Чёрный мёд. Ты выбираешь свое счастье

Глава 7. Лабиринт Динары

Через два года после рождения Нэнси начались проблемы. Супругу словно подменили: она позабыла, в чем есть главное предназначение женщины, перестала радовать мужа и служить ему тем покровом внутри дома, за которым каждый мужчина, утомившись воевать во внешнем мире, спешит домой.

Адам же списывал холодность и отстраненность супруги на гормональные перестройки, сезонные колебания настроения, пыльные бури и февральские ливни. Но по-прежнему ни в чем не ограничивал супругу и старался доставить ей радость всем, что она просила. И не заметил, как вскормил ненасытное чудовище в красивой оболочке. Она стала казаться ему черной дырой, которая засасывает все ресурсы. И при этом все, что от нее достается в ответ, – зловонный выхлоп вечного недовольства.

Однажды она заявила мужу о том, что не намерена больше хоронить свои таланты дома и хочет заняться бизнесом. «Зачем?» – спросил муж, почувствовавший, что ничем хорошим это веяние в голове жены не завершится.

«Я не какая-нибудь жена фермера. Я – дама из высшего общества и заслуживаю больше почета и больше денег!» – на высоких тонах высказалась Динара.

– Чего тебе не хватает? – спросил Адам. – У тебя итальянские белье и туфли, французские платья и духи, которые даже во сне не трогали многие египетские женщины! Аллах и так щедр к нам!

– Ну… это не значит, что мне не нужно стремиться к большему! – упрямо ответила жена.

– Зачем? – настойчиво снова переспросил Адам.

– Ты считаешь себя самым умным? Самым талантливым? Милостыню мне тут раздаешь! Надоело! – она перешла почти на визг.

– Побойся Аллаха, Динара! Как ты с мужем разговариваешь! Как ты ненасытна!

– Может, когда я буду работать, ты будешь больше дома бывать. А то девочки забыли, как ты выглядишь!

Тогда Адам предпочитал прекратить разговор вообще. Он был вымотан после тяжелой командировки и очень ответственного расследования проблем с вытяжной системой госпиталя в Хургаде.

Ему было проще дать ей денег и юриста открывать фирму, чем продолжать выслушивать упреки, переходящие в истерику. Меньше всего он хотел, чтобы Сальма с Нэнси были свидетелями приступов неконтролируемого гнева матери. И это было его критической ошибкой. С этого эпизода их семья войдет в пике, и никто не сможет вывести этот самолет из гибельного падения.

Он нарушил всего один раз всего одно правило: нельзя поощрять недостойное поведение. При первом предъявлении недопустимого действия надо немедленно остановить человека так, чтобы повторять было неповадно. А открытие фирмы жене после ее демонстративно пренебрежительных заявлений в адрес мужа было, конечно же, поощрением, а не остановкой, и уж тем более – не наказанием.

Когда Адам спустя годы вспоминал этот эпизод, он понимал, что сам допустил критическую ошибку. Спрашивал себя, почему он попустил жене наглое поведение? Может, он все еще видел в ней ту Динару, с которой он провел первую брачную ночь, переполненный невыразимой нежности? Может, он мерял ее по себе? Но он посмотрел еще глубже. Его поступок был продиктован тем, что он общался с породистым человеком, а не с беспородной шавкой, которая, не помня родства, норовит укусить за лодыжку любого, даже своего благодетеля. Позже он задавал другой вопрос: как же он не разглядел в породистом семействе шавку? Ладно он, молодой и неопытный, а как его мама не разглядела отсутствие породы?

Той ночью он улегся в белой пустой комнате, надел наушники и включил на всю мощность «Либертанго» Астора Пьяццолы в оркестровом исполнении. И слушал его снова и снова. Наверное, раз тридцать подряд…

Через три месяца она открыла туристическую фирму. Благодаря связям с министерством туризма, в котором муж ее сестры возглавлял департамент безопасности, фирма Динары с целеустремленным именем «Алатул», что в переводе с арабского означает «Вперед», получила огромные преференции и приоритет в обслуживании туристов в Каире и вверх по Нилу до Асуанской плотины.

