Выполнить её просьбу я не смогла. Лордовский приспешник схватил меня за локоть и, кивнув на хозяйку, приказал незаметно притулившемуся в уголке товарищу:
– Уведи её. Я с девахой потолкую.
Мы остались в коридоре одни. Стараясь сохранять хотя бы видимость спокойствия, я прошла к лестнице и уселась на ступеньку, кутаясь в шаль. Мужчина привалился плечом к косяку двери в сени, пристально смотрел на меня.
– Была в лесу позавчера? – спросил он прямо. Я кивнула. В горле пересохло, и голос мог выдать волнение. – Туман видела?
Прокашлявшись, я подтянула ноги ближе и укутала их шалью, показывая, что озябла. Быть может, дрожащий голос сойдёт за простуженный?
– Я много раз видела туманы, господин.
– Значит, видела?
Я замотала головой.
– О позавчерашнем дне спрашиваю, – сердился дознаватель.
– Не было в лесу тумана, господин. Солнце слепило, какая стояла ясная погода.
Шагнув ближе, он присел на корточки и уставился мне в лицо:
– Люди видели, как вы со старухой в туман ушли.
– Она не старуха! – получилось визгливо. Я опять прокашлялась, подоткнула концы шали под стопы и посмотрела в глаза сердитого человека. Они были до прозрачности светлые, как будто не растаявшие льдинки, а белки пересекали тонкие красные нити.
– Ну, так что? Скажешь правду? – в голосе дознавателя клокотал сдерживаемый гнев.
Я лихорадочно соображала, кто мог видеть нас? Никто не мог. В долину ходят из деревни пять-шесть человек. Стараются по возможности собираться вместе. Бабушка всех опросила, компанию нам не составили. А уж за просто так в лес никого не заманишь. Собравшись с духом, я выдала тираду:
– Не знаю, кто вас обманул, господин, да только не было тумана. Разве что позади. Так я не оглядывалась. Устала очень. Короб тяжёлый. Жуть! Мы за шерстью ходили в долину. Чудо как хороша. Связать вам рукавицы, господин? Я денег не возьму. В подарок.
Что меня дёрнуло сморозить о рукавицах? Да только сработало. Дознаватель распрямился и хмыкнул, пряча улыбку.
– А удивительного с тобой ничего не случилось? – Я взглянула на него, задрав подбородок. – Например, захотелось чего-нибудь, а оно вот. Как по мановению волшебной палочки. Было? – пояснил он, пристально меня изучая.
Вчера и было. Но я не могла признаться. Что скажу? Мол, ходила с подругой к западной башне, забрела за северную, видела хрустальный лифт с чудищами на лебёдке. Как это прозвучит? Я громко икнула и замерла с задранным подбородком и приоткрытым ртом. Вид мой развеселил дознавателя. Он заколыхался от смеха, сильно выдувая носом воздух и, чуть успокоившись, сказал:
– Ладно, деваха, иди к себе. А то и впрямь простынешь.
Я подскочила, в два шага оказалась в светёлке, высунула в щель голову и спросила:
– А может, перчатки связать? Если надо, меня бабушка научит.
Дознаватель только рукой махнул на меня. Закрыв плотнее дверь, я кинулась мимо напуганной сестрёнки на кровать и закуталась с головой в одеяло. Котя, крадучись подошла, села на краешек:
– Чего им надо?
– Ничего, – голос, приглушённый одеялом, звучал спокойно, – ко всем ходят. Не бойся.
Как же хорошо, что Уилья предупредила меня! Если бы не вчерашний разговор, вряд ли удалось бы провести дознавателя. Можно было торжествовать, но я беспокоилась за бабушку. За дверью снова послышались голоса, на этот раз тихие. Говорили неразборчиво. Потом хлопнула дверь в сени. Котя выглянула в окно и сообщила:
– Уходят!
В светёлку зашла бабушка:
– Ну что, сони? Пора за дела приниматься!
