Чёрный мёд. Ты выбираешь свое счастье

Сначала он обильно присыпал лук солью, черным перцем и камуном, помял до потоков сока и отправил на сковороду с раскаленным маслом вместе с соком. В слегка позолоченый лук вложил нарезанные небольшими кубиками печень и сердца барашка, которые Нэнси промывала от кровяных сгустков так, как учили ее дотошные в этих вопросах египетские родственницы.

Перед готовкой порезанные субпродукты вымачивали полчаса в холодной воде, сливали ее и наливали новую порцию, пока она перестала окрашиваться кровью. Такой прием позволяет полностью удалить то, чего есть нельзя, и исключить отравление, поскольку в крови размножаются микроорганизмы еще лучше, чем в бульоне. Да и неприятный запах, который может исходить от субпродуктов, тоже удален вместе с кровью.

Слегка обработанные печень и сердце, в свою очередь, отправились в шестилитровую кастрюлю с вымытыми и доведенными до кипения зернами ячменя. «Хальта биль фэрик» – так называется эта начинка.

Дополнительно он приготовил обмазку для поверхностей барашков – татбила. Это смесь красного и черного перцев, камуна, соли, толченого чеснока и лука, оливкового масла и немного густого томатного пюре, лучше свежеприготовленного.

Поскольку готовить томатное пюре – дело хлопотное и долгое, оно было поручено женщинам из семейной ветки хали Азиза заблаговременно.

– Бисмилле Ар-Рахмэн Ар-Рахиим¹⁶, – призвал Адам имена Всевышнего и приступил к обмазке барашков изнутри ароматной татбилой.

Его мама никому не дала право начинять барашков и выполнила эту важную часть работы сама. Ее почетным «шпагоносцем» трудился малыш Али: он держал наготове большие деревянные спицы, которые скрепят кожу на животах начиненных барашков.

В завершение тушки были смазаны татбилой сверху и оставлены ненадолго пропитываться маринадом. Баранчики были отправлены в печь во дворе на четыре часа, из которых первый час поддерживали сильный жар, а остальные часы мясо томилось возле углей. По готовности перед подачей Омм Ясин торжественно посыпала их миндальными «лепестками».

Адам ловил себя на небывалой доселе странности. Все свои действия он сопровождал мысленными комментариями, обращенными к Эмилии:

– Вот, смотри, Эмилия, я кладу в нарезанный лук больше соли, чтобы не солить потом печень. Это маленькая тонкость, но она становится решающей во вкусе готового блюда.

– О Эмилия, если бы у нас был ковер-самолет и ты прибыла бы сюда по моему приглашению, то прочувствовала бы, что такое Аль-Аид! Что такое фестиваль! Ты ведь из другой страны, где такой атмосферы нет…

– Конечно, Эмилия, ты обитаешь на Синае, а я знаю энергию того места, но поверь, Эль-Гуна тоже прекрасна! Однажды ты должна увидеть этот уголок Египта! Когда у меня будет малейшая возможность, я приглашу вас. Сорри, я то на ты, то на вы с вами…

– Папа, с кем ты разговариваешь? – удивленно спросила Данита.

– А я разве разговариваю? – решил уточнить у дочери Адам.

– Да, у тебя шевелятся губы, ты поднимаешь брови и киваешь головой!

– Это мысли бурлят у меня внутри!

– Хорошие мысли!

– Почему ты так решила?

– У тебя лицо довольное!

«Хм… Хорошо, что это Данита, а не Нэнси! – подумал Адам. – Нэнси уже бы включила все системы наблюдения… А может, уже включила? А что, есть повод? Я же с Эмилией даже по телефону еще не разговаривал!»

Глава семейства оглянулся: средней дочери не было поблизости. Наверное, она переодевалась в вечернее платье.