Фактически сама Динара не особо себя утруждала. Она наняла менеджеров, которые заключали договора между поставщиками услуг и поставщиками туристов, от них требовалось успешно обеспечивать координацию денег и любителей старины. Но нужно отдать ей должное: она цепко взяла в руки вожжи своей туристической колесницы.

На следующий год она открыла направление зарубежного туризма для египтян. Тут помогли связи ее отца, который когда-то был атташе в египетском посольстве в Анкаре, Лиме, Торонто и Брюсселе.

Туристам, приобретавшим тур в агентстве Динары, не было отказов с туристическими визами в Европу. Деньги полились двумя ручьями, которые вскоре превратились в два Гольфстрима.

Наступил момент, когда фирма Динары стала зарабатывать больше, чем фирма ее мужа, затрачивая существенно меньше – без всяких складов с товарами.

Однажды, завершив ужин без жены и матери, Адам вместе с девочками убирал со стола.

– Баба, йа баба⁵, – напряженно позвала его старшая дочь.

– Да, покой моего сердца, Сальма! – чутко откликнулся отец.

– Почему у всех девочек в школе мамы как мамы? Отвозят их на машине на занятия, забирают из школы, вместе ходят в бассейн, вместе делают уроки, вместе шьют костюмы на бал… А наша мама… Она уже не знает, какой у меня размер обуви и какие зайцы вышиты на пижамке у Нэнси! Ей не интересно, что я не люблю печенье на завтрак и не хочу, чтобы бабушка меня кормила египетским завтраком. Она не в курсе, что я стесняюсь, что у меня волосы на руках и ногах густо растут…

Адам приблизил десятилетнюю дочь, обнял, усадил к себе на колени и прошептал:

– Сальма! Ты очень счастливая девочка! Густые волосы на руках и ногах можно легко удалить. Попрошу твою бабушку сделать это для тебя.

– И в чем же здесь счастье?

– У тех девочек, у которых обильно растут волосы на руках и ногах, роскошные волосы на голове! Остается только ухаживать за таким богатством, чтобы потом услаждать глаза твоего мужа!

Маленькая Нэнси – ей скоро исполнялось шесть лет – атаковала отца со спины и повисла на его шее, рискуя удушить под давлением своих рук и веса. Адам опустил на пол старшую и стал стряхивать с себя младшую, как крупный плод с дерева, пытаясь разомкнуть ее руки на шее. Нэнси довольно смеялась, сползая по папиной спине на диван. Потом она переворачивалась на спину и, болтая руками и ногами в воздухе, звонко заявляла: «Я не гуафа! Я большой светлячок – завалился на бочок!»

– Ты наш любимый светлячок! – щекотал ее по бокам отец. – Теперь пора принимать душ и укладываться спать.

Жена появилась далеко за полночь. Адам сидел в кресле и ждал ее во тьме спальни. Когда она прокралась к краю кровати, он включил торшер.

– Тебе не кажется странной такая семейная жизнь, Динара? – спокойно спросил ее Адам.

– У нас отличная семейная жизнь. Я хочу спать!

– Ты скоро забудешь, как выглядят твои дочери!

– У них есть папа, и я за них спокойна!

– А я нет.

– Ну, чтобы не раздражать вас, я съеду от вас пожить отдельно!

– Может, тебе надо не на отдельную квартиру, а в санаторий? Полечиться?

Адам вскочил к туалетному столику, на котором стояло красивое зеркальце с увеличивающим эффектом – удобно женщинам для нанесения косметики.

Он направил зеркало к ее лицу и спросил:

– Ты свои глаза видишь?

– А что не так с моими глазами? Ну да, не сняла макияж. Устала!

– А твоих глаз уже давно нет! – с горечью констатировал факт Адам.

– Как это нет? – возмутилась Динара.

– Вместо глаз моей жены я вижу заслонки с изображением долларов!

– Остроумнее было бы сказать «динаров»! Это тебе надо к доктору, к окулисту! – грубо сказала жена.

– Реплика достойна дочери дипломата в отставке!