Было приятно слышать её бодрый голос. Я откинула одеяло, подскочила с кровати и бросилась обниматься. Она прижала меня к себе и шепнула на ухо:
– Умница!
Весь день с небольшими перерывами я чесала шерсть. И думала, думала, думала. Кто же такой наш лорд? Человек ли он, вообще? Почему горные тени служат ему? Почему именно сейчас шестилапые чудища объявились в лесу? Зачем лорд ищет укушеных? Горькие неповоротливые думы замедляли работу. Критически осмотрев то, что я успела сделать за семь часов и то, что ещё предстояло, я вздохнула:
– Вот бы вся шерсть была расчёсана, а ещё лучше, уже в нитках!
Вязать мне нравилось куда больше, чем прясть.
Вошла бабушка. Я повернулась к ней, ожидая упрёков, однако она замерла, вскинув брови, отчего лоб собрался в добрую гармошку:
– Лэйла! Как ты умудрилась?
Было чему удивиться. Вместо пышных облаков непряденой шерсти на столе лежали клубки молочно-белых и коричневых ниток. Сердце моё колотилось не только в груди, но и в горле, в ушах и даже в кончиках пальцев. Стоит мне пожелать чего-то, пусть даже шутя, оно мигом исполняется. И это началось после того, как в лесу меня цапнуло чудище. Вот о чём спрашивал дознаватель! Вот чего опасается лорд! Вот почему ищут укушенных.
Бабушка долго теребила меня, спрашивала, говорила, но смысл фраз терялся, не достигая цели. Услышала я только последнее:
– Надо бежать. Как можно быстрее. Завтра, – она взяла меня за плечи, тряхнула как следует: – Собирай вещи. Свои и Котины. Всё самое необходимое. Ей ни слова. Я пойду, нитки продам.
Она схватила корзинку, смела туда со стола все чудесным образом напряденные клубки, строго взглянула на меня и вышла. Вместо того чтобы броситься выполнять поручение, я уселась на лавку, уронив руки на колени. Бабушка права. Такое не скроешь, дознаватели рано или поздно сообразят, что их провели. Но как уйти? Как же мама, папа, брат? Я больше никогда их не увижу? Гуриан мечтал жить в низине, а останется в горах. Родители счастливы, получая день отдыха и возможность повидать дочерей, а теперь лишатся этой радости. Не вздумает лорд мстить нашим родным? Сумеем ли мы пройти через лес? Вдруг чудовища поджидают беглецов?
Меня окликнула сестра, звала ужинать. Котя сварила чечевицы, нарубила в неё крутые яйца и добавила черемшу. Несмотря на переживания, ела я с аппетитом. Не хотелось думать о плохом, но как не думать, когда бросаешь дом, где родился? Будет ли у нас с бабушкой и сестрой возможность вот так посидеть за столом? Где придётся спать следующей ночью? Сумеем ли найти работу? Ведь поддержки от лорда мы больше не получим! Котя нахваливала блюдо собственного приготовления, щебетала о том, как скучает по брату, спрашивала, куда подевалась бабушка, а я помалкивала – не представляла, что отвечать. За приготовления к побегу так и не взялась – решила уговорить бабушку остаться. Быть может, я сумею отделаться от свалившегося на мою голову дара? Что, если переговорить с дедушкой Уильи? Вдруг он сумеет помочь?
***
Следующим утром случилось то, что придало мне решимости. Я занималась Котиными вещами. Она восприняла новость о путешествии с воодушевлением. Немного печалилась, что нельзя попрощаться – считай, похвастать – с подругами. Мой короб ожидал у дверей светёлки, Котин тоже был почти доверху заполнен, я размышляла, взять ли книги. Они прочитаны, а в долине можно купить новые. Однако расставаться с верными друзьями было больно.
– Эдели! Доченька! – послышалось бабушкино восклицание. – Вейс! Гури! Внучек! Как же все разом вырвались-то?
– Мама! Папа! – вспорхнула с места Котя.
