Этапом до Отбора

ПРОЛОГ

Ожерелье передавалось от жрицы из поколения к поколению, к ее будущим потомкам…Много веков назад, когда боги еще спускались к людям из своих небесных чертогов, богиня Исида нежилась в водах Нила под присмотром своих преданных жриц. Прекраснейшая из бессмертных закрыв глаза лежала в воде на спине. Вдруг одна из жриц заметила, как к богине плывет огромный крокодил. Жрица закричала и бесстрашно кинулась в реку, чтобы прикрыть собой Исиду. Богиня открыла глаза и лениво перевернулась. Она с интересом наблюдала, как ее защитница воинственно бьет по рептилии мечом, стараясь пробить шкуру. Улыбнувшись, Исида медленно направила в крокодила огненную стрелу и испепелила его. Смелость жрицы настолько поразила богиню, что она сняла с себя ожерелье надела его на девушку. Теперь ей была подвластна любовь любого мужчины, которого она пожелает и защита от беды.

1

Была зима. Я дрожала от холода. Температура у меня, кажется, под 40, и в кармане не было ни копейки. Не ела уже пару дней. Ноги намокли и окоченели из-за порванных ботинок.

Сижу я, значит, на лавочке, на морозе в темноте и смотрю в окна домов. Там улыбающиеся семьи обнимают друг друга возле новогодней ёлки, взрослые дарят детям подарки. Мимо меня проходят люди с предпраздничным настроением, а я невидимка для них.

Чувствую себя так, будто меня действительно не существует. Наверное, это были галлюцинации от жара или голода.

В голове только одна мысль:

– Почему одним – все, а мне – ничего? Мужья дарят женам машины, любовницам шубы, а я что видела в этой жизни? Детдом, школу-интернат, потом рынок с этой вонючей мороженой рыбой, мытье полов в общаге. Да блин, где я только не работала, чтобы выжить в этом мире!

При воспоминании о бесконечных рыбьих тушках непроизвольно сморщила нос и передернулась – до сих пор ощущаю эту кошмарную вонь.

Перед глазами заплясали воспоминания из детства. Лучшее, что помню – это подружку Светку из детдома и наши с ней проделки. Ее быстро забрали в семью. Счастливая… Она и на мордашку красивая, да и язык короткий был, в отличие от меня. Помню, как ее шпыняли в детском доме по-черному, вот я и заступалась за нее, за что сама не раз выхватывала от воспитательниц.

Характер-то у меня похлеще, чем у мужика будет, где надо – и словом приструню, а нет – так и кулаком могу.

– Хорошо хоть мозгов хватило детей не родить, а то еще бы и дитя обрекла на это жалкое существование, – продолжала я вслух размышлять о годах своих былых. – Да и было бы от кого рожать. Сергей – козел, бухал и денег тянул с меня, а я тогда дура наивная была, все думала, стерпится – слюбится, пока в одно прекрасное утро не очнулась в карете скорой помощи. Пришлось сказать, что упала, но кто же так падает головой об кулак? Конечно, я! Жалко его было, дура я была, защищала такого подонка. Хорошо, что не склеилось тогда, посадили за очередную драку по пьяни.

А потом… Этот Димка… У-у-у-у… Как вспомню… И где только мои глаза были? Он же ни одной юбки не пропустит! Трахал мою подругу у нас же в кровати. Как сейчас помню его невинные глаза и фразу: «Это не то, о чем ты думаешь!»

Вот тогда, кажется, мир и пошел у меня по косой. Я очень тяжело пережила такой удар. Не столько от мужика, сколько от подруги. Видимо, подругой только я ее считала, ей же ничего не помешало в кровать нашу прыгнуть. Хорошо хоть очухалась вовремя. Правда, квартиры уже не стало. Ушла государству обратно. Я- то в запой ушла, и сама того не заметила, как счета накопились многонулевые.

Как дали, так и взяли! Бюрократы хреновы…

Так я и лежала на этой скамейке, то проваливаясь в бред, то выныривая обратно в жуткую реальность. Мне было так нехорошо, но надо ждать! Валера сказал быть тут в восемь.