– Если ты не оставишь меня в покое, я сейчас вызову такси и отправлюсь в отель!

– Думаю, это будет лучше сделать поутру, – сказал Адам и резко вышел из спальни.

Динара и вправду с утра съехала сначала в отель, потом на съемную квартиру. Ситуация была невыносимой для Адама, потому что, исходя из того, что ее поведение и отношение недопустимо по нормам шариата, он обязан немедленно дать ей развод. Только одного факта – того, что она покинула сама дом без дозволения мужа по шариатскому и, что важно, по светскому закону Египта, было достаточно для инициации развода, при котором самовольная женщина не получает никакой финансовой компенсации.

Но дело даже не в деньгах, поскольку Динара была очень богата. В их роду никто не разводился. Ну точно лет триста! Ему показалось, что его ДНК сжимаются в маленькие пружинки и протестуют от самой мысли о разводе. Наверное, для начала ему надо привыкнуть к самой мысли о необходимости развода.

На него насела вся родня с текстами о том, что ему надо потерпеть: жена, которая похожа на сумасшедшую, образумится и все потечет, как раньше, и никто не будет перемывать им косточки по поводу позорного развода. Больше всех была расстроена мать супруги. Она, обладая несколько взбалмошным характером итальянки-северянки, тем не менее, глубоко прониклась египетской семейной культурой и понимала, что подлинное счастье ее дочери Динары – в семье с Адамом и дочерями. Она также понимала, что девочки в итоге будут отрезаны от ее семьи. И не потому, что Адам не позволит им общаться с бабушкой, прабабушкой и прадедушкой из Бергамо, с теткой Франческой, живущей от медовой виллы в двух кварталах, а потому, что дети не простят такого предательства. Им будет больно видеть родню покинувшей их матери. Она бы и сама не простила… Однажды Адам спросил свою мать, достопочтенную Омм Ясин: «Как ты думаешь, почему Динара переменилась?» Мать задумалась и ответила: «Много чужих и недобрых глаз сопровождали ваш успех. И какая же она красавица! Сабрина Ферилли, умноженная на Монику Беллуччи! Итальянская кровь с египетской всегда дают таких экстра-красивых женщин. Долго ли шайтанам присоединиться, когда стрелы зависти пронзают тело?»

– Мама, ты знаешь даже Сабрину Ферилли?

– Сынок, твоя мама элегантная и разносторонняя дама, хоть и любит носить египетскую абею, – мягко улыбнулась Омм Ясин.

– Мама, я молюсь Аллаху о том, чтобы он вернул Динаре здравомыслие и чистоту сердца. Но пока все напрасно…

– Сын мой возлюбленный, надо, чтобы и она того же хотела… Аллах ведь подсобит после того, как человек сделает первые шаги в нужном направлении.

– А если это уже не она – ведь бесы текут по ее сосудам и хозяйничают в ее мозге, – то, как она захочет вернуться?

– Смирись, сын мой. Это ее лабиринт. И ты не можешь пройти его вместо нее.

Однажды он пригласил друга погулять пешком по парку на острове Замалек и подняться на смотровую площадку каирской башни. Это был его многолетний партнер по теннису – Омар. Адаму нравилось, что тот никогда не заискивал перед ним и всегда говорил, что думал. И в этот раз он спросил его:

– Послушай, друг мой Омар! Как же так могло случиться, что моя жена, изумительная женщина, превратилась в чудовище? Как так Аллах попустил, чтобы бесы ее попутали да в плен взяли?

– Аллаху алем⁶, друг мой, Адам. Я знаю одно: Аллах попускает вторжение бесов, когда у человека «форточка» открыта для них.

– Что ты имеешь в виду?

– Человек приоткрыл им часть окошка щелочкой, а они окно с дверями вынесут и разрешения не спросят…

– Что это за щелочка?

– Изъян в сердце. Они идут на этот изъян, они выжидают, когда этот изъян проявится. Вот, прости меня, ты хочешь мой комментарий?

– Конечно, я позвал тебя побыть со мной. Мне надо принять решение о разводе. И мне очень тяжко на сердце.

