Лейтенант Старновский

Глава 20. 22 июня 1941 г. Пять винтовок на сотню человек

– Лейтенант Старновский, подойдите ко мне! – капитан Белояров что-то писал на планшете в листок, сидя в коляске своего мотоцикла.

– Товарищ капитан, лейтенант Старновский прибыл… – начал было Александр, но капитан махнул рукой:

– Лейтенант, не на плацу! Ты лучше напиши боевое донесение. Я его к своему приложу. Коротко укажи, как ты тут оказался, сколько немцев убили, сколько трофеев взяли. Про то, как взяли в плен немца, сообщи. Документы убитых немцев у вас?

– Так точно, товарищ капитан!

– Приложишь к своему боевому донесению. Пленного посадишь вот в этот мотоцикл! – капитан указал на стоящий рядом ТИЗ АМ-600 с водителем, за спиной у которого был автомат.

– Есть! Разрешите вопрос?

– Разрешаю!

– У меня двум бойцам на днях присвоили звание ефрейторов, Солнцеву и Орловскому. Номера приказа у меня записаны. По телефону сообщили вчера. Нельзя ли оформить это в красноармейских книжках должным образом?

– А что так?

– После тридцатидневных инструкторских полковых сборов нас, то есть их, сразу сюда. Приказ уже вдогонку пришел. Командир полка, видать, сильно занят был.

– Будешь тут занят! Последние дни начальство вон как суетилось! Видать, чувствовали наши, что начнется скоро. Готовиться начали, да не успели! – последнюю фразу капитан сказал злым голосом.

– Товарищ капитан, у меня сейчас 86 безоружных красноармейцев под командованием! И всего два сержанта! И даже ефрейторов и тех двое! Которых вы направили! Поэтому очень нужно своих оформить должным образом! Всё полегче будет!

– Понял! Вопрос решим! Давай сюда этих двух бойцов, я сейчас отправляю два мотоцикла с нарочным отвезти боевое донесение и пленного в Радваничи, так что пусть твои орлы этого пленного заодно и конвоировать будут. Да ты не беспокойся! Мой нарочный хоть и младший лейтенант, но из старшин, мы с ним еще в финскую вместе воевали. Боевой мужик! Он поспособствует твоим новоиспеченным ефрейторам. Вон видишь, возле обочины стоит?

Взгляд Старновского остановился на новом ИЖ-9 с 350-кубовым 4-х тактным двигателем мощностью 14 л. с. Мотоцикл был хорош! Двухколесный. Рядом стояла не менее примечательная личность – младший лейтенант в кожаной куртке, с лётными очками на мотоциклетном шлеме. Он небрежно подпирал своего стального коня и с нетерпением посматривал на капитана.

Капитан Белояров продолжил:

– Это мой «летучий голландец», быстроногий гонец, младший лейтенант Федя Тарабанько, между прочим, призер окружных соревнований по мотогонкам!

Старновский посмотрел на капитана Белоярова и подумал, как всё просто и легко у того получается. И народ-то у него боевой подбирается, и личности неординарные, теперь понятно, почему он буквально вцепился в отряд Старновского и по сути «прикарманил» его себе. Внаглую. Пользуясь моментом и своим особым положением по выполнению важного задания!

А тут как нельзя вовремя и пленного взяли! Старновский вспомнил, как обрадовался «языку» капитан Белояров. Тут же приказал заново перебинтовать раненого немца, проследил, чтобы мази заживляющие тому приложили, а потом лично его допросил и даже сигареткой угостил. Лейтенант усмехнулся, когда услышал слова Белоярова «пусть знает, что у нас тоже как в Европах сигареты курят». Вот такой вот оказался капитан, даже сигареты для «форсу» держал. Как и Старновский.

Да-да, дорогой читатель, первые советские сигареты стали выпускаться на «3-ей табачной фабрики имени Клары Цеткин» еще в 1928 году. А с 1936 года это фабрика была переименована в «Ленинградскую табачную фабрику имени Клары Цеткин». А сами сигареты как явление появились еще раньше, в США в далеком 1847 году, когда была основана компания Philip Morris (для тех, кто не знает – курение вредно для здоровья). Ах да, папироса – это и есть разновидность сигарет, вот они-то в СССР и получили куда большую популярность до войны, чем сигареты, хотя последние усиленно рекламировались в прессе. Ну вот любил пролетариат то, что покрепче! Однако оставим исторические оригинальные изыски и вернемся к нашему главному герою.