Зато потом хоть чуть на ноги встала, работу нашла. Хорошо, что Валерчика встретила. Мужик что надо. Говорил, на юг, к морю поедем. А я ведь никогда на курортах не была, только и слышала, как кто-то куда-то едет! Пуховичок мне купил, теплый. Дорогущий! Аж пять тысяч за него отдал. Из лебяжьего пуха! Еще сказал, как один вопрос решит, так в Москву меня перевезет. Заживем тогда как люди!

Вот и сейчас, как обещал, быстро решит вопросы – и ко мне. Мне главное – его тут дождаться!

Ну ничего—ничего… Валерка сейчас придет. Все будет хорошо. Денег добудет, еды купим, пивка. Оно и жар снимет, и душу согреет.

Эх, хорошо хоть Валерка в моей жизни появился. А то совсем бы я пропала.

Внезапно я услышала шуршание кустов рядом с лавочкой. Повернувшись, я увидела высоких мужчин. В форме. Менты явно.

– Ольга Дмитриевна? – басом произнес один из них, а другие рассредоточились вокруг меня. Все говорило о моем не очень хорошем положении. Сердце больно кольнуло, но я все еще пыталась сохранить спокойствие. Собрав остатки себя с лавки, встала.

– Ну, я. А вам чего?

– Следуй за нами, и лучше без выкрутасов, – также презрительно глядел на меня эта громогласная верзила.

– Я ничего не сделала. На лавке не запрещено лежать, – возразила ему.

– Ольга Дмитриевна, у нас к вам серьезные вопросы, нам нужно поговорить, – сказал один из мужчин. – Пожалуйста, следуйте за нами, не усложняйте себе жизнь, – добавил другой более вежливо.

– Такое сопровождение в мою честь? – усмехнулась я уже с ноткой иронии.

– В вашу-вашу, вон и лимузин вас ожидает, – указал пальцем мужчина на припаркованный бобик. – Только красную дорожку, увы, не прихватили, – засмеялся третий.

Я чувствовала, как сердце зачастило, не зная, что происходит, и беспокойно оглянулась по сторонам на мимо проходящих окружающих.

Почему ко мне пришли полицейские? Что же произошло? Где Валера?

– Честно, я не знаю, о чем идет речь, – пробормотала я, уже следуя за мужчинами. Они не оставили мне выбора.

Мы проходили мимо соседних домов, и возле каждого я ожидала, что увижу там своего спасителя, моего Валерчика. Но его нигде не было.

Грубые руки запихнули меня в автомобиль, и мы быстро поехали.

Наконец, машина остановилась возле полицейского участка, и меня провели в комнату допроса. Там меня ждала другая группа оперативников, и они пристально изучали меня. Молча. До дрожи противно. Я особо даже не говорила. Не место, конечно, рот открывать. По малолетству-то попадала сюда, знаю, как «мило» тут могут встречать.

Меня охватило чувство жуткой тревоги. Что за фигня творится, а?

– Ну что, милочка, садитесь, – заговорил старший оперативник.

Я села.

– Сама сознаешься, или как? – мужик почти двух метров ростом угрожающе покрутил своей дубинкой в руках.

– А что не так, товарищ полицейский? – с сарказмом выдавила из себя. – На лавках нельзя теперь в парках лежать? Это что за новый закон такой? Уж простите на первый раз-то, не успела изучить. Плохо мне было, вот и прилегла! – пыталась оправдаться я.

Температура еще шпарила, и голова еле соображала. Сосредоточиться было тяжело. Но что-то подсказывало мне, что речь пойдет не о лавке.

– Шутить удумала тут? Да я тебя, Оленька, этапом до Твери и отправлю, – явно вышел из себя старший и вскочил со стула. – Мы давно за вами следим, все знаем. И как груз перевозили на днях, и что за груз был.

Вот тут стало совсем не смешно мне.

Вспомнилось мне, как на днях Валера просил чемоданчик один другу отдать. Еще райончик мне тот не понравился, а он так усердно меня просил об одолжении.

– Просто возьми и отвези, и все! В Москву рванем сразу же!

А что там было, в чемоданчике том? Я-то и не знаю… Сказал: «Нос не суй и делай!»

Чувствую, как стул буквально прирос к моей пятой точке. Кажется, я влипла! Крупно влипла!

На стол падает фото.

Мое фото с тем чемоданом…

Второе: как я захожу в подъезд…

Еще одно: как я передаю его из рук в руки мужику тому, бородатому.

