Драконий перстень

Глава 40. Вероломство Антония

Александрия египетская, не имевшая себе равных в мире, смешавшая стили жизни Египта, Греции и Рима, процветала. Царь Антоний и его соправитель Клеопатра управляли страной мудро, и жители – египтяне, греки, македоняне, иудеи, армяне, сирийцы, персы и другие – чувствовали себя вполне счастливыми.

На террасе дворца с видом на гавань Антоний смотрел на прекрасный город, простиравшийся вдоль моря на тридцать стадий (греческий стадий 178 метров), думая о собственном вкладе в прогресс столицы, основанной Александром Македонским, о своих успехах, призвании и влиянии. Его лепта в восстановление города была весомой: разрушенные храмы отстроены, Александрийский маяк обновлен, дворцы засияли золотом, широкие и прямые улицы вымощены мраморными плитами, в Доме муз поселены ученые и поэты, возобновившие диспуты и беседы. Появились экзотические животные в зверинце и необычные растения в ботаническом саду, заработала обсерватория. Александрийская библиотека, хранящая все знания мира, восстановлена и превращена в крупнейший в мире университет, где созревала научная мысль, а тексты с папирусов переносились на более долговечный пергамент. Улицы города освещались, снабжение же водой по туннелю стало бесперебойным.

Подошла обворожительная Клеопатра и, обвив руками шею Антония, поцеловала его в губы. Он наслаждался ее присутствием, чувствуя вожделение и желание быть ее вечным пленником. Праздная жизнь восточного правителя ему нравилась. Пиры закатывали почти каждый день, а расточительство Клеопатры не знало границ. Возникала мысль: не обладает ли она секретом превращения железа в золото? Вслух он сказал:

– Вчерашний пир был великолепен. Аромат ковра из роз, которым ты устлала полы в зале, заставил меня думать о тайне совершенной любви.

Клеопатра томно вздохнула:

– Ты скучаешь… вот и сейчас задумчив, посматриваешь на свой Тимониум.

На берегу моря недалеко от дворца Антоний велел возвести дом с колоннами – для собственного уединения. Называл он его в честь афинского богача Тимона, любившего людей, бескорыстно щедрого к друзьям, мизантропа, но разорившегося и покинутого всеми. Обратившись к друзьям за помощью, Тимон получил отказ и возненавидел не только их, но и весь род людской.

– Тимон не знал середины, – сказал Антоний. – Он был человеком крайностей, как и я. Неблагодарность – худший из пороков.

Божественная царица, казавшаяся ему ранимой и доверчивой, восхищенно смотрела на любовника. Она произнесла:

– О, надеюсь не дожить до тех времен, когда ты решишься жить отшельником, как Тимон!

Она в честь любовника заложила храм, чтобы прославить его на века, назвав его Цезариум. А в храме Осириса уже возведена гробница, где они, когда умрут, будем покоиться вместе.

– Я люблю тебя, Клеопатра, и буду любить вечно…

Влюбленные глаза Антония затуманились, сердце забилось чаще, и сильное чувственное влечение вытеснило в сознании все неважное и пустое…

Волны накатывали на берег, пенились, умиротворяли. Властолюбивая и дерзкая Клеопатра накрепко привязала к себе Антония. Он, наслаждаясь жизнью в объятиях царицы, всегда добивающейся желаемых результатов, подарил ей не только римские земли, но и двух очаровательных близнецов: мальчика Александра Гелиоса (Солнце) и девочку Клеопатру Селену (Луну). Браком с Октавией, сестрой Октавиана, он тоже сочетался (встретился с ней в Афинах), и она родила ему девочек-двойняшек. Но так как Клеопатра пригрозила самоубийством, послал своей римской жене письмо с уведомлением о разводе.

– Наши дети будут счастливы, – шептала царица.

– Я сделаю их великими, – вторил Антоний.

План был таков: приемный сын Цезарион получает в управление Египет, Сирию и Кипр. Маленькая Селена станет царицей Киренаики (территория части современных Ливии и Алжира), а его любимец Александр Гелиос будет повелителем Армении, Атропатены и Парфии. Для жены Клеопатры он приготовил подарок: отчеканил серебряную монету с ее гордым профилем. А еще каждый легионер написал ее имя на щите. Антоний заслужил долгий и страстный поцелуй.