А сейчас лейтенант Старновский сидел, прижавшись спиной к придорожной сосне, и на командирском кожаном коричневом планшете карандашом в своем блокноте писал боевое донесение о том, как его с отрядом бойцов из двенадцати бойцов послали на хозяйственные работы в колхоз и все последующие события сегодняшнего утра. Указал поставленную задачу по строительству обороны моста.

В конце добавил:

В строю

95 красноармейцев (из них безоружных 90)

2 ефрейтора

2 сержанта

1 лейтенант

Всего 100 человек.

Раненых:

2 человека

Вооружение: 5 винтовок, 2 пистолет-пулемета, 2 пулемета (ручных).

4 пистолета.

Справка по вооружению:

Винтовки:

4 немецкие винтовки (трофейные)

1 СВТ

Всего 5 винтовок.

Пистолет-пулеметы:

ППД – 1 штука

МП-40 (немецкий, трофейный) – 1 штука

Всего 2 пистолета-пулемета.

Пулемёты:

1 ДП-27

1 Немецкий пулемет МГ-34 (немецкий, трофейный)

Всего 2 пулемета.

Пистолеты:

1 «ТТ» табельный у командира,

1 ревнаган,

2 немецких (взяты у уничтоженного пулеметного расчета).

Боеприпасы:

Патроны

2/3 боекомплекта.

Гранат нет.

Шанцевый инструмент:

9 штыковых лопат

2 топора

14 малых саперных лопат (включая немецкие).

Тыловое обеспечение:

1 полевая кухня,

1 повар,

Запасы продовольствия на 1 сутки.

Старновский закончил писать и задумался.

Потом добавил, вспомнив, что он еще и комендант:

«Лопаты, кирки и мотыги намерен взять в колхозе и в деревне Михасино. Продовольствие в колхозе «Новая Заря».

Для укомплектования гарнизона укрепрайона необходимо:

– 90 единиц стрелкового оружия

– гранаты

– саперные лопаты 86 штук.

– патроны по 2 боекомплекта на 100 стрелков.

Далее Александр поставил подпись

«Комендант укрепрайона моста в районе деревни Михасино лейтенант Старновский А. С.».

Вроде даже как-то значительнее получилось, чем просто «командир взвода». Теперь у него сотня человек в подчинении, а не 62 человека, как в его родном втором взводе (вместе с отделением 50-мм миномета). Вот только по силе оружия гораздо слабее. Да и с младшим командным составом совсем плохо. Может, всё-таки решится вопрос с его ефрейторами. Их можно будет поставить командовать отделениями.

Глава 21. 22 июня 1941 г. Встреча с особистом

Деревня Радваничи. Штаб командира пешей группы 22-ой танковой дивизии полковника Кононова Ивана Васильевича. Возле сельсовета стоит пара грузовиков, несколько мотоциклов и броневик. В соседний дом переносят раненых из стоящих рядом повозок. На окраину деревни подходят разрозненные группы пеших людей и распределяются по строящимся оборонительным рубежам. Кто-то проходит дальше мимо штаба, поднимая пыль.

Возле крыльца стоят два мотоцикла – двухколесный красавец ИЖ-9 и ТИЗ АМ-600 с коляской. Рядом с ними стоят и курят водитель-мотоциклист ТИЗа с ППД за спиной, Солнцев с МП-40 на груди и Орловский с трофейной немецкой винтовкой. В кабине соседнего грузовика с открытой дверцей сидит, развалившись, водитель, он долго смотрит на автомат, на Солнцева, а потом спрашивает:

– Слышь, рыжий, ты что ль немца убил?

– Нет, это мой командир его убил! – немного обиделся Вася на такое обращение.

– А ты что?

– У моего немца другие немцы успели забрать оружие!

– А чего же так? – оживился шофёр, лишь бы побалагурить.

– А так! – неохотно ответил Солнцев.

– Видать, знатная машинка этот немецкий автомат-то?

– Лёгкий! – уклончиво ответил Василий.

Тут, привлеченный разговором, подошел какой-то щеголеватый капитан.

– А ну, боец, покажь трофей!

– Не положено. Личное оружие! Мне его мой командир вручил!