Как же его звали? Пытаюсь вспомнить, но в голове жаровня. Мысли и слова пошли в пляс по второму кругу. Опер явно видит мое выражение лица и расползается в улыбке:

– Ну что, припоминаешь? Это ты? – ехидно так улыбается.

– Я, – тихо блею как овечка.

– А чемодан твой? – продолжает давить опер.

– Не мой. Валеры. Я даже не знаю, что в нем было, – уже слегка с надрывом в голосе выцеживаю слова.

– Да вы тут все говорите так. Прикинулась тут овечкой глупой? Так я тебе освежу память. В чемодане наркотики, три килограмма кайфа. Вспомнила? – брызгая слюной, уже кричит на меня опер.

Я опустила голову и обхватила ее руками. Сердце чуть не вырвалось из груди от этой неожиданной новости.

– И свидетели у нас есть! Писать чистосердечное будешь или дальше цирк разыгрывать станешь?

Я все поняла.

Тут уже не открутишься.

До меня быстро дошло, что это подстава. Сам же Валерка и подставил, сукин сын! А я и думала, что он так настойчиво втирается в доверие? Подарки дарил. Встречу эту он же в парке мне назначил. Надо было найти козла отпущения. Ну, в данной ситуации козу отпущения. Вот и нашли! Один фиг отсюда я так просто не выйду.

Я кивнула. Знаю, что не напишу сама – еще хуже будет. Денег на адвоката у меня нет. Родни тоже. Искать меня некому.

– Можно воды? – взглянула я на опера. В горле пересохло, как в пустыне Сахара. От такого шока даже забыла обо всем на свете. – Я подпишу, только дайте еще что-нибудь жаропонижающее, а то вы так меня до СИЗО трупом довезете, – уже без шуток совершенно серьезно попросила я.

– Дай ей, что просит. А ты пиши! – вскрикнул опер и протянул листок.

***

Суд. День заседания. Дело открытое.

Что говорил судья, я и половины не слышала. В голове был сплошной гул от собственных мыслей.

В качестве свидетеля вызвали – кто бы мог подумать? – того самого Валеру. Он невозмутимо прошел мимо, словно мы и не знакомы.

Я смотрела на него и чувствовала, как глаза наполняются слезами.

Как он мог? Он же говорил, что я лучшая женщина в его жизни!

Но сейчас я видела в его взгляде только презрение.

За что? Что я такого сделала в этой жизни?

Не удержавшись, просто опустила голову в пол и слушала. Не было сил его видеть, сердце билось тысячу ударов в секунду.

Он нес всякую чушь о том, как случайно стал свидетелем, и меня знать не знает. Вот же сучий потрох! Да чтобы тебе поносу на всю жизнь и воды рядом не было! Не знает он меня! Мразота мажерская, случайно там был!

Молоточек стукнул, и вот судья озвучивает вердикт. Десять лет. По статье 228 в особо крупном размере. УК-5 этапом до Твери!

Как только судебное заседание закончилось, зал загудел.

Десять лет тюремного заключения – это было слишком много. В мои-то тридцать пять с хвостиком! Когда я выйду, от жизни уже ничего и не останется. Почувствовала слабость в коленях и моментально опустилась на пол, не в силах сдержать слезы.

Мой адвокат, назначенная государством девушка с яркими крашеными волосами торопливо подошла ко мне, пытаясь успокоить. Она молодая, зеленая, только окончила вуз. А кого еще могли прислать? Конечно, бесплатно молодняк! Надо же учиться на котиках!

– Оль, мы будем апеллировать это решение. Мы найдем новые улики, новых свидетелей, что угодно, но ты не останешься надолго в тюрьме, я обещаю!

Я молчала. Нет мне пути обратно. Не факт, что дождусь пересмотра.

Судья, пристально оглядев нас обоих, произнес:

– Подсудимая, вам все ясно?

Я молча кивнула, не в силах произнести ни слова.

Мир вокруг меня словно остановился, и даже шум судебного зала угас в моем сознании. Я была ошеломлена и потеряна. Десять лет…

Судья закончила процедуру, и мой визит в тюрьму стал неотвратимой реальностью.

Я чувствовала, что время замедляется, и мир вокруг меня становится все более нереальным…

2

Дорога до Твери была тяжёлой.

 Пока я доехала до основного места, побывала в разных тюрьмах. Они, в общем, все похожи друг на друга. Женская тюрьма – это клоака.

