– Как грива у лошадей, густые, жёсткие… – произнёс он, пропуская сквозь пальцы смоляные пряди. – Ой, прости. Наверно, не стоило сравнивать тебя с животными. Просто как-то… вырвалось.
– Прощу. Но в последний раз, – стоило обиженно фыркнуть. – Я не бестолковое животное, запомни.
Жёсткой соломой, скрученной в тугой жгут, Дольф чистил шерсть. Он интуитивно чувствовал, где сильнее почесать шкуру или нежно погладить.
– Ты как кошка, – рассмеялся Дольф. Он хохотал, глядя на то, как я подставлялся ласкам.
– Но это же очень приятно! – пробовал я возразить, но он зашёлся смехом, согнувшись пополам. Соломенный жгут выпал из его рук. Он смеялся так заразительно, что я поддался веселью. Расслабился и завалился на бок, блаженно вытянув ноги.
– С тобою так легко, – смущаясь, сказал Дольф. – Намного лучше, чем с людьми.
Жмурясь от ослепительного солнца, я нежился, вдыхал аромат свежести. Тепло… и пахнет травами.
Лишь на мгновение я прикрыл глаза…
– Колдун! Колдун! Колдун! – убегая, кричали дети.
– Чёрт! – прорычал Дольф вскакивая на ноги. – Они тебя видели!
– И что будет? Это всего лишь дети, – удивился я. Сломя голову мальчишки и девчонки неслись, надо полагать, в деревню.
– Да. Ещё я колдун, а ты кентавр, – Дольф помрачнел. – Прости, я не знаю, что будет. Может, им поверят, но люди предпочитают меня не трогать. В любом случае, я постараюсь тебя защитить, как сумею.
Нужно было уходить. Ночевать в лесу? Зима стояла на пороге: суровая и холодная. По утрам выпадал колкий иней.
Дольф раздумывал, рассеянно теребя соломенный жгут.
– Нужно уходить, – тихо произнёс он, встал, торопливо исчез за дверью и вернулся с набитой сумой.
Вновь я ковылял рядом с ним по жёлтой пыльной дороге, опираясь на его плечо и поджимая зажившую ногу. Дольф попросил не наступать на неё – перелом едва зажил, хоть нога и не болела. Он молча поторапливал, но боялся, что одно неверное движение задержит наше передвижение.
В сумерках мы свернули с дороги в сторону леса. Дольф беспокойно оглядывался, и уверял, что нас не преследуют. Он уверял, что защитит меня любой ценой. Я слышал крики, что неумолимо становились громче, а с наступлением темноты совсем близко вспыхнули факела.
Мы бежали. Но не успели…
Сельчане набросились на Дольфа. Он утонул в море озлобленных людей.
Меня окружили.
– Демоново отродье! – кричали здоровые мужики, угрожая вилами и тыкая факелами.
Я вертелся и отбивался, отступал и, надрываясь, звал Дольфа. В панике не понимал, что делаю. Встал на дыбы, надеясь его увидеть. Кто-то ловко накинул на правую переднюю верёвку с петлёй, которая затянулась на едва зажившем переломе. Резкий рывок – и я, потеряв равновесие, упал, больно ударившись плечом. Мужичье тут же набросилось с верёвками, связали, лишая возможности пошевелиться. Мои крики и слёзы никого не трогали. Я плакал, кричал и отчаянно звал Дольфа. Мне было страшно. Страшно и очень, очень больно: казалось, что ногу вновь сломали.
– Не трогайте его! – донёсся отчаянный вопль Дольфа. – Он всего лишь ребёнок!
– Убить!!! – орали мужики, не слушали его слова. – Уничтожить тварь!!!
Что чувствовал тогда? Захлёбывался слезами, дрожал от ужаса, от боли… от того, что нас ждёт.
– Убить демона! – ревела толпа.
– Нельзя, – взвыл голос. – Это накликает беду на деревню.
Вперёд вышел старик. Опираясь о сухую палку скрюченными и иссушенными временем руками, он медленно подошёл вплотную ко мне. Снизу вверх я смотрел в костлявое, жёлтое в факельном свете лицо незнакомца. Он наклонился, чтобы коснуться моего лица. Я забился в путах, пытаясь отодвинуться от страшных скрюченных пальцев. Когда он дотронулся до моей щеки, меня едва не вывернуло наизнанку от отвращения.