Жаль, что настоящие монеты с профилем Клеопатры не дошли до потомков, как и ее бюсты, и скульптура, и описания. Вскоре Октавиан приступит к планомерному уничтожению памяти об опасной для Рима царице. Впрочем, точно также он поступил и с Антонием, и с историческим наследием Армении… Римская машина пропаганды работала исправно: по всему миру распространялись фальшивые и карикатурные изображения «мерзких» цариц и царей.

Глаза Клеопатры блестели ярким пламенем:

– Дорогой, я мечтаю о необычном подарке… Подари мне Артавазда, царя Армении. Он ключ к познанию тайны бессмертия и могущества.

Антоний с извиняющим видом промолвил:

– Вернулся из Армении Канидий, так и не узнав ничего… Все нужно делать самому… Обещаю, любимая, эту игрушку ты получишь.

В кабинет Антония ввели Монеса, полководца из Парфии, недавно сбежавшего от свирепого Фраата IV. Теперь он носил подпоясанный белый хитон на манер греков в жарком Египте.

– Великий консул, рад служить тебе! – он низко поклонился.

– Монес, я тебя озолочу и сделаю своим полководцем. Со временем станешь этнархом Парфии, а захочешь, получишь римское гражданство. Готов ли ты участвовать в моем походе?

– Да, консул! Это великая честь для меня.

Антоний подумал: «Мои обязательства перед сенатом вести войну против Парфии исполняются. Слава покорителя Востока не за горами… хотя, именно за горами».

– Сумеем ли мы преодолеть горы Армении и Атропатены?

– Да, консул. Дорогу я знаю. Эти страны легкая добыча, а в Парфии нас уже ждут: народ готов восстать против царя.

И опять в голове Антония забилась мысль: «Александр Великий изменил миропорядок в свои двадцать четыре года, ураганом обрушившись на Азию и Африку. Я завладел Египтом, ставшим жемчужиной в моей короне. Что мешает мне, как Цезарю, завоевавшему Галлию, покорить Армению, Атропатену и Парфию?»

В зал вошла Клеопатра. Она, как всегда, в курсе происходившего разговора.

– Это тот самый парфянин, побуждающий тебя, дорогой, к сумасбродному походу? Мы, греки, всех бородатых мужчин, кроме философов, считаем варварами. Чего ждать от человека, говорящего о легком завоевании Армении? Здесь поможет только хитрость.

Антоний воскликнул:

– Клеопатра, любимица судьбы, ты читаешь мои мысли!

Воодушевленный Антоний решил выступать немедленно.

Шел 36 год до нашей эры. Шестнадцать легионов двинулись в поход. Антоний призвал под свои знамена сто тысяч человек, в том числе иберийских, кельтских, армянских и понтийских всадников. Как и армия Красса, войска Антония подошли к переправе через Евфрат у селения Зевгма, но, не став переправляться, двинулись по берегу реки на север в Армению, обманув парфян, ожидавших римлян на другом берегу и устроивших засаду у города Карры, сосредоточив там большую группировку войск.

С каждым днем армада римских и союзных войск, двигаясь по земле Армении, приближалась к границам Атропатены. У истоков Евфрата в походную колонну Антония влились войска Полемона I – грека, назначенного Антонием повелителем Понтийского царства. У города Ван присоединились конница и вспомогательный отряд, присланные царем Артаваздом.

Земля Атропатены начиналась у озера Урмия. Используя Армению как плацдарм для нападения, Антоний вторгся в Атропатену, страну, «охраняющую огонь» и, чтобы не дать опомниться парфянам, заставил армию ускоренно, без отдыха двигаться к городу Фрааспе – главному зороастрийскому святилищу Адур-Гушнасп. Верхушка аристократии Атропатены во главе с царем заперлась в крепости – столице Ганзак. Фантастический план Марка Антония, возглавлявшего самую большую римскую группировку, когда-либо ходившую в Азию (в два раза больше армии Красса, в три раза превышающая войска Помпея и Лукулла), воплощался в жизнь.

