Читать книгу: «Василий Макарович», страница 2

Е.П.: А вот что утверждает Алексей Варламов в своей биографии Василия Макаровича:

Шукшин никогда об этом прямо не писал, но можно предположить, что идеалом общественного устройства была для него вольная Русь, Беловодье, которое много веков искали на Алтае предки его земляков. И в этом смысле Василий Макарович был человеком утопического склада мышления, долгое время верившим в то, что народ способен сам, без государства, без чиновничества, без царя, без Церкви, устроить жизнь на разумных началах, если ему не станут мешать. (И, к слову сказать, географический фактор тут играл свою роль: Алтай в силу исключительного природного, климатического положения, удалённости от центра был территорией самодостаточной, нуждавшейся в государстве гораздо меньше, чем зоны рискованного земледелия, голодающие губернии или пограничные с Западом области, без государства прожить неспособные и хорошо отдающие себе в том отчёт.)⁸

М.Г.: Уж не знаю, насколько этот идеал был Шукшиным осознан и сочтён хоть сколько-нибудь реальным – кем-кем, а утопистом-мечтателем Василий Макарович точно не был, несбыточные идеалы его мало занимали…

Но про Алтай в целом – верно. Думаю, во многом справедливо предположение и о Беловодье как о стране крестьянской утопии, которая не могла не привлекать Шукшина просто как потомка многих поколений земледельцев и человека, выросшего на земле.

Е.П.: Есть анекдот про храбрых геологов, покорителей неведомых пространств, которые вдруг обнаружили на таёжной недоступной высоте простого мужичка, сидящего на пеньке. «Мужик, ты как сюда попал?.. Ты что здесь делаешь?» – изумляются они. «Я здесь живу», – скромно отвечает мужичок.

М.Г.: Вот именно: в Сибири люди – живут.

Глава вторая
Мать, сестра, отцы

Е.П.: Самое главное, что надо знать о матери Шукшина: она его очень любила. И он её любил. Всё.

М.Г.: Причём это была в высшей степени деятельная любовь. Мать, например, помогла ему выправить паспорт – что было в то время величайшей сложностью, ведь паспорта крестьяне получили только в 1974 году. Вот выдержка из постановления № 677 Совета министров СССР от 28 августа 1974 г.:

Гражданам, проживающим в сельской местности, которым ранее паспорта не выдавались, при выезде в другую местность на продолжительный срок выдаются паспорта, а при выезде на срок до полутора месяцев, а также в санатории, дома отдыха, на совещания, в командировки или при временном привлечении их на посевные, уборочные и другие работы выдаются исполнительными комитетами сельских, поселковых Советов депутатов трудящихся справки, удостоверяющие их личность и цель выезда.⁹

То есть официального разрешения на то, чтобы покинуть Сростки, Василию Макаровичу пришлось бы ждать – до конца жизни!

Конечно, существовало множество лазеек – легальных, полулегальных и нелегальных вовсе. Было бы желание рискнуть. И поэтому дело прежде всего не в самом факте получения паспорта, а в том, что мать поддержала Василия в его намерении уехать из деревни, и даже сама помогла ему решить вопрос с документами.

Е.П.: Постановляет этот совет! Разрешили, благодетели!

…Да, широка была советская власть! Но это-то как раз не удивительно.

Удивительнее другое: что Мария Сергеевна, мать Шукшина, что-то такое необыкновенное сразу же в Васе почувствовала. Ведь какая мать не хочет, чтобы её сын находился – при ней? Но она, похоже, с его самого раннего детства поняла, что Васю ждёт – большой путь, и на этот путь постоянно сына направляла. Поняла, что масштаб его – не укладывается в рамки родной деревни, и ему не след зарывать свой талант крестьянским трудом в землю, а надо лететь, как в сказке, за леса, за моря. Звучит, пожалуй, чересчур сентиментально, но сентиментальной Мария Сергеевна точно не была. Иначе не выжила бы в сибирской деревне одна, без мужа, с двумя детьми.