 В целом, были и неплохие, кормили хорошо, относились тоже. Но было и наоборот.

 Это мир других правил. Тут быстро учатся всем заповедям. Их немного. Как говорится, НЕ ВЕРЬ, НЕ БОЙСЯ, НЕ ПРОСИ.

 Зайдя в свое новое место обитания, оглядела комнату.

Койки в ряд, в три этажа. Посередине стол. Один туалет на всех и злые лица.

 Местные жители ХАТЫ встретили меня особым взглядом. Визиту быть. Видимо, ночка будет веселой. Спать не придется.

 Таких как я, новеньких, называют низший класс. Я уже успела повидать, что да как бывает. Порой надо уметь посылать всех пешим ходом, эротично в одно место. Конечно, не без последствий.

 Охранник тюрьмы тыкнул пальцем – вон твое место, располагайся!

 Я побрела к нему. Вещей у меня не было, прямо как была, так и забрали. Присела на край кровати и тяжело вздохнула. – Дом, милый дом!

– Чего расселась! – раздался из-за спины грубый голос.

Обернувшись, не смогла понять, кто сидит передо мной. Словно по ошибке кто-то парня подселил в наши апартаменты.

– Тебе говорю, чего глаза разинула! – грубо продолжало говорить ОНО.

– А тебе что? Сижу и сижу! – в соответствующем тоне ответила и я.

– Смотрю, бойкая. Ничего-ничего, и не таких ломали. Сиди, пока есть возможность, – продолжила дерзить жительница ХАТЫ.

Ночью после обхода с криком «Отбой!» началось веселье.

Огромная рука стянула меня с кровати, и я тут же бесцеремонно отхватила ботинком. Вот и первые ласточки!

– Жопой на чужую кровать не садятся. Этот урок придется усвоить! – раздался шепот возле меня. Кричать нельзя, хуже будет. Я зашипела от боли и тут же вскочила на ноги.

– Кровать моя! Курица тупорылая!

– Твоя? Докажи. Тут еще вчера Машка спала.

– И где твоя Машка? Отчалила на тот свет?

 Потасовка набирала обороты. Уже никто не сдерживал крик.

 Я отхватила еще пару кулаков, но уже с другой стороны. Злость наконец-то проснулась, сменив разум.

Кинувшись на самую свирепую всей своей тушкой, а ее немало – килограммов девяносто наберется, повалила ее на пол. Будет знать, вобла сушеная!

 Гул поднялся по всей камере. Мы метелили друг друга, уже не видя никого. Охрана поспешила на звук и вскоре нас растянули в разные стороны дубинками. Ну вот и прописка поспела – говоря на местном языке.

 Следующие пару дней я просидела в изоляторе. Комнатка два на два, без окон, больше гроб напоминает. В углу отхожее место, воняет неимоверно! Свежего воздуха нет. Словно ты сидишь в пасти дохлого демона. Холодно до чертиков. Только тоненькая линия света из окошка напоминает мне, что мир где-то там.

 Вот сижу я такая и думаю: уж не особо и грубо мне та бабенка говорила. Чего не промолчала-то? Стерпела бы. Но характер! Куда его денешь?

 Но после этого инцидента в тюрьме я поняла, что нельзя просто мириться с тем, что подкидывает тебе судьба. Я начала бороться за свою жизнь и свои права. Теперь на меня уже смотрели иначе, и даже на чай стали звать. Я научилась защищать себя и свои интересы, и ничто и никто не мог остановить меня. Ну, кроме дубинки. Она, подруга, одна знала, как пыл утихомирить.

 Наступил день распределения. Всем раздавали работу. Основной моей работой определили шитье. Я – и шитье! У меня с детства руки были не с того места, пуговицу не пришью, а тут шитье тулупов для работ в лесу. Я, конечно, нахамила и отказалась. Видимо, не так прилично, как мне слышалось в голове.

– Иди садись и делай, что говорят, – закричала главная смотрящая.

– Не буду! Не умею! – ответила я.

– А это не важно, я тебя не спрашиваю, умеешь ты или нет. Мне пофиг: первый раз видишь эту машинку или всю жизнь спала с ней. Но чтоб база была! – дальше командовала она.

– Другую дай работу. На кухне, – продолжала я отстаивать свои права.