– Смерть юной твари только разгневает демонов. Мне надо посоветоваться со священником. Тварь в деревню. И запереть.
Мне набросили на голову мешок и удавку на шею. Чуть дёрнувшись, я душил себя. Шагал я медленно, шатаясь, словно от дурмана. Несколько раз падал. Нога болела всё сильнее. Под конец стало невыносимо на неё опираться. Ткань на глазах насквозь промокла от слез. Я слышал, как мужики переругивались между собой, проклинали меня и «того колдуна». Дольфа. Его самого я не слышал. «Где он? Что нас ждёт?» – бились в голове мысли, пугающие до отчаянья.
Мешок с головы сорвали в деревне. Застегнули ошейник с цепью и заперли в клетке на краю площади. Толпа подступила вплотную. Люди тыкали пальцами, брезгливо и зло кричали. Клетка была совсем маленькой: я едва мог развернуться, а стоя задевал макушкой толстые прутья потолка. Я вертелся, вжимаясь боком в прутья. Вокруг скалились злостью и ненавистью лица.
– Демон! Сжечь его! Убить нечисть! – ревела безостановочно толпа, но близко не приближались.
В один момент я неосторожно наступил на воспалённую ногу. Громко взвыв, сполз по прутьям. Я попытался сжаться в комок, зажмурился и закрыл уши, стараясь сбежать от гнева толпы.
– Пожалуйста, – я плакал.
На рассвете я ещё ревел от страха и боли. Сейчас было намного страшнее, чем, когда я угодил в капкан. Людская ненависть наполнила крохотную клетушку, сочилась ядом с прутьев. Селяне быстро осмелели: кто-то кинул камень, угодив в плечо, мальчишка ударил палкой по рёбрам.
– Пожалуйста, – всхлипывал я, – прекратите! Дольф, Дольф… Где же ты? – звал шёпотом.
Вскоре я узнал. Увидел своими глазами. В полдень, здесь же на площади. Его вели с противоположного края к середине, где вокруг столба разложили хворост. Дольф ковылял, сильно припадая на левую ногу. Лицо в крови, руки стянуты за спиной, одежда грязна и порвана. Он отыскал меня взглядом. Улыбнулся, растягивая кровоточащие губы, – вышло горько.
– Дольф!!!
Я знал, что произойдёт. Выл, кричал, звал его, молил толпу. На мою истерику никто не обратил внимания. Люди повернулись спинами к клетке, взирали на костёр, что нехотя разгорался в прохладном воздухе. Дольф, привязанный к столбу, продолжал смотреть на меня. Вскоре я не мог разглядеть его. Огонь, дым… и пелена слёз. Звал до хрипоты.
Толпа азартно улюлюкала. «Колдун! Сдохни!» – кричали мужики, бабы и даже дети. А я бессильно сполз по решётке: не вынеся пытки, потерял сознание. И уже не видел, как, рухнул прогоревший до основания столб и погрёб под собой останки Дольфа.
***
Первые несколько дней я подолгу рыдал от ярости, от тоски, от бессилия. Готов был грызть цепь. Однако через неделю успокоился, растратил силы и выплакал слёзы. Стоя или лёжа в клетке жарким днём и холодной ночью, под проливными дождями, существовал. Не звал смерти. Люди, проходя мимо, бросали злые и брезгливые взгляды, выкрикивали проклятия. Дети, бывало, кидались камнями, но это им быстро надоело – я не реагировал. Ссадины, синяки покрылись слоем грязи. Волосы и шерсть свалялись и потускнели. Нога болела, не переставая, по ночам усиливалась лихорадка. Боль вымотала меня.
Прошло много дней – сколько именно, не помню, сбился со счёта – меня решили отпустить.
Толстобокий монах, отпев песнопения, застегнул на моей шее ошейник с нацарапанными кабалами. «Чтобы держать нечистую силу», – нараспев проговорил старик. Мне было всё равно. Солдаты на лошадях, вооружённые пиками и алебардами повели меня прочь от деревни. Я плёлся следом со связанными руками и удавками на шее. Хромал, но старался не отставать.
