Читать книгу: «Жёлтый глаз гюрзы», страница 3

Глава пятая

Через пару дней после сватовства Тагир отправился чабанить на летние отгонные пастбища. Кто-то в селении о подлом поступке Аслана вскоре позабыл, кто-то стал выжидать удобного случая, чтобы передать Тагиру.

К началу осени молодые сыграли свадьбу…

Тагиру пришёл на память ещё один незабываемый случай из их совместной жизни, который произошёл через три дня после свадьбы.

На второй день после свадьбы он обратился с заявлением к генеральному директору агрофирмы, чтобы ему дали отпуск на медовый месяц. Кроме того, к зиме нужно было отремонтировать дом, перевести младшего брата из школы-интерната в родную школу. Генеральный директор не подписал его заявление. Он даже стал в злобе угрожать Тагиру увольнением. Поставил ему условие:

– Если завтра же не отправишься пасти отару, уволю с работы и ни на какую другую работу не переведу!

Молодому чабану ничего не оставалось делать, как только согласиться с ультиматумом начальника. Если бросить отару, у него не останется другой возможности кормить семью.

Зухра просила бросить эту работу:

– Пока, милый, ты найдёшь более подходящую работу, я буду ткать ковры. Будем продавать их в Дербенте на рынке. С голоду не умрём.

Зухра боялась оставаться одна в огромном доме.

Генеральный директор агрофирмы пообещал Тагиру в тот день в два раза увеличить заработную плату и как можно скорее найти ему замену.

Тагир вернулся к отаре убитый горем. Главный чабан даже засомневался, не сбежала ли от него молодая жена. Он не предполагал, что разлука с Зухрой так сильно расстроит молодого супруга. Весельчак, балагур, душа любой компании, он затосковал так, что сутками крошки хлеба в рот не брал.

В день возвращения в горы Тагир угостил напарников свадебными яствами. Они благодарно пили, закусывали, поднимали тосты за счастье молодых. Тагир пил водку не закусывая. Молчал. За вечер не вымолвил ни единого слова. Осунулся, щёки, глаза запали, взгляд потух. Напарники успокаивали молодожёна, переживали за молодую супругу, которая в огромном доме осталась одна.

Тагир боялся за неопытную жену, опасался злых языков, людской молвы. Как бы недоброжелатели в его отсутствие не наговорили лишнего, не очернили её. Он так и не успел перевести брата из школы-интерната в сельскую школу. С братом его молодой супруге было бы безопасней, веселей, у него самого – на душе спокойней. Надо было что-то предпринять, чтобы уйти с этой работы, быть поближе к любимой.

«Зухра так молода, неопытна, – в тревоге, потеряв сон, думал Тагир. – Время беспокойное, к ней под покровом ночи могут проникнуть мои враги, соперники, которым она отказала. Как бы не очернили, не опозорили беззащитную молодую женщину. По ночам одна в страхе будет оставаться дома. Не всегда родители в состоянии опекать, поддерживать её. Мало ли что с ней может случиться! О горе! Что делать? Настали такие времена, что нельзя доверять ни облакам, плывущим над нами, ни ветру среди нас. Землю от разрушения испокон веков спасали горы, людей – вековые традиции. Как быть, когда многие забыли про традиции? До недавнего времени все птицы летели со своими стаями – орлы с орлами, чёрные вороны с чёрными воронами. А теперь стаи птиц перемешались. Чёрных ворон увидишь даже среди обычных сельских воробьёв!»

На четвёртые сутки сердце молодого супруга не выдержало разлуки. Когда напарники уснули, с ружьём за спиной, никого не предупредив, по известной ему тропе он отправился в село…

Когда молодой хозяин открывал ворота своего двора, часы показывали пятнадцать минут десятого вечера. Значит, в кромешной тьме двадцать километров он прошагал за три часа. Под навесом его приветливо встретил скакун. Тагир подошёл, обнял его за шею, поцеловал, погладил. Теперь понял, как он устал от ночной дороги, как проголодался. Но что такое усталость, голод перед предстоящей встречей с любимой!