Горная дорога труднопроходима и опасна. Приходилось преодолевать ущелья, теснины, скальные хребты, мелководные речки. Из-за поворота в любой момент могли выскочить парфянские всадники, поэтому каждый командир был наготове. Армянский генерал Хабужян, следующий в свите Антония на гнедом коне, оценивая местность, произнес:

– Парфянская стрела летит быстро… и обычно точно в цель.

Легат Стациан был настроен оптимистически:

– Антоний учел опыт Красса. Привлек такое количество конницы, что окружить армию не удастся.

Хабужян пожал плечами:

– Не понимаю, как в горах конница защитит колонну на марше. Здесь каждая скала, каждый камень пускает стрелу.

– Быстро двигаемся, тылы не поспевают… – посетовал Полемон, царь Понта.

Канидий, консул-суффект (заместитель консула и главнокомандующего Антония), хрипловатым голосом заметил:

– Быстрота дает предпочтительные шансы на успех.

Хабужян, опытный и знающий повадки парфян полководец, все же был встревожен:

– Колонна очень сильно растянулась. Мы не должны недооценивать парфян. Для этих людей главное – пиры и скачки, жизнь как таковую они не ценят.

Канидий не очень-то верил в легкую победу, но других слов, чтобы подбодрить подчиненного, не нашел:

– Знаешь, Хабужян, копье с привязанным флагом, что позади нас несет воин, взято из храма Марса. Сам Юпитер даровал его Риму. Оно делает армию непобедимой. Верь в успех!

– Не сомневаюсь, суффект Канидий, боги нам помогут! – Хабужян, храбрый воин, оставался неисправимым пессимистом. Показывая уверенность в правоте безнадежного дела, он похвалился: – Мои всадники, например, могут нейтрализовать парфянские катафракты!

Полемон пошутил:

– А знаете, какой высокий боевой дух в моей коннице?! В ближнем бою всадники нагло теснят противника и смеются ему в лицо!

Все развеселились, и тут легат Деллий негромко сказал:

– Обоз – обуза для армии… Мы могли бы двигаться быстрее. Я переговорю с консулом, – и поскакал к главнокомандующему.

На привале Антоний собрал легатов, командиров кавалерийских отрядов и штабных офицеров.

– Обоз двигается слишком медленно, задерживая основные силы армии, – сказал он.

Неповоротливый и медленный обоз представлял собой триста повозок с продовольствием, имуществом, дровами, а также осадные машины: катапульты, баллисты, штурмовые башни в разобранном виде и мощный тяжелый таран. Вьючные животные тащили все это по сложным извилистым дорогам, так как изготовить машины и башни на месте не представлялось возможным: в горах не найти стволовой древесины.

Антоний объявил приказ:

– Я принял решение оставить для охраны обоза два легиона. Стациан, возглавишь конвой! Тебе придаются армянская конница Хабужяна и понтийская Полемона, всего легионеров, всадников и обслуги обоза двадцать тысяч человек. Остальные ускоренным маршем во главе со мной двигаются к Фрааспе. Выполнять!

К Антонию подошел Канидий и негромко, по-дружески, посетовал:

– Марк, дробление армии на две части во враждебной стране не очень удачное решение. Одиннадцать тысяч всадников армян и понтийцев в горных условиях бесполезны.

– Канидий, к заветной цели нужно двигаться быстро, иначе рискуешь потерять ее из виду. И потом, расписываясь в собственном бессилии, забудь о выгодах, сулящих успех… Да и какой прок от армянской конницы при осаде Фрааспы?

Фраат IV, молодой царь Парфии, искал возможность проявить себя и показать всем своей незаурядный талант полководца. Хитрый Монес, чтобы заслужить прощение парфянского царя, сообщил тому маршрут колонны Антония и ее состав. Узнав от слуги Монеса о разделении армии Антония, Фраат решил напасть на медленно ползущий конвой Стациана. Все горные дороги Атропатены парфяне знали как свои пять пальцев. Удар был нанесен в самом уязвимом месте. Легионы не смогли создать оборону, а конница оказать сколь-нибудь заметное сопротивление.