Два дня мы шли без отдыха и сна. Остановились на опушке леса. Солдаты, побросав верёвки, пришпорили коней.
Когда смолк топот копыт, я позволил себе лечь. Я устал… Свобода? Жизнь? Больше месяца прошло с того дня, как я попал в злополучный капкан. Моя шерсть загрязнилась так, что солнцу опротивело её касаться. Волосы наполовину выбелила седина.
Жить?
Где родной табун, отец, братья – я не знал. Да и не приняли бы они меня, калеку: бегать не мог, да и ходил-то с трудом. Четырнадцать лет… детство для кентавра. А для меня? Детство закончилось в том капкане. Иные взрослые за века жизни не испытали столько страха и отчаяния, что испытал я за один месяц.
– Дольф, – шептал я, чувствуя горечь и боль, заполняющие пустоту в душе. Слёз не осталось – давно выплакал.
Через лесной говор пробился далёкий рокот водопада. Почти день я шёл к нему.
С крутых серых скал срывались в бездну воды широкой реки. Брызги росой оседали на коже. Ветер трепал свалявшиеся тусклые чёрно-седые волосы. Холодный ветер, злой, зимний. Глаза жгло от невозможности пролить последнюю слезу.
Я долго пролежал на ледяных скалах, пока не перестал чувствовать окоченевшее тело. Одинокий, покинутый, с дырой в душе. Кентавры живут долго, моему отцу два века. Но мне… вожаком, как отец, мне не стать.
В тревожных мгновеньях, забываясь сном, я видел, как лечу камнем вниз. Лечу, подобно птице. Раскинув руки, словно крылья, но не могу взмыть высоко-высоко. Туда, где парил орёл, и облака неспешно прогуливались по голубому небосводу. Ах, почему же я всего лишь кентавр, а не птица?
По щекам текла роса – не слёзы. Всего четырнадцать лет, я был полон сил и уверенности в своей непоколебимой удаче.
Ещё один прыжок… последний. Во сне. Я не перестал бояться смерти. Я боялся предать Дольфа: он отдал свою жизнь за моё спасенье. Как мог я перечеркнуть светлую память о недолгой дружбе?
Не смог…
***
И вот я стою, тяжело опираясь на костыль, а он лежит у ног моих – изломанный мальчишка-охотник. Рядом смятый камнепадом капкан. У мальчишки круглые глаза, в которых океан боли смешался с морем страха. Он бледен, как скалы за его спиной. Красным уродливым цветком на его голени цветёт перелом. Сколько он провалялся здесь, я не знаю, но крови натекло море.
– Если доверишься, то сможешь выжить. – Кажется, именно так говорил Дольф.
За много лет старый перелом закостенел, нога болтается бесполезным, чахлым придатком. Моя боль осталась в прошлом. Дождавшись судорожного кивка, я тяжело опускаюсь рядом. Лежать на острых камнях неудобно и больно, но по-другому вправить кость и помочь человеку я не могу.
– Наверное, – тихо произношу я, покончив с перевязкой, – тебе следовало почтить память колдуна Дольфа.
Мальчишке только и остаётся, что хвататься за мою руку и подстраиваться под неровный ход. Мы ковыляем вдоль скал к моему жилищу в пещере позади водопада. Там сухо, тепло, горит костёр. Под сводом развешаны букеты лесных и луговых цветов. Тот запах. Запах Дольфа. Запах солнца. Запах трав.
Ирина Ваганова
Весёлый романтик, неутомимый сочинитель. Пишу стихи, рассказы, книги для детей, юношества и для взрослых. Пробую разные жанры: фантастика, фэнтези, мистика, современная проза.
Окончила литературные курсы «Мастер текста», сценарную мастерскую и мастерскую короткого рассказа школы cws.
С 2013 года участвую в сетевых литературных конкурсах, в копилке есть победы.
Стихи и рассказы печатали в сборниках в рамках различных проектов.