– У твоей супруги, да будет милостив с ней Аллах и вернет ее на здравый путь, сильная гордыня. Вот она и стала той форточкой, в которую влезли шайтаны. К незапятнанному сердцу у них нет доступа, а к сердцу, наполненному светом пятиразовой молитвы, они не могут приблизиться вообще!

– Да, я не помню, чтобы последние годы жизни под одной крышей она молилась…

Адам стоял на смотровой площадке телебашни, овеваемый теплыми ветрами, и думал: «Неужели вся жизнь пройдет так безрадостно? В смысле без любви?»

Друг, словно прочел его мысль, обнял и сказал: «Оставь все свои печали Аллаху. Он Всеведающий, Он лучший Распорядитель нашими судьбами!»

Была еще одна тема, которую он не мог обсудить ни с кем.

Возникало еще одно интимное обстоятельство. И он, и она оказывались постоянно далеко друг от друга, сексуальное напряжение росло, оно должно было находить сброс. Вопрос с кем? Если она замужняя дама – то с мужем, разумеется. Он женатый мужчина – значит, с женой. Но он ее уже не хотел видеть и слышать, не то что вместе возлежать на одном ложе. В то же время она заявила ему, что если она совершит прелюбодеяние – этот грех падет на него, поскольку он ее не удовлетворяет.

Тем не менее, три года раздельной жизни дали свои плоды.

Адам постарался открыть новую страницу в их отношениях и попробовать все с чистого листа.

У него витала призрачная надежда, что у супруги прояснится замутненное сердце, она очнется и вернется в семью. Он водил ее в рестораны на обед, иногда на концерты или в оперу. Он возил ее в Грецию, на белоснежный Санторини. Затем на Миланскую выставку обуви. И после гостевания у бабушки и дедушки в горном домике в Доломитах повез жену есть мороженое не куда-нибудь, а в Тоскану, в Сан-Джиминьяно, в джелатерии у тройного обладателя мирового кубка мороженого.

Как потом решил Адам, этот период имел только одну ценность: в марте 2007-го года у него появилась еще одна дочь, которую он назвал Дана – желанная. К моменту рождения супруга вернулась в дом. Сказать, что жизнь семьи изменилась, было бы преувеличением. Она жила, как планета, которая летает по своей орбите, никогда ни с кем не пересекаясь. Или как гостья в отеле: получала сервисы и ни с кем не контактировала, даже с дочерями. После рождения третьего ребенка через полгода супруга снова съехала жить отдельно на квартиру.

Что же послужило толчком к окончательному разрыву?

Динара перемотала грудь тканью и объявила, что между ею и дойной ослицей – большая разница, и если кто ее – эту разницу – не заметил, то это его или их проблемы.

Она активно включилась в работу своей фирмы, полностью вычеркнув из своего графика уже трех дочерей.

Однажды Динара пришла около полуночи, приняла душ и позвала мужа из спальни.

У Адама встрепенулось сердце: неужели переменилась?

Динара возлегала обнаженная среди подушек в недвусмысленной позе, разметав волосы для пущей соблазнительности. Адам вопросительно глянул на жену. Она поманила его пальцем.

– Что случилось? – спросил он настороженно, поскольку эта сцена была уже совершенно не типичной.

– Я тебя хочу, – молвила Динара, играя прядью своих длинных волос.

– Даже не знаю радоваться или нет…

– Отчего же?

– Не хочется больно падать после полетов…

– Глупый! Тебя зовет женщина, а ты разговорами занимаешься!

Он решил достать из тумбочки свечи, которые никто не зажигал несколько лет.

Ему захотелось опять волнительной романтики, воспоминание о которой вихрем пронеслось в его теле от макушки до стоп. Он ощутил, как же его тело окостенело за годы вынужденного одиночества.

– Адам! – голос жены прозвучал, как у бригадира на стройке.

Он оглянулся. Ее итальянская красота испарилась, и проявился африканский оскал:

– Иди сюда и выполняй свой супружеский долг! Ты что, не видишь, что мне некогда ждать твоих свечей!