Я побежала за ней. В сенях стояли улыбающиеся родители и брат. Мы бросились обниматься.
– Не знаю, что случилось с распорядителем, – басил отец, – на два дня отпустил всей семьёй. Невиданное дело!
Перехватив бабушкин строгий взгляд, я кивнула и спрятала лицо у папы на груди. Да, я очень хотела, чтобы родители и брат пришли. Разве это странно? Теперь, когда дома был зять, бабушка отстранилась от руководства нами. Треволнения последних дней совершенно её вымотали, требовалась передышка.
Вскоре семья собралась вокруг стола на втором этаже. Отец настойчиво расспрашивал, что произошло и почему идут сборы. К моему изумлению, бабушка рассказала всё без утайки. Наверное, ей не терпелось освободиться от чрезмерного груза.
– Ну, вот что, – заговорил отец в наступившей тишине, – сегодня мы никуда не побежим, надо подготовиться. Я часа на три по делам отлучусь, остальным из дома носу не показывать! Уйдём завтра на рассвете.
Он строго посмотрел на Котю. Щёки её вспыхнули – отец угадал мысли, копошившиеся в светлой головке, но уже через секунду сестрёнка прижалась к плечу брата и улыбнулась:
– Хорошо, папочка.
Все принялись за еду, посматривая друг на друга и хитро подмигивая, каждый старался приободрить остальных. Тайна сплотила нас, и то, что мы оказались все вместе, придавало мужества. Я залюбовалась папой. Он уже десять лет работал главным кузнецом в кузнице замка и словно впитал в себя жар раскалённого металла. Кожа его отливала бронзой, мышцы перекатывались под льняной тканью праздничной рубахи. От отца веяло силой, огнём, надеждой. Светловолосая мама с нежным спокойным лицом излучала любовь. Ни тени сомнений в правоте мужа не мелькнуло в её тёплом взгляде. И всё же, сколько я не утешала себя тем, что жить в долине всей семьёй лучше, чем здесь, мне было жаль расставаться с домом. Кроме того, идти через лес, охраняемый горными тенями, было страшно до жути.
После трапезы мы приступили к сборам. Мама перетряхнула наши с Котей короба, и в них освободилось немного места. Погода стояла тёплая, а в долине, по словам бабушки, ещё теплее, но мама поверх наших вещей уложила шерстяные пледы. Несмотря на это, хватило пространства для безделушек и нескольких самых любимых книг.
В суете время летело незаметно, однако меня посещали мысли об Уилье: жаль, что не получится попрощаться с подругой. Она будто почувствовала, пришла под вечер к нашим воротам и вызвала меня на улицу. Незадолго до этого отец привёл ослика, запряжённого в тележку – купил его в соседней деревне, сказав, что будет перевозить камни для строительства. Уилья, заметив папино приобретение, удивлённо вскинула брови, я соврала что-то насчёт кузни, которую намеревается построить отец. Подруга тут же забыла об этом и начала канючить:
– Лэйла, дорогая, проводи меня к западной башне, пожалуйста.
– Сама дойдёшь, – холодно отрезала я. Переживала за неуклюжую толстуху, но ослушаться отца и улизнуть с ней не решалась.
Мои оправдания не вызвали сомнений: куда предпочтительней провести вечер с братом и родителями, чем лазать по скалам. Уилья ещё немного поныла, но, видно, страх оказался меньше, чем желание повидаться с женихом. Я воспользовалась моментом и спросила, не говорила ли она с дедом о горных тенях. Подруга предложила сесть на скамью, с гордостью взглянула на меня, взяла слово, что я никому-никому не проболтаюсь, и поведала такую историю:
Прапрадед нашего лорда растратил почти всё состояние. Ему едва не пришлось продать замок, чтобы расплатиться с долгами. Тогда-то он и заключил сделку с тёмными силами. Неизвестно, что лорд предложил в обмен на процветание, да только с тех пор все его желания исполнялись. Одно из этих желаний было таким: горные тени на службе у него и всех его потомков. Лорд приказал страшилищам не пропускать жителей деревни через лес. Все, кто хотел спуститься в долину, погибали от клыков, а тех, кому удавалось спастись, убивал сам лорд.
