Читать книгу: «Чернильная душа», страница 3

Но нет, гудки возмущенных скуфов все же достигли цели. Леша небрежно отпихивает в сторону неадекватную девицу и дает по газам. Порш срывается с места, идет юзом и лишь чудом не задевает своей толстенной задницей припаркованный возле дорогого бутика Бентли. Ну, как, чудом? Разумеется, я подсобил.

Что-то ты, Аарончик, недоговариваешь, скажете вы – то ты распинался, как будет прекрасно, если твой подопечный возьмет и скопытится внезапно на пике своего развратного образа жизни, то спасаешь. Где логика?

Спокойно, комрады, логика в моих действиях есть. Как ни странно, но мы, демоны, не убийцы – смерть человека для нас не самоцель. Неужели вы думали, что мы только погубить человека можем? Нее, до поры до времени, за объект своей разработки мы головой отвечаем. Пока подопечный демона-искусителя не готов (читай – не погубил свою душу окончательно), на тот свет ему нельзя ни в коем случае. Иначе припрутся Они, ангелы хранители, и всю малину нам испортят. И уж будьте уверены, любой демон сделает все возможное, чтобы не допустить свою жертву на суд божий раньше времени.

Но в контексте истории конкретного человека, Алексея Пекарева, возмутится въедливый читатель, все и без того понятно – козел, каких свет не видывал.

И будет такой читатель прав, отвечу я, но лишь отчасти. Дело в том, что мой Лешка, хоть и превратился под влиянием легких и больших денег в козла редкого, все же оставался человеком. А, как известно, человеческая душа – потемки. Чтобы утянуть эту душу на дно, необходимо так ее отяготить грехами, чтобы у нее не было никаких шансов всплыть. Кроме того, нужно избавить эту душу от того балласта, от тех спасательных кругов, что мешают процессу погружения. Я говорю о самых ужасных, самых низких и подлых человеческих качествах – о его добродетелях: доброте, сочувствии, щедрости, смирению и так далее. Но самой уродской добродетелью, как по мне, в человеке является любовь. Даже крупица ее может порушить все планы демона на душу своего подопечного. Пропущенное зернышко любви, может прорасти в самый неподходящий момент и в итоге стать тем самым первым кирпичиком в оборонных редутах души, которые начнут выстраивать силы света и добра. Каждый уважающий себя демон знает – нужно в первую очередь избавиться от всего, чем «болеет» твой подопечный. И в первую очередь искоренять в нем главную болезнь – любовь.

И тут, кстати, есть особенная хитрость – демон не может взять и удалить ту или иную добродетель из человека. Человек должен сделать это сам, своими руками. Только когда человек сам захочет пойти на дно, его демон успокаивается. Попасть в ад – добровольное решение каждого. Все, согласно, постулатам сил света о свободе воли.

Ладно, заболтался я тут с вами. Лешка, худо-бедно, до пункта назначения сам доберется – дорожки я ему уже все подчистил. А мне пора на еженедельный доклад к начальнику.

Глава 3

«Я не злой, я просто… морально гибкий».

Те события происходили не так давно, не прошло и полугода, да только Пекареву они сейчас казались кадрами из его прошлой жизни. Причем Алексею было трудно поверить, что эти события происходили именно с ним и касались именно его жизни. Какая воспаленная фантазия могла придумать такую чушь? Ну не мог он быть таким мудаком, не мог измениться столь кардинально. Таких конченых уродов в жизни не бывает, люди попросту не могут быть такими долбо… Или все же могут?

Алексей так яростно занимался самобичеванием, что ему даже приходилось одергивать себя. И тем не менее ему все же следовало признавать, что его грехи и прежний образ жизни невозможно просто так взять и забыть. Нет такой бумаги, нет такого пера и уж точно нет такой властной руки чей росчерк отменил бы все то, что он творил раньше.

И это не было для Пекарева новостью. Он знал, что любое действие, равно как и БЕЗдействие, должны иметь последствия. Это простая физика, ничего сверхестественного. Простой, чтоб его, закон сохранения энергии. Что посеешь, как говорится, то и пожнешь. Любой грех, даже самый маленький, будет сидеть в твоей голове словно заноза и ждать своего часа расплаты. И плевать, что таких заноз в жизни человека может быть не так уж и много. Без разницы даже, если эти занозы никто и никогда не увидит – человеку, как существу осознающему себя в этом мире, достаточно самому знать об этих занозах. Человек сам себе судья и, по сути, не так уж и важно прощение других людей, не так важно даже прощение самого Бога – важно лишь одно – простил ли человек себя сам, перестал ли молиться на собственные занозы.