– А сколько у тебя есть времени на супружеский долг? – с нажимом на последние слова спросил Адам жену.

– Ну, минут десять, я думаю, с тебя хватит.

Он почувствовал себя заключенным князем в темнице, которому после жизни на свободе, после пиров в горнице фаршированными голубями да рыбой-дениз, запеченной с лимонами и розмарином, подали немытую щербатую миску с юшкой, в которой плавали опарыши.

Мужчина развернулся к жене и произнес медленно и тихо: «Я не хочу тебя. Отныне никогда. Амин! Ты разведена. Ты разведена. Ты разведена. Завтра ты покинешь этот дом навсегда. Мой адвокат с тобой свяжется».

Ей показалось, что он резанул воздух между ними гильотиной, и женщина содрогнулась.

От развода его уговаривали все без исключения взрослые родственники. Но он твердо решил развестись, и главный мотив был таким: рано или поздно ей нужен будет мужчина, и если она станет чей-то любовницей, будучи по документам замужем, она опозорит его. Он же, будучи официально мужем, перед Аллахом обязан заботиться о ней и о ее сексуальном удовлетворении, что было уже категорически невозможно. К тому же перед Аллахом они разведены: он дал ей тройной развод по шариату, трижды произнеся: «Ты разведена». Теперь, чтобы ее вернуть по исламу, он должен был дождаться ее замужества с другим мужчиной, затем ее развода с ним и только потом он сможет вернуть ее как жену. В общем, никаких лазеек, слава Всевышнему.

Спустя восемь лет упадет российский самолет на Синае и туристические дела жены устремятся в пике. Она не постесняется попросить приюта в доме бывшего мужа, сетуя на бедность. Конечно, Адам понимал, что она технически не может быть бедной после десяти лет в бизнесе с миллиардными оборотами. Но он очередной раз понадеялся, что мама ищет повод вернуться к дочерям.

Адам будет держать совет с детьми: открывать ли ей дверь, впускать ли ее? Данита захлопала в ладоши: «Пускать!» Сальма задумалась, поджав губы, потом выдавила из себя: «Пап, мы тебе вряд ли хорошие советчики. Нам с тобой хорошо. А с ней – не очень…»

Нэнси была категорически против: «Мы здесь и без нее прекрасно справлялись, папочка. Явится и будет изображать тебе верную жену, а нам добрую маманьку?!»

Адаму резанула сердце та резкость, с какой дочь отозвалась о матери. С уязвленной ревностью, как если бы Нэнси была не дочь, а его новая жена.

Впрочем, не удивительно. Она уже много лет, хоть и ребенок после того, как замужняя Сальма переехала в дом мужа, выполняла функции отсутствующей мамы и жены в бытовых вопросах. Заигралась…

И Адам решил спросить бывшую супругу: а как она видит свою жизнь в семье, не будучи его женой?

Она, не размышляя, ответила: «А я тебя стеснять не буду. И девочек тоже. Я буду приходить, когда вы спите, и уходить, когда ты на работе, а девочки в школе, в институте».

Адам сразу ответил: «Извини, у нас не отель для одиноких женщин. Поищи пансион в другом месте». Это и был его момент невозврата. После этого эпизода он уже более никогда не разрешал задавать себе вопрос о возможности возврата экс-жены даже только в качестве мамы. Он запер дверь между ними, задвинул засов и, пройдя деревянный мост, поджег его бутылкой с зажигательной смесью.

У нее было право только дважды в год приходить на семейные празднования двух фестивалей Аль-Аид. Эту милость для нее выпросили синьора Мирелла и маленькая Данита.

Глава 8. Фрау с собачкой

Долгожданные отпускные Адам пил, как воду в жаркой пустыне.

На следующий день лидер семейного клана спланировал свободу от большого семейства и объявил, что официальных совместных событий не будет. Он хотел расслабиться в самом близком окружении – с мамой и дочерями.

Они решили пообедать в модном ресторане бельгийской кухни «Chez Chantal» с бельгийским шефом во главе этой самой кухни. Как вы уже могли заметить, Адам был не равнодушен ко всему бельгийскому. Что касается кухни, она была изысканная и пряная, что делало ее желанной даже для обычных египтян со вкусами, некорректированными в Европе.

