Читать книгу: «Метель», страница 4

А потом небо всё же прорвало. Поначалу снег пошёл редкими пушистыми хлопьями, медленно опускавшимися вниз. Возможно, это могло бы показаться красивым, будь мы в иной ситуации. Постепенно завеса хлопьев становилось всё плотнее. Ударил ветер. Десять минут спустя разыгралась метель. Да, мы опасались этого с самого утра, но как же ужасно всё наслоилось одно на другое. Выдерживать направление в таком снегопаде было невозможно. Нет, двигаться по азимуту я, конечно, мог, но не примечая ориентиры это могло означать промах на один, а то и на несколько километров. Кроме того, скорость движения была бы такой, что не сильно бы отличалась от остановки. Нас попросту замело бы на ходу. Потому, пристроив Серёгу под елью, я стал спешно разбивать лагерь.

Делать это под снегопадом было то ещё занятие: снежные хлопья залепляли нос, глаза. Передвигался я практически на ощупь. Расчистить место под палатку удалось лишь условно. Костёр я собирал в спешке. Ветер крепчал. Вскоре пальцы начали неметь даже в перчатках. Каково было при этом сидеть Серёге – ума не приложу. Я таки выдал ему вторую бутылку коньяка, приложившись и сам.

Затащив друга в палатку, я грел чай. Благо, силы ветра было пока недостаточно, чтобы не дать мне установить таганок. Но всё это выглядело таким тщетным… Кое-как натянутая палатка хлопала как парус. Тепло от костра уносилось ветром в никуда. Костер не позволял согреться, хотя я совал пальцы чуть ли не в самое пламя.

Чай с ледяными галетами представлял так себе перекус. Метель усиливалась, занося палатку. Ещё несколько часов, и наше убежище станет больше похоже на банальный сугроб. Что ж, возможно это поможет нам как-то согреться? Эскимосы же живут в снежных домах, и говорят, что там тепло.

Не помогло. В один момент палатка просто продавилась под тяжестью снега. Мне пришлось выбираться, чтобы пытаться её снова натянуть. Бесполезно. Я выбился из сил. Я ругался так, как не ругался никогда. Я проклинал всё: экстрим, нашу безбашенность, походы… Не проклинал я только Серёгу. Да, это он навязал нам своё решение идти в поход, но он был моим другом. И если нам суждено было сгинуть здесь, то сгинем мы вместе.

К ночи чуть улеглось. Мне удалось раскидать снег и поставить палатку так, чтобы в ней можно было по крайней мере спать. Несколько часов у меня ушло на то, чтобы развести костёр. Снег и ветер упрямо сдували пламя. Потому я сперва затопил растопку прямо в палатке, а потом уже перенёс её на кострище из обрубленных с окрестных деревьев веток и сучьев. По мере того, как разгорался огонь, я всё подбрасывал и подбрасывал дрова. Костер трещал. Ревел вздымая огненные языки, шипел падающим в него снегом. А я всё бросал и бросал новые ветви. Мне просто хотелось согреться.

Ночь прошла ужасно. Серёга напился. Боль мешала ему уснуть, паника накатила с новой силой. Он то кричал, что это он во всём виноват, то просил его не бросать. Как будто бы я мог это сделать. Обещал, что больше никогда не уедет из города. Хватался за ногу, бил руками по полу палатки. А я мечтал поспать. Хотя бы немного. Хотя бы пару часов перед рассветом.

К утру, словно бы насмехаясь, метель разыгралась снова. Не вышло как в наивных фильмах, где утром после дождя или снегопада, светлеет небо, даруя новую надежду. Тучи хмурились пуще, костёр, который я оставил, покуда дремал, завалило окончательно. Завтракали всё тем же стеклом из пресного теста, которое едва удерживали непослушные от мороза пальцы. Чая не было. Были остатки коньяка.

Собирал лагерь я примерно два часа. Был выбор – ждать здесь, или двигаться дальше. Температура в палатке, по сути, мало чем отличалась от той, что была на улице. Продолжать сидеть на одном месте, означало бы что мы просто медленно замерзнем.

– Сань… Сань, не бросай меня, а? – завел ночную песню Серёга, так что у меня с первых слов свело челюсть, как будто я глотнул уксуса.

– Завязывай. Я похож на того, кто друга с холоду подохнуть бросит?

– Я же знаю, что я тебя назад тяну… Сейчас, в таком пиздеце, даже здоровый и тот шансы выбраться прикинет, а со мной… Сань, ты меня всё равно не бросай… Я не хочу умирать… Понимаешь? Я не хочу…

– Приткнись уже! Помирать он надумал! – я рявкнул на Серёгу, сам удивившись нахлынувшей бессильной злобе и ярости, – Я тебе сейчас так умру, что вторую ногу сломаю, ты понял? Я, блять, сутки его на себе тащу, не чувствую ни ног, ни пальцев, а он помирать надумал! Хуй тебе, понял?