– Ишь ты, какой важный! А ты знаешь, что красноармейцам трофейное оружие не полагается? – захотел взять на испуг рыжего бойца щёголь в хромовых начищенных до блеска сапогах.

– Оружие теперь моё, командованием даденое! И другого нету!

– Что, бросил? – сощурил глаза, как пантера перед прыжком, капитан, надеясь, что сейчас он этим прищучит этого бойца и заберет немецкий МП-40.

– А не было личного оружия, нам его перед убытием на хозработы не дали!

– Красноармеец, пройдемте со мной, сейчас вам выдадут винтовку, какая положена, а трофей сдадите!

Солнцев аж вспотел, понимая, что сейчас вот-вот психанет, сорвется и накостыляет этому щёголю, или в лучшем случае просто пристрелит его! И в последний момент усилием воли всего лишь вскинул автомат и дал короткую очередь в воздух и крикнул с облегчением:

– Не положено!

На звук выстрелов из штаба выбежало несколько человек, а часовой возле двери уже взял на мушку распаленного на солнце рыжего бойца.

– А-атставить! – вдруг раздался зычный голос старшего лейтенанта НКВД Егорьева (смотрите главу вторую). Он спокойно спустился с крыльца, и, держа пистолет наготове, но стволом вниз, стал подходить к месту инцидента.

Щёголь капитан как-то сразу сник и скороговоркой стал оправдываться:

– Товарищ старший лейтенант государственной безопасности, этот красноармеец отказывается сдать трофейное оружие и получить штатную винтовку!

– Отказывается, говоришь? – особист подошел к Солнцеву, попутно оценивающе окинув взглядом Орловского и бойца-мотоциклиста.

Солнцева словно молнией пришибло, он стоял, словно парализованный кролик, и смотрел на сотрудника НКВД, как на подползающего огромного удава.

Довольный произведенным на бойцов впечатлением, Егорьев строгим голосом спросил:

– Боец, почему отказываешься? Немецкое оружие лучше нашего? Тебе советская винтовка не нравится?

– Нравится! – только и смог выдавить насмерть перепуганный Солнцев.

– Ну а раз нравится, почему же отказываешься подчиняться старшему по званию? Знаешь, что за это тебе полагается?

– Мне его лейтенант Старновский вручил! Он лично этого фашиста пулей в лоб из пистолета убил! Ровно между глаз! Это его трофей! Он его мне дал для сопровождения пленного!

– Так это, значит, вы доставили пленного немца! – чуть ли не нараспев произнес НКВДэшник.

– Так точно, мы!

– Ты его взял в плен?

– Нет. Наш сержант Васильев! Вместе с лейтенантом…

– Старновским! – подсказал Егорьев.

– Так точно, товарищ старший лейтенант государственной безопасности!

– Значит, говоришь, ваш командир, лейтенант Старновский, этого фашиста вот так прямо между глаз, да в лоб? Он так метко стреляет?

– Так точно! Прямо между глаз. Из «ТТ». Я потом сам смотрел. После боя! Он еще двоих убил! Одного ранил, но я его собственноручно добил!

– Понятно! И сколько же вы трофеев взяли?

– Четыре винтовки, МП-40, и немецкий пулемет, название забыл!

– Молодцы! – задумчиво произнес особист.

– Так это вам хотят присвоить звание ефрейторов? – Егорьев посмотрел на рыжего бойца, а потом на окаменевшего здоровяка Орловского.

– Так точно!

Тут особист обернулся к капитану и бросил сквозь зубы:

– Свободен!

Тот с радостным облегчением чуть ли не бегом прыснул за забор.

Старший лейтенант НКВД достал твердую упаковку папирос «Герцеговина Флор» и по-свойски дружески протянул её солдатам:

– Закуривайте!

Те с замороженными лицами и словно деревянными руками с опаской взяли по одной папироске.

Особист вальяжно щелкнул зажигалкой и дал всем прикурить, а потом и сам с удовольствием затянулся. Прищурил глаза, словно прицеливаясь, и спросил рыжего:

– Ты Солнцев?

– Так точно, красноармеец Солнцев! – вытащив изо рта папиросу, произнес Вася, вытянув руки по швам, чтобы как можно больше потрафить НКВДэшнику. Тому понравилось.