Творческая страничка ВКонтакте "Воображение / разбор полётов" https://vk.com/public119422950
Авторский проект "Волшебные верфи" – уникальная книга для конкретного ребёнка https://vk.com/publicverfy
Познакомиться с книгами можно на ЛитРес: https://www.litres.ru/irina-vaganova-13025309
Укушенная
Подъём оказался не так уж и сложен, хотя Гуриан утверждал, что тащить тяжёлый короб мне не под силу. Впервые он отправился с бабушкой в долину пять лет назад, а ведь ему тогда было всего десять. Брат – мы двойняшки – умел раздразнить каждый раз, когда, возвращаясь в деревню, хвастал перед друзьями купленными книгами. Все ребята нашей деревни – в том числе и мы с младшей сестрёнкой – завидовали ему. Конечно, бабушка приносила и нам что-нибудь утешительное, но короб с овечьей шерстью и так тяжёл, а книжки добавляли лишнего веса.
Поправляя на плече ремень, глубоко врезавшийся в кожу, я взглянула на спутницу: не заметила ли она, как меня беспокоит натёртая до крови ссадина? Бабушкино лицо раскраснелось, лоб блестел от пота, тонкие седые на висках волосы слиплись и выглядели глянцевой коркой, точно глазурь на праздничных пряниках. Поймав мой взгляд, она улыбнулась:
– Уже скоро, Лэйла. Минуем лес, выберемся на плато, тропа станет пологой.
Я кивнула и прибавила шагу. Идти по лесу было приятно: слежавшиеся перегнившие листья делали дорогу мягкой, податливой, и всё же меня тянуло на плато, туда, где близко небо и облака, где открывается простор… Удивительно, что Гуриан любил долину. Она показалась мне тесной, я скучала по горным тропам, по захватывающей дух высоте, по прозрачности бегущих с заледенелых вершин ручьёв. Однако теперь придётся мне, а не брату, каждой весной спускаться вниз. Ему исполнилось пятнадцать лет, и пришла пора трудиться в замке горного лорда – все мужчины нашей деревни работали там. Женщин брали только самых сильных, и моя мать была среди них, поэтому видели мы родителей редко. Теперь и брата я смогу навещать лишь по праздникам, а домой он будет попадать по высочайшему разрешению в награду за безропотный труд.
– Бежим! – бабушка схватила меня за руку и потянула вперёд. – Скорее!
Что случилось? Я, припустив за ней, огляделась. По стволам окружающих дорогу деревьев скользили щупальца тумана. Полосы цвета свежей сыворотки выползали из леса, пересекая дорогу, колыхались, сливались в одну полупрозрачную пелену.
– Шевелись, дурёха! – бабушка стала стаскивать ремень с моего плеча. – Бросай его! Бросай!
Она освободилась от своего короба – он с глухим стуком упал на дорогу, следом зашелестел и мой.
– Почему? – только и смогла я выдавить, озираясь на бегу.
– Их не было двадцать лет! – прерывисто говорила бабушка. – Думала, всех истребили. Беги!
«Горные тени, – мелькнула догадка, – сказочные страшилища». Туман – их спутник. Это известно. Но я видела тысячу туманов, и ни один не принёс беды. Я снова оглянулась. Преследующая нас пелена не походила на бледные, как пар в морозном воздухе, природные туманы. Этот был опасным и… разумным. Бабушка с силой тянула меня вперёд, я бежала что есть мочи, но не могла не смотреть на сгущающиеся за спиной клубы. В них появился сизый силуэт, напоминавший волка, только крупнее раза в два: огромная голова с чёрными провалами глаз, шесть лап… Шесть! Зачем? Тень двигалась скачками – четыре лапы касались земли одновременно, потом пара задних толкала тушу вперёд. Я видела это, хотя всё остальное – деревья, дорогу, даже бабушку – трудно было разглядеть из-за сгустившегося вокруг марева. Страшилище настигало. Два шага отделяло его разинутую пасть от моей спины. Моих два шага, а его – один-единственный прыжок. Это казалось невозможным, но я ускорилась. Глянула вперёд – в отгородившей нас от остального мира завесе жёлтел расплывчатый кружок. Всю предыдущую дорогу солнце слепило, мешая смотреть, теперь же оно стало единственным ориентиром в белёсой тьме.
– А-а! Бабушка!