М.Г.: Дадим слово ей самой:

Всю жизнь и пласталась, чтобы только детей до ума довести. Меня за это иногда сёстры осуждали. А я каждый день хотела скорее к детям прийти, рассказать им что-нибудь доброе, хорошее. Ещё когда Вася маленький был, то дед, Сергей Фёдорович, бывало, говорил мне: «Береги детей, Мария, а особенно Васю. Он у тебя шибко ноне умный, не по годам.¹⁰

Угадал старик – если учесть, что, когда говорят в таком смысле об уме, имеют в виду и собственно сообразительность, и талант. Ишь, какой умный – вырастет, художником станет. Или – умный он у тебя, в прокуроры пойдёт.

Е.П.: В прокуроры, говорите? «Поэт в России больше, чем поэт», как мы знаем от Евгения Евтушенко. А писатель, пожалуй, на Руси поважнее будет и министра, и прокурора. Хотя для деревни прокурор ближе, но министр – понятнее. Шукшин писал матери из ВГИКа:

Недавно у нас на курсе был опрос, кто у кого родители… У всех почти писатели, артисты, ответственные работники и т. д., доходит очередь до меня. Спрашивают: кто из родителей есть? Отвечаю: мать. Образование у неё какое? Два класса, отвечаю. Но понимает она у меня не менее министра.¹¹

М.Г.: Интересно, правда такой опрос был, про родителей, – или Шукшин просто хотел сделать матери приятное? Я вот совершенно уверен во втором. Василий Макарович был склонен рассказывать о себе и своих делах настоящие легенды…

Е.П.: Причём сочинять – и рассказы, и, предположим, легенды – он, по его собственным словам, научился как раз у матери.

Шукшин писал очень трогательные письма матери всю жизнь. Как правило, приукрашивал положение дел, выбирал слова, осторожничал. Но в этом обидного для матери ничего нет. Взрослые дети вообще о многом умалчивают, сглаживая острые углы, когда общаются с родителями (если они и вправду взрослые), и это, наверное, правильно.

М.Г.: Биография его матери вкратце такова. Мария Сергеевна была сибирячкой в первом поколении. Она родилась в 1909 году уже в Сростках, и было их, детей, в семье семеро. Она – седьмая. Ходила в начальную школу, два там было класса или целых четыре, это теперь уже неважно. Вышла замуж до двадцати, а в двадцать два она – уже мать Василия и Натальи (первенец родился в 1929-м, дочь на два года позже). Дважды овдовела – в 22 года и в 31. Проводила сына из дома в 38, с тех пор виделась с ним не так чтобы часто (пусть и регулярно).

По признанию всех, кто с ней общался, – Мария была сильной натурой. Хохотушкой и даже улыбчивой назвать её было нельзя. На взгляд городских она даже казалась мрачноватой и, чего уж тут греха таить, – грубоватой.

Е.П.: Сильной натурой был и сам Шукшин. Надо полагать, что совсем уж идиллическими его отношения с матерью не были… И вот здесь тону его писем доверять нельзя: письма ведь это литература, а жизнь – совсем другое. Мы увидим, что Василий Макарович одно с другим не путал. Поэтому в смысле взаимоотношений с матерью ранний его отъезд и нечастые визиты, возможно, предотвращали большие ссоры…

М.Г.: Шукшин писал:

Мать любит своё дитя, уважает, ревнует, хочет ему добра – много всякого, но неизменно, всю жизнь – жалеет.¹²

Жалость – простая, бескорыстная, всегда на Руси рифмующаяся с любовью – вот что, думаю, было самым главным для Василия Макаровича. И чего он ни в ком другом не мог бы найти никогда. Интеллектуальное участие, глубокое понимание, общность творческих интересов и так далее – этого хоть отбавляй. Женского внимания ему тоже хватало. А вот жалость к знаменитому писателю, артисту и режиссёру – была только у матери. Как этого не ценить!

Е.П.: Жалость. Да. Помните тот бродячий народный сюжет, где пьяный сын бежит за матерью с горящей головней, а она всё причитает: «Смотри, сынок, руки не обожги»?