Серёга заткнулся. Пусть подобный выпад в сторону товарища, возможно, был жесток, но нужного результата я добился. Мне нужна была тишина. Мне нужна была возможность что-то делать, без отвлекающих факторов, при том, что силы меня и так оставляли.

Впрягшись в верёвку я вновь достал из-за пазухи компас. Хрен мне, а ни ориентир. По такой погоде дальность видимости была от силы метров десять-пятнадцать. Попробовать выдерживать азимут – единственное, что оставалось.

Серёга со вчера стал тяжелей. Тяжелей стало всё. И рюкзак, и палатка, и руки, и ноги. Каждый шаг являлся победой. Над собой, над обстоятельствами. Снег летел в лицо. Я ненавидел снег. Серёга мёрз.

Мне пришлось отдать ему третью и последнюю бутылку коньяка. Пил он молча. После нашей утренней перепалки он вообще предпочитал молчать. Пил и молчал. Пытался курить. Не знаю, что он там делал у меня за спиной. Я просто упрямо шёл вперёд. Сверялся с компасом. И шёл дальше. Шаг за шагом. Пока не понял, что окончательно сбился с пути. Лес вокруг выглядел одинаково. Снежная мельтешь не позволяла толком смотреть вперёд. Я уже не верил компасу. Не верил себе. Не верил в то, что мы выберемся. Я просто шёл. Потому что остановиться – означало погибнуть. Обоим.

Спустя несколько часов мы остановилась на привал. Серёга дрожал. Сжимал в руках почти пустую бутылку коньяка. Костер не получался, пальцы не слушались. Тепла не было. Как и надежды.

Я сгрыз несколько замерзших галет. Выкурил сигарету. И двинулся дальше. Выбора у меня не было так же.

К вечеру я уже смирился. Я знал, что эту ночь мы не переживём. Снег продолжал падать. Мы утопали, вязли в нём. Пытаться разбить лагерь было бесполезно. Всё было бесполезно. Зря я орал на Серёгу. Он был прав. За исключением одной неточности. Не он здесь умрёт, а мы.

Идти дальше было невозможно. Но я продолжал. Просто потому, что это было единственное, что я мог сейчас делать. Видимо, я был ещё не готов сесть под ближайшее дерево и просто заснуть. Возможно, эта мысль придёт ко мне, когда окончательно стемнеет.

Внезапно, продолжая своё упрямо-баранье шествие, я осознал, что деревья перед нами начали расступаться. Дорога? Пронзившая сознание мысль словно налила тело огнём. Я пошёл быстрее. Нетерпеливо, спотыкаясь, но продолжая двигаться к заветной цели.

Железка! Конечно же это должна быть железка, значит я не сбился. Отсюда оставалось только найти путь до станции, и… Почувствовав, что земля под ногами уходит куда-то склоном вниз, я начал сомневаться – ЖД насыпь должна, наоборот, подниматься.

Минуту спустя, я остановился на берегу русла замерзшей реки.

– Да будь же ты! – крикнул я в пустоту снежной мути, что кружилась вокруг в вечерних сумерках.

Бесполезно. Какого чёрта чека? Как я мог выйти к реке? Откуда?! Я двигался в противоположную сторону!

Это конец. Если это та река, к которой мы двигались, до станции нам уже не добраться. А мост и лесозаготовки должны быть в паре дней пути. Хотя нет, не меньше четырёх по такой погоде.

Ну, вот и всё. Стало быть, на берегу реки. Странное место, чтобы замерзнуть. Я думал, нас ждёт эта участь скорее в лесу. Заснуть под деревом, быть заметённым снегом, а по весне твоё тело растащат волки… А здесь, такой простор. Здесь и пристроится-то негде, чтобы спокойно заснуть.

Я огляделся. Где-то на берегу, на самом краю видимости, чернело какое-то большое пятно. Понять, что это, отсюда было невозможно, но, по сути, нам уже нечего было терять. Потому, накрутив на руки верёвку поплотнее, я направился в строну единственного объекта, выдававшегося на фоне широкого берега. Валун, одинокое дерево? Плевать. Если за ним можно будет хотя бы укрыться от ветра – это место вполне подойдёт для последнего ночлега. Умирать на речном берегу, посреди снежной целены было… как-то неуютно, что ли?

По мере моего приближения к этому пятну, сквозь метель проступали его до странности правильные очертания. Вот оно уже обрело форму прямоугольника. Шаг, ещё шаг, ещё… Объект стал напоминать не то сарай, не то какую-то хибару. Сердце забилось чаще. Охотничий домик! Хотя, если на берегу реки, то может и рыбацкий. Или времянка браконьеров. Да какая разница? Изба! Какая-никакая, передо мной была изба о четырёх стенах, возможно даже с печью!