Сотня растерянных мужчин и женщин с неуловимо одинаковыми лицами, совершенно ошалевшая от внезапности перехода от покоя небытия к суете скорой высадки, растерянно толклась в шлюзовой камере, ожидая погрузки в челнок. Марк при помощи инженеров и специалистов по безопасности проводил предполётный инструктаж. Колонисты слушали вполуха; их внимание было поглощено огромным красным глазом близкой звезды, который с любопытством заглядывал в панорамные окна стыковочного узла, окрашивая багрянцем внутренние помещения корабля и лица людей.

Крупный мужчина с решительным выражением лица и засевшим глубоко внутри глаз испугом, явный лидер этой партии поселенцев, обратился к Марку:

– Можем ли мы рассчитывать на поддержку экипажа ковчега и его ресурсы, капитан?

– На первых порах – несомненно, – ответил Марк. – Однако упор в планировании своей деятельности вы в первую очередь должны делать на собственную автономность. «Богуслав» не может оставаться в пространстве Антареса вечно. У него своя миссия, и эта звезда – лишь одна из многих на его долгом пути.

– Каким временем мы располагаем? – спросил колонист.

– Достаточным для того, чтобы закрепиться на новом месте. Мы не уйдём, пока не убедимся, что ваше выживание не зависит больше от нашего здесь присутствия. Ваша группа в самом выгодном положении относительно остальных – по сравнению с теми партиями, которые ещё не… э-э-э, разморожены, у вас есть изрядная фора для обустройства колонии и выявления всех возникающих при этом проблем, устранить их, вне всякого сомнения, поможет команда «Богуслава». У каждой из последующих партий поселенцев времени для этого будет оставаться всё меньше.

Колонист сдержанно кивнул.

– Мы рассчитываем на вашу помощь, капитан.

Он вернулся к своим людям.

Марк наблюдал, как напряжённые и растерянные лица людей по мере того, как их лидер делится с ними полученной от капитана информацией, расслабляются и озаряются светом надежды. Страх, порождённый неопределённостью будущего, отступал – хотя бы на время. Страх будущего был знаком даже таким сильным людям, как будущие поселенцы лун и планет Антареса. Их личности были скопированы с психоматриц, которые тщательно отбирались на Земле среди амбициозных, уверенных в себе людей с явными лидерскими качествами – таких, кому было тесно в жёстких рамках ограничений, наложенных Глобальным Государством на гражданские свободы в интересах обеспечения стабильности в обществе.

С колонистами уже поработали корабельные психологи; опасных случаев футуршока выявлено не было, с остальными же успешно справлялись гипнопедия и транквилизаторы. Всё шло в штатном режиме. Первопоселенцы под руководством инструкторов занимали места в челноках, которые должны были доставить их в подготовленные роботами форпосты, равномерно распределённые в толще газового тора на поверхности каменистых лун, ледоритов и астероидов, вовлечённых совместным тяготением планет-гигантов в общий орбитальный хоровод.

Именно здесь, приняв эстафету у команды «Богуслава», колонистам предстояло в дальнейшем самостоятельно, своими силами и дальше окультуривать планетную систему Антареса. Вероятность того, что красный гигант, завершая свою эволюцию, превратится в сверхновую, была ускользающе невелика. Вероятность же того, что это фатальное для данной звёздной системы событие произойдёт в течение ничтожного по галактическим меркам временного промежутка, отведённого человечеству на расцвет и угасание, стремилась к нулю. У колонистов было более чем достаточно времени на то чтобы укрепиться здесь, оставить потомство и поколение за поколением укреплять, расширять и множить человеческое присутствие в этой части Вселенной.