В жизни Пекарева таких заноз было хоть отбавляй. И одна из них сводила Алексея с ума больше других. Он видел отношение к нему Дарьи. Видел, как искренне и нежно она его принимает и на какие жертвы ради него идет. Он был готов поклясться, что их текущие отношения вышли на совершенно иной уровень, даже если сравнивать с самыми благополучными периодами их прошлой жизни. Сейчас Алексей и сам относился к Дарье со всей теплотой и заботой на которые был способен. Да, ему еще только предстояло определить характер этого чувства – любовь ли это, или же своего рода сублимация чувства вины перед женщиной, чью судьбу он чуть было не погубил своим необдуманным и крайне эгоистичным поступком.

Это гаденькое чувство отравляло жизнь Пекарева все сильнее и сильнее. Всякий раз, получая от Дарьи очередную порцию тепла, или принимая от нее очередное искреннее признание в любви, он испытывал мерзкое ощущение непричастности к такому светлому и высокому чувству. Знай Дарья то, что известно ему, стала бы она к нему так относиться? Увы, Пекарев не был в этом уверен. И потому справедливо ощущал себя самозванцем, считал, что не заслуживает такого к себе отношения. Более того, в такие минуты он искренне считал себя конченым подонком, предателем. И каждая новая ласка со стороны Дарьи заставляла Пекарева истязать себя снова и снова. Ведь, по сути, это он уложил эту прекрасную девушку на реанимационную койку, изуродовал ее, (как минимум), а мог и вовсе стать причиной ее смерти. Как такое забыть? Как такое простить? И уж тем более как это простить самому себе?

Тут не помогут ни оправдания, на адвокаты, ни даже всеобщее прощение – пусть хоть сам папа Римский индульгенцию выпишет в трех экземплярах. Хуже всего было то, что Алексей сейчас понимал, какую именно душу он предал! Дарья на поверку оказалась чистой и невинной девушкой. У нее не было личного демона искусителя (чего Алексей искренне боялся) – у нее даже одержимостей никаких не было. Из всех людей, что Алексей успел изучить за время пребывания в нем дара Анны, Дарья была самой чистой в этом плане. По сути, святой, если можно так выразиться. И вот ТАКОГО человека он предал! Сволочь, мразь, подонок, Иуда!

Да уж поистине никто бы не смог осудить Пекарева так, как он сам себя судил. Никто бы не смог быть для себя самого более суровым судьей и более строгим присяжным в одном лице. И самое главное, что в этом пространстве личного правового поля Алексей совсем не выделял место своему адвокату. Он добровольно отказался от защитника, понимая, что свои грехи нужно не просто оправдать – их нужно простить. В первую очередь простить самому себе, но как это сделать, если никто кроме тебя самого о твоем прегрешении не знает?

Выход Алексею рисовался один – он просто обязан признаться Дарье в том, что совершил. Сейчас она его любит, но любовь эта не безусловная, не безграничная – она расцвела в ней от незнания, авансом, так сказать. А будет ли Дарья испытывать к нему хоть что-то, узнай она правду? Найдет ли в себе силы простить? Даст ли ему повод для прощения себя самого? Или же она просто пошлет его нахер, пригрозив солидным тюремным сроком напоследок?

Алексей и сам не знал, как поступил бы на ее месте. Да, однозначно, он, образца месячной давности, безо всяких сомнений принялся бы мстить. Однако нынешний Пекарев скорее всего просто отпустил бы своего обидчика на все четыре стороны. А что до прощения или даже любви к предателю – тут даже полета Пекаревской фантазии не хватало. Да, безусловно Алексей изменился, но достаточно ли таких изменений для всепрощающей любви?