Все привыкли, что анимация в отелях – явление не только обязательное, но даже обычное. А вот анимация в рамках отдельной семьи на отдыхе…

«Богатая жизнь – она такая!» – с завистью глядя на семейный концерт при свете звезд, с глубоким вздохом вымолвил юный официант Дока. Он только три месяца назад приступил к службе в ресторане и считал, что ему в Эль-Гуне выпал шанс вырваться из нищеты его семьи, что было правдой. Только на его чаевые жила его семья в деревне под Асуаном: мама, двое братьев и сестра.

Его более рослый и более взрослый коллега Уэлид, родом из Хургады, хлопнув металлическим подносом по заду своего напарника, сказал: «Ну на самом деле никто не мешает беднякам готовить номера и развлекать друг друга: ты же видишь – из приглашенных – только диджей и танцоры танго!»

Концерт, по мнению всех членов семьи, удался! Правило концерта состояло в том, что каждый гость праздника обязательно выступает на концерте, за исключением самых взрослых дам. Им отводилась роль активных фанов.

Мальчики в возрасте девяти – тринадцати лет подготовили этнический танец с тростями, пяти-восьмилетние малыши выступили с барабанами и бубнами под руководством главного барабанщика, того самого хали Азиза – старшего брата со стороны матери Адама. Барабанщики и «бубнеры» сопровождали смешной ритмический танец «коня», который, в свою очередь, был двумя подростками с наброшенной на них попоной с игрушечной головой коня на палке. Адам изображал в этой сценке хозяина «коня», который хочет нагрузить его мешками, а «конь», конечно, не согласен и смешно увивается, сбрасывает мешки и норовит обтоптать ноги хозяину.

Взрослые мужчины спели попурри по песням Амра Диаба.

Это был конкурс. Один пел одну строчку, второй должен был подхватить и продолжить…

Три девочки – племянницы Адама по линии отца – выполнили мапет-шоу – из тряпичных кукол на веревочках по сказке про Але Ад-дина. Это было достаточно сложное сценическое действие, и все взрослые смотрели его с замиранием сердца, хотя и знали все реплики наизусть.

Дочь Дана, внук Али и Дина – племянница Адама от его младшего брата Фарука – потешили всех родственников милым танцем утят на песню Аль Бано и Ромины Пауэр.

Старшая дочь Адама спела а капелла старинную песню из репертуара легендарной Омм Кальсум.

Нэнси – средняя дочь Адама – тоже выступила в песенном жанре под минусовку. Она очень любила песни Далиды и столь проникновенно исполнила великий хит «Helwa Ya Baladi», что Адам и его мать – достопочтенная Омм Ясин – прослезились.

Вся большая семья подпевала: «Моя страна – это сласть! Я помню то, через что мы прошли. И моя страна – прекрасная!» Эта песня, своего рода гимн Египта, который трогает сердце любого слушателя, что уж говорить о самих египтянах. Под конец песни плакали даже официанты.

Нэнси больше всего была похожа на свою маму, и это сходство еще сильнее волновало Адама неким подобием досады.

Завершением программы был получасовый букет из танго, исполняемый профессиональной парой русских, или белорусов, или украинцев… Адам не разбирался в различиях между ними. В общем, из бывшего СССР. Аргентинские мелодии сменяли друг друга, на площадке разворачивалась маленькая история страсти, длинная юбка горячего желтого цвета летала языками пламени, пояс партнера приковывал взгляд как неизменная константа в этом меняющемся мире, на которую нужно опираться женщине. Адам замирал в эстетическом экстазе. Танго – это его слабость. Кстати, на своей странице в Facebook чаще всего он размещал видео с этим танцем в разных стилях.

Такой семейный концерт с серьезной подготовкой не был типичным явлением в Египте, как вы поняли из реакции официанта. Хотя, конечно, египтяне отличаются веселым нравом и умеют веселиться в кругу соотечественников безо всяких стимуляторов.

Что касается Адама, через его тело лился ручей радости. И больше всего он удивлялся тому, что источников радости два. Сам Аль-Аид и, как ни странно, Эмилия.