Скалы и камни внезапно стали стрелять. Огненные стрелы вонзились в повозки и деревянные осадные машины, тучи стрел не давали пехоте поднять голову, конница практически прекратила существование, ее остатки растворились в горах, Стациан и Хабужян были убиты, царь Полемон взят в плен, а Монес сбежал. Черный дым и языки пламени, поднимающиеся из ущелья, извещали, что Антоний остался без осадных машин и продовольствия. Всего погибло десять тысяч воинов, раненых и плененных было восемь тысяч.

Главные силы римлян подошли к Фрааспе. Стены крепости (невысокие, но толстые) обороняли защитники-иранцы. Армия римлян деловито приступила к осаде: первым делом отрезать крепость от помощи извне, затем обстрел из луков и, наконец, подготовка к штурму.

Взбудораженный Антоний, решив не ждать осадные машины и таран, приказал:

– Строить земляную насыпь, использовать подручный материал – кусты и камни!

Вспомогательные войска, повинуясь замыслу главнокомандующего, приступили к работе, а легионеры, прикрывая тружеников, обстреливали из луков защитников на стене. Население Фрааспы, побуждаемое к героизму священным огнем, со стены поливало головы неприятеля горящим маслом и кипятком, обстреливало из луков и пращей, а ночью, делая вылазки, сжигало все заготовленное римлянами за день.

Армия Антония несла потери. Известие об уничтожении парфянами конвоя с провиантом и машинами стало потрясением для главнокомандующего.

Деллий, раздосадованный и злой, жаловался Канидию:

– Он все время пытается походить на Цезаря, повторить его путь. Но он не Цезарь! Опять провал.

– Знаешь, Деллий! Путь к славе сложный и извилистый, никогда не угадаешь, где споткнешься… – Канидий и сам был не рад сложившейся ситуации, но виду не подавал.

Антоний придирался к легатам по пустякам, срывался на трибунах и тиранил всех подряд. В порыве гнева заставлял солдат идти под стрелы, а когда те проявили трусость, устроил в двух когортах децимацию – казнь каждого десятого. Изнуренные легионеры теряли веру в полководца. Когда доложили, что запасы пшеницы закончились, а фуражиры не вернулись из рейда, Антония охватило ощущение безысходности. Штурм крепости без высокого духа воинов, осадных машин и продовольствия невозможен. Жара сменилась холодом, и главнокомандующий, упав духом, приказал возвращаться домой. Отступление происходило под градом парфянских стрел. От жары, холода, голода, битв, болезней, эпидемий, дезертирства армия понесла огромные потери: только погибших было более 35 000 человек. Кампания закончилась полным провалом.

У стен Арташата появилось войско Антония и встало лагерем на том же месте, где когда-то стояли легионы Помпея. Канидий, «искусный дипломат», въехал в город с большим отрядом легионеров и поспешил к дворцу. Царь Артавазд II уже ждал в зале приемов; рядом находились сын и соратники.

– Государь! – хриплым басом возгласил Канидий. – Консул Антоний передает тебе пожелания процветания и заверяет в дружеском расположении! Неблагоприятные погодные условия заставили его отложить завоевание Парфии.

– Суффект Канидий, рад нашей новой встрече, – сидя в кресле, установленном на возвышении, царь был хмур, но старался говорить вежливо. – Я признателен консулу Антонию за пожелания. Передай мои заверения во взаимном доверии. Пусть боги ниспошлют ему хорошую погоду для победы в каждой битве!

– Государь, наша дружба не подлежит сомнению. Твои всадники в бою с коварным противником, бесчестными парфянами, проявили себя героически. Мой друг Хабужян, твой лучший генерал, погиб за правое дело, и я безмерно скорблю.

– Вся Армения скорбит, Канидий, – произнес Артавазд. – Погибло пять тысяч моих лучших воинов.

– Вот я и говорю: нам надо быть вместе, отомстить за Хабужяна. Пусть парфяне знают, что в Азии есть только две страны, достойные повелевать народами, – Рим и Великая Армения!