– Можешь теперь себя называть ефрейтором. Я вижу, ты парень не промах, если будешь умным, то и сержантом скоро станешь. Ты больше не стреляй так, не пугай народ-то, а сразу говори, что старший лейтенант госбезопасности Егорьев твой товарищ. Сразу отстанут! Понял?

– Понял!

– Стрелял-то чтобы автомат не отобрали?

– Так точно!

– Смелый! Сам-то сколько немцев убил?

– Которого сам – то одного. А которого добил, так его товарищ лейтенант подранил. Он на лошади ускакал, так я его перехватил, лошадь на дыбы, а раненый немец головой и зашибся. Жаль, конь вырвался и ускакал. Может, еще споймаем где!

– А ты мне про весь бой расскажи, и про то, как пленного взяли!

И тут, как говорится у Ильфа и Петрова, «Остапа понесло»…

Солнцев, на радостях от такого поворота событий, и про первый бой рассказал, и про второй, и про то, какой у них лейтенант смелый и находчивый. Про Воробьёва особо отметил, что тот снайперскими выстрелами уничтожил пулеметный расчет, правда, потом его ранили. Ну и про себя, любимого, не забыл. Рассказал, как кидал гранаты, как полз по следам волочения смертельно раненого им фашиста, чтобы посмотреть, убил он его или нет.

– Ну и посмотрел?

– Посмотрел, товарищ старший лейтенант госбезопасности!

– Ну и как?

– Да никак, расстроился, что его уже свои же и обчистили! Мне винтовку очень надо! Автомат-то я командиру отдам. Нам бы для отряда оружие, товарищ старший лейтенант госбезопасности! Нас там почти сотня, а винтовок всего пять!

– С оружием проблемы. Пока! Но скоро будет! Скоро всё будет! Скоро погоним фашистов с нашей земли! – для убедительности особист похлопал Солнцева по плечу. – Курите, а я попробую для вашего отряда что-нибудь организовать!

Когда он зашел в штаб, Орловский с облегчением вздохнул:

– Уф, пронесло! А ты, Солнцев, меня чуть заикой на всю жизнь не сделал. Я думал, ты пристрелишь этого капитанчика, такое у тебя зверское выражения лица было! Ты часом не псих? Палить в воздух возле штаба! Да поверх головы красного командира!

– Да, уж, сегодня пронесло! – выдохнул Солнцев и снова сладко затянулся дорогой папиросой, взглянул на Орловского и озабоченно спросил:

– Слушай, Стёпа, я ничего лишнего не сболтнул?

– Да вроде нет!

– Да или нет?

– Вроде нет. Верно же, Коля? – Орловский спросил мотоциклиста.

Тот подтвердил:

– Да вроде нормально всё! Этот особист так мягко стелил, что и не поймешь, что ему нужно было!

Глава 22. 22 июня 1941 г. Мародеры

Лейтенант Старновский остановил свой отряд возле отворота на летний учебный лагерь. Задумался. Всем туда идти, или взять с собой только несколько бойцов? Что-то ему подсказывало, что туда нужно идти, как в разведку. Малой группой и скрытно. Старновский был уверен, что нужно сделать именно так, как подсказывал внутренний голос. Некоторые это называют интуицией, но это было что-то другое.

Старновский еще раз посмотрел на вновь прибывших безоружных красноармейцев. Зрелище было вовсе не оптимистическое. Сейчас они стояли в две шеренги и терпеливо ждали приказа командира. Взгляд лейтенант задержался на высоком бойце из второго ряда. Он подошел к нему и по-простому спросил:

– Боец, как тебя звать?

– Красноармеец Ярошик!

– А по имени?

– Микола!

– Выйти из строя!

– Есть выйти из строя!

Боец, не торопясь, вышел, встал по стойке смирно.

– Сколько служишь? – продолжил расспрашивать лейтенант.

– Полгода уже!

– А как винтовку потерял?

– Не терял я её. Просто не получали мы!

– Как так, война идет вовсю, а вам винтовок не выдали?

– Так команды не было! Все думали, что это по ошибке нас обстреливают. Что учения начались. Мы из палаток вышли, а потом как немец лупанул, все и побежали!

– Понятно. Значит, ваши командиры решили, что учения начались, а вы не виноваты в том, что струсили?

– Я не трус! Просто нужно было от вражеского огня прятаться!

– Ладно, пойдешь с нами! Будешь вторым номером при пулемете! Красноармеец Черкашин!