Значит, я правильно догадалась. Чудовища служат лорду, однако…
– Почему же горные тени пропадали целых двадцать лет, а теперь снова объявились?
Уилья пожала плечами:
– Наверное, потому, что кто-то хотел сбежать, а лорду донесли.
– Кто? – воскликнула я. Лорд никак не мог пронюхать, что мы соберёмся в долину. Мы и сами-то не знали.
– Я и Тарий. Наверное, возницы, к которым он обращался, сказали купцам, а те лорду, – Уилья поднялась. – Ладно, жаль, что придётся карабкаться одной, но родители – это святое.
Я тоже встала и порывисто обняла подругу. Она не догадывалась, что мы видимся в последний раз, и легонько оттолкнула меня, смеясь.
– Не подлизывайся! В следующий раз не приму никаких отговорок!
Едва рассвет выхватил из объятий ночи снежные колпаки горных вершин, наше семейство отправилось в путь. До этого нам с Котей пришлось побегать – бабушка поручила усадить кур в корзину, под которой обычно прятали цыплят, выпуская на травку. Крышки у корзины не было, поэтому перепуганные несушки выскакивали на волю, пока мы догадались накрыть корзину куском брезента. Я держала концы, а сестра запихивала под него пойманную птицу. Долго гонялась за петухом, тот не давался в руки, даже клюнул несчастную охотницу в ладонь и в коленку. Я крикнула, чтобы Котя оставила рыжего сорванца, но тот, увидев, как уплывает корзина с его подружками, сам догнал нас и безропотно дал усадить себя в тесное временное жилище. Корзину водрузили на тележку поверх мешков с зерном, чечевицей, мукой и прочими припасами.
Шли мы парами. Впереди мама и бабушка вели под уздцы ослика, за телегой топали Гуриан и Котя со своими коробами. Они хихикали и подначивали друг друга, чем страшно меня раздражали. Неужели брата и сестрёнку не пугает дорога через лес? Замыкали шествие мы с отцом. Я то и дело оглядывалась и спотыкалась из-за высокого темпа.
– Что там? – спросил отец, поймав меня за локоть, когда я запнулась и чуть не села на каменистую дорогу.
– Наш дом, – я, не собираясь скрывать, что мне жалко бросать его.
– Уже не наш, – сообщил папа. – Я вчера продал его калеке Пириуту, – поймав мой ошарашенный взгляд, объяснил: – Нам понадобятся деньги, чтобы купить или хотя бы нанять жильё, а Пириут давно мечтал о расширении – ему тесно с пятью детьми в маленькой избе.
Пириут был папиным другом, работал на мельнице в замке. Там случился пожар, на Пириута обрушилась крыша, и он остался одноногим. Лорд освободил ещё молодого работника, и тот, несмотря на увечье, умудрился построить собственную мельницу и стать вполне состоятельным человеком. Новость меня порадовала. Я представила, как в светёлке поселятся рыжие двойняшки Арта и Орла, как будут съезжать по перилам лестницы их младшие братишки, и успокоилась. Дом не осиротел. Теперь мыслями завладела дорога через лес. Что, если по моей вине погибнет вся семья? Не лучше ли было сдаться дознавателям? Я с трудом уняла дрожь, представив палача и сверкающий на солнце топор.
– О чём задумалась? – наклонился ко мне отец.
Я затрясла головой, не решаясь сознаться в своих страхах. Отцовская ладонь легла на моё плечо. Сразу стало спокойнее, сердце, до этого скакавшее в груди подобно ошалевшему от весны воробью, вернуло привычный ритм.