Царь сдержанно отреагировал:

– С какой миссией ты прибыл?

– Государь, поверь, Антоний сожалеет о случившемся и хотел бы лично выразить сочувствие и загладить вину. Я уполномочен пригласить тебя вместе с семьей на встречу с ним. Марк Антоний хочет поддержать друга в трудную минуту, мечтает познакомиться с твоими близкими.

– Вот как? – Артавазд краем глаза увидел, что камень Драконьего перстня на его пальце стал переливаться от серебристо-серого до фиолетово-синего цвета. Это его встревожило.

Канидий упивался красноречием:

– Государь, вот список приглашенных персон… – лист пергамента взял Аршам и передал царю. Канидий продолжал: – Антоний хочет обсудить с тобой и царицей династический брак его сына Александра Гелиоса, которому пока всего шесть лет, с твоей маленькой дочерью Ануш. Все знают, что жены-армянки побуждают мужей обретать величие. Этот брак, считает консул, скрепит узы дружбы стран еще сильнее.

Артавазд молчал. Канидий засуетился:

– Государь! Ты можешь не давать ответ сразу, но я бы не советовал уклоняться от встречи. Конечно, твои согласие или отказ будут поняты верно, но консул ждет в нетерпении. На поляне у леса уже возведен белый шатер: в твою честь устраивается пир!

Артавазд тихо произнес:

– Мудрость бытия подсказывает: боги на небесах будут плакать, смотря на пир во время чумы.

– Дорогой царь Артавазд! Жизнь любит радость, так как на сердце становится легче, а страдания не кажутся наказанием…

Царь встал, давая понять, что встреча закончилась:

– В жизни каждый волен выбирать судьбу, понимая, что живет не ради себя. Я подумаю.

Завершая щекотливую миссию и поклонившись, Канидий выдавил на грубом лице радушную улыбку:

– Государь, завтра пополудни тебя и твоих родных будет ждать консул. Нашей дружбе ничего не угрожает. Великая Армения – стратегический партнер Рима.

Он ушел. Царь сел, задумался. Толстяк Багратуни, глава старейшин родов, великий венцевозлагатель, подбежал к окну:

– Чудовищно! Он ускакал всего с двумя солдатами. Весь римский отряд в городе!

– Государь, – взвился главнокомандующий войсками Багунци, – поход Антония завершился бесславно, и теперь он ищет оправдание своей беспомощности. Такое поведение римлян надо расценивать как вторжение. Разреши поднять войска по тревоге!

Багратуни истошно закричал:

– Багунци, ты сошел с ума!! Антонию нужен повод, чтобы осадить город. Попробуй тронуть хоть одного римского солдата! Да и сил у тебя нет, чтобы противостоять огромной армии Антония! Ты, государь, меня не слушал, а ведь я говорил: «Не ссорься со знатью». Теперь большая часть владетелей земли обижена. Начнешь войну с Римом, и они не поддержат, войска не пришлют!

Негодовал умудренный опытом, по-прежнему заведовавший казной старый Гнуни:

– Армяне-аристократы, настроенные проримски, не понимают, что Антоний хочет вознаградить себя за счет твоих богатств, государь… Он хочет овладеть Арменией без войны…

– Отец, это ловушка! – Арташес был крайне встревожен.

Аршам, глава службы безопасности царя, нарочито выговорил:

– Государь, ты должен идти на встречу с консулом! И семью возьми! Иначе Антоний оскорбится и начнет осаду столицы. Города брать он умеет.

Багратуни запричитал:

– О боги, город сгорит! Нас всех убьют или возьмут в рабство…

Мигран, верховный жрец, воздел руки к небу:

– Боги на нашей стороне, государь! Бог справедливости Михр не позволит случиться худшему. Государь, иди на встречу! Всего-навсего консул собирается обсудить помолвку…

Артавазд чувствовал неладное. Он снял с пальца массивный золотой перстень. Казалось, талисман должен придать ему силы и неуязвимость, как тогда в Птолемаиде. Но что-то не так… Царь внимательно рассмотрел перстень. Камень менял цвет, и, когда стал багрово-красным, на внутренней стороне кольца повелитель Армении вдруг прочитал надпись: «Слава и забвение: всему свой срок». Лицо царя окаменело. Надев перстень, он произнес:

– Все вы правы… – в наступившей тишине было слышно, как дрожал его голос. – Я пойду с семьей. Хочу избежать кровопролития, спасти город и свой народ.