Нэнси вызвалась зарезервировать столик на террасе, на третьем уровне ресторана. Всем пришлась по душе идея занять диванчики с малиновыми подушками и созерцать красоту залива. Терраса была отгорожена от мира стеклянными перегородками, поэтому здесь никогда не бывало ветрено, но в то же время всегда свежо.

Заказ сделали быстро. Как всегда, старались заказать различные блюда, чтобы потом угощать друг друга и так насладиться вкусовым разнообразием. Официант настойчиво предлагал омаров, Адам категорически отказался. Он не мог есть мясо придонных очистителей – оно пахло застойной водой и теми, кого и в какой стадии омар поедал с этого дна.

Салат из молодых осьминогов, салат из циккория, паштет из угря, уха из мелкой морской рыбы, заправленная желтками со сливками, суп-пюре из спаржи и стручковой фасоли, приправленный бельгийским тертым сыром. Еще крупные мидии, запеченные в пряном соусе, телячьи почки в соусе с ягодами можжевельника, целых три порции картофеля фри, поскольку не поесть в бельгийском ресторане изобретение бельгийской кухни – большая ошибка. И на гарнир тушеные овощи – картофель, сельдерей, морковь, брюссельская капуста – как же без нее? – приправленные гвоздикой и мускатным орехом…

Данита, увидев, как красиво поданы заказанные блюда, воскликнула: «Мы их будем фотографировать или есть?»

– Можем сфотографировать, а потом съесть! – заявила Нэнси, щелкая камерой своего мобильного в режиме макро – съемки. – Будет натюрморт в стиле семнадцатого века…

Сальма прокомментировала: «Данита, ты просто не была в Европе. Такая презентация блюд в ресторанах там – норма!»

– Ба, а пиво пить будем? – задала провокационный вопрос Нэнси.

– Безалкогольное и только я, – сразу отрезал глава семейства.

Адам мог расслабиться в общественном месте, потому что его дети были вышколены по европейским стандартам и вели себя за столом безупречно, чего не скажешь о детях за соседними столиками.

Вот ближайшая к ним семья. Адам краем глаза увидел, как страдающие от безделья и тоски дети, у которых нет аппетита, потому что в ресторан они вошли с полупустыми пакетами чипсов, мучаются пребыванием в ресторане, пиная друг друга ногами, сбивая кепки с голов друг друга, соскакивая со стульев и укладываясь то одной, то другой щекой на сиденье и елозя лицом по нему… Мать семейства в эти минуты, похоже, потеряла не только зрение, но и, наверное, этих детей. Будто их нет в природе и в этом ресторане – в метре от нее. Отец семейства с чертами лица, свойственными уроженцам Персидского залива, озабочен тем, чтобы положить повкуснее кусочек в тарелку супруги из каждого заказанного блюда, которыми щедро уставлен стол. Он тоже в упор не видит, что вытворяют дети. Ох… Адам внутри передернулся и отвернулся. Как странно, что детей не останавливает красота, а взрослых – право других в этом ресторане отобедать в тишине и комфорте…

Семейство Адама выбрало десерты. Бельгийские вафли с бельгийским шоколадом и взбитыми сливками, свежая клубника с бельгийским шоколадом, яблочные тарты. Кофе для взрослых. Вода для детей.

Пока ждали десерт, неспешно делились впечатлениями от распробованных блюд. Тут раздался шум на лестнице перед террасой. Все невольно повернули головы к входу. Метрдотель закрывал своим телом вход на террасу со словами:

– Сорри, мадам, это ресторан для людей, а не для собак!

Но мадам оказалась напористой, а вежливый египтянин не мог допустить соприкосновения тел, поэтому отступил на шаг.

В проеме показались две женщины, европейки. Обе в льняных брюках и туниках. Одна из них держала на руках рыжего шпица.

«Ну надо же было приехать из Каира в Эль-Гуну, чтобы встретить здесь ее!» – с досадой подумал Адам.