Серия мягких толчков сообщила капитану, что челноки отстыковались от «Богуслава», взяв курс на внутреннее пространство системы Антареса. Информация от корабельных вычислителей говорила о том, что большие принтеры корабля после всестороннего анализа первой партии распечатанных колонистов, признанной вполне успешной, запущены на полную мощность. Теперь они смогут выдавать по десять тысяч колонистов в сутки. Большие партии будут разделены на меньшие, по тысяче человек в каждой. Каждая тысяча по рандомному принципу будет разделена на сотни; с каждой сотней будет работать своя группа корабельных специалистов. В дальнейшем именно такими ячейками по сто человек и будут засеваться пригодные для жизни малые миры Антареса.

Такая стратегия была обусловлена ограниченностью ёмкости информационных хранилищ «Богуслава», которые способны были вместить в себе оцифрованные копии всего тысячи колонистов. И, если простым комбинированием последовательностей нуклеотидов в синтезируемых биопринтерами цепочках ДНК ещё можно было обеспечить минимальное разнообразие фенотипов распечатанных колонистов, то со слепками личностей ничего подобного сделать было нельзя.

Гипнотерапия и работа психологов гарантировали определённые расхождения в воспоминаниях одних и тех же сознаний, многократно повторенных в сотнях копий. Однако это касалось почти исключительно имён, мест и дат, оставалась неизменной лишь основная последовательность значимых для каждой конкретной личности событийных потоков. Поэтому единственным действенным механизмом профилактики футуршока от встречи с собственной копией, да ещё и многократно повторённой, неизбежного при столь малом разнообразии личностных матриц в столь больших человеческих массах, являлось принудительное разобщение этих масс – хотя бы на первых этапах колонизации.

В первые годы колонизации, когда основной задачей поселенцев станет выживание в негостеприимных условиях слишком холодных, слишком горячих, слишком ядовитых, слишком жидких и прочих не слишком соответствующих человеческим представлениям о комфорте миров, ячейкам будет не до частых и тесных контактов друг с другом. Когда же у колонистов появится время на общение с соседями, потомки каждой из партий с перемешанными генами, а главное – уже со своими собственными, не размноженными на принтере личностями, дадут необходимое для выживания вида генетическое разнообразие.

Возможно, никто ничего и не заметит. А если и заметит, вряд ли об этом станет известно где-то ещё за пределами системы Антареса. «Богуслав» уже уйдёт далеко по своей звёздной дороге, а к тому времени, когда – и если – колонистов Антареса навестят подобные им члены других колоний, которыми Земля в чванливой попытке самоутверждения засевала все звёзды, до которых только могла дотянуться, – память о подлом обмане канет в Лету.

Время – сильнейшее из лекарств.

«Богуслав» оставался на своей орбите у края системы Антареса долгих пять лет, пока все запланированные двадцать миллионов колонистов не обрели в здешней системе свой новый дом. Человеческие поселения, пока разобщённые и сосредоточенные на своём выживании, были основаны на тысячах больших и малых миров внутри кольцевидного газового облака. Через несколько лет, если всё пойдёт по плану, у них появится время на установление коммуникаций между колониями, и вливание свежей крови в каждую из них подарит поселенцам второе дыхание. Кто знает – быть может, через несколько столетий молодая гордая раса шагнёт к ближайшим звёздам, чтобы встретиться там с другими потомками Земли?

И никто из них так и не поймёт, что их культура имеет местом своего происхождения приёмную камеру биопринтера.

Снова и снова Марк провожал партии колонистов, и время от времени отвечал на одни и те же вопросы, которые задавал ему с теми или иными вариациями лидер каждой из ячеек. Чаще это были мужчины, иногда, когда при имплантации слепка разума возникали из-за сбоя в программах досадные недоразумения, – женщины. Их лица, чёрные, красные, белые, жёлтые, сливались в его памяти в лишённое отличительных черт, признаков пола и отметок возраста общее лицо колониста, временами оно снилось ему по ночам. Тогда он просыпался в объятиях Марты и подолгу смотрел во мрак, думая о нравственности своих поступков. Потом вставал и отправлялся делать свою работу.