Рывок за юбку остановил мой бег. Оборачиваясь, я рефлекторно потянула её. Передние лапы чудища оканчивались человеческими кистями с выпирающими на суставах шишками. Ткань схватили не пастью! Клыки в ней были огромные, острые, совершенно звериные – я успела заметить их прежде, чем челюсти сомкнулись на моём запястье. Бабушка выхватила из притороченных к поясу ножен острый кинжал и всадила лезвие между зияющих чёрной пустотой глаз. Хватка чудища ослабла, я выдернула руку, клыки, разжимаясь, оставили на коже две глубоких обжигающих полосы. Пятясь, я заметила ещё один взмах кинжала: бабушка отсекла кусок ткани от моей юбки.
– Беги!
Уже через десять шагов мы оказались на свободной от тумана дороге и, отбежав немного дальше, повалились на землю. Я почувствовала пряный запах мокрой почвы, ощутила песок во рту – он скрипел на зубах и облепил язык. Отплёвываясь, я приподнялась на локтях и оглянулась: туман отползал, истончаясь, таял – он не пересёк границу леса.
Бабушка сидела на земле, опершись на руки, и, широко раскрыв глаза, всматривалась в отступающего врага. Я с благодарностью оглядела покрытые пуговками мха камни, ровную, серую поверхность и виднеющиеся в отдалении скалы – мы сумели выскочить на плато. Здесь мы в безопасности.
Рану жгло. Я села, поднесла руку к глазам: кровь сочилась, собиралась в струйку и капала на землю.
– Сиди тут. Я вернусь за коробами, – велела бабушка, поднимаясь.
Я протянула к ней укушенную руку:
– Надо кровь остановить. Есть чем перевязать?
– Тебя укусили? – Она резко обернулась, испугав меня. – Молчи об этом! – бабушка закатала мой рукав и с нажимом водила ладонью по коже, ускоряя бег крови. – Пусть вытечет как можно больше, – ответила на мой непонимающий взгляд.
Вскоре началось головокружение, потемнело в глазах, бабушка замотала рану шейным платком и старательно натянула поверх него рукав кофты. Оставив меня одну среди камней, вернулась в лес. Полусонными улитками ползли бесконечные минуты ожидания. Страшно не было – мной завладело тупое безразличие, хотелось лечь и уснуть. Я не торопила бабушку, не могла даже представить, что потащу тяжёлый короб дальше. Но ведь и бросать его нельзя. Нам предстоит напрясть ниток и связать тёплые вещи на продажу. Не будет башлыков, рукавиц и носков – не сможем покупать обувь, посуду, инструменты, книги, наконец. Горный лорд обеспечивал семьи работников основными продуктами, зерном для домашней живности, торфом и дровами, но особой щедростью не отличался, приходилось и самим крутиться.
Сначала я услышала хруст камней, потом сквозь чуть разомкнутые веки увидела бабушку. Она согнулась под тяжестью двух коробов: большой нацепила себе за спину, а второй поставила сверху.
– Поднимайся! – крикнула она, не дойдя до меня полсотни шагов. – Поднимайся. К вечеру надо быть дома.
Я, пошатываясь, встала и протянула руки, идя ей навстречу.
– Разворачивайся, глупая! – сбивая дыхание, кричала бабушка. – Домой топай. В деревню, не ко мне.
– Как же? – еле шевеля губами, спросила я. – Как же ты?
Она не ответила. Правой рукой придерживала короб, давящий ей на затылок, левой вытирала заливающий глаза пот. Не чувствуя в себе сил помочь, я послушалась – пошла вперёд. Бабушка вскоре догнала меня, пришлось торопиться, чтобы не отстать. С трудом я подавляла желание схватиться за болтающийся ремень короба. Скалы, камни, облака затеяли танец, сливаясь в пёструю вереницу. Я, словно младенец, случайно оказавшийся в центре праздника, где подвыпившие мужчины и женщины мчатся в бесконечном хороводе, уставилась на собственные ноги, потому что только они двигались неторопливо. Так мы добрели до Высоких врат – пещеры, соединяющей малое и большое плато. Сразу за пещерой стояли первые дома деревни, через неё дорога вела к замку.
Бабушка молча похлопала меня по плечу и указала на мой короб. Общими усилиями мы стянули его с большого и водрузили мне за спину. Я пошатнулась, но удержалась на ногах и шагнула в темноту. Идти осталось совсем немного, а появиться в деревне без ноши, когда бабушка тащит оба короба, я не могла себе позволить, поэтому стиснула зубы и ползла.