Во дворе присел на край чурки, где обычно рубит дрова. Надо было отдышаться, чуть успокоиться, присмотреться, прислушаться к дыханию дома. Корова под навесом, тяжело дыша, размеренно жуёт жвачку. Рядом привязан телёнок. А другую корову и овец ещё в начале весны он отправил на летние отгонные пастбища. В курятнике потревоженный им петух недовольно закудахтал. Со двора осматривал дом, двор, заборы, ограждения – всё вроде бы стоит на своих местах, всё цело. Когда отдышался, встал у входа в дом. Затаил дыхание. Постучался, получилось тихо, почти неслышно. Сердце заработало так, что готово было выскочить из груди. Постучал увереннее, громче. Тремя ударами костяшек пальцев подал жене свой условный знак.

На втором этаже скрипнула дверь спальни. В коридоре зажгли свет, на деревянном полу послышались торопливые шаги. Слышно было, как жена подбежала к окну на балконе. Сверху раздался скрежет приоткрываемой рамы. Зухра высунулась из окна:

– Кто там?

Тагир, не в силах унять дрожь в голосе, ответил:

– Зухра, это я.

– Милый?! Аллах услышал мои молитвы!

Молодая жена всплакнула от счастья. Перепрыгивая ступеньки лестницы, сбежала на первый этаж. С грохотом сняла тяжёлые засовы с наружных дверей, выскочила во двор. И, плача, повисла на шее супруга.

– Мой милый, ласковый зверь, моя звезда, моя крепость! – лепетала она, заливаясь слезами. – Бессердечный, на кого оставил свою молодую, неопытную жену? – обиженно надулась Зухра. – Ты не задумывался над тем, что у тебя в селении могут быть завистники, враги, просто недоброжелатели? Ты не подумал, что на меня могут напасть, опозорить, сплетники, сплетницы могут распустить обо мне грязные слухи, меня могут похитить?! Бессердечный! Бессердечный! Бессердечный муж! – Своими маленькими кулачками девушка забарабанила по его груди.

Тагир смеялся, судорожно целуя жену, поднял на руки. Теряя голову, что-то несвязно ей говорил. Она обвила руки вокруг его шеи, плача, задыхаясь от слёз, прильнула к его устам. Её горячие слёзы капали ему в рот, волосы щекотали ему лицо. Он нежно, как цветок, нёс её на руках. Легко поднялся с ней на второй этаж и зашёл в спальню…

Молодожёны не смыкали глаз до утренней зари…

В эту ночь молодая жена впервые в жизни испытала, что такое пламя страсти, жажда слияния губ двух любящих людей, сила мужского огня, полёт в объятиях любимого. Нет, между ними ничего постыдного, о чём молодые женщины рассказывают на роднике о первой, второй, третьей брачной ночи, не произошло. Муж сжал её в сильных, жгучих объятиях, тугими губами прильнул к её губам, лаская шею, груди, целуя живот, возбуждая в ней страсть, необъятный пламень любви. Горячими поцелуями он осыпал всё её тело, скользя губами вниз… вниз… И они слились в едином порыве…

Зухра неистово застонала, теряя силы, прижимаясь к нему сильней, так, что в его объятиях хрустели её позвонки. Возбуждённо хохотала, ставя губами раскалённые печати на его губы, прижимаясь к груди полыхающей огнём грудью… Вдруг от действия упругого существа, горячим колом задвигавшегося внизу живота, удивлённо раскрыла глаза. Ей стало трудно дышать, перехватило дыхание. Из её глаз брызнули искры. Он овладевал ею так страстно, что она, теряя разум, безумно кричала. Забыла, где находится, куда уплывает на волнах любви. Ощутила, как вместе с любимым они оторвались от земли, взлетели, полетели в тёплую пушистую прозрачность. Такой горячей, мягкой, ласковой была эта прозрачность, где ей захотелось остаться вместе с ним навсегда…

Раннее утро. Тагир собирается возвращаться к отаре. Иначе со старшим чабаном неприятностей не избежать. А Зухра, когда муж объявился поздно ночью, решила, что он окончательно вернулся домой. Стоило Тагиру рано утром заикнулся, что пора возвращаться в горы, она заплакала навзрыд. Бросилась перед ним на колени, умоляя:

– Супруг мой, ты что, не понимаешь, какие опасности подстерегают меня в твоё отсутствие? Когда в республике, районе неспокойно, леса кишат «лесными братьями», на кого меня собираешься оставлять?! Кто молодую жену, которая даже не привыкла к новому дому, в такую пору оставляет одну? Ты говорил, что младшего брата переведёшь из города в нашу школу… Если бы хоть он находился рядом, мне было бы спокойней… Супруг мой, до тебя не дошло, что меня, молодую, неопытную женщину, в этом огромном доме нельзя оставлять одну?! Ты хоть представляешь, в каком страхе я провожу тёмные ночи? В отцовском доме даже днём меня одну не оставляли! А ты?! Что, тормоза потерял?!