Он оглядел свое семейство: все, кроме Али, узнали ее, потому как резко перевели глаза с дверного проема на него.

Тем временем метрдотель четко потребовал, чтобы дамы, если хотят отобедать, оставили собачку в машине, или вход для них закрыт. Дамы, выплевывая возмущения на немецком языке, не отказали себе в удовольствие отведать бельгийских блюд и таки отправились водружать собачку в салон автомобиля. Потому как через минут семь они снова появились на террасе и заняли круглый столик, накрытый льняной скатертью с рисунком в розовые букеты.

– Деда, а эта тетя помыла руки после собачки? – Али спросил так звонко, что его услышали во всех частях террасы.

– Не знаю, – ответил внуку Адам, – важно, чтобы ты всегда мыл руки семь раз, если потрогаешь собачку.

– Да лучше ее тогда вообще не трогать, а только смотреть на нее! – резюмировал Али.

– Разумно, – подвел итог Адам.

Все члены семьи солидарно хранили молчание, только Нэнси прокомментировала:

– А кто-то грозился покинуть Египет через год!

Адам в упор глянул на дочь и произнес: «Нэнси, мы сейчас не нуждаемся в твоих замечаниях!»

Адам испытал чувство отвращения, которое закрыло его желудок, и он не мог притронуться к вафлям в шоколаде и под взбитыми сливками.

– Сын мой возлюбленный, – молвила издалека Омм Ясин, – появление гражданки Германии не может служить поводом для отказа от бельгийских сластей!

– Да, если эту гражданку зовут не Ребекка и фамилия ее не Фэртиг!

– Папа, ты не подойдешь к ней поздороваться? – нежно спросила старшая дочь.

– Еще чего не хватало! – отбрила средняя старшую.

– С каких пор ты уже папа? – строго спросил Адам.

Нэнси показалось, что у него случился электрический разряд в глазах.

– Прости, папа. Просто Сальма задает глупые вопросы…

– Позволь мне самому судить о глупости или мудрости вопросов, обращенных ко мне! – резко высказался Адам и, обратив лицо к старшей дочери, продолжил: – Доча, хайети, с какой стати я пойду с ней здороваться? Она уже чужая женщина… Мне не пристало уподобляться европейцам, которые бегают за бывшими…

– Ок, папа. Сорри.

Адам предпочел, чтобы они завершили трапезу, быстро рассчитались и покинули ресторан.

Конечно, Ребекка – искусная ловушка для мужчин – уже окинула зал и оценила присутствие одиноких мужчин. И он переживал, что она, конечно же, узнает его семью, особенно после возгласа Али. И меньше всего он хотел, чтобы она подходила к ним.

Адам предложил дочерям с мамой и Али отправиться к выходу и сам пошел к стойке метрдотеля. Рассчитался наличными, поскольку ресторан не принимал карты, тепло поблагодарил за кухню и обслуживание, оставил щедрые чаевые в размере двухсот гиней и стремительно отправился к выходу.

К его изумлению, на ступеньках ему преградила путь Ребекка.

Прическа в стиле Мэрилин Монро, слегка располневшие формы. Да, стабильная жизнь в Египте тому способствует…

– С каких это пор ты отличаешься невежливостью?!

– Извините, мадам, вы обознались.

– Да-да! Обозналась с целым семейством на пять человек!

Она одной рукой ухватилась за поручень, другой оперлась о стену.

– Пропущу тебя, когда ты скажешь мне комплимент!

– А еще говорят, что египтяне пристают к европейским женщинам!

Но Ребекка решила окончательно испортить настроение Адаму и не открывала ему путь вниз по лестнице.

Адам знал, что подвыпивших или нахальных людей можно остановить только неожиданным резким выпадом, который они никак не ожидают от элегантного человека.

– Мадам, от вас дурно пахнет. Наверное, собачатиной…

Сработало! Ребекка захлебнулась воздухом и, оторвав руку от перил, занесла ее, чтобы ударить Адама по лицу. Но потеряла равновесие и была вынуждена прислониться к стене, открыв Адаму путь. Чем он не преминул воспользоваться.