Читать книгу: «Хи-хи–химеры», страница 2

Романтический мальчик с гитарой

Посвящается русским женщинам

 
Романтический мальчик с гитарой
Неожиданно в душу запал…
Ах, какою мы с ним были парой!
А он пел и, конечно, играл…
 
 
Взгляд был огненным, чистым, игривым,
И красивые кудри до плеч…
Я была неприлично счастливой
После наших немыслимых встреч…
 
 
После свадьбы родился ребенок,
Быт скрутил, извертел, измотал…
И пока подрастал наш чертенок,
Папа пел и все так же играл.
 

 
Обалдев от отсутствия денег,
Сжала зубы и в бизнес пошла.
На работе шуршала, как веник,
И домашний очаг берегла.
 
 
А он пел и играл, как и прежде…
И однажды, вконец озверев,
Распрощалась с нелепой надеждой
И посла́ла, бока подперев.
 
 
О любви и не вспомнила старой…
Безнадежно захлопнулась дверь…
Волосатый мудила с гитарой,
Где ты бродишь по свету теперь?
 

Экзистенциальная баллада

 
Светало. Над городом сонным
Под скрежет гудков и кроватей,
Как будто чахоточный в вате,
Бродило обрюзгшее солнце.
 

 
А снизу, как сонные мошки,
Угрюмые люди ходили…
А рядом, на свалке, вопили
Счастливые, глупые кошки.
 
 
Они сладострастно орали,
По площади крик разносился,
Банкир за бумагами брился,
Две прачки в подвале стирали.
 
 
Скрипач репетировал нудно,
Три тетки в саду мельтешили,
Портные задумчиво шили,
Больного сажали на судно.
 

 
А кошки без лишних вопросов
Горланили до одуренья.
В одном из окошек философ
Кушал из банки варенье.
 
 
Потом на балконе он брился,
Вареньем из банки объевшись,
Но вдруг, на луну заглядевшись,
С балкона упал и разбился.
 

 
Всем домом его хоронили,
Унылой процессией шли,
За гробом две книжки несли,
И хмуро на кладбище пили.
 

 
Потом посидели неловко,
Поели и молча ушли,
Два стула с собой унесли
И шкаф, обвязавши веревкой.
 
 
И только белесые мошки,
Над лампой все так же кружили,
Да где-то в экстазе вопили
Счастливые, глупые кошки.
 

Философское

 
Выйду утром на дорогу,
Сброшу путы бытия
И, хвалу вознесши Богу,
В дальний путь отправлюсь я.
 
 
Я возьму покрепче посох
И холщовый узелок,
Растворюсь в медвяных росах,
Солнца сделаю глоток.
 
 
И пойду в края чужие,
Бесприютен, наг и бос,
Будут сосны вековые
Мне шуметь среди берез.
 

 
Я узнаю тайны жизни,
Я постигну смерти суть
И смиренной укоризной
Просвещу кого-нибудь.
 
 
Среди звезд я побываю,
В бездны мрачные спущусь…
Я немного погуляю,
А к обеду возвращусь.
 

Мой приятель

 
Вот бы было здорово
И зимой и летом
Щеголять по городу
Только с пистолетом.
 
 
Он изящней девушки
И надежней друга,
Перед ним пасует
Двор и вся округа.
 

 
Скопом разбегаются
Быдло-хулиганы,
Пьяницы и жулики,
Бомжи-наркоманы.
 
 
Хорошо в конторы
Разные ходить:
Все вопросы запросто
Можно обсудить.
 
 
В транспорте он тоже
Может пригодиться —
Ведь тогда с комфортом
Можно прокатиться.
 

 
На работу тоже
Только вместе с ним.
А на рынке просто
Он незаменим.
 
 
С видом Клинта Иствуда
И звездой шерифа
Стану я героем
Сказки или мифа.
 
 
С замираньем сердца
Будет детвора
Эти сказки слушать
С ночи до утра.
 

Терпимость

 
С утра, отправленный в наряд,
В пустыне чахлой я влачился.
Вдруг длинноносый демократ
На перепутье мне явился.
 
 
Подпрыгнул, в ухо заорал:
«Восстань скорее! Виждь и внемли!» —
Он мне грозил, потом стращал
И матом слал в родные земли.
 

 
Я слушал, не перебивал,
Потом, решив уединиться,
Четыре очереди дал
По диссидентским ягодицам.
 
 
Он завопил и убежал
За горизонт быстрее лани —
И на судьбу свою роптал,
Воздев горе худые длани.
 

 
Я же цыгарку засмолил,
Втянул сухой дымок чужбины…
«Пускай живет, – себе решил, —
Пусть машет веткой Палестины.
 