– Не волнуйся, Лэйла. Всё будет хорошо. Меня приглашал на работу один барон, ему очень понравилась скамья, которую я выковал. Они даже поссорились с лордом, когда тот не согласился отпустить меня. Теперь я сам себе хозяин и… знаю, где искать барона.
Вот, оказывается, как! Папа всё продумал, он не просто ринулся спасать дочь, а составил план и действует по нему. Мама обернулась, я поймала её ласковый взгляд. Он будто бы сказал: «С отцом не пропадём!» «Не пропадём, – согласилась я, – только бы миновать лес!»
Осталась позади пещера. Мы шустро пересекли малое плато. Я всматривалась вперёд, пытаясь угадать, нет ли тумана между деревьями? В неярком свете начинающегося дня всё казалось размытым. Или это слёзы застилают глаза? Пытаясь проморгаться, я ударилась лбом о короб Гуриана. Брат резко остановился, подчиняясь знаку бабушки. Мама, папа, Котя, Гуриан и даже ослик смотрели на зеленоватые колыхающиеся, словно от переменчивого ветра, клубы – туман ждал нас. Там, за корявыми стволами – я знала это – притаились шестилапые чудища, готовые растерзать нас в угоду жестокому лорду. Стиснув влажной ладонью рукоять кинжала, подаренного папой сегодня утром, я обошла всех, встала впереди и громко произнесла:
– Желаю, чтобы вы освободили путь! Уходите!
Все надежды наши зиждились на том, что мои желания исполняются. Так было все дни после того, как клыки горной тени впились в моё запястье. Неужели дар иссяк? Не сейчас! Одно желание, пожалуйста! Туман замер, будто ожидал чего-то. Вглядевшись, я различила сизые силуэты с чёрными провалами глаз. Я сделала ещё несколько шагов. Позади меня слышалось шуршание мелких камушков под подошвами и скрип колёс телеги. Щёки мои пылали, губы высохли и потрескались, в груди пекло. Я сделала ещё шаг, вытянула вперёд руки, выронив нож и едва не касаясь матовой дымки:
– Пусть это будет последнее желание, исчезните! Молю!
Закрыв глаза и покачиваясь от изнеможения, я стояла и готова была стоять, пока просьбу не выполнят. Меня обдало теплом – это отец подошёл и обнял за плечи:
– У тебя получилось, дочка! Путь свободен.
***
Дорогу через лес не помню. Очнулась только в полдень, когда мы спустились в долину. До селения оставался час пути, отец, чтобы дать нам отдохнуть, развёл костёр.
– Ну? Укушенная, – обратился он ко мне весело, – а пожелай-ка всем нам по изрядному куску жареной баранины!
Потирая руки, я зажмурилась и представила расстеленную на молодой траве скатерть, а на ней овечий сыр во влажной тряпице, румяные лепёшки, ароматную колбасу… К огромному разочарованию, открыв глаза, ничего не увидела.
– Не переживай, Лэйла, – присела рядом мама. Она протянула мне толстый ломоть хлеба, посыпанный солью, и облупленное крутое яичко, – мы и без волшебства сдюжим. Главное – все вместе.
Я с удовольствием жевала хлеб, прихлёбывая ледяную воду из кружки, которую принесла мне Котя, щурилась на атласное синее небо, пронизанное жарким светом, и чувствовала, как меня обнимают нежные крылья счастья.
Наталия Смолина
Оптимист и непоседа. Существо творческое, особо люблю вышивать, собирать мозаики.
https://ficwriter.info/component/comprofiler/userprofile/Astalavista.html
Победитель
Тысячи свечей заливали мир светом. Жар краснил щёки, приятно бежал каплями пота по спине, но главное, сэр Николас не сдерживал счастливой улыбки, огонь пылал в душе. Просторный светлый зал, украшенный живыми цветами и фигурками амуров, заполонили люди. Они собирались в группы у окон, занимали диваны – их смех звенел в воздухе колокольным звоном базарного Петрушки. Они ждали. Главное блюдо ждало. И он, никому доселе неизвестный, сэр Николас, стоял рядом, в самом центре, и ловил жадные взгляды.