– Почему мы не даём им биопринтеров? – спросил его как-то Алекс, один из биоинженеров «Богуслава». – Всего один стандартный биопринтер и часть нашей базы личностей, и у них появилась бы возможность стремительно умножить численность населения в каждой из колоний. Разве это не пошло бы на пользу виду?

– Вспомни Землю, – ответил Марк. – Кому пошло на пользу тамошнее перенаселение?

– Ну, оно по меньшей мере стало причиной экспансии, – пожал плечами Алекс. – Если бы не перенаселение, разве бы мы оказались сейчас здесь?

Некоторое время Марк пристально разглядывал собеседника, раздумывая над тем, где покоится сейчас прах его оригинала, и над тем, сколько ещё копий талантливого биоинженера Алекса в эту самую минуту ведут подобные разговоры под светом совсем других звёзд. Его просто разрывало от невозможности указать подобным самоуверенным идиотам их истинное место в системе мира. Он сдержался и на этот раз.

– Наличие биопринтера рано или поздно посеет зерно сомнения в истинности происхождения их собственных тел и в уникальности каждого из колонистов. Ведь у них там нет психологов и гипнопедов, способных скорректировать каждую из личностей так, чтобы добиться разнообразия, необходимого для психологической стабильности в колонии. Футуршок ещё никто не отменял. На ранних этапах колонизации именно идеальная психосовместимость, а не увеличение численности – залог выживания вида у чужой звезды.

Для экипажа это правило явно работало. За время несения «Богуславом» вахты на периферии системы между членами команды ни разу не возникало разногласий. Сформировавшиеся однажды пары сохраняли свои отношения, и после того, как была распечатана, откорректирована и отправлена к месту поселения последняя партия колонистов, у корабельных психологов совершенно не осталось работы.

Пришло время двигаться дальше.

На прощальной вечеринке, традиционно предваряющей погружение команды в холодный сон, Марк поднял бокал за свою команду. Он вглядывался в знакомые лица людей, ставших за годы звёздных вахт его семьёй, чувствуя ответственность за каждого из них и лёгкую грусть от того, что совсем скоро им придётся расстаться – пусть только на время, необходимое «Богуславу», чтобы достичь следующей звезды на их маршруте.

Во сне это время пролетит незаметно.

Салон наполняло наложенное на пульсирующий электронный ритм разноголосие, время от времени перекрываемое треском помех и шорохом статики. Так звучал теперь эфир пространства Антареса. Радиопереговоры сотен человеческих форпостов, тысячи голосов, за которыми стояли миллионы разумных существ, заселивших этот участок пространства, стали гимном гению безымянного руководства Глобального Государства, осмелившемуся когда-то в тщеславном порыве бросить вызов пространству и времени.

Марк не был уверен, что государство, давным-давно пославшее его к звёздам, равно как и сама Земля, все ещё существует. Сколько бы сканеры корабля не тралили межпространственный эфир, они так и не сумели поймать ни единой передачи с прародины человечества. Изредка межзвёздные вихри доносили обрывки трансляций музыки и развлекательных программ с одного из колонизированных миров, их «Богуслав» оставил позади, и эти звуки и образы бальзамом ложились на душу капитана.

Другой награды он не искал.

Чуть позже, когда было допито вино и поглощены восхитительные яства, которыми в изобилии потчевала экипаж, подключившись к синтезатору пищи, квазиразумная библиотека корабля, пришло время прощаться. Капитан и его помощник проводили каждого из членов своей команды в его собственную гибернационную камеру. Было пожато множество рук, и множество пахнущих вином поцелуев оставили свой след на множестве губ и щёк. Наконец двери камер закрылись, и распылители заполнили внутреннее пространство парами гипнотика, погрузившего членов команды в сон.

Где-то в недрах «Богуслава» машины сняли слепок с личности каждого из спящих людей, записав новую копию, обогащённую воспоминаниями о событиях у Антареса, поверх старой. Потом в камерах включилось дезинтегрирующее поле, и тела членов экипажа распались молекулярным прахом. Жерла системы очистки всосали невесомую пыль, оставшуюся от их тел, и отправили её в реакторы корабля, сделав частью круговорота энергии.