Или вот рассказ Шукшина «Материнское сердце», где мать пытается вызволить сына из тюрьмы:

Жалко сына Витьку, ох, жалко. Когда они хворают, дети, тоже очень их жалко, но тут какая-то особая жалость – когда вот так, тут – просишь людей, чтоб помогли, а они отворачиваются, в глаза не смотрят. И временами жутко становится…¹³

Я вот подумал: она схоронила обоих мужей, отношения с которыми, как свидетельствуют многочисленные источники, были не самыми идеальными; осталась одна. Не сделал ли Шукшин матери поистине царский подарок в романе «Любавины»? Там есть Мария Сергеевна Попова (девичья фамилия матери, её имя и отчество). Она в романе – прямо идеальна, красива; внешне и внутренне. И она – любима! Сразу трое мужчин – и каких! – её любят: «природный пахарь» Егор Любавин, коммунист Кузьма Родионов, простодушный силач Федя Байкалов – каждый по-своему. Чего, возможно, не хватало ей в жизни, – Мария Сергеевна получила в книге сына…

М.Г.: А в жизни, к сожалению, Марии Сергеевне повезло меньше.

С отцом Василия и Натальи жизнь её была непростой, да вдобавок ещё и очень-очень краткой. Начиналось-то всё романтично – она сбежала от семьи, не одобрявшей союза с Шукшиными (бывшие земляки, семьи Шукшиных и Поповых, к двадцатым годам XX века основательно рассорились). Собственно, не в восторге была и семья Шукшиных. Но сказано – сделано. Их брак, скрепя сердце, признали и те, и эти.

Что интересно, Макар Леонтьевич Шукшин, будучи женихом, скрывал от невесты свой возраст: он был моложе на четыре года. Боялся, что взрослая девушка не согласится выйти за него, почти подростка. Мария Сергеевна говорила, что Макар Леонтьевич был хорошо развит физически, поэтому выглядел старше своих лет. Ну вот, уговорил…

Шукшин в записях к «Любавиным» писал об этом так:

А потом жили неважно.

Отец был на редкость неразговорчивый. Он мог молчать целыми днями. И неласковый был, не ласкал жену. Другие ласкали, а он нет. Мама плакала. Я, когда подрос и начитался книг, один раз хотел доказать ей, что не в этом же дело – не в ласках. Она рассердилась:

– Такой же, наверное, будешь… Не из породы, а в породушку…

Работать отец умел и любил. По-моему, он только этим и жил – работой. Уезжал на пашню и жил там неделями безвыездно. А когда к нему приезжала мама, он был недоволен.

– Макар, вон баба твоя едет, – говорили ему.

– Ну и что теперь?

– Я ехала к нему, как к доброму, – рассказывала мама. – Все едут, и я еду – жена ведь, не кто-нибудь. А он увидит меня, возьмёт топор и пойдёт в согру дрова рубить. Разве не обидно? Дура была молодая: надо было уйти от него.¹⁴

При этом он очень любил детей и на жену руки не поднимал. Был, по воспоминаниям, высоким, красивым, медлительным… Похоже, по темпераменту Шукшин пошёл всё же в мать.

В реальности семейная жизнь Марии Шукшиной кончается так: Макара ночью уводят чекисты. В «Любавиных» – другой, жуткий сюжет: красавицу Марью Сергеевну убивает из дикой ревности её муж, Егор.

Е.П.: Что они там прожили, бедные, – года три всего?.. Не успели, поди, даже притереться друг к другу.

А потом всё кончилось – Макар был расстрелян. Всего 22 года ему было…

Пишут, что ни за что. Между прочим, таинственная история. В 1933 году Большой террор ещё не начался; это, скорее, отголоски Гражданской войны, закончившейся всего-то лет десять назад. А шла она в Сибири с таким же ожесточением, как и по всей стране. Если не круче – варнаков и башибузуков здесь было больше, чем в европейской России. Оружие практически у всех было, хотя бы охотничье.

Уж больно тогда коммунисты надоели сибирякам: продразвёрстку заменили продналогом, а хлеб всё равно дочиста отбирают. И в колхозы велят записываться. Почему бы не и пальнуть одного-другого коммуниста, поджечь им чего-нибудь, – думает иной лихой «тёмный» сибиряк. Намёками на это полны «Любавины». Уж больно хорошо, до подробностей, писатель знает быт мужиков, подавшихся в бандиты.

М.Г.: А нам известно со слов Марии Сергеевны – как всё это было на уровне семьи.