– Никому ни слова о том, что мы видели, – шипела мне в ухо бабушка, – поняла, Лэйла? Ни одному человеку: ни подругам, ни сестре! Иначе тебе не выжить. Да и мне.
– Это заразно? – я не понимала, чего опасается бабушка – яд, даже если он и попал в кровь, наверняка вытек наружу. Не зря же она выцедила из меня столько!
– Лорд казнит всех укушенных, – ещё тише ответила бабушка – мне приходилось напрягаться, чтобы разобрать её слова. – О причинах мне не известно.
Больше нам не удалось поговорить. У выхода из пещеры нас поджидала Котя – моя сестра. Она вспорхнула с валуна, на котором сидела, кинулась ко мне и принялась стаскивать ремень с плеча.
– Дай мне! Донесу!
Я не стала сопротивляться. Котя на четыре года младше. Она обижалась, что бабушка не позволила идти с нами, и хотела доказать, что ей под силу тащить тяжёлый короб. Глупышка Котя! Как же хорошо, что ты не была в том лесу и не видела шестилапого зверя! Дрожь прошла волной по телу от этого воспоминания. Как же я была благодарна сестрёнке за помощь!
***
Наутро проснулась свежей и абсолютно здоровой. Сил было едва ли не больше, чем до похода в долину. Напрасно бабушка переживала – чудовище не навредило мне. Поднявшись с постели, я закружилась по светёлке. Напевая, подскакивала, перебегала, разводила и сводила руки, наклонялась то в одну, то в другую сторону, на ходу придумывая новые движения. Как же здорово, что всё обошлось! Сестрёнка, заразительно хохоча, присоединилась к моему танцу.
Веселье прервала бабушка. Появившись в дверях, она громко кашлянула, привлекая внимание, и велела одеться, быстро позавтракать и приниматься за дела. Угрюмый взгляд, которым она одарила меня, выходя, заставил поёжиться. Мне было поручено заняться шерстью, а Котя помогала по хозяйству.
Трепать шерсть – занятие не из приятных, но без него не обойтись. Подойдя к большому коробу, я пробормотала:
– Только бы она была чистой! – откинула крышку и не смогла сдержать вздох восхищения: – Красота! Воздушная, как облачко!
Большой короб был доверху заполнен белой, словно промытой в горном ручье шелковистой шерстью: ни комков, ни сора – шерстинка к шерстинке! Заглянув в маленький короб, я увидела коричневую шерсть, тоже чистую и пушистую. Задание было выполнено уже до обеда, чему бабушка очень удивилась. Покачивая головой, она выслушивала мои объяснения. При покупке шерсть не была такой, в ней попадались колючки, травинки, семена… Бабушка не понимала, как получилось так быстро всё вычистить, аккуратно растянуть комья на волокна, и зачем я морочу ей голову. Вот так – ожидаешь похвалы, а получаешь нотацию. Но всё-таки бабушка осталась довольна. Иначе бы не отпустила погулять. Вечером за мной зашла подруга Уилья и упросила поводить её к замку.
– Ты что, сама дороги не знаешь? – указала я на видневшуюся вдали надвратную башню.
Ответила Уилья уже после того, как за нами закрылась калитка:
– Мне нужно к Западной.
– Это ещё зачем?
Понятно, почему подруга обратилась ко мне – кто бы ещё сумел провести её по опасной тропе к западной стене замка?
– Мы с Тарием договорились встретиться там за час до заката.
Это было полнейшей глупостью. Сама я смогу пройти над обрывом и с закрытыми глазами, но полноватая неуклюжая Уилья умудрялась падать даже на ровной дороге. И вдруг такие подвиги! И зачем? Тарий – друг моего брата – всего две недели в замке, уж можно было дождаться, когда он придёт навестить родных.
– Да, – всхлипывала подруга, – у тебя нет жениха, поэтому и не понимаешь, как мы тоскуем! Нам хочется видеться каждый день! А его ещё целый год могут не отпустить!
Я больше не спорила. Взяла с неё обещание ступать за мной след в след, не суетиться и слушаться. Уилья с готовностью затрясла головой. Пока мы пробирались к замку вдоль скалы, я размышляла над словами подруги: Гуриан может застрять в замке на год, а я уже сейчас по нему скучаю – новым работникам не дают ни дня отдыха, пока те не переймут все навыки предшественника. Но ведь это не про моего брата? Он ловкий, сообразительный – наверняка быстро освоится и через месяц появится дома. А может быть и раньше. Как бы мне этого хотелось!