Вот мадам Жюстина, хозяйка дома, хищно взмахнула веером, словно пыталась прихлопнуть назойливое насекомое, и отпила из бокала. Тяжёлые серьги блеснули в огне свечей. Сэр Николас отвёл взгляд и быстро облизнул губы, опёрся о стол, на котором, на позолоченном блюде, возлежала драконья голова. Магия защищала её от разложения и несколько приукрашивала. Малахитовая чешуя мрачно переливалась, маленькие янтарные глазки злобно сверкали в пустоту, из распахнутой пасти тянуло жаром.
– Расскажите, как вы его победили, – прикрыв глаза, словно агнец, выдохнула мадам Жюстина. Пиршество началось. – Достопочтимый сэр… рыцарь.
– Николас, – тихо вздохнул тот, но фраза потонула в гомоне.
– Да, да, расскажите, – зашелестело со всех сторон. Толпа придвинулась.
Замелькали разноцветные веера, дамы хищно вытянулись и впились в сэра Николаса взглядами, словно пытались растерзать. Их кавалеры ревниво сопели за спинами, гоняли безответных слуг. «Подумаешь, дракон! – то и дело доносилось с разных концов. – Я бы справился быстрее!» Дамы зло смеялись и старались придвинуться к голове поближе, прикоснуться. Преграда в виде сэра Николаса их не останавливала.
– Только посмотрите на рога! Сэр рыцарь, он что, бодался, как козёл?
– Какие зубы! Уверена, из них получится отличное ожерелье.
– Можно я возьму чешуйку на память? Она отлично сочетается по цвету с моим платьем!
– Как же вы его победили?!
Сэр Николас посмотрел на мадам Жюстину. Та ободряюще улыбнулась и будто случайно капнула вином на грудь. Капля побежала вниз, скрылась под лифом, стены вздрогнули от мужского стона. Самый расторопный кавалер протянул платок. Мадам Жюстина медленно провела по дорожке, не отрывая взгляда от сэра Николаса, облизнулась.
– Кто бы мог подумать, что у такого заурядного человека храброе сердце и острый ум. Рассказывайте, не разочаровывайте меня!
Сэр Николас набрал в грудь побольше воздуха, унял дрожь. Он репетировал речь сутки, унимал глас совести – остановиться на полпути уже не мог.
– Чешуя драконов крайне прочна, у меня был только один шанс. Зубами он разгрызал скалы, а пламенем мог испепелить отряд таких, как я, на месте!
Сэр Николас взмахнул руками, тень от них скользнула по стене, превратилась в огромную пасть с сотнями острых зубов. Одна из свечей затрещала – и вот зал накрыли крылья, длинные, мощные. Зазмеился хвост, ударил рядом с мадам Жюстиной.
– Клубничное парфе готово. – В комнату, равнодушно наступив на лапу-тень, вплыл толстенький дворецкий. – Столики накрыты в саду, чтобы уважаемые господамы смогли насладиться видом на Императорский дворец.
Тени распались, изогнулись в бесов.
– Ах, парфе! Оно идеально сочетается цветом с моей сумочкой.
– Надеюсь, оно украшено цветами? Из них получается такое прекрасное ожерелье!
– Но как же… – попытался влезть сэр Николас.
Ответом послужил смех в саду.
Сэр Николас подул на ладони и потёр их друг о друга. Ночи становились холоднее, камзол просвечивал и уже не спасал от ветра. Дамы кутались в шали и согревались разговорами: теперь, вместо звона ложек, сад перед домом заполнило их щебетание. Мадам Жюстина тушила свечи, тьма опускалась на мир, и гас огонь в душе.
– Эй, лакей! – Кто-то толкнул сэра Николаса в спину. – Скажи спасибо, что не вижу твоего лица – получил бы утром за нерасторопность! Убирайся с дороги!