Ночью зашли, он выскочил в сенцы, ну а в сенцах на него трое и навалились. Ребята перепугались. Наталья дрожит вся, а Василий губу прикусил аж до крови: мама, куда это батю? А самого как лихоманка бьёт…¹⁵

Шукшин писал:

А когда взяли отца, она сама же плакала. Всё ждала: отпустят. Не отпустили. Перегнали в Барнаул. Тогда мать и ещё одна молодая баба поехали в Барнаул. Ехали в каких-то товарных вагонах, двое суток ехали. Доехали. Пошли в тюрьму. Передачу приняли.

– Мне её надо было сразу уж всю отдать, а я на два раза разделила, думаю: пусть знает, что я ещё здесь, всё, может, легче будет. А пришла на другой день – не берут. Нет, говорят, такого.¹⁶

С самого начала Марию Сергеевну преследовали дурные предчувствия. Вот пересказ сна, приснившегося Марии Сергеевне после ареста мужа; тут характерны и ощущения молодой женщины, оставшейся с двумя маленькими детьми:

Только-только его забрали. Весной. Я боялась ночами-то, ох боялась. Залезу с вами на печку и лежу, глазею. А вы – спите себе, только губёнки оттопыриваются. Так я, грешным делом, нарочно будила вас да разговаривала – всё не так страшно. А кого вам было-то!.. Таля, та вовсе грудная была. Ну. А тут – заснула. И слышу, вроде с улицы кто-то постучался. И вижу сама себя: вроде я на печке, с вами лежу – всё как есть. Но уж будто я и не боюсь ничегошеньки, слазию, открыла избную дверь, спрашиваю: «Кто?». А там ишо сеничная дверь, в неё постучались-то. Мне оттуда: «Это мы, отроки. С того света мы». «А чего вы ко мне-то? – это я-то им. – Идите вон к Николаю Погодину, он мужик, ему не так страшно». – «Нет, нам к тебе надо. Ты нас не бойся». Я открыла… Зашли два мальчика в сутаночках. Меня всю так и опахнуло духом каким-то. Приятным! Даже вот не могу назвать, што за дух такой, на што похожий. Сели они на лавочку и говорят: «У тебя есть сестра, у неё померли две девочки от скарлатины…» – «Ну, есть, говорю. И девочки померли – Валя и Нюра». – «Она плачет об их, горюет?» – «Плачет, говорю. Жалко, как же». – «Вот скажи ей, штоб не плакала, а то девочкам от этого хуже. Не надо плакать». – «Ладно, мол, скажу. А почему же хуже-то от этого?» Они мне ничего не сказали, ушли. Я Авдотье-то на другой день рассказала, она заплакала: «Милые мои-то, крошечки мои родные, как же мне не плакать об вас?..» Да и наревелись обои с ей досыта. Как же не плакать – маленькие такие, говорить только начали, таких-то ишо жалчее.¹⁷

Возможно, это была весточка от Макара. Но тут нюанс в чём: о смерти мужа Мария Сергеевна – не знала. Сообщили ей об этом только в 1956-м. Сердцем чувствовала, что Макара в живых нет, – а подтверждения не имела. Как увидим, поверила она сердцу и была права.

Е.П.: Отцом Василий Макарович мог бы называть и отчима, Павла Куксина, – но этого не случилось. Вообще, семья для Шукшина – это мать, сестра, и только.

М.Г.: Хотя позже он утверждал, что Куксин был – хороший человек. Но в детстве Василий отчима не признавал, сердился на мать за её новое замужество.

Макара арестовали в 1933-м, Мария Сергеевна вышла замуж через три года, 11 марта 1936-го, за Павла Николаевича Куксина из соседнего села. Ему было 35 лет, и был он – что удивительно для деревенского жителя в таком возрасте – холостяком.

Кстати, Куксины – одни из первопоселенцев Сросток, их фамилия известна с начала XIX века.

Е.П.: Тут надо понимать, в каких кошмарных обстоятельствах оказалась Мария Сергеевна после ареста мужа. Это касалось и материального положения, и отношения односельчан.

«Сибулонки» (от Сибирского лагеря особого назначения) – так называли «добрые» сибирские крестьяне жён заключённых многочисленных лагерей тех лет. Деревенский мир «сибулонок» сторонился. Кто-то, конечно, помогал, но в целом семьи посаженных становились изгоями.