– Я! – отозвался белобрысый боец, стоящий в начале строя.

– Красноармеец Ярошик поступает в ваше распоряжение. Будет вторым номером! Выдайте ему немецкий пистолет!

– Есть! – ответил Черкашин.

Лейтенант посмотрел на Ярошика, тот даже немного обрадовался такому назначению. Значит, выбор оказался правильным! Старновский ему ободряюще улыбнулся и по-свойски сказал:

– Давай, Микола, дуй к своему новому месту службы!

– Есть, дуть! – ответил тот и побежал к Черкашину.

По строю солдат пробежал смешок. Кто-то ляпнул:

– Теперь будет дуть, пока не лопнет!

– Разговорчики! – рявкнул лейтенант.

Все притихли.

– Всё смеётесь? А товарищ ваш, между прочим, сейчас на боевое задание пойдет! Еще раз услышу подобные разговорчики, подрывающие дисциплину, приму меры, предусмотренные военным временем.

– Расстреляете, что ли? – послышалось с задних рядов.

– Я не спрашиваю, кто это сказал! Знаю, струсит выйти и спросить в открытую. Но отвечаю, могу и шлёпнуть, как врага народа, труса и вредителя! Война началась, а не манёвры!

Сказано это было спокойным голосом, без надрыва, как что-то само собой разумеющееся и неотвратимое. Что удивительно, но все сразу подтянулись под взглядом лейтенанта, сами собой стали подравниваться. Многим этот взгляд командира не понравился. Другим, наоборот, внушил какую-то надежду. Таких было мало. Но они были. И Старновский их запомнил. И других тоже!

Затем лейтенант зычным, командирским голосом скомандовал:

– Всем разойтись, привал! Сержант Васильев, ефрейтор Подкорытов, Черкашин, Ярошик, Камышев ко мне! Пойдете со мной в лагерь! Сержант Ловчев, остаётесь за старшего!

Лейтенант вздохнул, не было рядом ним Воробьева, которого вместе с другими ранеными отправили на повозках в Михасино, не было Солнцева и Орловского, которые уехали в штаб доставлять пленного и получать ефрейторские звания. Не было проверенных бойцов! Старновский, взяв мосинку наизготовку, оглядел собравшихся вокруг него людей и коротко сказал:

– Идем в лагерь скрытно и тихо! За мной марш!

Через полчаса они уже были на месте.

А в это время, в этом самом лагере, между разорванных в клочья палаток, разбитой техники, перевернутых повозок, обходя многочисленные воронки и поваленные деревья, бродили четыре человека, одетых в длиннополые серые плащи. У двоих были обрезы мосинок, у одного за спиной была польская винтовка м-1929, сделанная как вариант немецкой Kar-98-k. Главарь сжимал в руке револьвер «Наган». Мародеры тихо перекликались по-польски.

– Петро! Чего ты возишься с этими ящиками? Давай сюда! Срезай вот этот кусок брезента! – главный указал на более-менее целую палатку, поваленную набок.

Затем, увидев возле покосившейся полевой кухни несколько мешков с картошкой, обрадовался:

– Анджей, Богуслав, ведите сюда телегу, грузите картошку! Солдатские шмотки потом посмотрите!

Пятый, темноволосый мрачный тип в легком свитере и польской офицерской конфедератке с вышитым серебряным галуном, сидел, спрятавшись за кустами, возле дороги, ведущей к лагерю, выставив ручной пулемет Browning wz. 1928, который, по сути, был польской модификацией бельгийского пулемета Браунинга ФН 1924 года. Польский ручной пулемет имел прицельную дальность стрельбы 1600 метров, эффективную дальность 800 метров. Его скорострельность была 500 выстрелов в минуту, емкость магазина составляла 20 патронов «маузер» (7,92х57мм).

Вот его-то лейтенант Старновский и заметил по его головному убору, отсвечивающему серебряными нитями, и сразу дал знак рукой сержанту, чтобы тот замер. Хорошо, что они в разведку пошли вдвоем. Остальных бойцов Александр оставил в ста метрах отсюда. Как чувствовал, что тут есть чужаки. Старновский сразу оценил, какую удобную позицию занял караульный, сзади росли густые непролазные кусты шиповника, а значит, оттуда никто не мог подкрасться бесшумно, спереди был хороший обзор дороги, и только со стороны леса было небольшое редколесье. Именно отсюда и можно было обнаружить дозорного, если знать, где его искать.