– Ах, этот сэр, как же его, в общем, сэр такой забавный! – засмеялись справа. – Хочу увидеть его на следующей встрече. Мадам Жюстина обещает устроить маскарад! Надеюсь, сэр подберёт другой костюм: два раза одеваться бедняком так скучно!
– Хотела бы я увидеть его в шутовском наряде, – поддержали слева.
– Если бы ради меня убили дракона! – вздохнули впереди.
– Если бы ты хоть раз вовремя прикусила язык! – рявкнуло над головой.
Сэр Николас еле успел отскочить в сторону. Толпа затопала, зашелестела вперёд под крики и смех.
– Рыцарь, – тихо скользнуло в уши сэра Николаса. Он обернулся. Мадам Жюстина стояла на крыльце с горящей свечой. – Рыцарь, возвращайтесь ко мне. Возвращайтесь к своей спасённой Королеве.
Сэр Николас неуверенно шагнул вперёд. Ещё и ещё. Мадам Жюстина смотрела прямо на него, не отрываясь. Свеча чуть потрескивала, манила теплом, и сэр Николас отбросил сомнения, кинулся к ней со всех ног. Дом принял в объятия как старого знакомого, слуги лишь скользнули равнодушными взглядами, блеснула – резанув душу – чешуя на голове. Мадам Жюстина опустилась на диван, поставила рядом на пол свечку и медленно, тяжело принялась взмахивать веером. Тени расползлись по стенам, поглотили окружающий мир. Сэр Николас придвинулся поближе к пламени.
– Рассказывайте, мой безымянный рыцарь, – властно велела мадам Жюстина. – Но прошу, не лгите. Ради красивых женщин льётся столько лжи! Покажите свою настоящую душу. Я пойму. Красивые женщины любят правду.
Сэр Николас вздохнул, сердце бешено забилось. Его не поняли другие – но много ли с них спросу? Он знал, на самом деле знал, что никогда не сможет стать рядом, что всегда будет отгорожен невидимой, но прочной стеной. Как тосклива жизнь за ней, как одинока! Но мадам, о, мадам Жюстина, – другое дело. Она поймёт – сэр Николас верил – обязательно поймёт и успокоит ворочающуюся совесть. Она же позвала его, она смотрит так ласково! В глазах сэра Николаса защипало.
– Я убил беззащитное существо. – Он опустил голову. – Он был слишком стар, чтобы сражаться. Всего раза в два больше меня, полуслепой. Да он даже едва двигался! Я просто подошёл и отрубил ему голову.
– И? – Мадам Жюстина изящно приподняла бровь. – Мне всё равно, как вы его победили, какой он был – что за сокровища вам достались? Где они? Я хочу их видеть. Неужели вы считаете, что я их недостойна?! Рассказывайте, демон вас сожри!
– Мадам, – сэр Николас неуверенно посмотрел на неё, – но у него не было никакого золота. Ни камней, ни предметов – гол, как спичка, если можно так сказать о драконе.
– Тогда что он охранял в той башне?! – Мадам Жюстина хищно нависла над ним. – Что, жалкий червь, я тебя спрашиваю!
– Девушку, – медленно ответил сэр Николас. – Даже не принцессу – обыкновенную, какая попалась. Я узнал о ней после того, как убил дракона. Она выбежала из башни, упала на землю и заплакала. – Сэр Николас сжал кулаки. – Простая такая, нелепая. Тёплая…
– Девушку? Обыкновенную? – хрипло прошептала мадам Жюстина и истерично рассмеялась. И вдруг встала. Лицо перекосилось, ноздри раздувались, и она завизжала, словно гарпия:
– Жалкое ничтожество! Убирайся! Церковная мышь! Таракан! Чтобы духу твоего здесь не было!
Сэр Николас вылетел на улицу и замер на мгновение, выдохнул облачко пара. И пошевелил пальцами на ногах, чтобы хоть чуть-чуть почувствовать тепло.
Проклятия всё били и били по спине.