 
А я тем временем пойду
Сапог омою в Иордане,
Потом портянку простирну
В Индийском теплом океане,
 
 
С японки кимоно стяну,
И с китаянки сдую пудру,
Потом солдатиком нырну
С индуской в реку Брахмапутру.
 
 
А ты во храме воззови
И перед Господом покайся…
Короче, хрен с тобой, живи,
Но больше мне не попадайся».
 

Жизнелюб

 
Когда мне было восемь лет,
Меня отправили в балет.
И я пять лет туда ходил,
Но я балета не любил.
Потом меня отец отвел
На стадион играть в футбол.
И я три года там потел,
Хотя футбола не хотел.
Потом был Горный институт.
Маршрут, затем еще маршрут.
И ненавидел всей душой
Я этот жуткий геморрой.
Чтоб геморроя избежать,
Решил пойти преподавать.
 

 
И я студентов обучал,
Хотя в душе их презирал.
Вот бы до пенсии дожить…
Тогда начну я всех любить.
 

Когда я стану старым

 
Когда я стану старым
И желчным стариком,
Стучать по батарее
Я буду молотком.
 
 
Читать лишь о болезнях,
Ворчать на молодежь
И прятать от домашних
Свой каждый жалкий грош.
 
 
Ругать премьер-министра,
Чиновников и власть
И лампочки в подъезде
Ночами тихо красть.
 
 
Все начинать словами
«Вот были времена…»
И пялиться на девок
Украдкой из окна.
 
 
Ходить по парку с палкой
И дуться в домино,
Разгадывать кроссворды
И… прочее г…но.
 

 
Но если б я все это
Всерьез вообразил,
То сразу бы покинул
Сей мир в расцвете сил.
 

Таинственная русская душа

 
Негры в Африке не знают
Ни забот и ни труда,
В небе ярко светит солнце,
В море плещется вода.
 

 
Берег пальмами утыкан,
А на них растет еда,
И еда та не иссякнет
Ни за что и никогда.
 

 
Это хмурый европеец,
Сын дождей и холодов
Должен мыслями ворочить
И искать надежный кров,
 
 
Должен строить пароходы
И пилить пилою лес,
Разрабатывать науку
И выдумывать прогресс.
 
 
А у негров жизнь другая —
Бей лениво в барабан,
Знай полеживай под пальмой —
Жди, пока слетит банан.
 

 
Но пою не им я славу,
А российским мужикам,
Что по Волге и Сибири
Ходят-бродят тут и там.
 
 
Кто еще на свете может
На снегу, в пургу, в буран,
Ждать, когда с соседней елки
Вниз спланирует банан?
 

Выступление зам. директора, тов. Ветрова перед сотрудниками учреждения, которым после прыжка с парашютом главного лица было предписано тоже это проделать в массовом порядке

 
Отставить ерзать и сопеть!
В конце концов имейте совесть!
Я вам обязан передать
Пренеприятнейшую новость.
 

 
Сегодня выпущен приказ.
Пришлют с минуты на минуту…
Короче, отправляют нас
Всех вместе прыгать с парашютом.
 
 
Вы помните, тому два дня
Внезапно шефа осенило,
Что с парашютом на спине
Поупражняться бы не хило.
 

 
Запрыгнул он на самолет
И сиганул с трех тысяч метров.
Адреналин, восторг – и вот
Марш на ковер, товарищ Ветров.
 
 
Я, говорит, хочу, чтоб все
Экстаз полета ощутили,
И жду на взлетной полосе
В двенадцать ровно. Или-или.
 

 
Но-но, регламент! Не галдеть!
Иль ближе вам своя рубашка?
Посмейте только заболеть!
Команда мы или шарашка?
 

 
Признаться, если рассудить
Все это дело беспристрастно,
То можно смело заключить –
Не слишком это и опасно…
 
 
К тому же – что есть парашют?
Не просто тряпка и веревки!
Он – совершенства институт
И средство мощной перековки!
 
 
Он символ веры и добра
И всякой прочей благодати…
Ходила рать с брегов Днепра
В иной предел его имати.
 
 
Хотел постигнуть Ярослав
Секрет заветный парашюта,
Но умер, так и не узнав,
Как с парашютом прыгать круто.
 
 
И Мономах, и Калита,
И Грозный царь всю жизнь мечтали
Подняться в небо, полетать
И оглядеть родные дали.
 

 
Екатерина, что уж тут,
Бывало, по ночам с Орловым
Так спорила про парашют,
Что слышно было подо Льговом.
 
 
И трудовой народ не спал,
И супил брови Ломоносов,
Ермак казаков поднимал
И бомбу делал Каракозов.
 
 
И спрашивал у деда внук,
Смотря на небеса надуто:
– Наступит счастье, если вдруг
Поймем загадку парашюта?
 

 
А дед с волненьем отвечал:
– Живая сила есть в народе!
Но тут он что-то заплутал…
Иди другим путем, Володя!
 