Муж ещё с вечера над их кроватью повесил кинжал, ружьё-двустволку. Сказал:

– Так тебе будет спокойней. В следующий раз научу стрелять из ружья, пользоваться кинжалом.

Какие бы утешительные слова он ни говорил супруге, она их не воспринимала.

– Супруг мой, милый, умоляю, бросай эту работу! Моё сердце чует беду. У меня складывается такое ощущение, словно чьё-то проклятие нависло над нами. Мы не ведаем, кто рядом с нами стоит, кто нам друг, а кто враг. Район, село кишат «змеями». Помни, ночью змеи не пользуются дверьми! Если ты немедленно не бросишь эту работу, с нами может что угодно случиться. Это мне поведала гадалка, которая недавно была у нас в селении. Как увидела меня на улице, так и запричитала: «Проклятие, страшное проклятие на вашей молодой семье… Я вижу, ты, молодая, с супругом в разлуке… Он хороший человек. Но вас окружают плохие люди, которые хотят вам навредить… Зови его, и немедленно переезжайте из этого селения!» Милый, умоляю, прислушайся к тому, что прорекла нам гадалка. Ты знаешь, я хорошая рукодельница, швея. Буду ткать ковры не покладая рук. От художников-заказчиков у меня нет отбоя. За один хороший ковёр-портрет мне платят очень приличные деньги. А такой портрет я спокойно заканчиваю за месяц. Плюс к тому в пределах десяти-пятнадцати тысяч в месяц мне ещё платят и за обучение учениц швейному мастерству. Я ещё и хороший дизайнер по женским костюмам. Заказами завалена на полгода вперёд! Только, когда я одна дома, у меня всё валится из рук. Я боюсь оставаться одна! Я всё время думаю о тебе, не могу забыть слова гадалки. Пожалуйста, не уходи! – Ещё пуще заплакала Зухра.

Но по глазам супруга, которые он печально отводил, поняла, что Тагир не бросит работу чабана. Не смея глядеть жене в глаза, с дрожью в голосе он проговорил:

– Милая, не бойся, тебе ничто не грозит, тебе некого опасаться! Не накручивай себя. Это всего лишь твои ночные страхи. Гадалки выворачивают кошельки таких мнительных женщин, как ты! Ради денег они и самого чёрта заколдуют. Кто из мужчин села осмелится тебя обидеть? Я тому голову оторву! «Лесные братья», просочившиеся в Дагестан из Чечни, – выдумки милиционеров-оборотней. Попрошу тётю, пока я в горах, чтобы она к тебе по ночам отправляла мою племянницу. Прошу, милая, потерпи чуточку, у нас всё уладится. Скоро я перейду на работу в офис, тогда мы заживём весело и счастливо. А такому здоровому бугаю, как я, жить на иждивении молодой супруги унизительно…

Тагир так и не смог её убедить. Сегодня они в первый раз после свадьбы поссорились. С тяжёлым сердцем он уходил в горы. Забрал с собой и своего скакуна.

Супруга напоследок выкрикнула ему вслед:

– Когда волки без присмотра оставляют логово, над их волчатами потешаются даже паршивые шакалы! Ладно. Поезжай так, – примирилась со своей участью, – как плавно течёт вода. Так же и возвращайся. Пока тебя нет, солнце будет моим знаменем, небо – моим шатром.

– Мир велик! – обернулся в седле муж. – Эти горы, что высятся над нами, всегда будут стоять отдельно. А любимые в самый неожиданный момент склонны приходить друг к другу! Жди! Скоро увидимся! – И ускакал, сверкая подкованными копытами коня.

Молодая супруга не теряла надежды, что любимый муж прислушается к голосу разума, бросит работу чабана и вернётся к ней. Но прошла осень, наступила зима, за ней пришла весна… а чабан не собирался уходить. Так минуло три года.

Студент-заочник оканчивал третий курс экономического факультета университета. Брат окончил школу-интернат. Поступил в столице в Дагестанский государственный университет. А Зухра не видела конца обещаниям супруга. По его словам, в отаре овец он держит более пятисот своих голов. Если оставит отару, их овец присвоит себе старший чабан или сдаст на мясокомбинат.