Терпеть такое было не в правилах Марии Сергеевны. Она поменяла в документах фамилию детей на свою. Вася Шукшин стал Васей Поповым. (А как Василий Попов снова стал Шукшиным – то отдельная история.) И развелась с Макаром, который мог бы ещё быть жив, несмотря на все её предчувствия и «голос сердца». Но даже живым – помочь ни ей, ни детям он не мог в любом случае. Это, думаю, и стало решающим фактором. Кто-то такое мог бы назвать и предательством… Думаю, и называли, особенно семья Макара – родня Василия по отцу. Но мы знаем: это был вопрос выживания. Выйти снова замуж – едва ли не единственное, что она могла сделать для этого.

М.Г.: Скарлетт О’Хара из «Унесённых ветром» Маргарет Митчелл выходила замуж, чтобы сохранить своё поместье; матери Шукшина нужно было совершить куда большее – сохранить и вывести в люди своих детей.

Е.П.: Да и самой уцелеть. То, что происходило после ареста Макара, Шукшин впоследствии описал в рассказе «Самые первые воспоминания» («Солнечные кольца»):

Нас хотели выгнать из избы. Пришли двое: «Вытряхивайтесь». Мы были молоды и не поняли серьёзность момента. Кроме того, нам некуда было идти. Мама наотрез отказалась «вытряхиваться». Мы с Наташкой промолчали. Один вынул из кармана наган и опять сказал, чтоб мы вытряхивались. Тогда мама взяла в руки безмен и стала на пороге. И сказала: «Иди, иди. Как дам безменом по башке, куда твой наган девается». И не пустила – ушли. А мама потом говорила: «Я знала, что он не станет стрелять. Что он, дурак, что ли?»¹⁸

Шустрил – местный активист Яша Горячий (Прохоров), «страшный маленький человек с рыжей бородой» (характеристика Шукшина). Василий Макарович позже вспоминал, как Яша нашёл у них в доме на полатях берёзовые чурки из березняка рядом с селом, который было запрещено рубить, а мать говорила: «Ну, смотри, Яша. Не доактивничать бы тебе…». Яша её не тронул – а вот Екатерину Кондратенко, которая отказывалась отдать ему костюм только что арестованного мужа, он избил. И опять вспоминаются соответствующие эпизоды из «Любавиных».

При этом Мария Сергеевна постоянно ждала, что придут и за ней. Об этом вспоминала её дочь Наталья:

После того, как забрали отца, мама всё время ждала прихода тех же людей с той же целью. <…> в старый мешок были уложены нехитрые пожитки. Сверху в этом мешке всегда лежала чугуночка. В этой чугуночке мама варила кашу или затируху (вкрутую замешанное и растёртое в крошки тесто). Помню, сварит мама затируху, выложит в чашку, а чугуночку вымоет и снова уложит в мешок, который всегда стоял в сенцах у двери. Жили всегда в страхе и всегда были готовы к ночному стуку и слову «собирайтесь».¹⁹

М.Г.: И опять Мария Сергеевна пошла против мнения семьи будущего мужа. Куксины рассуждали просто – столько девок кругом, а Павел, видный жених, выбрал сибулонку с двумя детьми! Видимо, поэтому семья и переехала из Сросток – сначала в райцентр, потом в Бийск. Кстати, по инициативе энергичной Марии Сергеевны. Во-первых, как писала Наталья, «мама узнала, что в Бийске есть годичные курсы кройки и шитья, и ей очень захотелось научиться шить». Ну а во-вторых, в Сростках ей, вероятно, было не вполне комфортно – та же семья Шукшиных ей так до конца и не простила отказа от родного мужа Макара Шукшина (как это было расценено ими). Повторим, что о гибели мужа Мария Сергеевна узнала только в 1956-м.

Потом, уже перед войной, вернулись обратно в Сростки. Отсюда Куксин и ушёл на фронт в 1941-м.

Как жили между собой Мария и Павел? По деревенским меркам, наверное, неплохо; шумных скандалов вроде не наблюдалось. К детям Павел Куксин относился хорошо.