А лейтенант знал. Он и сам присмотрел это место, когда бродил по окрестностям лагеря, всего-то пару дней назад. Как много и как безвозвратно всё изменилось с этого времени! Старновский медленно отошел назад, показал рукой, что уходим, и они с сержантом тихо и бесшумно удалились отсюда на полсотни шагов.

Затем Старновский шепотом сказал прямо на ухо сержанту:

– К нему незаметно не подберешься. Сзади плотно растут кусты, а сбоку незаметным не подойдешь. Только стрелять. Поэтому продолжаем разведку. Если он тут сидит, значит в лагере кто-то чужой. Похоже, что это польские буржуазные недобитки!

– Или местные кулаки и помещики! В общем, контра! – уточнил сержант.

– Ну, да, контра! Давай пошли, только тихо!

А дальше всего-то через двести метров они увидели свой разрушенный, разбомбленный лагерь. Лежащие полотнища истерзанных палаток, разбитые грузовики, опрокинутые повозки и полевые кухни, разбросанные доски временных построек и кругом воронки. И все это обильно усыпано какими-то разбросанными вещами, сломанными ящиками, вперемежку с различным хламом и мусором.

Среди всего этого хаоса четверо людей в серых дорожных плащах собирали какие-то вещи и складывали на телегу. Оценив их вооружение – два обреза, винтовку и находившийся в руках главаря «наган», лейтенант принял решение атаковать. В том, что это были антисоветские элементы, никакого сомнения не было. У главаря мародеров на голове тоже была конфедератка, только не щегольская гарнизонная, как у караульного, а полевая конфедератка. Ну а польский ручной пулемет у дозорного сразу подсказывал, что перед ними недобитые представители польской буржуазной армии и местные кулаки или помещики (те, которые в серых кепках). В общем, контра (контрреволюционеры)! Понятное дело – в понимании военнослужащих Рабоче-Крестьянской Красной Армии! То есть РККА.

– Значит так, Григорий Иванович, берешь наших бойцов, занимаешь здесь позиции и ждешь моего выстрела, а потом открываете огонь! Вперед не лезьте. Просто стреляйте из укрытий! Я займу позицию возле дозорного и буду стрелять в пулеметчика. Возьми мои часы. Через десять минут я начну! Потом зайду с тыла, так что вперед батьки в пекло не суйтесь!

– Товарищ лейтенант, а как же вы без часов?

– У меня внутри натренированные часы! Так что давай, вперед! Главное, скрытно и тихо! Потому и даю время 10 минут! Всё, пошли!

Через десять минут главарь мародеров, который действительно был польским майором, как раз смотрел, как двое его людей грузят мешки с картошкой на телегу.

В это время лейтенант уверенно выцеливал пулеметчика, отсчитывая последние секунды его жизни. Тоже не простое дело. Хотя, как сказать, если знаешь, что тебя самого через минуту могут убить… Если уж твою жизнь не ценят, почему ты будешь ценить жизнь врагов?

Раздался выстрел. Польского бывшего офицера в потрепанном замызганном вязанном свитере откинуло в противоположную сторону с пробитой головой. Красивая окровавленная конфедератка закатилась в придорожную траву. Ручной пулемет безмолвно остался стоять на сошках, дожидаясь нового хозяина.

Следом, в отдалении, раздались другие выстрелы, которые тут же заглушила длинная пулеметная очередь.

– Во Черкашин развоевался! Он же так все патроны сожжет! – тихо проговорил Старновский и пошел собирать трофеи.

А на обширной поляне, где еще рано утром стоял летний учебный лагерь 22-ого полка, замер главарь мародеров, тревожно прислушиваясь к выстрелу, ожидая, что будет дальше, чтобы сообразить, что нужно делать! В этот момент пуля, посланная из СВТ ефрейтором, пробила ему лёгкое, и он стал заваливаться, отчаянно что-то хрипя. И тут же вторая пуля добила его окончательно. В это время его подельники по банде укладывали третий мешок картошки. Богуславу пуля попала в бок, а вот Анджею повезло. «Его пули» веером просвистели над головой. Черкашин только приспосабливался к немецкому МГ-34. Учился в условиях реального боя, так сказать!