Глава 16. Время перехода

Данила Викторович погиб на месте аварии, случившейся при странных обстоятельствах. Он был за рулем, хотя у него имелся водитель. Алкоголь в крови, хотя он не употреблял спиртное. «В чем же странность?» – спросите вы. А странность состояла в том, что он ехал по малой дороге через Музычи и на повороте у озера неожиданно появился трактор, в который автомобиль мужчины и врезался. Дело в том, что у Данилы Мережко в тех краях нет ни родни, ни знакомых, ни дел. А его туда почему-то занесло средь бела рабочего дня… Он явно куда-то спешил, потому как даже на сложном повороте не снизил скорость.

Расследование ничего не дало. Трактор с места происшествия удивительным образом исчез. А кто был за рулем – жителям деревни неведомо – какой-то чужой мужик…

Ее пригласили на опознание изувеченного аварией тела супруга. Лица почти не осталось. Ее поразил тот факт, что лучше всего сохранились кисти рук. Но пальцы стали равномерно черными, хотя еще было рано им так почернеть.

Ей хотелось свернуть траурные дни в тугой рулон и бросить его в топку. Она не могла слушать слова сочувствия и принимать соболезнования, хотя люди искренне переживали.

Мама Эммы слегла: очень горевала из-за гибели зятя. Женщина искренне привязалась к нему, хотя они мало общались. Ей было достаточно того, как расцветала ее дочь с ним, как много тепла он дал Владу. Эмма перевезла маму и отца пожить с ней в загородном доме некоторое время, пока все придут в норму.

Эмма почувствовала, что значит «мир опустел». Ей везде чудилась фигура мужа. Вот он склонился над чертежами. Вот он рубит дрова. Вот он сыплет перец горошком в маринад. Вот он садится в машину на пассажирское сиденье и машет ей рукой…

В одну из ночей после похорон ей приснился сон о том, что на пороге спальни стоит ее муж и говорит:

– Прости меня, Эмма! Я очень виноват перед тобой! Мне очень плохо!

Эмма во сне ответила ему:

– Я люблю тебя. Чем я могу помочь?

– Накорми меня!

– Какое блюдо приготовить?

– Не едой…

И исчез…

Эмма часто возвращалась к этому сну. Ей хотелось узнать, чем можно накормить душу покойника, если не едой…

Прилетевший из Милана сын старался согреть ее, насколько это было возможно.

– Мама, Данила Викторович стал твоей жизнью. Как ты теперь будешь без него? Может, переедешь ко мне? Купим квартиру. Можно у Милана, чтобы подешевле уложиться…

– Я подумаю об этом, Владик, чуть позже.

– Я с тобой, мама. Звони мне в любое время дня и ночи. Хорошо?

– Да, мое продолжение!

– Я пойду ужин готовить, ок?

– Да.

Она сидела молча в патио и глядела на игру рыбок коуи.

Вдруг – совершенно вне всякой логики – всплыла одна картинка из ее прошлого с покойным Кириллом, обычная для того времени: стандартная ситуация, когда он был в состоянии полного истощения от алкоголя, уже ничего не ел, но требовал совместных посиделок на кухне. Он просто выжигал ее мозг разговорами в то время, когда она смертельно хотела спать. Но всегда после этих разговоров он давал согласие на вызов спецбригады – выводить его из запоя, поэтому она сжимала остатки внимания в кулак и внимала его текстам. Как бы это ни было парадоксально, даже его пьяные разговоры можно было записывать и делать лекциями для студентов. В таком состоянии он часто выдавал инсайты и афоризмы. Она их не записывала, а наутро забывала… У Эммы болела голова от них, поскольку эти беседы давались ей насильно и она видела своего мужа в непотребном виде…

Так вот, в ту ночь Кирилл сокрушался о том, что перевод сказок «Тысяча и одна ночь» осуществлен с купюрами. Был только один «некастрированный», как он выразился, перевод в пятидесятые годы, выпущенный в белорусском издательстве, но столь малым тиражом, что сейчас его не отыскать.