Автор книги о Шукшине, барнаульский журналист и писатель-краевед Сергей Тепляков приводит любопытное свидетельство местных жителей. Софья Матвеевна Пономарёва, соседка Шукшиных, рассказывала, что Мария Сергеевна ревновала мужа, которому по работе (он был заготовителем кож) часто приходилось ездить по округе, устраивала целые сцены:

Приедет он назад. Она начинат его и начинат. Мария Сергеевна: ты там у женщин был. Она ревниста была. Хуу, чо делала: «Собирайся и уходи». Он счас соберётся, к родителям уйдёт, Павел. Ночует там ночь, она пойдёт к нему: «Пойдём, Павел, пойдём». Опеть дружно с ей живут.²⁰

Обратите внимание: жена выгоняла мужа из дома к его родителям! Не очень типичная для деревни ситуация.

Однажды Мария Сергеевна, придя с работы домой и застав мужа выпивающим с гостем, другим заготовителем, смела со стола всю посуду. «Она карахтерна была», – вспоминала Софья Матвеевна. Хорошее определение, очень подходящее матери Шукшина!

При этом Куксин о детях не забывал, в том числе – о ершистом пасынке. Наталья вспоминала:

Павел Николаевич работал заготовителем кож, ездил по сёлам на лошади и, возвращаясь, всегда привозил нам сладости. Больше всего мне нравились баночки с леденцами. А Вася демонстративно отказывался от подарков, делая вид, что он от него ничего не возьмёт, так что обе баночки доставались мне. Но когда мы оставались одни, Вася изображал такую просящую мину, что мне становилось его жаль, и я делилась с ним лакомством.²¹

Е.П.: Да, Павел, видно по всему, тоже хороший мужик был, не хуже Макара…

Он ушёл на фронт – в числе первых, в июле 1941-го. Мало из них, того первого призыва, уцелело. Вот и он – пропал без вести под Москвой…

М.Г.: А вот сон, приснившийся Марии Сергеевне перед отправкой отчима Шукшина на фронт:

Как забрали наших мужиков, то их сперва здесь держали, а потом в Бийск вон всех отвезли – в шалоны (эшелоны. – М.Г.) сажать. Согнали их туда – видимо-невидимо! Ну, пока их отправляли партиями, мы там с имя жили – прямо на площади, перед вокзалом-то, больша-ая была площадь. Дня три мы там жили. Лето было, чего же. И вот раз – днём! – прикорнула я, сижмя прямо, на мешок на какой-то голову склонила да и задремала. А он рядом сидел, отчим твой, Павел-то. И только я задремала, вижу сон. Будто бы мы с им на покосе. А покос вроде не колхозный, а свой, единоличный. Балаган такой стоит, таганок возле балагана… Сварила я похлёбку да даю ему попробовать: «На-ко, мол, опробуй, а то тебе всё недосол кажется». Он взял ложку-то, хлебнул, да как бросит ложку-то, и даже заматерился, сердешный. Он редко матерился, покойничек, а тут даже заматерился – обжёгся. И я сразу и проснулась. Проснулась, рассказываю ему, какой сон видела. Он послушал-послушал да загрустил… Аж с лица изменился, помутнел (побледнел). Говорит печально: «Всё, Маня… Неспроста этот сон: обожгусь я там». И – обжёгся: полгода всего и пожил-то после этого – убило.²²

Конечно, Мария Сергеевна горевала – но надо было жить дальше. И хотя бы в психологическом плане она с детьми себя изгоем на этот раз не чувствовала. Вдова фронтовика – не сибулонка. «На фронт из села ушло 466 человек, а вернулось 230, неполная половина», – такие данные о Сростках приводит Сергей Тепляков. Хотя то, что сообщили о Павле – пропал без вести, – всё же не было однозначным: иногда такие люди возвращались…

Е.П.: Так и из тюрем и лагерей тоже возвращались. Но рассчитывать на это Мария Сергеевна не могла. За пропавшего без вести даже пенсии не полагалось. А вдруг он в плену или у Власова? Так что курсы кройки и шитья Марии Сергеевне явно пригодились.