Так в ожидании прошло пять лет. Зухра уже не верила обещаниям мужа. Между ними пошли ссоры, обиды, придирки по любому поводу. Она перестала следить за своей внешностью.

В одну из ночей Зухра увидела сон. Какой-то мужчина, лица которого не разглядела, в кругу друзей восхвалял её красоту. Она проснулась, вся горя огнём. Встала, села перед зеркалом. Заглянула в него. Ужаснулась, сравнивая своё лицо до замужества с тем, что сегодня смотрело на неё в отражении. Оно постарело, осунулось, глаза потеряли былой огонь, живой блеск. Она располнела. На животе, боках образовались жировые складки. Бёдра портил целлюлит. Гусиная кожа на ногах.

Она так устала ждать Тагира, что теперь, когда он месяцами не приходил домой, это её особо не тревожило. Муж был занят то окотом, то перегоном отары овец, то другими делами агрофирмы. У него на всех хватало свободного времени, кроме жены. Однажды Зухра пришла к умозаключению: пусть муж со своими овцами катится ко всем чертям!

Теперь, когда муж возвращался домой, она молча, смотря поверх его головы и лениво зевая, собирала перед ним нехитрую закуску. Когда он заканчивал принимать пищу, без спросу убирала грязную посуду. Ставила термос с чаем, сахарницу, чашку с блюдцем и уходила доделывать свои дела. Когда ложились в супружескую постель, прикидываясь больной, не подпускала его к себе.

С некоторых пор, когда приходил муж, она стала укладывать его спать отдельно, в гостиной. Муж, перекусив и даже не успев помыться после дальней дороги, быстро засыпал в чистой мягкой постели. А Зухра в семейной комнате до утренней зари сидела за ковровым станком, горько оплакивая свою судьбу.

С некоторых пор Зухра стала отказывать мужу в супружеской близости. Бывало, что он настаивал, чтобы она выполняла свой супружеский долг… Она искала причины, чтобы не ложиться с ним в одну постель. А если он вынуждал её лечь с ним, близости не допускала.

В разговорах с друзьями Тагир не раз слышал, что после нескольких лет совместной жизни супруги охладевают друг к другу. Он пришёл к мысли, что со временем и их отношения вошли в привычную колею. А вот ссоры, возникавшие по любому поводу, стали его настораживать.

Отказы жены от выполнения супружеского долга, её частые женские болезни, головные боли сначала его особо не тревожили. Но когда и после шести лет совместной жизни она не стала матерью, Тагир задумался. Когда он затрагивал эту тему, она уклонялась от разговора. Тагир стал подозревать, что жена от него что-то скрывает. Изменяет? Что угодно, но измены жены даже в мыслях не допускал.

О своих сомнениях, тревогах Тагир поговорил с тётей. Она посоветовала:

– Отвези жену в районную поликлинику к гинекологу на обследование. Это не дело и после шести лет супружеской жизни не иметь детей. В крайнем случае, – заключила она, – отведи её к бабкам-знахаркам.

Глава шестая

Старший чабан до срыва голоса звал Тагира, а он, увлечённый своими думами, не слышал его, отключившись от внешнего мира. Тагиру казалось, что он спит, а к окликам старшего чабана парень давно привык. Только тогда, когда Мурад грубо дёрнул его за рукав, ругая бранными словами, стряхнул свои горькие думы.

Из грёз и мечтаний он возвратился к своим овцам. Печально огляделся. Рядом блеяли овцы, гавкали собаки. Невдалеке на холме сын старшего чабана играл на свирели. А на соседней стоянке устроили между собой потасовку доярки.

Он вернулся к реалиям жизни с противной её повторяемостью, жестокими правилами, требованиями, противостоянием, ненавистью, тяжёлым бытом. Тагиру стало так горько, что от безысходности он чуть не завопил. Перед глазами полыхало пламя, колышущееся над их супружеской постелью. Сердце больно кольнуло.

«Что это? Предупреждение или?..»

Было время, когда ему сутками не хотелось вставать с этой постели, нежась с любимой. Канули в прошлое ночные объятия, нежные поцелуи, трогательный шёпот её губ над его ухом. Работа чабана всё отняла у него: любимую, общение с друзьями за кувшином вина у речки. Его обманом толкнули в эту баранью жижу. И никто, чтобы вытащить из неё, ему руку помощи не подаёт. В этой смердящей жиже до него сгорел старший чабан, затем – его сын. Сейчас полыхает он. Он выгорел. У него в душе не осталось и искорки огня, чтобы зажечь себя, согреть жену. Опустело сердце, очерствела душа. В ушах стоит звон. Он ещё не тронулся с места, когда старший чабан, обзывая, поднял на него посох и в ярости чуть не сломал ему руку.