До башни мы добрались чуть раньше назначенного срока, но Тарий уже мялся у дверей. Сердобольный ратник выпустил парня, строго запретив отходить дальше, чем на десять шагов. Надо было видеть, как летела толстушка Уилья в распахнутые объятья жениха! Чтобы не мешать влюблённым миловаться, я пошла вдоль стены. Позади меня раздавались вздохи, смешки и шепоток. Стало неловко слушать, и я прибавила шагу. Не заметила, как достигла северной части стены. Угол замка расположился на нависшем над морским побережьем утёсе. Говорили, что отсюда открывается потрясающий вид, хотя редко кому удавалось им полюбоваться. К западной-то башне не разрешалось лишний раз приходить, северную же охраняли с тройным усердием. Вот бы увидеть море!
«Выгляну на одно мгновение из-за угла, – уговаривала я себя, – если не будет поблизости охраны, пройду чуть дальше. Посмотрю одним глазком, и обратно!»
Однако, обойдя северную башню, я забыла и про море, и про охранников. Как зачарованная двигалась по дорожке, упиравшейся в необыкновенное сооружение – огромная прозрачная, будто сделанная из чистейшего хрусталя труба соединяла небо и землю.
Что это может быть? Никаких предположений в моей голове не возникало. Труба располагалась напротив широких ворот. Как только я преодолела половину пути до неё, створки распахнулись, из замка выехала запряжённая четвёркой лошадей карета и сразу попала в трубу. Внутри оказалась просторная и тоже прозрачная платформа. Лошади, как ни удивительно, не боялись высоты, стояли, чуть переступая на месте, будто под их копытами была не двухкилометровая высота, а прочный лёд зимнего озера. «Ух! Ничего себе!» – только и успела воскликнуть я, как площадка с каретой и лошадьми поползла вниз. Сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее.
Так это спуск! Вот почему горный лорд никогда не проезжал через нашу деревню! Мы полагали, что господин безвылазно сидит в замке, но, оказывается, есть другой путь. Цепляясь за валун, служивший ограждением, я перевесилась и заглянула в обрыв. Хрустальная труба упиралась в землю. Ждать, когда карета выедет на побережье, я не стала. Посмотрела вверх…
Лучше б я этого не делала! Уходящую выше арки трубу заполнял знакомый мне зеленоватый туман, а в нём мелькали сизые тени. Пятясь и хватаясь за холодные камни стены, я не могла отвести взгляд от страшилищ. Они двигались внутри трубы по кругу, упираясь четырьмя лапами в невидимый пол, и передними, похожими на руки, толкали невидимый вал. Вот что двигало площадку с каретой! Я читала о лифтах в богатых домах, но там кабиной управляли механизмы.
Размышления прервали возгласы и звон металла. Начинается обход! Я припустила к башне. Лишь бы меня не заметили! Никому не расскажу о хрустальном пути, только бы убежать! На повороте оглянулась. Ратники покинули замок и шагали в мою сторону. Им всего-то ничего надо пройти, а мне до западной башни во-о-н сколько. Не успею! Рассуждать было некогда, и я бросилась прочь. Но уже через несколько шагов с ужасом заметила, что навстречу мне торопится Уилья. Жестами я убеждала её повернуть обратно, кричать опасалась – охрана могла услышать, но бестолковая подруга лишь ускорила шаг.
– Назад! Назад, скорее, – шипела я, надеясь, что Уилья поймёт мои знаки.
Она остановилась в пяти шагах и замерла с вытаращенными глазами: уставилась на вынырнувших из-за башни стражников. Тут я краем глаза увидела углубление в стене – как раз для двоих. Схватила подругу и увлекла её в нишу. Я-то спряталась полностью, толстухе же не хватало пространства: как бы Уилья не прижимала спину к шершавой кладке, живот и пышную грудь убрать в темноту не получалось.
– Хоть бы не заметили! – бормотала я. – Пусть идут мимо и не смотрят сюда!