Царь все еще не терял надежды. Возвращаясь в покои, он думал: «Проведу переговоры, соглашусь на династический брак, предложу содействие и деньги. В конце концов, у нас с Римом союзнический договор, и я ни разу его не нарушил. Боги явят милость, и все обойдется».

Деллий, друг Антония, беспринципный, легко меняющий убеждения карьерист, стоя у шатра в ожидании армянского царя, говорил Канидию:

– Неудачный исход войны подорвал репутацию Антония. Его злейший враг Октавиан торжествует.

Имелось в виду, что Октавиан начал кампанию очернения соперника в глазах римлян, обвиняя того во всех грехах. Антоний поспешил найти персону, на которую можно возложить, как на козла отпущения, свои промахи, и царь Армении оказался идеальной фигурой для этого. Он главный виновник провала консула!

– Армянский царь ни при чем… – Канидий ненавидел себя за содеянное.

– Думаешь, не придет?

– Придет, ему некуда деваться.

– Антоний уже отписал сенату, что измена царя нарушила стратегические планы.

Двойная мораль Деллия (Риму все, прочим ничего) была в крови у этого известного в Риме богача и промышленника.

Канидий сыронизировал:

– Деллий, выдающемуся военачальнику Антонию парфяне оказались не по зубам.

– О, Канидий, это нужно преподнести так: огромные усилия, отборные легионы, и все напрасно из-за позорного предательства! Артавазд II – предатель, его ненавидит собственный народ, мечтающий избавиться от тирана…

– Уверен, римские летописцы так и напишут, – кривая ухмылка расползлась по лицу суффекта.

– Уже… – Деллий лучился самодовольством. – Летописцы получили нужные предписания. Они напишут: «Долг Рима – помочь дружественному армянскому народу». И не забывай, Канидий: Армения необычайно богата!

Из ворот города следовала процессия. Крепостные стены Арташата заполнила встревоженная толпа армян. Впереди в пышных одеждах шли царь Артавазд с царицей Анаит, за ними, сверкая глазами и придерживая рукоять меча, следовал Аршам, далее сыновья царя Арташес и Тигран. Замыкали колонну ведомые воспитателем пятилетняя дочь Ануш (имя означает «дыхание утра») и четверо внуков царя. Среди последних выделялась красотой и яркостью двенадцатилетняя Эрато, получившая имя в честь греческой музы любовных песен, дочери Зевса. В истории Армении эта девушка сыграет немаловажную роль. Казначею Гнуни, как одному из немногих знающих лабиринт, хитроумные замки и ловушки в подземельях дворца, где хранились казна и магические вещи, царь приказал запереться в сокровищнице и не выходить.

Навстречу царю из шатра вышел Антоний. Дружелюбно приветствуя Артавазда, он предложил гостям войти внутрь.

Деллий, наблюдая эту идиллию, иронически заметил:

– Сейчас Антоний попросит царя подписать и скрепить печатью договор сотрудничества и брачный союз, затем обвинит его в предательстве, возложив вину за свой неудачный поход, а потом потребует приданое и выкуп за семью. Все в ультимативной форме. Патрона я знаю.

– Твои летописцы, Деллий, – едко прокомментировал Канидий, – изложат событие так: «Антоний в бескровной кампании захватил Великую Армению и взял богатые трофеи».

– Что ж, он уже велел мне чеканить монеты «В честь победы над Арменией», – рассмеялся Деллий.

Канидий парировал:

– О, я бы сделал другую надпись: «Армения, побежденная обманом!»

Деллий удивленно посмотрел на Канидия, потом откровенно расхохотался:

– Представляю, что скажет Антоний Клеопатре: «Дорогая, наш мерзкий план сработал, давай поженим остальных детей на богатых царях и таким образом завоюем весь Восток!»