– Вот и всё.

Марта плакала каждый раз, когда им приходилось расставаться с командой. Марк обнял её вздрагивающие плечи.

– Мы разбудим их у новой звезды.

– Конечно.

Марта улыбнулась ему сквозь слёзы.

Они оставались вместе ещё один день и ещё одну ночь по корабельному времени – сутки по времени далёкой Земли. Потом Марк уложил подругу в гибернационную камеру, поцеловав на прощание.

– До скорой встречи, – шепнула ему Марта.

– До встречи, любовь моя, – ответил ей Марк.

Он закрыл камеру и запустил протокол. А потом сквозь прозрачное окно следил за тем, как засыпает его любимая; как расслабляются черты её прекрасного лица; как замедляется дыхание. Когда дыхание и сердцебиение остановились окончательно, он проследил за тем, чтобы новая копия личности Марты перекочевала в хранилище.

Потом лёгким движением руки обратил тело подруги в прах.

⁂

За долгие годы пути Марк почти смирился с мыслью, что на многие парсеки вокруг он – единственный настоящий человек среди множества миллионов созданных на принтерах копий. Для того, чтобы не сойти с ума, он раз и навсегда запрограммировал принтеры «Богуслава» на то, чтобы распечатка тела Марты и имплантация её личности всегда происходила до его собственного пробуждения. Ему невыносима была сама мысль о том, что он один на борту корабля, который ему предстоит населить марионетками. Тем острее он ощущал одиночество, когда действительно оставался на борту «Богуслава» один.

К счастью, подготовка корабля к старту не занимала много времени.

Разрушать – не строить; поэтому процесс деконструкции ненужных более структурных элементов корабля совсем не долог. Коллапсируют в себя фальшивые трюмы. Глотки приёмных камер больших принтеров утилизируют балки и стрингеры корпуса, они больше не пригодятся в межзвёздном перелёте. Корабль стремительно уменьшается в размерах, превращаясь в весьма компактное судёнышко, основной объём в котором занимают межзвёздный двигатель и топливо, в него процесс обратной печати превратил большую часть корабля.

Убедившись в том, что координаты точки финиша предстоящего межзвёздного прыжка выставлены автоматикой «Богуслава» верно, Марк запустил протоколы консервации корабля и отправился в криокамеру, бросив последний взгляд на мохнатый шар Антареса. С чувством выполненного долга он вытянулся на лежаке, прислушиваясь к сладкой боли в мышцах и наслаждаясь последними мгновениями яви перед тем, как глубокий сон свернёт его тело в привычное эмбриональное положение.

Потом пустил усыпляющий газ.

Когда тело Марка остыло, автоматика корабля сняла копию его личности, обновив архив. Потом в дело вступили распылители, и то, что осталось от капитана, через несколько минут отправилось в реакторы «Богуслава». Корабль включил маршевый двигатель и взял курс в открытый космос.

По мере разгона корабль изменялся. Всё больше слагающих его отсеков преобразовывалось принтерами в рабочее тело двигателя, и всё меньше оставалось массы самого корабля. Когда двигатель выработал весь запас топлива и отстрелился за пределами гелиосферы Антареса, «Богуслав» снова стал тем, чем был до прибытия в систему Антареса.

Межзвёздным зондом-сеятелем.

Пылинкой в бескрайнем океане звёзд.

Почти все его оставшиеся принтеры поглотили друг друга, расщепив ненужную больше массу в атомарную пыль, и остался только один из них – самый маленький. Он спрятался в теле межзвёздного зонда рядом с тщательно экранированным от всех видов излучения банком памяти, в котором безмятежно, не видя снов, спали тысячи оцифрованных человеческих разумов, и межзвёздный скиталец погрузился в долгий-предолгий сон, чтобы проснуться уже в лучах новой звезды.