– Эмма, нас обокрали! От нас ведь скрыли технику безопасности! Ты думаешь, «Тысяча и одна ночь» – это сказочки? Это инструкции «Как жизнь прожить в благости». Знаешь, что такое «в благости»? Это значит в благах от Бога. Потому что благо может дать только Он, – Кирилл выразительно поднял указательный палец вертикально, в сторону неба.

Эмма увидела себя со стороны, сгорбленную, подставившую кулачок под щеку, внимательно глядящую слипающимися глазами на мужа.

– Вот известно ли тебе, Эмма, что нельзя по малой и большой нужде под куст или под дерево ходить? А арабам было известно! Потому как под кустами и деревьями – дома джинов. Это как? Прийти в чужой дом и нагадить! Конечно, джины свирепели от возмущения и вдували таким людям болезни. Даже девушкам-девственницам.

– То есть можно заболеть женскими проблемами даже просто от того, что не в чистом поле, а под кустиком? – неожиданно для себя оживилась Эмма.

– Да, дорогая моя! Ну, этот секрет был вырезан из первой сказки. А сколько еще таких секретов по всему тому! Не выйди из дому, чтобы не открыть дорогу словами «Аль-Фатихи», не подписать контракт на торговлю, чтобы не призвать имя Аллаха!

– Что такое «Аль-Фатиха»?

– Первая сура Корана. Священного Корана.

Сложно было переварить несоответствие состояния Кирилла и содержания его текстов. Они не то что не вязались, они были в разных мирах и непонятным образом соединялись в этом разрушенном алкоголем теле.

Ей показалось, что это не она сжимает в кулачок свое внимание, чтобы не вырубиться, а он. Чтобы донести до нее что-то очень важное. А то не ровен час – не успеет.

– Известно ли тебе, уважаемая Эмма, что люди знающие кусок в рот не отправят, не призвав имя Бога. А почему? Ну спроси меня!

– Почему?

– Да потому, что эти рогатые-хвостатые только и ждут, чтобы плюнуть в рот человеку неграмотному, это как ядом сбрызнуть еду или питье. И будет человек вкушать еду не благословенную Создателем, а испорченную бесами. А потом, отведав ядовитой еды, разрешит языку молоть непристойности, хотя до этого не мог. А потом и свернуть на темную дорожку, хотя раньше туда не ходил. Мозги-то отравленные! А там глядишь – и воротья нет. Да и сами бесы-то, они поживятся от этого стола, что запрещено Создателем. Их еда – нечистоты и кости…

– А что ж ты, такой грамотный, сам не воспользовался тем, что мне говоришь?

– А я вот только сейчас понял… – выдавил Кирилл, раскачиваясь на табуретке, – вот мысли вслух печальные. Опоздал…

– Ну, может, время бригаду вызывать? – Эмма была больше сконцентрирована на обрыве запоя, чем на смыслах ночного вещания.

– Утром, утром. Утро вечера мудренее. А тебя мне жаль, красавица Эмма!

Эмма и вовсе проснулась. Она знала правила построения беседы, учрежденные Кириллом перед вызовом бригады. Она была обязана спросить «Почему?».

– Отчего же, Кирюша, тебе меня жаль?

– Нету у тебя пути! Вот детей в школе «два плюс два» учишь, а сама неграмотная. Сказки не редактированные не читаешь. Глядишь, и обошла бы все кордоны да ловушки!

– Какие кордоны, какие ловушки?! – почти вскрикнула Эмма.

Она вдруг поняла, что он еще должен сказать самое важное.

Кирилл только молча смотрел на нее из другого мира. Вдруг его глаза поменялись – будто кто заслонки опустил. И они словно бельмами стеклянными да выпученными стали глядеть на Эмму.

– Воды!

Она налила стакан «Боржоми», потом еще один.

Эмма стала теребить его за плечо.

– Что, удобно моими мозгами жить? Сама, Эмма, дальше сама…

Он положил голову на стол и отключился.