– На кухне? Ишь чего захотела! Поближе к теплу и еде, с твоим-то весом? – засмеялась главная. – Да с таким длинным языком или шей, или в лес, деревья валить!

 Вот так и началась моя новая жизнь. Подъём в 5:45, под конвоем идешь в лес на лесоповальню. Я не рецидивистка, да и сижу не за убийство, вот и отправили меня за длинный язык.

 Было трудно, невыносимо тяжело. Часы в лесу были как пытка, но я находила в себе силы, чтобы выдержать. Мои руки, которые раньше казались неподходящими для шитья, теперь умели держать топор и пилу. Лес стал моим новым домом, а работа – моим способом выживания. Зато платили за эту работу хорошо, но толку от денег таких. Прокладки да еда – одна радость на вечер. Так прошел почти год. Я постепенно обросла когтями и панцирем. Нахваталась словечек. Но в душе еще бушевал пожар – не мое это место. Десять лет такой жизни. Даже язык не поворачивается назвать это жизнью.

 Часто вспоминала Валерчика. Сучий потрох. Думала же – принц, а он втянул меня в такой ад. Все чаще стали приходить глупые мысли. Очень глупые.

 Сегодня вновь моя смена. Я ведь уже прораб на лесе. Теперь даже дали зеленых мне в подчинение. Приказ: расчистить один участок. Одев тулуп и валенки, завязав платок по самый нос, я вооружилась топором и пошла на объект.

 Иду, дышу прохладным воздухом, красота такая, везде снег по колено, но солнце сегодня радует. Вдруг по пути к объекту я услышала слабый плач. Оглянувшись, увидела маленького козленка, заблудившегося и застрявшего в глубоком снегу возле огромного заснеженного дерева. Мое сердце сжалось от сострадания, и я поняла, что не могу пройти мимо. Я приняла решение помочь этому малышу.

 Вытянула бедолагу. Его заднее копыто застряло между корневищ дерева. Села с ним на снег и глажу. А у самой мысли бродят. Тараканы расплясались.

– Вот не прошла бы я тут, так и помер бы ты, козел. Может, ради этого и живу – спасать козлов. Стало смешно. Спасать козлов мое призвание, вот точно.

 Подняла голову к небу, задать вопрос, но ответ не последовал. Только ком снега с дерева и слетел, оголяя ярко-красные ягоды рябины.

 Встала, отряхнулась, смотрю на рябину. Такая пустота в душе. Так хреново от всего, сил нет!

– Может, того, как Иуда, повеситься тут. Закончу на этом козле свою миссию, – призадумалась я. А точно ли он на рябине повесился? Я-то особо в церковь не ходила, да и читала от случая к случаю. То ли на осине, то ли на березе… Опять призадумалась. Пару извилин кричали, что не на березе.  А нет, точно не на березе, та от страха побелела… Вообще, о чем это я!

Покрутив в руках топор, приняла решение, что уж лучше висеть красиво под красными ягодами, чем, не попав с первого раза, загреметь в больничку с недорубленной головой.

 Стянула с себя колготки, благо размерчик большой, перекинула через ветку и… И просто отдалась другому миру.

Встречай меня, ад! Там хоть тепло.

 В мгновенье так стало легко, хорошо. Вокруг потеплело.

Глаза открываю: бело-о-о-о – аж слепит. В раю, что ль? Видимо, выстрадала я свое место под раем!

Огляделась. Огромная белая комната, ничего нет, кроме огромной статуи. Подошла ближе разглядеть.

 Глаза статуи заблестели, и раздался голос:

– Приветствую тебя, жрица любви!

 Я оглянулась, пытаясь понять, кому это говорят. Но здесь я одна!

 Опять повернулась к статуе.

– Я все же умерла? А где черти, где котлы?

– Нет, дитя мое, ты в храме богини Исиды. Я и есть Исида, а ты моя жрица любви. Я призвала тебя.

– Что-то я не совсем понимаю, что происходит… – пробормотала я, пытаясь осознать происходящее.

– Ты была избрана, чтобы стать моей жрицей любви. На земле твой путь окончен. Теперь ты будешь послана оберегать и прославлять любовь среди людей, – прозвучал голос статуи.

Я попыталась отойти, но обнаружила, что не могу сдвинуться с места. Мои ноги стояли крепко на месте, словно склеенные с полом.