Нелегко пришлось в военные годы жителям сибирской деревни! Вот характерный штрих к тем временам из воспоминаний Надежды Ядыкиной (Надежда Алексеевна Ядыкина (Куксина) – дальняя родственница писателя (в четвёртом поколении, по линии Поповых), создатель первого школьного музея В.М.Шукшина в селе Сростки, открытого в 1976 году.), сверстницы Васи:

Ранним утром наши мамы выходили на улицу, смотрели, где идёт дымок из трубы, и шли туда с шуфелем (совком) за горящим кизяком, чтобы разжечь свою печь. Ведь спичек-то не было.²³

Что интересно – даже в послевоенную пору, когда одиноких женщин было куда больше, чем мужиков, к Марии Сергеевне снова приходили сваты! Однако в третий раз замуж она так и не пошла. «Раз, говорит, мне бог дал вдовой жить, буду вдовой. Одна буду растить детей», – вспоминала её сестра Анна Сергеевна Козлова.

Исследователи находят эхо этого сватовства в рассказе Шукшина «Племянник главбуха»: Витька, тринадцатилетний мальчишка, вдруг узнал, что мать собралась замуж, приехал к ней, спросил. Она сначала всё отрицала, а потом «села к столу и заплакала. Плакала, и сама не понимала отчего: от радости ли, что сын помаленьку становится мужчиной, от горя ли, что жизнь, кажется, так и пройдёт… Так и пройдёт». Так и прошла.

А ещё вспомните великолепный фильм Германа Лаврова и Станислава Любшина «Позови меня в даль светлую» (1977) по одноимённой киноповести Шукшина (куда вошёл и процитированный рассказ), где Любшин замечательно играет богатенького провинциального зануду-алкаша, сватаюшегося к вдове (Лидия Федосеева). А её сын, которого эта жалкая личность пытается по-отцовски учить уму-разуму, чинит ему всякие пакости.

М.Г.: Но всё-таки Мария Сергеевна, при всей своей энергичности и стойкости, конечно, была живым, подверженным и настроению, и страхам, и суевериям человеком. Сама признавалась много-много лет спустя: в момент отчаяния, когда осталась одна, без Макара, хотела свести счёты с жизнью, отравившись угарным газом. И ещё – не стала сохранять ребёнка от Куксина, поддалась уговорам и наговорам – мол, своего он будет больше любить, чем твоих… О чём потом, в старости, жалела.

Е.П.: Судить её – не нам.

Для всех нас главное, что она совершила свой личный подвиг – сберегла и воспитала для России такого человека, как Василий Шукшин.

Старшая дочь Шукшина, Екатерина, волею судеб родная внучка знатного советского писателя и партийного функционера Анатолия Софронова, как-то сказала про отца – грубовато, но в общем по делу:

Главной женщиной для Василия Макаровича была его мать… Их всю жизнь связывала пуповина толщиной в руку. Если посмотреть фотографии, камень заплачет, с какой надрывностью они друг друга любили. Жизнь врозь была для него мучением.²⁴

Я, когда это прочитал, невольно подумал, что все жёны Шукшина мастью были, пожалуй, в его мать.

М.Г.: Но стоит сказать и о другой женщине из семьи Шукшина – младшей сестре Наталье, Тале, как он её называл.

В раннем детстве она была «баловливая», он, как старший, её сдерживал. Воспитывал. Таля, в отличие от брата, любила отчима. И, как мы уже говорили, в отличие от брата всю жизнь провела недалеко от матери. Закончила Новосибирский физмат, работала учителем в школе. В последние годы жизни много сделала для сохранения памяти о Василии Макаровиче. Наталья оставила интересные воспоминания* о Василии Макаровиче, очень искренние.

Е.П.: Что характерно: Мария Сергеевна так воспитала сына, что о сестре он всегда помнил, заботился о ней. Это тоже ведь одна из тревог любой матери: чтобы дети держались друг друга.

М.Г.: Да, она с вполне законной гордостью рассказывала своему врачу, Людмиле Формель:

Сызмальства сестрёнку баловал, опекал. Когда у Наташи муж умер, всё бросил и на похороны прилетел. А потом завалил письмами, в которых её постоянно успокаивал. Как-то организовал ей и племянникам отдых на Чёрном море, где он и сам по работе находился. Дорогу оплатил и всем знакомым, друзьям наказал на пересадках их встречать и всячески помогать. Очень сильно любит крестников Серёжу и Надю, он им вместо отца родного. Только племянникам позволяет «мешать» во время работы: отставляет все свои дела и с удовольствием выполняет их прихоти. Он и сейчас Наташу поддерживает: деньги на первый взнос за кооперативную квартиру дал.