«Почему я увидела этот фрагмент сейчас?» – с удивлением спросила саму себя Эмма.

Неожиданно ей пришла мысль – крупная, светлая, мощная, цельная, неделимая – о том, что ей надо оказаться в мечети. Ей срочно надо разузнать про ислам. Там есть все ответы, все советы и все пути.

Это ощущение родилось в сердце столь явно и четко, что у нее не было ни капли сомнения. Мысль вошла и расширила грудную клетку. А за этой мыслью пошел световой ручей – он наливал голову и тело холодным светом. И необычное ощущение обнаружила Эмма: даже если бы она хотела перекрыть этот ручей, то ни плотины, ни тумблера у нее не было.

Не в ее власти было останавливать этот поток.

– Вла-адик! – она громко позвала сына.

Когда он появился в проеме патио, она пригласила его присесть рядом.

– С тобой все хорошо? Ты странно выглядишь, – молвил сын, вглядываясь в ее лицо.

– У меня к тебе просьба.

– Да, мамуль!

– Ты смог бы сопроводить меня завтра в мечеть?

– Ух, неожиданно… Да, конечно. Когда?

– В десять утра выедем.

– Могу я узнать, что ты там хочешь делать?

– Твой отец оставил мне загадку. Мне надо ее разгадать.

– В мечети?

– Да. Такой себе квест.

– И надо именно завтра? – с недоверием переспросил Влад.

– Да. Если бы не было поздно сегодня, я бы помчалась сегодня. Мне кажется, если я завтра не приму ислам, я опоздаю навсегда, может, даже умру!

– Не говори так!

– Я говорю то, что чувствую! Как же мне тяжко!

– Хорошо, ма, не расстраивайся. Мне это не сильно понятно, но я буду с тобой.

Утро было усыпано лепестками цветущих яблонь. «Неужели мне важно было снова потерять любимого человека? Когда-нибудь я узнаю ответ на этот вопрос. Так же, как случилось после ухода Кирилла», – с такими мыслями она садилась в автомобиль на заднее сиденье. Влад занял пассажирское место рядом с водителем и сразу пристегнул ремень безопасности.

«А может, сегодня я потеряю себя? Старую? Ту, которую я знаю, ту, которую очень люблю, жалею… Которая думала, что живет, а сама, как во сне, как лунатик, тыкалась в стенки?»

В мечети Влад отправился на мужскую половину, Эмма – на женскую.

Белые стены, высокие окна, никаких картин. Ковры пушистые на полу, направленные в одну сторону рисунком. Ах, как легко здесь дышится! Нет уныния и стенаний!

Ее встретила взрослая женщина с лицом дагестанки, хранящим следы красоты ее молодости и освещенным особым сиянием. Таких лиц раньше Эмма не встречала – со светом, идущим из-под смуглой кожи.

– Салям алейкум! Я могу быть вам полезной?

– Да. Я пришла принять ислам.

– Аль-хамду лиЛлех. Меня зовут Ашара. Я шейха здесь. Я вас научу. Как вас зовут?

– Эмма. Это трудно?

– Легко, Эмма. Нужно произнести Свидетельство на арабском или на вашем языке.

– И все?

– И все.

– А ничего, что я в джинсах?

– Ничего. Это дозволено. А позвольте узнать, прочему вы решили принять ислам?

– Я не могу этого объяснить. Вчера меня посетила мысль, которая переросла в мощное желание. Мне казалось, я умру, если не приду сюда, если не стану мусульманкой.

– Каждого Аллах ведет своим путем. Аллаху Акбар!¹⁷ – сказала шейха грудным голосом и проникновенно, совсем не так, как в однообразных репортажах про мусульман с автоматами.

Она продолжила:

– Я сейчас произнесу на арабском Свидетельство и переведу на русский. А вы решайте. На каком языке легче, на таком и скажете Свидетельство.

– И все?

– И все.

– А сколько это стоит?