Сержант же начал лупить из мосинки по Петро, который поодаль ножом выкраивал из большой палатки кусок брезента. Тот, как заяц, сразу же бросился бежать. А сержант торопился и всё время мазал.

– Черкаш! Смотри, уйдет!

Пулемётчик чуть повернул свою белесую голову, приноровился к такту бега удаляющейся фигуры и лупанул длинной очередью. Фонтанчики, взбитые пулями перед убегающим человеком, просто заставили того с ходу растянуться на земле и юркнуть в ближайшую воронку, откуда он уже не показывался. Черкашин, выбрав веточку на краю воронки, стал давать короткие очереди. Просто для тренировки и пользы дела. «Зайца» нужно было караулить, чтобы он и носа не высунул.

Анджей, который спрятался за мешок с картошкой позади телеги, судорожно бахнул из обреза. Бесполезно! Это оружие не для боя на расстоянии! Выстрелить, конечно можно, и даже попасть, но чисто случайно.

– Подкорытов, что ты не стреляешь? – крикнул сержант ефрейтору из новеньких.

– Счас! – ответил тот и выстрелил два раза подряд из своей самозарядки. Пули попали в мешок с картошкой.

– Черкаш, а ты что не стреляешь?

– Боюсь лошадь зацепить. Я лучше по воронке. Она подальше и в стороне!

– Твою мать! – воскликнул сержант и короткой перебежкой рванул вперед и влево.

Второй номер пулеметного расчета Ярошик крикнул:

– Витёк! Сержанта не зацепи!

– Вижу! – сквозь стиснутые зубы проговорил Черкаш и резко повернул ствол пулемета к телеге, где всё это время стонал раненый. Вот он пошевелился за спицами деревянного колеса, и, недолго думая, Витёк послал туда пару коротких очередей. Полетели деревянные щепки от обоих задних колес, и раненый затих окончательно, а телега чуть покосилась. Из четырех мародеров теперь в живых остались двое. Тот, который за телегой, за мешком картофеля, и второй, который спрятался в воронке.

Ефрейтор крикнул Черкашину.

– Витек, не стреляй по колесам! Ты же их все расшибешь! Прижми лучше того, кто в воронке!

Это было сказано вовремя!

Петро, набравшись храбрости, высунулся из воронки и поспешно выстрелил из своей польской винтовки м-1929, полного аналога немецкой Kar-98k. Выстрелил неплохо. Обходивший телегу сержант услышал, как возле его уха просвистела пуля. Он упал, но с «боевого курса» не свернул, прицелился и стал стрелять по видневшимся ногам того, кто лежал за телегой. Дело в том, что между сержантом и Анджеем находилась перевернутая полевая кухня. Прямо возле телеги. Она-то и закрывала обзор. Сержанту от поляка. Поляку от сержанта. Но ноги-то торчали!

Тут раздались выстрелы из СВТ, у Петро прямо по краю воронки ударили два фонтанчика от пуль, и он шустро нырнул на дно ямы.

Бой поляками был заведомо проигран. Они были прижаты огнем русских и не имели возможности прикрывать друг друга и свои фланги. Они это поняли сразу. Анджей вскрикнул, что-то ему обожгло ногу. Он инстинктивно её поджал и понял, что это была всего лишь небольшая царапина от пули. И эта боль вдруг придала ему сил и смелости, чтобы рвануть к обгоревшему грузовику, спрятаться за ним и под его прикрытием бежать дальше, пока его не обошли с другой стороны.

Тут же следом раздалась пулеметная очередь, но на этот раз Анджея что-то ударило по голове, и он упал носом в землю. Чуть поодаль, кувыркаясь, шлепнулся его обрез.

– Еще один! – с каким-то зловещим наслаждением проговорил Черкаш, и, выждав несколько секунд, перевел огонь с неподвижно лежащего мародера с окровавленной головой на край воронки.

Петро еще раз высунулся и увидел, что Анджей лежит весь в крови. Дальше игра не имела смысла, и он по-русски крикнул:

– Русские! Я сдаюсь!

Сержант скомандовал:

– Прекратить огонь! – и обращаясь к поляку крикнул: – Эй, ты, давай выходи с поднятыми руками!

Тот демонстративно вышвырнул из воронки свою винтовку, а потом медленно показал поднятые руки, и потихоньку вылез из воронки.