.
 
 
А бабушка довольная
на лавочке сидит.
Нам нежно улыбается
и весело глядит.
 
 
Улыбкой ободренные
едим еще по пять.
Животики наполнены,
желанья не унять.
 

Вдыхая нежный аромат…

 
Вдыхая нежный аромат кудрей твоих,
я обращаюсь с неизменной просьбой к богу —
дай наслаждение любовью на двоих
и не пускай судьбу – разлучницу к порогу.
 
 
Пускай хранит нас одинокая звезда.
Я не готов делить любовь со звездопадом.
Пусть видят нежность наши лучшие года
и наслаждаются, что мы с тобою рядом.
 

Душа поэта

 
Слова слетают с губ моих,
но их уносит в бездну.
Забился в угол нежный стих,
его не принял бездарь.
 
 
Скопилась рифма на столе,
в шкафу теснится проза.
Барьеры рынка одолеть
на практике не просто.
 
 
Смурное время блатников
не жалует поэтов.
Не скинуть бартерных оков,
но нужно знать об этом.
 
 
Душа поэта не поет
по чьей-нибудь указке.
Не удержать ее полет,
не суетись, будь ласка.
 

Творческие планы

 
Слякоть попусту стремится
в душу заглянуть.
Пусть над пяткою глумится
весь недолгий путь.
 
 
Доберусь я до сокровищ
снежной белизны.
Мы с зимой друзья по крови,
слуги новизны.
 
 
Постучусь стихом в калитку
зимушки – зимы.
Завернусь в ее накидку
до самой весны.
 
 
Буду снежные комочки
в солнышко метать.
А слепив смешные строчки,
буду их читать.
Дочитаюсь до цветенья
высохших деньков
и познаю возрожденье
парков и садов.
 

Бабушкин приезд

 
Дочка кашлять начала,
кашляет с надрывом.
Мама в сад не повела,
мечется пугливо.
 
 
Что за странная болезнь
завелась у дочки?
Нужно срочно в шкафчик лезть
и достать примочки.
 
 
Но раздался у дверей
звонкий колокольчик.
Открывайте поскорей,
кто-то в гости хочет.
 
 
В гости к внученьке пришла
бабушка родная.
Ей варенья принесла
и другие наки.
Сразу кашель отступил,
смех в дому раздался.
Стала внучка, что есть сил,
с бабушкой ласкаться.
 

Жизненная новь

 
Голос твой журчит над лугом,
рвется в небосвод.
Стала ты мне милым другом
без никчемных квот.
 
 
И дарю я безвозмездно
уж не первый год
счастье, давшее надежду,
и желаний свод.
 
 
А за это получаю
нежную любовь,
и души в тебе не чаю,
вот такая новь.
 

Скоро Новый год

 
До елки новогодней
осталось десять дней.
Досадно от погоды,
обидно за людей.
 
 
Раскисла под ногами
промокшая зима,
куражатся над нами
иль серость, или тьма.
 
 
Расставленные елки
надеются на снег,
ощерили иголки,
а снега нет и нет.
 
 
Пойду-ка к Дед Морозу,
попью-ка с ним чайку.
Возьму с собою прозу,
на рифму намекну.
Поэзией расслаблю
владыку снежных бурь.
Спасет он нас от хляби,
украсит нам судьбу.
 

Жертвенный год

 
Лимит на слезы иссякает,
а жертвы множат без лимита.
Год високосный продлевает
потуги смертного гамбита.
 
 
Он любит жертвоприношенья.
Он видит в них источник силы.
Ему не свойственны прощенья,
он ставит фишку на насилье.
 
 
Он гложет жертвы без аншлага,
бросает их с небесной сини.
И тень приспущенного флага
лежит над плачущей Россией.
 

Не жалуем живых…

 
Не жалуем живых, умерших прославляем.
Глумимся над творцом, потворствуем дельцам.
Печальный вид хибар порой не замечаем
и почесть воздаем вельможистым дворцам.
 
 
Россиюшка моя, стряхни вчерашний мусор,
протри над головой заляпанную синь.
Наполни небосвод торжественностью музык
для тех, кто в данный час радеет о Руси.
 

Четыре дома у реки

 
На косогоре у реки стоят четыре дома.
Они взирают сверху вниз глазницами пустот.
Я осторожно подхожу к предбаннику пустому
и натыкаюсь на пейзаж из разных нечистот.
 
 
Когда-то здесь пылал огонь, ольхой топилась банька.
Сначала женщин тешил пар, потом уж мужичков.
Исправно парил мужичков пастух, что звали Ванькой.
Да и по женщинам пройтись наш Ванька был готов.
 
 
Но соблюдалась на Руси давнишняя зарока,
что в той деревне, где живешь, по бабам не гуляй.
А то по свету разнесет известие сорока,
тогда для скорого суда загривок подставляй.
Четыре дома, и детей для каждого с десяток.
Бежал по склону до реки их развеселый гвалт.
Там детство мазалось в грязи от головы до пяток,
но как легко такую грязь водою отмывать.
 
 
И вот теперь стоят дома, помятые годами.
Тропинки, звавшие к домам, травою заросли.
Играет солнце по утрам с росистыми слезами.
И я спешу скорей уйти с заброшенной земли.