Впереди у него был очень долгий путь.

Игорь Вереснев
Убежать от Зенона

Земля, 2400 год

Смерть Бетельгейзе была прекрасна. Звезда будто специально подгадала, – вспыхнула в земных небесах в новогоднюю ночь. Чёрное до этого небо окрасилось в пурпур, странный чужой свет затопил города и леса, горы и равнины, отразился в морях и реках. Зажглось, затрепетало, набирая размах, северное сияние, потекло от полюса к экватору, преодолевая широты одну за другой. Представление, подаренное Бетельгейзе, разом затмило все лазерные шоу и фейерверки, коими человечество встречало новый двадцать пятый век.

К вспышке сверхновой готовились несколько десятилетий, ждали, когда поток нейтрино, а за ним и фотонов, достигнет Земли. Люди до мельчайших подробностей знали, как это будет выглядеть, рассчитали возможные риски, построили точнейшие модели, визуализировали и описали. Десятки, если не сотни раз изобразили в книгах, картинах, гиперфильмах. Но знать и видеть собственными глазами – не одно и то же. Посмотреть самое грандиозное зрелище тысячелетия, – по крайней мере! – хотел, наверное, каждый из двенадцати миллиардов земного человечества. Южное полушарие почти опустело на эту ночь. Да и «почти» – единственно потому, что звезде предстояло пылать в небесах несколько месяцев, прежде чем исчезнуть окончательно.

Старик любоваться вспышкой сверхновой не захотел. Улёгся спать, не дождавшись Нового года, сто пятнадцатого в своей жизни, как только мировой информер оповестил, что нейтринный детектор зарегистрировал прохождение фронта. Пробормотал, включая гипносон-нейролептик:

– Вот ты меня и догнал, Зенон.

Его никто не услышал. В маленьком коттедже, что одиноким грибом вырос на опушке леса, некому было слушать разговоры старика, кроме киберсиделки. Да и ту он отключил.

Планетная система WASP-13, 2358 условно-стандартный год

Дарт Глобин, командор экспедиции освоения, начал нервничать полчаса назад. Именно тогда истекло предписанное инструкцией время переноса, но транспорт не прибыл. Ко всему прочему это был не рядовой грузовоз. Ради этого транспорта Глобин пять дней полз от орбиты Дианы до расположенных высоко над плоскостью эклиптики Врат в по-черепашьи медлительном каботажнике. Ну да, на самом быстроходном глиссере, имевшемся в наличии, – но от этого не легче.

С расстояния в миллиард километров Диана, четвёртая планета системы, выглядела ничем не примечательной звёздочкой. Да и солнце WASP-13 здесь было невелико. Зато Врата, сотканная из тончайшей металлокарбоновой паутины полусфера десятикилометрового диаметра, вблизи поражали воображение. Управляющий модуль с пристыкованными к нему кораблями казался игрушечным рядом с ней. Глобин видел Врата сотни раз, – да что там видел, собственными руками, можно сказать, строил! – но восхищаться не разучился. Вот и сейчас он стоял у панорамного иллюминатора причальной палубы, смотрел на гигантскую полусферу и ждал.

Собственно, это была не полу-, а цельная сфера. Просто вторую её половину не разглядеть, она в ста пятидесяти пяти парсеках отсюда, в Солнечной системе. Атомы активного ядра Врат находятся в квантовой суперпозиции. Изменение состояния тех, что в «правой» полусфере, ведёт к мгновенному изменению «левых», и не важно, как велико релятивистское расстояние между ними. На практике это означает, что для объекта, находящегося в фокусе Врат, вход в пространство высших размерностей и выход из него произойдут одновременно. Настоящая телепортация, без дураков. Правда, для живой материи недоступная, но это мелочи. Зато не надо скользить под зыбкой трёхмерной поверхностью 4-браны, то и дело выныривая, чтобы скорректировать накопленные ошибки. Терять на этом недели и месяцы. Дарт Глобин знал не понаслышке, что такое межзвёздные полёты. Строительство орбитальной станции, а затем Врат заняло двадцать пять лет, большой кусок его жизни. Но теперь пора взяться за освоение Дианы по-настоящему. На транспорте, который он сегодня встречал, прибывали семьдесят шесть тысяч колонистов, почти в шестьдесят раз больше людей, чем работает на всех станциях планетной системы вместе взятых. Уже должны прибыть!