Надежды было мало, я попутно соображала, как бы оправдаться. Лорд уехал, быть может, охрана не станет усердствовать? Твердя мольбу о том, чтобы нас не увидели стражники, и отметая одно за другим приходящие на ум жалкие оправдания, не слышала, как тяжёлые шаги приблизились и… стали удаляться. Очнулась от горячего шёпота подруги:
– Лэйла! Ты где? Я тебя не вижу. Лэйла!
– Сама-то где? – спросила я, обернувшись. В приглушённом свете заходящего солнца мне удалось рассмотреть лишь тёмные квадратные камни. – И я тебя не вижу.
Мы нашли руки друг друга. Я почувствовала, что ладони Уильи вспотели, а пальцы дрожат:
– Это колдовство?
Не успела я что-то ответить, испуганное лицо подруги появилось прямо передо мной. В волнении мы вышли из ниши и стояли на дорожке, вцепившись друг в друга. Хорошо, что стражники успели отойти довольно далеко.
– Если и колдовство, то оно пришлось кстати, – я старалась говорить ободряюще. – И пусть это останется между нами.
– Да! Никому! Ни слова! – усердно кивала Уилья.
Мы пробрались к заветной тропе. Пока преодолевали скалистый участок, подруга помалкивала, едва спустились на плато – принялась болтать. Я не вникала, размышляла о нашем чудесном исчезновении, о хрустальном лифте и шестилапых чудищах, о брате и родителях, угодивших в замок, который оказался весьма подозрительным местом. Уилья несла несуразную чушь, что было простительно влюблённой девушке. Конечно, она скучала по Тарию, понятно, что мечтала попасть на работу в замок, чтобы встречаться с женихом не урывками, а каждый день. Я же после увиденого к горному лорду в услужение не собиралась, напротив, очень хотела, чтобы мама, папа и брат вернулись в деревню. Но едва ли лорд отпустит их. Интересно, а можно сбежать оттуда?
– Как думаешь, – перебила я подругу, – почему никто не уходит из деревни?
– Хочешь уйти?
Я отрицательно покачала головой. Мне нравились горы, скалы, безлюдные тропы, заснеженный перевал, откуда открывался вид на морскую даль. Круто менять жизнь было страшновато. Гуриан мечтал о долине, хотел бы учиться в настоящей школе, а не по книгам и рассказам бабушки, однако подобно всем остальным вынужден трудиться в замке.
– Мы собирались убежать, – заговорщицки зашептала Уилья, – Тарий всех возниц обошёл, когда осенний продуктовый обоз был здесь. Ни один не согласился взять нас. Говорят, лорд, заключая договор на поставки, строго предупреждает купцов, что отзовёт разрешение, если они станут помогать деревенским.
– Но ведь можно пешком, – возразила я.
– А горные тени! – воскликнула подруга. – Они чуют, когда человек уходит насовсем. Тогда держись! Точно сожрут.
Моё удивлённое лицо остановило Уилью. Она зажала рот ладонью и часто моргала, поглядывая на меня искоса. Я встала рядом и, сжав губы, рассматривала толстуху. Та поняла, что придётся договаривать.
– Дедушка велел молчать, – жалобно заныла она. – Не выдай меня…
Кивнув, я потянула Уилью за рукав.
– Идём. Темнеет уже. Так что же твой дедушка рассказал о горных тенях?
– Слышала? Они опять появились в лесу, – перевела разговор хитрая девчонка. Меня передёрнуло: кто мог узнать, что тени начали охоту? Уилья продолжила: – Вчера по домам ходили двое дознавателей, искали укушенных…
Продолжать расспросы я не смогла, так меня поразила эта новость, и подруга благополучно перескочила на излюбленные темы: Тарий, их скорая свадьба, устройство на работу в замке…
***
Наутро меня разбудили голоса. Грубый мужской требовал пропустить, бабушкин звонкий возражал. Сразу стало ясно, что непрошеному гостю была нужна я, но бабушка не соглашалась меня будить. Мужчина приступил к угрозам и, чтобы он не начал распускать руки, я накинула шаль прямо поверх рубашки и выбежала за дверь. Незнакомец стоял около лестницы на второй этаж, бабушка загораживала собой вход в нашу светёлку и, услышав скрип двери, обернулась:
– Босиком! Обуйся сейчас же, простынешь.
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