Луна серебрила дорожку через лес. Деревья защищали от ветра, чуть перешёптывались между собой – обсуждали странного человека, что второй раз шёл запретной дорогой. Сэр Николас чуть покачивался, периодически останавливался и дышал, опирался на лопату. Сердце шалило, и он не знал, чем его успокоить – и надо ли. Сам ошибся, погнался за миражом – и столько дел ради этого миража натворил. Мадам Жюстина, эх, мадам Жюстина. Успеть бы теперь извиниться, залатать тонкой и короткой нитью гигантскую прореху.
За лесом ждала башня. Не выше деревьев, светлая, и, наверное, уютная внутри. Рядом с ней – туша убитого дракона. Ссохшиеся крылья, потускневшая чешуя и сточенные когти. Старый, даже слишком. А всё равно охранял ту, которой дорожил больше жизни. Сэр Николас вздохнул, обошёл кругом, выбирая место, поплевал на руки и принялся копать.
Ночь быстро подошла к концу, выглянуло солнце, и его лучи радостными детьми пробежали по миру. Дверь в башню распахнулась, и из неё вышла хмурая девушка. На мадам Жюстину она походила так же, как мышь походит на кошку. Её не приняли бы даже в служанки, настолько она казалась обыкновенной. Тонкие светлые волосы, веснушки, простенькое платье. Ещё и опухшие глаза – ну кто в здравом уме заплачет по дракону?
Тёплая.
Сэр Николас остановился, повернулся к девушке и опустил голову. Он не мог, просто не мог даже мельком глянуть на неё. Она не кричала, не плакала – даже не схватила мало-мальски толстую палку и не попыталась ударить! Сэр Николас чувствовал себя провинившимся ребёнком, которого распекают не за шалость, а за то, что он едва не навредил себе. Спина болела, горели окровавленные ладони, в камзоле на боку образовалась прореха.
– Вы – герой, – тихо сказала девушка. – Почему вы не празднуете?
– Я – шут. Глупец. И убийца. Такое не празднуют.
– Как вы собираетесь его похоронить? Он слишком тяжёл.
– У меня осталось немного монет. На заклинание левитации должно хватить.
Сэр Николас медленно поднял голову, заглянул в глаза девушки, и его обожгло. Ни капли ненависти, лишь боль, моря и океаны боли, растерянности – и всепрощающей доброты. Сэр Николас прищурился: ему показалось, или она правда светилась изнутри?
– Я кричала и кидалась на стены, рвала волосы и проклинала весь белый свет. Лежала и смотрела в пустоту. И вспомнила вас. Ваш взгляд запутавшегося ребёнка. Я хотела вас ненавидеть, хотела найти и ударить так сильно, как только смогу. Но стоило это представить, как руки сами опускались. Боль приносит только боль. Моим слезам ещё течь и течь, но… – Девушка дёрнула уголками губ и поспешно провела ладонями по глазам. Выдохнула и решительно произнесла: – Я прощаю вас, сэр Николас.
Девушка вынесла ему воды, чуть солёной от – её и его – слёз. Она оказалась вкуснее вина, вкуснее переслащённого клубничного парфе, вернула силы, и даже раны прекратили болеть. Робко всколыхнулось обещанием зелёных ростков пепелище в груди. Лопата запела: день, ещё одна ночь – и могила готова. Они украсили её цветами и долго стояли рядом, смотрели вдаль и молчали.
– Как вас зовут? – решился сэр Николас. Он не надеялся на ответ даже сейчас, и всё же…
– Кэти.
– Прекрасное имя для прекрасной девушки.
Что он мог ей дать? Неубедительное обещание о том, что всё будет хорошо. Просьбу стать верным другом и светить для него – и всего мира. Желание разделять с ней все горестные моменты. Стать лучше, чтобы она больше не плакала из-за него. Достаточно ли?
Сэр Николас робко дотронулся до её руки, и она сжала его пальцы в ответ.
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