Он потянулся к коммуникатору, чтобы дать повторное подтверждение готовности, но тот ожил сам. Вызывал дежурный наблюдатель.

– Наконец-то! – рявкнул Глобин, не дожидаясь доклада. – Где они? Не вижу!

– Командор, это не сигнал о прибытии, – затараторил дежурный. – Мне только что сообщили: лаборатория астрофизиков зафиксировала мощный поток нейтрино из сектора два-тринадцать.

– Что?

Известие слишком отличалось от того, которое он ожидал, и Глобин не сразу понял услышанное.

– Сектор Бетельгейзе, – робко подсказал дежурный.

Командор завертел головой, остановил взгляд на яркой красноватой звезде. Он был инженером и администратором, а не физиком, не понимал, что означает новость. Дежурный снова заговорил:

– В лаборатории опасаются…

Чёрное звёздное небо вспыхнуло огнём. Глобин невольно вскинул руку к лицу, защищаясь. Закричал:

– Всем в укрытие, срочно! Прекратить наружные работы!

Понял – поздно. Его приказ не дойдёт до орбиты Дианы раньше, чем жгучий поцелуй сверхновой.

Двести восемьдесят девять световых лет от Солнечной системы, относительное корабельное время

Они с Марком ловили Дрёму, египетскую черепашку, подаренную сыну на шестилетие. Оправдывать ни своё имя, ни стереотипы, закрепившиеся за всем семейством, Дрёма не желала категорически, и когда её вынесли погулять рядом с детской площадкой, дала стрекача. Диана прекрасно помнила вычитанное в мировом информере: «В случае опасности египетская черепаха быстро закапывается в песок». Ближайшая песчаная пустыня находилась где-то в трёх тысячах километров, но в пяти метрах прямо по курсу Дрёмы была песочница. Выковыривать беглянку оттуда, вычищать панцирь – то ещё удовольствие.

Марк перехватил черепаху в последнюю секунду, когда лапки её коснулись песка. Поднял, посадил на ладонь. Крошечная черепашка едва помещалась на ладошке мальчика.

– Мама, а ты скоро вернёшься? – вдруг спросил он, не поднимая головы.

Он очень хотел услышать утвердительный ответ, и ей хотелось так ответить. Но врать сыну она не могла. В школу он точно пойдёт без неё. Возможно, и первый класс окончить успеет, – экспедиция обещала быть долгой. Поэтому она лишь улыбнулась виновато, изо всех сил стараясь, чтобы предательская слезинка не выкатилась из глаза. А потом её разбудили.

Выходить из гибернации для Дианы Шнит было не сложно. Не то чтобы неприятные ощущения не возникали вовсе. Но когда ты идёшь в свою пятнадцатую звёздную экспедицию, на такие мелочи перестаёшь обращать внимание. Тем более, если последние семь ты ими командуешь. Аварийное табло не горело, и она позволила себе не спешить. Неторопливо выбралась из капсулы, приняла душ, оделась. Поднялась в рубку. И застыла на пороге.

На обзорном экране сияла звезда. Оптические фильтры приглушили её свет, иначе все прочие звёзды оказались бы рядом с ней неразличимы, но даже в таком виде она была чересчур яркой. «Минус десятая величина», – машинально определила Диана. А вслух спросила:

– Где мы находимся?