Е.П.: И вот что интересно: в 1961 году любящий брат писал ей:

Таленька, я люблю в тебе маму – ты от неё много взяла, и сама этого не замечаешь. Я люблю в тебе, что ты русская. Что ближе тебя у меня на земле никого нет.²⁵

То есть – и сестру он оценивал как будто через мать. Имевшую, к слову, поистине русский характер, в который входит способность в критические моменты показывать настоящие чудеса. Здесь, наверное, уместно вспомнить и другой «русский характер» – актрису Лидию Николаевну Федосееву-Шукшину, многолетнюю спутницу Василия Макаровича, которая стала самым близким ему человеком ещё в 1964 году, когда его будущее было для многих весьма туманным.

М.Г.: Увы, Наталья в чём-то повторила судьбу матери – овдовела в 30 лет, осталась с двумя детьми. Слава богу, времена были совсем другие, да и Василий имел возможность помогать, и помогал всем, чем мог.

Но, по всем отзывам, Наталья была всё же куда мягче матери, хотя и очень на неё походила внешне. Вот воспоминания ученицы Натальи Макаровны, Надежды Князевой, много лет возглавлявшей библиотеку в Сростках, – и о сестре Шукшина, и о нём самом говорящие много:

Наталья Макаровна пришла к нам в седьмом классе, сразу нам всем понравилась: красивая, обаятельная, милая молодая женщина. Как учитель была замечательная, объясняла доступно, старалась, чтобы до каждого дошло. Очень эмоциональная, не так, как другие, лишь бы рассказать…

Относилась к нам ко всем одинаково, никого не выделяла, справедливая. Душой болела за каждого ученика. Двоих мальчиков, которые жили в интернате, она поселила на квартиру к Марии Сергеевне, чтобы они могли лучше готовиться к экзаменам.

Один раз к нам на классный час приходил Василий Макарович, и мы с раскрытыми ртами слушали о съёмках в кино, о работе режиссёра. Потом он с нами на выпускном вечере ходил на гору. Поднялись от кладбища, прошли через всю гору к Катуни, над Бакланью. Там пели песни, играли, веселились, и он с нами, и Наталья Макаровна во всех играх принимала участие. А потом он нас всех до дому проводил, каждого.

Тогда же пообещал показать, как делают фильм. Потом, в конце июня, а может, в начале июля за нами пришёл автобус киностудии им. Горького, мы сели и поехали в Манжерок, где снимался фильм «Ваш сын и брат». Жили мы в палатке на берегу Катуни, а съёмочная группа – в школе. Целую неделю мы наблюдали за съёмками. К нам часто приходил актёр Ванин, тогда ещё молодой и сильный. Василий Макарович тоже бывал, снабжал нас продуктами… Я до сих пор это всё помню.²⁶

Вот ещё воспоминания дочери Натальи Макаровны, то есть племянницы Шукшина:

Она была истинно женщиной, и эмоции захлёстывали её. Если горе – то через сердце, с глубокими шрамами на всю оставшуюся жизнь, если радость, то до детского хлопанья в ладоши и приплясывания. Умела в любой ситуации оставаться сама собой, с чувством юмора, оптимизмом, добродушием…²⁷

Е.П.: Между прочим, сестра не одобрила установку грандиозного памятника Шукшину на Пикете. Знаменитая бронзовая скульптура Вячеслава Клыкова, высотой вместе с постаментом – около пяти метров, весом свыше двадцати тонн. Место роскошное – вершина горы, видно всё на много километров. Не понравился пафос. Говорила так:

Зачем его подняли и закрыли от людей? Ведь он с людьми должен быть. Зачем ему эта высота? Он уже на такой высоте, на которую нам не подняться… С любой точки села, с любого места я его вижу. Это невыносимо. Моё сердце просто этого не выдержит…²⁸

М.Г.: Наталья Макаровна умерла в 2005 году, ей было 73. Похоронена – на сельском кладбище в Сростках, рядом с матерью. Пусть и вдали от брата, увы…

Но – рядом с местом его рождения. Итак, великий русский писатель, актёр и режиссёр Василий Макарович Шукшин родился в деревне Сростки 25 июля 1929 года…