Отчасти такой контраст был вызван тем, что Алексей перестал пить и употреблять наркотики. Хвала Создателю, ему не довелось подсесть на тяжелые препараты и обзавестись сколь бы то ни было значимой химической зависимостью. Хотя, кто знает, может свои пять копеек в этом непростом процессе реабилитации сыграла сила Анны. Как бы то ни было, сейчас Алексей смотрел на свою жизнь более трезвым взглядом и давал четкую оценку тому, что творится с его миром. Он прекрасно понимал, как оказался здесь, в этой точке. И понимал, что за свои прежние прегрешения придется заплатить. Как минимум, он все еще не решил проблему с вымогателями. По сути, он даже не знал, с кем именно имеет дело. Вполне возможно эти люди действительно имели определенный вес в криминальных кругах. В таком случае, Алексею следовало разобраться с этим делом, как можно раньше – попасть на “счетчик” в его шатком положении не самый лучший расклад. Особенно, если учесть его осознанный выбор – он искренне желал выйти из игры.

Отказ Алексея публиковать свой роман о демонах сулил серьезные финансовые и репутационные потери не только его редактору, но и ему самому. Где, в таком случае, брать деньги на откуп? К кому идти за помощью, если в мире шоу бизнеса он станет персоной Нон Грата? С другой стороны, думал Алексей, если он честно признается во всем Дарье, то и рычага давления на него ни у кого не будет. Единственное, как на него могли в таком случае повлиять – это физически. Но как раз физической расправы с собой он уже не боялся. Слишком уж многое ему поведала Анна о мире посмертия. Алексей уже знал, что смерть не конец, а лишь начало иного, куда более интересного пути.

Решение напрашивалось само собой – ему действительно следовало набраться смелости и открыться Дарье. А дальше – будь что будет. Оставалось лишь определиться с временными рамками. Покуда он будет находиться на “справке” – то есть на учете в психоневрологическом диспансере, у Веньямина Спиридоновича, дражайшего его редактора, руки связаны.

Ни один суд не пойдет ему на встречу, – убеждал Алексея его приятель адвокат. – А если и произойдет невероятное и Спиридонычу удастся подкупить судей, ты всегда можешь сыграть на своей популярности и запустить волну недовольства своих почитателей, что явно не будет на руку издательству “Молох-Паблишинг”.

И действительно, именно читатели, то есть, костяк и основа Пекаревской популярности, сейчас были самым главным его активом. Складывалась на удивление абсурдная ситуация. С одной стороны, от Алексея Пекарева ждали бестселлера года и никто не был в курсе, по какой именно причине выход его новой книги задерживается. С другой стороны, Пекарев сам являлся причиной этой задержки и узнай обо всем репортеры и широкая аудитория, это приведет к обратному эффекту. Те преданные фанаты и почитатели таланта Алексея Пекарева, что еще недавно превозносили его до небес, с той же легкостью низвергнут его оттуда на грешную землю. Нычне звезды падают стремительнее реальных болидов, что рассекают ночной небосвод в Августе.

Зародившаяся на Западе, так называемая “культура отмены” уже докатилась до России и могла сыграть злую шутку и с самим Пекаревым. В любое мгновение обезумевшая толпа могла похоронить любую звезду, сколь бы ярко она не сияла ранее на небосводе мировой культуры.

С другой стороны, такой расклад не был на руку и издательству Пекарева, все еще зарабатывающим неплохие деньги на его более ранних трудах. На данном этапе и сам Пекарев и его издатель были в одной связке и преимущество оставалось на стороне Алексея. Надолго ли? Вопрос. Пекарев полагал, что время у него еще есть, а стало быть, спешить с откровенным разговором, способным навредить Дарье, не стоило.

Кое-как договорившись со своей совестью и клятвенно пообещав самому себе открыться Дарье после ее выздоровления и выписки, Алексей отпустил ситуацию. Сейчас действительно не было ничего более важного, чем ее здоровье и психическое состояние.

И как раз насчет последнего пункта, то есть на счет психического здоровья Дарьи, у Пекарева все чаще появлялись сомнения. С самого начала их общения её поведение показалось Пекареву несколько странным. И если сперва эти странности можно было объяснить стрессом, сопровождавшим ее выход из комы, то спустя пару недель активной реабилитации эти тревожные “звоночки” стали прослеживаться более ясно. Если обобщить, то Пекарева не покидало ощущение некой наигранности в поведении Дарьи. Сложно описать словами то, что ощущал Пекарев – это можно было лишь почувствовать.