Из белого шатра вышел римский префект с выражением сосредоточенности на лице. За ним под усиленной охраной шел царь Артавазд, закованный в серебряные кандалы. Его сыновья в железных оковах шагали позади отца. Наконец появились Анаит и дети, испуганные и заплаканные. Царь гордо поднял голову, всем своим видом показывая, что не сломлен. Драконий перстень обо всем уже предупредил. Драгоценный камень пульсировал алым цветом: дух Арарата являл откровение.

– Арташес, сын, – не поворачиваясь, тихо сказал царь по-армянски. – Сопротивление бесполезно и опасно. Если со мной что-нибудь случится, отомстишь. Ты истинный наследник престола. В Арцахе тебя ждут верные мне войска. А сейчас беги!

Арцах – территория современного Нагорного Карабаха, где тысячелетиями жили армяне.

Арташес резко толкнул охранника, сбив его с ног, и что было мочи побежал к лесу. Крики, команды по-латински, ругань, лязг мечей – поднялся невероятный шум. Не менее десятка легионеров ринулись в погоню. Прозвучал сигнал рожка. Несколько всадников поддали ходу и пустились за царевичем. Из шатра выскочили Антоний и Аршам. Наблюдая за погоней, они застыли как вкопанные. «Стой!» – орал префект, отвечавший за охрану. «Стреляй!» – закричал Деллий. «Какой молодец!» – произнес Канидий.

Сын царя приближался к лесу. Мимо него со свистом летели стрелы, вонзаясь в деревья. Боевой дротик, не задев царевича, расщепил ствол бука. Пращевые шары из сургучной яшмы срезали ветки, как ножи. Арташес прыгнул в чащу и запетлял подобно зайцу. Вслед за ним неслись солдаты. Казалось, еще мгновение, и его схватят. Царь Артавазд с дерзкой улыбкой на устах следил за погоней, царица Анаит была на грани обморока, младший брат Тигран испуганно озирался. Что касается детей, то их переполнял неописуемый восторг.

Арташес уже видел цель. Подбежав к желто-коричневой скале, торчащей из земли точно зуб, он нырнул в нее и исчез. Тут же появились римские солдаты и в панике принялись искать царевича. Несколько раз обежав скалу, они засуетились, покричали, потом, разделившись, понеслись дальше по лесу.

– Рано радуешься, царь! – Антоний с нескрываемой злобой смотрел на Артавазда. – Его поймают и казнят, деваться-то некуда. Лес сейчас оцепят и прочешут.

Артавазд торжествующе посмотрел на римлянина:

– Антоний, армянская земля в обиду своих сыновей не даст!

– Аршам! – Антоний деловито распорядился: – Всех препроводить к крепости!

Под усиленной охраной, в кандалах, царская семья направилась к крепостным воротам Арташата. У закрытых ворот Аршам, обращаясь к Багунци и защитникам на стене, крикнул:

– Откройте ворота или царя с семьей казнят!

Багунци медлил. Артавазд, понимая, что нужно спасать город и людей, поднял голову и улыбнулся:

– Открывай, Багунци! Похоже, тебе пора собираться на охоту. Много львов развелось в окрестностях…

Багунци понял: царь повелел браться за оружие, призвать князей с их отрядами к вооруженной борьбе, собрать войско и освободить от оккупантов Армению.

Ворота со скрипом открылись. Римляне ворвался в крепость и, прогнав армянскую охрану, заняли важные позиции, блокируя все пути въезда-выезда в столице. В открытые ворота ринулись легионеры, и было их множество. Город подвергся разграблению. Царя с семьей увели в римский лагерь, разрешив лишь маленькой дочери Артавазда Ануш с воспитателем вернуться в дворец.

В чудесный храм богини Анаит, что в центре Арташата, вломились римские солдаты. Перед ними тут же выросла фигура главной жрицы Каринэ.

– Стойте! – раздался ее звучный голос на латыни. – Горе тому, кто нарушит покой богини! Пока не поздно, принесите искупительную жертву, заручитесь ее благосклонностью!