– Я не поняла вас…

– Сколько я должна заплатить?

– Нисколько… Итак, «Ашхэда». Свидетельство, – она произнесла это слово с мягким звуком «х», как выдохом освобождения. – Так же, как и в слове «Аллах».

Арабское слова «Ашхеду» переводится шестью русскими словами: «Знаю умом, верю сердцем, подтверждаю языком».

Ашхеду энна ля илляхя илля Ллах – Свидетельствую (знаю умом, верю сердцем, подтверждаю языком), что нет Бога, кроме Единого Аллаха.

Ашхеду энна Мохаммед рассулу Ллах – Свидетельствую (знаю умом, верю сердцем, подтверждаю языком), что Мохаммед его Посланник.¹⁸

На каком языке хотите?

– На арабском.

– Удивительно для этих мест. Почему?

– Сильнее энергию передает.

– Да, так. Повторяйте за мной, – пригласила Ашара.

Она произнесла слова Свидетельства, которые повторила Эмма.

Эмму никто не предупредил о том, что с ней произойдет в следующее мгновение.

У нее сразу возникло ощущение, что ее тело вдруг теряет физическую густоту и непрозрачность. Это можно назвать «родами наоборот». Контролировать, отменить, отложить невозможно. Как роды ребенка – только наоборот: извне вовнутрь нее. Это мощное вкачивание чего-то, чего в ней не было раньше.

– Что со мной, Ашара?

– Вы что-то особенное чувствуете?

– Да! Мне хочется плакать от счастья! Мне легко, как никогда ранее, хотя три дня назад я похоронила мужа!

– А вы не знали?

– Нет, откуда?

– Из вашей Книги Жизни только что удалили все грехи. У вас новая Книга Жизни, как у новорожденного человека.

Если бы Эмме такую информацию попытались вложить в уши раньше – она бы не поверила. А теперь она явно ощущала, что с этого момента у нее начинается другая жизнь. И эта жизнь вошла в нее с силой ледника, сметающего препятствия на склонах гор по дороге к подножью, стирая в пыль камни, смывая вулканический пепел.

Она должна была побыть наедине без движения.

Прошло минут пятнадцать.

– Можно вопрос?

– Да, конечно.

– Как мне начать изучать, что такое ислам, как мне поклоняться Всевышнему? Я ничего не умею.

– Все постепенно изучите, ин шэ Аллах. Я вам дам маленькие простые пособия. Вы прочтете, попробуете пока повторять слова – как они звучат на арабском. Приходите в пятницу на молитву Аль-Джума. Заранее. К одиннадцати. Будет урок. И мы сможем разучить, как молиться.

– Хорошо. Я буду.

– Ин шэ Аллах. Говорите: «Ин шэ Аллах». Это означает «если Богу угодно».

– Ин шэ Аллах. И еще вопрос. Мой покойный муж пришел ко мне во сне и просил помощи: покормить, но не едой. Знаете ли вы, что за помощь ему нужна?

– Знаю. Его душа страдает, поскольку его Книга Жизни содержит больше событий для дороги в ад. Он просит отмаливать его и делать угодные Аллаху дела от имени умершего. Я вас научу.

– Слава Богу!

– Ваша жизнь очень изменится к лучшему. Ведь вы теперь будете знать, что такое «Аль-хамду лиЛлех!» – «Спасибо Богу за все».

– Извините, шейха Ашара. У меня, наверное, чрезмерно много вопросов. Простите, если я задам глупый вопрос.

– Не смущайтесь, говорите, Эмма! – ровно молвила шейха.

– Я не знаю, почему меня это зацепило. На опознании тела я удивилась тому, что увидела: слишком черные пальцы на руках…

– Обычно у умерших чернее та часть тела, которой он или она грешили…

– Пальцы? Так он же архитектор, а не жулик или карманник! Какой в этом грех?

– Мне неизвестны обстоятельства жизни покойного. Возможно, со временем вам придет ответ на этот вопрос.