Сердце больно защемило. Уже который день оно подаёт ему сигналы бедствия. Сердце подсказывало: сегодня с ними что-то случится. С ним произойдёт то, что перевернёт всю его жизнь. И причиной всех перемен и бед в жизни станет жена, которая вдруг перестала его любить. Он только что понял: сегодня вечером отправится домой. И там всё выяснит…

К вечеру Тагир зарезал молодого барана, разделал мясо на шашлык, хинкал, упаковал в хурджины⁴. Припрятал их в пещере, расположенной у тропы, ведущей к дому. Вечером, когда пригнали отару с пастбища, не обращая внимания на окрики старшего чабана, подпоясался ремнём с кинжалом, сел на коня и направил его по тропе домой. За ним увязался и преданный пёс Арбас.

Мрачные мысли не покидали сердце. До Тагира наконец дошло, что при таком подвешенном состоянии, в каком он находится, жена может уйти от него. Она не только сильно изменилась, но и брезгливо отстраняет его от себя. Понял, что запахло жареным. Да и младший брат перестал приходить домой, даже на летние каникулы не приезжает. И деньги, высылаемые почтой старшим братом, возвращает обратно.

– Жена стала неуважительной ко мне, несдержанной на язык. – С некоторых пор у Тагира завелась привычка разговаривать с собой. – Как бы ей не вскружили голову! Кто?!

Заговорил внутренний голос:

– Сам тоже, гусь, хорош! Кто на третий день после женитьбы оставляет молодую жену одну – уходит чёрт знает куда?

Он становился всё мрачней.

– Ради неё же стараюсь! Чтобы она жила лучше всех, одевалась лучше всех, питалась лучше всех!

– Нет, ты лукавишь! Зухру никогда не прельщали материальные блага. Любовь, духовные богатства она всегда ставила выше материальных благ. За твою любовь, нежность готова была умереть.

– Голос, хотя бы ты не трави мне душу. Обещаю, сегодня всё переменится. Как только прибуду домой, искупаюсь, побреюсь, постригусь, переоденусь в лучший костюм. Посажу её в «Волгу» друга Аслана и отвезу в город. Поведу в самый лучший ресторан, пройдусь с ней по самым модным магазинам. Буду её всегда любить, носить на руках.

Голос:

– Ты так и не постиг глубины её сердца! Ей нужен огонь твоего сердца, а не твои базары, рестораны и тряпки!

– Ладно, Голос, отстань! Будет ей и огонь моего сердца, и моё сердце в её ладонях!

Глубокой ночью Тагир верхом прибыл в селение.

Скакуна привязал к плетёной ограде огорода, настороженно оглянулся. Насторожился и пёс, чуя чужие запахи в своём дворе. Ворота не заперты. Хозяин замер. Беззвучно прокрался во двор. Дома не было огней, только слабый свет ночника пробивался из спальни. Он стоял в середине двора. Рядом в ожидании ощетинился пёс. Тагир напрягся. По спине пробежали мурашки. Двор, его обстановка, этот слабый свет в их спальне – всё в один голос кричало: «Она там не одна!»

Осматриваясь у порога дома, заметил чужие мужские туфли. Чуть не выругался. Недавно он подарил на день рождения такие туфли своему другу Аслану. Других таких туфель в селении больше ни у кого не было. Не потому, что они дорогие, а потому что в Дербенте в единственном экземпляре приобрёл их в магазине финских товаров. Тагир весь взмок. В горле пересохло, душа ушла в пятки. Брезгливо двумя пальцами приподнял туфли. Да, почти не ношенные туфли, пахнущие фабричной краской. Голова пошла кругом, в глазах потемнело. Схватился за рукоять кинжала.

«Аслан? А что посреди ночи он у меня дома делает?!»

Ему на память пришли слова жены: «Мы не ведаем, кто нам друг, а кто враг. Район, село кишат ползучими “змеями”… Ночью змеи не пользуются дверьми!..»

«Выходит, всё это время Аслан, мой лучший друг, “окучивал” мою жену? Не он ли причина всех наших семейных бед?!»

Хозяин впервые в жизни не знал, находясь у порога своего дома, как в него войти. Что делать – ворваться в дом, зарезать обоих? Или плюнуть на блудливую жену, возвратиться назад к своей отаре? В ярости он не соображал, что делает. Униженный, растерянный, растоптанный женой, он выбежал со двора. Очнулся далеко на тропе, ведущей в горы. За ним увязался пёс, скакуна второпях забыл привязанным к ограде. Поругал себя за душевную слабость, хватаясь за рукоятку кинжала, поспешил обратно.

– Убью ублюдков!.. Зарежу, как барашков! – скрежетал зубами. – Эти оборотни, потерявшие стыд, опозорили меня, осквернили мой очаг. За это они должны дорого поплатиться!

Окольными путями Тагир крался к себе в дом. Он знал, что окно одной из комнат на первом этаже, которое выходит на задний двор, никогда не закрывается. Через него проник внутрь. Хотя дома было темно, Тагир неплохо ориентировался в нём вслепую. На первом этаже царила мёртвая тишина. Эту тишину нарушало только биение сердца и его шумное дыхание. Ощупью поднялся по лестнице. Привыкнув к темноте, стал видеть лучше.

Все двери на втором этаже, кроме спальни, были закрыты. Из спальни в прихожую пробивался слабый свет ночной лампы. Тагир на носочках подкрался к дверям. Не хотелось верить, что жена в его супружеской постели изменяет с другом Асланом. Но от того, что он увидел в спальне, чуть сердце не разорвалось. В его постели жена лежала в объятиях мужчины. Шёпот их губ иногда прерывало чмоканье поцелуев, затем следовал страстный смешок одного из любовников. С оголённым кинжалом он застыл. Мгновение – и блудник с блудницей будут лежать перед ним, захлёбываясь кровью. Но в последнее мгновение его что-то остановило. Показалось, что услышал голос сверху: «Усмири свой гнев, убить их всегда успеешь. Будь благоразумен, цени время, оно работает на тебя».

– Аслан, мой царь! Царь всех зверей, как ты хорош! – шептала она. – Как ты горяч! Ты – мой бальзам! Ты – мой родник в бескрайней пустыне! Как я, глупышка, тогда могла отказать тебе? Поцелуй меня!

Он услышал: «Чмок, чмок, чмок».

– Поцелуй ещё сильней… – сладко постанывала под ним.

Тагир увидел, как Аслан смачно присосался к губам его жены…

Муж сходил с ума. Ради этой блудливой женщины он терпит зной обжигающего солнца, дожди, трескучие морозы. А она променяла его на продажного друга. Сердце преданного мужа разрывалось на части. Он не вытерпит позора. Этих самца и самку он жестоко накажет.

«Оказывается, “мой друг”, пока меня не было дома, времени даром не терял. Выкорчёвывал сорняки в “огороде моей жены”». Рука с оголённым кинжалом зависла в воздухе. Перед ударом возмездия его что-то сдерживало. Догадался что. Смерть от благородного металла для этих прелюбодеев слишком почётна. Они должны понести другое наказание.

Неожиданно штора, висящая перед дверьми спальни, оборвалась и упала на пол. В последнюю секунду Тагир успел отскочить в тень. Взгляд его затуманился. Голова не слушалась. Он трясся, еле сдерживался. Шагнул назад, не помня себя.

– Месть! Месть! Месть! – шептал, затыкая уши пальцами.

– Месть! Месть! Месть! – замирало в груди сердце.

– Месть! Месть! Месть! – кипела кровь…

«Нет, лёгкой смерти не дождётесь!.. Я вам придумаю такую смерть, от которой загрохочут горы. Загремят небеса. Воды в реках закипят зимой!»

Надо убираться. Неслышно сполз с лестницы на первый этаж. Вылез через окно во двор. Вскочил на скакуна и пустился в сторону гор.

Пришёл в себя, когда оставил родное селение далеко позади.

– Случилось то, что неминуемо должно было случиться! – пришёл к тяжкому заключению. – Ведь ещё в первые дни замужества гадалка увидела в сердце продажной женщины злокачественную опухоль. Она предупредила жену об угрозе, нависшей над нами. Но та не услышала, не осознала. Зато, предательница, я сделаю так, чтобы твои стоны, мольбы о помощи услышал весь мир!

К тому времени, когда добрался до стоянки чабанов, план его возмездия созрел.