Центурион в шлеме с красным гребнем, закрепленным поперечно, и мечом в руке угрожающе просипел:

– Чужие боги и богини не пользуются уважением в Риме. Нам сказали, что это золотая мать армян, а при виде золота у солдата захватывает дух.

– Солдат, неужели ты не признал греческую Артемиду, богиню охоты и смерти? В Риме ее почитают как Диану.

Центурион поднял голову: перед ним в длинном одеянии, с высокой грудью, подобной гранатовым плодам, стояла богиня Анаит, слава и животворящая сила армян. Она отвечала за любовь, материнство, рождение детей и плодородие. Греческий мир называл ее Артемидой, римляне Дианой. В темном храме в свете тусклых огоньков светильников бронзовая позолоченная статуя Анаит смотрелась величественно. В ее поднятой правой руке был жезл, на котором поблескивала пара отшлифованных камушков горного хрусталя.

– Жрица, отойди! Золото – это страсть и власть! – центурион грубо оттолкнул женщину в сторону.

Каринэ, едва не упав, успела схватиться за алтарь с курящимся жертвенником. Ее голос звучал негодующе:

– Солдат, тебя ждет проклятие!.. Учти, статуя из бронзы!..

– А это мы сейчас проверим, – шагнув к изваянию, мародер соскоблил мечом с поверхности скульптуры кусочек позолоты. Под тонким слоем золотого покрытия открылся темный металл. – Бронзовый идол!! – заорал он. – Нас обманули!!

Со свода храма упал большой камень. Прямо на голову центуриона. Его жизнь спас шлем. Воин рухнул на каменный пол, потеряв сознание. Приходил в себя он достаточно долго. Наконец заплетающимся языком он произнес:

– Я на охоте?.. Диана пустила стрелу… Я жив или мертв?..

Его обступили ошеломленные солдаты. Четверо, с опаской посматривая на статую богини, потащили командира прочь из храма, другие, обыскав святилище и не найдя ничего ценного, ушли.

Царевич Арташес оказался в мрачном подземелье, где при слабом мерцании четырех светильников поблескивало большое железное зеркало в золотой раме. Гнуни, что-то бормоча себе под нос, стоял у массивной деревянной подставки со старинной книгой заклинаний и в состоянии прострации листал ее. Услышав шорох, он потерял дар речи. Обернувшись, казначей испуганно посмотрел на юношу.

Магическое зеркало в этой комнате перемещало предметы и человека в некоторые географические точки земли, а скала, как портал, случайно созданный побочным эффектом действия зеркала, затянула царевича в тайный подземный зал арташатского дворца.

– Гнуни! Они арестовали отца и всю семью!..

Узнав царевича, казначей выдохнул с облегчением:

– Арташес, я не пойму, как… каким образом ты?..

– Учитель, это неважно. Я сбежал. Как снять кандалы? – и он протянул руки с цепями.

– О мой мальчик! Я знал, что так будет… Царь тоже все предвидел, но пошел к римлянам, дабы, как когда-то его отец, предотвратить кровопролитие. Сейчас, сейчас! Здесь, в подземелье, есть все: и инструменты, и запасы продуктов…

Гнуни принес шестигранный ключ нужного размера и, повозившись, снял цепи с царевича.

– Все, мой мальчик, ты свободен! Нам нужно выйти и что-то делать…

– Нет! – решительно сказал Арташес. – Нас предал Аршам. Римляне были в курсе всего, что творится в государстве. Он рассорил царя с главами богатых родов и старейшинами, шпионил, шантажировал, провоцировал… Думаю, Антоний с солдатами уже хозяйничают в городе. Скоро появятся здесь.

– Ну уж нет! Пройти лабиринт и ловушки, не зная секретов, невозможно! Аршам точно этого не знает. Но что же делать?

– Перемещаться!

Старик уныло опустил руки:

– Я думал об этом и, просматривая книгу заклинаний, даже подыскивал место… Безопасного места на земле не нашел… да и стар я кочевать по свету.

– Отец сказал, что в Арцахе меня ждут верные царю войска…

– Да-да, ты наследник престола, народ тебя любит, ты сумеешь сплотить нацию и повести ее на борьбу с захватчиками!

– Учитель, не будем терять времени!