К примеру, если раньше Дарья называла Алексей Зайкой как-то легко и свободно, то сейчас ей приходилось делать паузы перед тем, как произносить это прозвище. Это выглядело странным, как если бы она периодически забывала, как именно раньше к нему обращалась, а после внезапно вспомнив, все же выдавала нужное имя.

Не меньше смутил и этот странный перфоманс Дарьи на счет продажи бизнеса. Сперва, он решил, что она просто языком мелет. Хочет сделать красивый жест в его сторону, дабы после иметь некие очки преимущества. Ну, кто, скажите на милость, в здравом уме и светлой памяти продает бизнес с чистым оборотом в двести миллионов в год всего да сто миллионов? А, ведь, именно за такую сумму Дарья и избавилась от своего детища, в коем еще не так давно души не чаяла. И тут можно было бы заподозрить в нечестной игре покупателя бизнеса Дарьи, соучредителя и одновременно инвестора ее фирмы запчастей. Но Пекарев присутствовал на сделке и мог бы поклясться, что этот респектабельный мужичок, лет пятидесяти, действительно не понимает, что именно творится с Дарьей.

Голубушка, – в замешательстве блеял он вот уже который раз кряду, – вы уверены, что приняли такое решение в здравом уме и светлой памяти?

Да, Генрих Францович, – улыбалась Дарья. – Все в порядке. Я просто расставила иначе свои жизненные приоритеты. В ваших руках фирма будет приносить мне доход еще долгие годы, тех пяти процентов, что я оставляю себе, нам с Зайкой хватит с лихвой. А тех денег, что вы мне заплатите за саму сделку хватило бы любой среднестатистической семье на первоначальном этапе. Нам и на дом хватит и на путешествия. Кроме того, мой Алеша и сам неплохо теперь зарабатывает.

АЛексея слегка передернуло. Как раз на днях ему стало известно, что суд арестовал его счета, связанные с “Молох-Паблишинг”. Если кратко, уже на этом этапе можно было смело говорить, что Пекарев медленно но верно становился банкротом.

И все же, я прошу вас, Дарья, не торопиться с этим, – настаивал соучредитель. – Сделку можно оформить на следующей неделе, но я прекрасно вас пойму, если вы передумаете.

Не передумаю. Мы с, эмм, с Зайкой, – Дарья виновато улыбнулась мне, – все решили.

Хорошо, Дарья. Я буду в следующую пятницу в столице. Заеду к вам с нотариусом. Необходимо будет оформить все, как полагается.

Я в здравом уме и светлой памяти, Генрих Францович, – улыбнулась Дарья. Сейчас с этим смешным бобриком отрастающих на голове волос она напоминала школьницу. – Но если вам для этого нужно заручиться мнением нотариуса, я не против. Приводите, хоть кого.

После ухода делового партнера Дарьи, Пекарев все же поинтересовался у нее, не хотела бы она все отыграть назад – такое решение, по его мнению, все же не стоило принимать с кондачка и столь поспешно.

Милый, я все решила, – уверенно ответила Дарья. Деньги и долбаное достигаторство уже развели нас с тобой однажды. Я не хочу, чтобы это повторилось.

Знаешь, – задумчиво произнес Пекарев, – и все же сперва я должен тебе кое что сказать. – Голос Алексея звучал натянуто и до безобразия неестественно. Дарья поняла – предстоит какой-то серьезный разговор и потому остановила Пекарева.

Что бы ты ни хотел мне сказать, пойди и трижды обдумай это.

Я уже столько думал, милая, что…

Нет, Лешенька, иди и до утра не приходи ко мне. Прежде всего ты сам должен понять, нужно тебе такое объяснение со мной или нет.

Но я хочу быть честен с тобой.

Будешь. Будешь, Зай. Только давай ты не будешь пороть горячку. Я вижу, что тебя гложет что-то очень и очень важное. И не уверена, что вывезу такой разговор. Сам видишь, в каком я эмоциональном состоянии сейчас. Подумай, Лешенька, стоит ли открывать мне что-то такое, что может нам навредить. Или же лучше похоронить это вместе с тем прошлым, от которого мы вместе с тобой отреклись.

Я хочу этого разговора.

Отлично. Но не сегодня. – Дарья демонстративно улеглась в свою койку и прикрыла глаза. – Я очень устала, милый. Давай все завтра обсудим.