Дежурный пилот обернулся, удивлённо посмотрел на командира. Понял, отрицательно затряс головой:

– Нет-нет, «Нансен» вышел в трёхмерку согласно графику, шестнадцатый промежуточный финиш в гравитационном поле субзвезды CSS-36051. А до этой далеко, просто она…

Пилоту не требовалось заканчивать фразу, Диана уже поняла.

– …сверхновая. Это Бетельгейзе, верно? Значит, она взорвалась, и мы первые люди, узнавшие об этом. – Шнит наконец-то расслабилась, выдохнула. Опасности нет. Не стоит беспокоиться, что вспыхнувшая за сто с лишним парсеков от них сверхновая сможет как-то повредить корабль. Поблагодарила пилота: – Спасибо, что разбудил. Обидно было бы пропустить такое зрелище.

Молодой пилот смутился.

– Командир, я разбудил вас не из-за звезды. У нас, кажется, ЧП. – Заметил, как мгновенно закаменело лицо женщины, снова затряс головой. – Нет-нет, с кораблём всё в норме, первичный контроль систем я провёл, разбалансировка в пределах допустимого. Но мы вышли в трёхмерку не одни.

Упреждая вопрос, он изменил картинку на экране. Фильтры окончательно погасили сияние сверхновой, масштаб изображения стал быстро увеличиваться, словно корабль, презрев релятивистские законы, понёсся на сверхсветовой скорости в трёхмерном пространстве. Неприметная точка в середине экрана обзавелась формой, превратилась в удлинённый цилиндр.

Диана подошла к пульту, опустилась в кресло. Произнесла:

– Похож на земной.

– Да, – подтвердил пилот. – Они ответили на запрос опознавания: «ТС 236». Но в каталоге нет корабля с таким обозначением. И… я не смог определить модель. Кроме автоматической самоидентификации, никаких данных корабль не передаёт. Видимо, экипажа на борту нет.

Командир согласно кивнула. Добавила, не отводя взгляд от незнакомца:

– Скажу больше, – судя по внешнему виду, гиперпривода у него тоже нет.

– Как же он сюда попал? Если предположить, что он летел на фотонных двигателях, то он должен был покинуть Солнечную систему в… восемнадцатом веке как минимум. Разве такое возможно?

– Конечно, нет. Не похож он на «гостя из прошлого». Скорее… – Помолчав немного, она подвела итог: – Подойдём к нему ближе. Затем попробуем состыковаться.

– Будить экипаж?

Поколебавшись, командир отрицательно качнула головой.

– Рано.

Вацлав Корницкий, третий пилот исследовательского корабля «Фритьоф Нансен», шёл в свою первую экспедицию. Разумеется, он осознавал всю важность и ответственность их миссии, понимал, что планеты далёкой системы могут таить неизвестные пока человечеству опасности. Но когда тебе двадцать два, важность и ответственность кажутся прелюдией славы, а опасность – синонимом приключений. Однако приключения начались гораздо раньше, чем Вацлав рассчитывал, они едва преодолели половину пути. Не то чтобы он испугался решения командира сблизиться и состыковаться с таинственным кораблём, но почему она не позволила будить экипаж или хотя бы маневровую группу, пилот понять не мог.

Сближение, выравнивание вектора и скорости прошли штатно. Автопилот их визави не противился этим манёврам, наоборот, всячески способствовал. И на запрос о стыковке ответил утвердительно. Если у Вацлава и оставалась тень сомнения о его принадлежности, то теперь она развеялась окончательно: да, это земной корабль, вполне современный, знающий все технические протоколы взаимодействия. Пожалуй, бортовой компьютер незнакомца знал их получше самого Корницкого. Его запросы содержали порой такие пункты, что ставили в тупик молодого пилота. Спасибо, командир умудрялась отвечать на них почти без запинки, выбирала оптимальный вариант, руководствуясь то ли знаниями, то ли интуицией. А вернее, собственным завидным опытом космических полётов.