 
И он пошел. И поднялся,
Как цеппелин, над всей землею
Тот парашют и занялся
Рассветной алою зарею.
 
 
Под ним печатал шаг Шопен,
Орнела Мутти и Моранди,
Камоэнс, Борхес, Демулен,
Рабиндранат Тагор и Ганди.
 

 
Он был широк, как зодиак,
Он теплым был, как радиатор,
Функционален, как гамак,
И всеохватен, как экватор.
 
 
Возьмемся ж за руки, друзья,
Чтоб не пропасть поодиночке!
Мы с вами все одна семья
И родились в одной сорочке!
 

 
Пусть каждый сложит свой лоскут,
Пусть вырастет огромный купол!
Нас ветры в дали понесут,
Какие и Эйнштейн не щупал!
 
 
Пусть гордо реет парашют,
Как буревестник над волнами,
Пускай вокруг гремит салют,
И флаги плещут над полками!
 
 
Ну, что? Возник энтузиазм?
Все поняли, как это круто?
Так, может, прыгнуть сверху нам
И вообще без парашюта?
 

(на этом запись обрывается)

Стыд

 
Как мерзко чувствовать, что медленно стареешь,
Что делаешься циником, брюзгой,
От умных разговоров сразу же тупеешь
И ценишь все сильней порядок и покой.
 
 
Как гнусно принимать от девушек авансы
И делать вид, что держишь их всерьез,
И слушать фортепьянные романсы,
Что те поют интеллигентно, в нос.
 
 
Как пакостно хотеть, чтоб твой коллега,
Пришедший почитать свои стихи,
Уж лучше бы о них вовек не ведал
И спал бы мирно в поле у сохи.
 
 
Как гадко, дочери читая о Салтане,
Подозревать, к великому стыду,
Что этот царь был бабником и дрянью
И пил запоем триста дней в году.
 

Сожаление

 
У святого духа
Нет ни глаз, ни уха —
Он ведь, как известно,
Бестелесен, гад.
 

 
Но порой так глухо
Достает житуха,
Что я их наличию
Был бы очень рад.
 

Сизифов труд

 
Я вас привел к себе домой под вечер
И, плавно подключив автопилот,
Я обнимал белеющие плечи
И целовал полуоткрытый рот.
 
 
Я убеждал себя, что жду мгновенья,
Когда большое чувство вспыхнет в нас,
А между делом гладил вам колени,
Кося на телевизор правый глаз.
 
 
Все было так банально, скучно, пошло…
Я ерзал. Вы лежали на спине
И вспоминали, может быть, о прошлом,
А я разглядывал обои на стене.
 
 
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
В отчаяньи кусая потный лиф…
И горестно рыдал во тьме кромешной
Над нами древнегреческий Сизиф.
 

Счастье поэта

 
Было время незабвенно,
Когда все и всё читали,
Когда каждому придурку,
Как оракулу, внимали.
 
 
Втридорога продавали
Людям книги спекулянты,
И те ими забивали
Стенки, полки и серванты.
 

 
И поэты отрывались —
Пили, ели и кутили,
Девок толпами имели
И червонцами сорили.
 
 
Только нынче все смешалось.
Счастья нет на этом свете!
В наши дни поэта сыщешь
Разве только в Интернете.
 

 
Три читателя… ну, тридцать.
Пара психов неучтенных.
Тут уж не до политесов
И замашек благородных.
 
 
Тут бы на пожрать хватило,
А не то что трали-вали.
Все поклонницы свинтили
И к банкирам ускакали.
 
 
Власть! Начни сажать поэтов!
Доводи их до инфаркта!
Ведь такие инциденты
Замечательны для старта!
 

 
Запретите снова книги!
Все читать опять возьмутся…
И тогда бабло и слава
Быстро к нам опять вернутся.
 

Расплата

 
Мне снилось, будто я султан,
Вокруг рабы, слоны, верблюды,
За караваном караван
Привозят фрукты и посуду.
 
 
А я, расслаблен и велик,
Лежу себе под балдахином,
Являя царственный свой лик
И спор ведя с седым брамином.
 
 
Едва случайно я зевнул,
Визирь отдал команду: «Тише!»,
Чтоб неусыпный караул
Не дал бы пискнуть даже мыши.
 
 
Потом наложницы мои
Меня умастили маслами
И повели в сады любви,
Танцуя лихо животами…
 
 
Под впечатленьем этих грез
Я встал со старой раскладушки,
Сходил на кухню, где паслось
Три коммунальные старушки,
 
 
Достал заначенный бычок,
Сходил на первый за газетой,
А из нее летит квиток
Обрывком песни недопетой.
 
 
Невольно вырвалось: «Звиздец!»
Сто тыщ – ни много и ни мало…
Расчет: аренда за дворец
И чаевые персоналу.