– Что это за чудеса? Я не хочу быть жрицей, я просто человек, – крикнула я, пытаясь освободиться. – А ну-ка! Отпускай меня!

Но моя попытка была тщетной. Голос Исиды зазвучал снова:

– Ты не можешь отказаться от этой судьбы. Ты уже принадлежишь мне, ты станешь олицетворением любви и страсти.

Я почувствовала, как мое тело начало излучать свет. Красивое ожерелье словно по волшебству порхнуло со статуи и защелкнулось на моей шее. Кроваво-красный рубин засиял на груди.

– Кто? Я? Жрица? Совсем опупела, каменная башка! Ты это видала? – усмехнулась я и хлопнула себя по животу.

Но в ожидании обычного сильно трясущего холодца в области талии обнаружила, что руки ударились обо что-то глухое и немощное.

Опускаю глаза, а пуза-то нет! Осиная талия, кожа да кости обтянуты красивым нарядом.

Вытянула худые руки и стою, любуюсь маникюром – пальцы-сардельки исчезли.

А волосы, о, боже мой! Длинные, красивые локоны спадают до самой талии. Точно по-мер-ла!

Стою, только охаю да ахаю от каждого увиденного сантиметра собственного тела.

– Ох, боже, ах, данунах! Бля, я в шоке, – вырывается из моего рта все нецензурное, кроме человеческих слов.

– Ты – потомок жрицы. Той, которая была очень отважна и покорила мое сердце. Я за тобой следила, и ты не оставила меня равнодушной. Теперь я передаю тебе ожерелье. Тебе подвластна любовь и страсть любого мужчины. Носи его с гордостью, достойно. Будь так же храбра, как и твой предок. Стоит только капнуть каплю крови на рубин, и он подчинится твоей воле.

– А тельце даешь погонять навсегда или на время? – прищурила я глаз, подыскивая подвох. А то знаем уже эти подарки: дадут, а потом заберут. Как квартирку мою!

– В новом мире это твое тело. Пользуйся всем разумно, но знай… Твоя новая жизнь только начинается. Ты станешь свидетелем многих чудес и замечательных моментов, если сама того пожелаешь! Но при условии найти своего истинного. Либо все вернется на круги своя. Тебя в лес на рябину отправлю ровно через месяц.

– Не надо в лес! Найду этого истинного, не волнуйся, – я понятия не имела, кого она ищет. Но ради шанса отыщу ей хоть черта лысого. – Хоть адресок черкани, где его, суженого моего, искать, а, – взволнованно проговорила я.

– А это, дитя мое, уже ты сама должна понять. Сердце подскажет.

Голос утих.

Теперь я жрица. Ёбушки-воробушки… Только что-то напрягли меня слова «в другом мире». Стоило только мне открыть рот, чтобы уточнить, какой такой другой мир, как все закружилось, завертелось, и меня словно вихрь куда-то понес.

Лежу. Опять холод одолевает меня.

Вот это я приложилась. Видимо, дерево надо было покрепче искать. Явно ветка не удержала меня, и я грохнулась.

Голоса уже доносились до меня, но глаза открыть еще было сложно. Тело ныло и зудело. Вдруг чьи-то руки меня схватили с криком:

– Сударь, мы ее нашли!

Я тихо проблеяла:

– Я и не терялась, просто с дерева упала.

А про себя думаю: с чего это охрана начальника сударем называет?

Я приоткрыла глаза и увидела перед собой ребяток симпатичных, явно не из этого времени. Они были одеты в стилизованную одежду девятнадцатого века. Их волосы были длинные, с украшением из ленточек. Они обеспокоенно рассматривали мой наряд, при этом аккуратно пытались усадить меня на пень.

– Я в порядке, спасибо вам, – ответила я, пытаясь улыбнуться. – Ничего серьезного, просто ударилась и ушиблась, – а сама по сторонам смотрю. Темнеет, но все тот же лес вокруг… – А где надзиратели? – вырывается у меня вдруг.

– Чего, сударыня?

– Ну, охрана моя, надзоры.

– Так это, перебиты все, – спокойно отвечает паренек.

– В смысле – перебиты? —теряю я дар речи.

– Ну, насмерть. Только вы и уцелели, – продолжает отряхивать мой наряд от листвы парнишка.

– Мы обнаружили, что ваш повоз ограбили. Вас два дня искали. Какое счастье, что вы живы, – сказал другой.