Ладно, – выдавил из себя Пекарев, наклоняясь к ее лбу, чтобы поцеловать, но в тот же момент, Дарья резко обвила его шею своими руками и впилась в его губы своими сухими губами.

Их с Дарьей близость всегда была фееричной. Лишь в последние месяцы их совместного проживания все скатилось до банального исполнения супружеского долга. Он бы и не вспомнил, когда в последний раз у них был секс. И уж точно Алексей не сказал бы, когда он был не формальным, а истинным – чувственным, страстным, наполненным и глубоким. После Дарьи у него было столько женщин, что и не сосчитать. Но ни одна из тех пустышек, с кем ему доводилось делить постель, не шла ни в какое сравнение с тем, что он когда-то испытывал с Дарьей. Однако это не помешало памяти Алексея оживить те самые ощущения ее поцелуя – такого тягучего и томного. Одной рукой Дарья придеживала затылок Алексея, не давая тому оторваться от ее губ, а другой принялась ласкать его торс под рубашкой. Ее горячие пальцы медленно опустились к животу. Мгновение, и ее ладонь уже нырнула под ремень джинсов, нашаривая вмиг затвердевшую плоть его естветства.

Все, – задыхаясь от накатившей на нее страсти, оторвалась от Пекарева Дарья. – Теперь иди. Иди и думай, что именно ты хочешь мне сказать. И хочешь ли…

Из больницы Пекарев не выходил – выплывал – настолько поразила его та страсть с которой Дарья его поцеловала. Это и не поцелуй был вовсе? Дарья, казалось, поделилась с ним не только страстью, но и самой душой. Таких ощущений Алексей не испытывал даже в те далекие времена, когда они только сближались. Было в этом поцелуе нечто странное, дикое и одновременно безумное. Это и возбуждало Алексея и пугало одновременно.

Что нашло на Дарью? Почему именно сейчас? До текущего момента их отношения безусловно можно было охарактеризовать как любовь – но любовь платоническую, чистую, непорочную. В этом же поцелуе было все и страсть, и секс, и грязь и даже что-то порочное. Что-то до чего даже Пекареву с его-то опытом было далеко.

Опаньки! Кого я вижу! Как же долго я тебя искал, писатель! – Ковбой вышел из-за кустов не один, его сопровождали еще двое крепких парней. – А ты, никак позабыл про меня? Не звонишь, не пишешь.

Алексей пригляделся и понял, что те, кого он принял за людей были самыми, что ни на есть типичными демонами. Непонятно только было почему у этого головореза этих демонов было двое.

Я в больницу попал. – Оглядываясь на пустующую аллею больничного сквера, ответил Пекарев. Ему сейчас только с этим дебилом не хватало закуситься. Особой статьей шли его два демона – им бы тоже не рассекретиться. Если эти двое поймут ,что Алексей их видит и может с ними взаимодействовать, такую кашу заварят – мама не горюй. – Не мог я выйти на связь, – попытался как можно естественнее ответить Пекарев. – Как раз к издателю за деньгами ехал, но потом…

Да знаю я, Пекарь, знаю о всех твоих злоключениях. – Спокойным, даже каким-то ласковым голосом ответил вымогатель. – И даже не сержусь на тебя. Хозяева мои злятся. Понимаешь? Денег своих они так и не увидели. В оборот их не пустили. А время капает. Как и счетчик твой. Какп-кап, Пекаерв, какп-кап…

Ковбой приторно улыбнулся своей белозубой улыбкой.

Сколько? – неохотно буркнул АЛексей, понимая, что его вынужденный больничный в данном вопросе выльется в кругленькую сумму.

Восемьсот тысяч зеленых.

У Алексея даже живот подвело. Он и четыреста тысяч долларов не смог выбить с Молоха, куда ж ему поднять почти миллион с конторы, с которой он практически разорвал все отношения? Счета заморожены, книги не изданы, рекламные контракты расторгнуты. Засада по всем фронтам.

Да не ссы ты, писатель. Сегодня я тебя не трону. Просто обозначил, так сказать, свое присутствие в твоей жизни. Мы все тебя помним, любим, как говорится, ну ты сам короче все понимаешь. Ах да, Пекарев, вздумаешь брыкаться, я и девку твою достану. А перед тем, как ее почикать, расскажу, кому ей за все благодарочку выражать. Ясно выражаюсь?