Со стыковкой произошла заминка, – с первого раза не вышло. Автопилот «ТС 236» посетовал, что у «Нансена» устаревшая компоновка шлюза и настоятельно порекомендовал провести модернизацию при первой возможности. Вацлав возмутился: пусть «Фритьоф Нансен» не самый новый корабль исследовательского флота, но со стыковкой у него проблем никогда не возникало. Командир тут же потребовала новую схему компоновки и протокол к ней, но «ТС 236» объяснил, что немедленное переоборудование не требуется. Ему необходимо пятнадцать минут для перехода в режим совместимости с системами предыдущего поколения. Это было неприкрытым оскорблением. Вацлав высказал бы всё, что думает о собеседнике, – будь по ту сторону радиоэфира живой экипаж. Но с роботом спорить бесполезно. Тем более что автопилот оказался точен, – через пятнадцать минут они состыковались.

– Схожу посмотрю. – Шнит поднялась с кресла. – Будь на связи.

– Я с вами! – вскочил было следом Корницкий, но командир только бровь приподняла вопросительно, и он уселся обратно, пристыженный. Разумеется, он должен быть на «Нансене», остальные ведь спят в гибернаторе.

Пять минут ушло на то, чтобы командир спустилась к шлюзу и надела скафандр. Они проверили связь и качество видеотрансляции с камер скафандра, затем Вацлав запросил автопилота «ТС 236» открыть внешний люк шлюза. И припал к экрану, затаив дыхание.

Компоновкой корабль весьма напоминал каботажные грузовозы-дальнобойщики, связывающие внутренние планеты с лунами Юпитера, Сатурна и поясом Койпера: однопалубный пилотский модуль, прикреплённый к грузовому цилиндру, словно рыба-прилипала к брюху кашалота. Командир прошла сквозь шлюз, и Вацлав невольно ахнул от зависти: таким красивым оказался чужой корабль. Даже в коридоре, соединяющем отсеки палубы, конструкторы озаботились эстетическим удовольствием экипажа. Подбор цветов, текстура, освещение – на Земле нечасто встретишь такой удачный дизайн, не то что в космосе.

Предположение, что корабль пуст, подтвердилось. Судя по тому, что ни в каютах экипажа, ни в служебных помещениях следов поспешного бегства не наблюдалось, люди покинули его в соответствии с протоколом работ. Такое увидишь, если заглянешь в пилотский модуль корабля, состыкованного с орбитальной станцией. Вот только ближайшая станция находилась в трёх сотнях световых лет отсюда.

Заканчивался коридор дверью в рубку. Когда командир вошла туда, Корницкий решил было на миг, что ошибся, и корабль неземной, слишком уж интерфейс систем управления отличается от привычного. Но нет, всё верно, строили звездолёт люди, – вон надписи на табло. Просто понятия об эргономике у его создателей иные. С упором на эстетику, что ли.

Командир села в кресло за пультом, помедлив, постаралась его включить. Опыт и тут сказался, – спустя несколько минут пульт расцвёл индикаторами и дисплеями. Ориентировалась в появившейся информации Диана Шнит быстрее пилота, сообщила раньше, чем он сам разобрался в показаниях датчиков:

– Атмосфера внутри модуля в норме. Отключаю гермошлем.

Сердце Вацлава ёкнуло тревожно, но ничего страшного не случилось.

– Всё хорошо, – подтвердила командир. – По субъективным ощущениям воздух свежий, запаха затхлости или чего-то подобного нет. Попробую открыть бортовой журнал. Узнаем, в конце концов, кто это такие.

«Воздух свежий» – могло означать, что экипаж покинул корабль совсем недавно. Или что система кондиционирования работает независимо от того, есть на борту люди или нет. Одним словом, ничего это не означает.

Несколько минут Диана Шнит перебирала сенсоры, пытаясь активировать различные системы. Наконец сообщила:

– Открыла.

Слово прозвучало вполне буднично, но в голосе женщины угадывалось торжество. Дисплей с текстовым вариантом записи появился на пульте. Вацлав видел его не хуже командира, но та всё равно прочитала вслух: