Цитаты из книги «Глаза голубой собаки (сборник)», страница 3

Уйдя с головой в мягкую подушку, удобно устроив тело так, чтобы отдыхали все органы, он ощущал, что у жизни горизонтальный привкус и что эта позиция - самая удобная для его принципов.

Однажды – несмотря ни на что – он почувствует, как развалится на части его прочный каркас; и когда он захочет ощутить каждое из своих сочленений, у него уже ничего не получится. Он поймет, что у него больше нет определенной, точной формы, и сумеет смириться с тем, что потерял свое совершенное анатомическое устройство двадцатипятилетнего человека и превратился в бесформенную горсть праха, без всяких геометрических очертаний.В библейский прах смерти. Может быть, тогда его охватит легкая тоска – тоска по тому, что он уже не настоящий труп, имеющий анатомию, а труп воображаемый, абстрактный, существующий только в смутных воспоминаниях родственников. Он поймет, что теперь будет подниматься по капиллярам какой-нибудь яблони и однажды будет разбужен проголодавшимся ребенком, который надкусит его осенним утром.

...смерть потекла по его телу, будто поток пепла.

Он ощущал, что у жизни горизонтальный привкус и что эта позиция - самая удобная для его принципов.

...единственное, что осталось неизменным, - это страх перед расстоянием, естественный ужас перед пустотой.

Он погрузился в мир отрадных путешествий, в призрачный идеальный мир - мир, будто нарисованный ребенком, без алгебраических уравнений, любовных прощаний и силы притяжения.

"Да-да, именно ее я вижу каждый раз, переступая зыбкую грань сновидений, грань яви и сна..."

По ночам,когда бессонница втыкала иголки в веки...

— А если женщина говорит мужчине, что он ей противен, когда тот уже одевается, потому что у нее перед глазами все, что он над ней вытворял весь вечер, и она чувствует, что ни мылом, ни щеткой не отодрать его запах…

— Это бывает, королева, — сказал Хосе, теперь уже с некоторым равнодушием, по-прежнему надраивая стекло. — Его вовсе незачем убивать. Просто пошли его куда подальше.

... а дождь всё усиливался, рос, как огромное дерево над другими деревьями.

***

В этот день мы уже не соблюдали распорядок в столовой. В час сиесты мачеха подала простой суп и кусок лежалого хлеба. Но вообще-то мы не ели с вечера понедельника и тогда уже перестали думать. Нас парализовал, одурманил дождь, отдал нас присмиревшими и покорными на милость обрушившейся природе.