Художник. Изображая иллюзию

Рисунок восемнадцатый. Светотень

Люди творенья Божьи живут по Его воле,

мои же творенья живы моею жизнью.

Чарльз Одри мерно почесывал себя по загривку. Вновь вернувшись к привычному для себя архивному ремеслу, он внимал снегопаду за окном, предвкушая и ожидая очередной выпад судьбы, столь неожиданный, что его ноги скорей всего подогнуться, и он рухнет на колени, с мольбами благодарения. Но погода несколько успокаивала его фантазию, а свидание с Маргарет, с той неудавшейся попутчицей, выдалось весьма удачным. Дружная симпатия блеснула в их сердцах и некогда затушенные фитили их сердец вновь зажглись любовным волнением. “Угораздило же мне на старость лет познать теплоту встреч, нежность взглядов и горечь прощаний” – думал детектив, поеживаясь в кресле. Любовь, по-видимому, исцелила его больное сердце лучше любых микстур, а купидон оказался самым знающим врачом. Скоро он переедет к Маргарет, в ее усадьбу и они заживут в согласии и сочувствии, в понимании, они перестанут быть одинокими ворчунами. Пора уж детективу со стажем покинуть сей детективный пост. Потом ему обязательно нужно будет позвать Томаса Свита в гости и послушать его знаменитые невымышленные байки, оттого столь занимательные. Что ж, и Чарльзу будет, что рассказать мистику. Например, о Художнике, который уже стался почти забытым эпизодом в его жизни. Однако эта история не окончилась и потому в скором времени она дала о себе знать. Когда в архив явилась заснеженная и бледная девушка.

Микеланджело Буонарроти гениальный скульптор и живописец, резцом врезаясь в мрамор, создавал вокруг себя облако пыли, которое обволакивало его одежду, лицо, даже осколки попадали в глаза, отчего он чуть было не потерял зрение, он подолгу не мылся и плохо питался. И представьте себе картину, человек с длинной бородой, космами спутанных волос, в грязной одежде, плохо пахнущий, с вмятинами на месте щек, больной и усталый стоит возле шедевра, возле предмета красоты. Творец и его творение, насколько они различны, сколь они не похожи друг на друга. Увидев такого падшего человека, не подумаешь, что он сотворил нечто неописуемо прекрасное. Ибо в душе его свет, хотя внешне он далек от совершенства.

Так и Эмма с усталостью во всем своем облике предстала перед детективом, бедная, но красивая, изящная, но непокорная.

– Вы Чарльз Одри? – спросила она.

– Да это я. Неужели вы и есть Эмма, девушка Эрнеста. – настороженно произнес он.

– Я та, которую вы искали. Я Художник. – сказала она и с достоинством добавила. – И я изобразила иллюзию.

Чарльз Одри машинально вскочил, подхватил девушку под локотки, и подвел ее к стулу. Оказывается она пришла с тяжелой поклажей, принесла с собою две огромные тяжелые на вид скрытые от чужих глаз картины, завернутые в черную непроницаемую ткань, потому она так устала.

– Прошу, рассказывайте всё по порядку. Как вам удалось перехитрить похитителя, как вы спаслись, и что случилось с Эрнестом? Мне необходимы подробности. – мягко проговорил детектив подбадривая Эмму.

И та начала свое повествование. На ее лице изредка проступали капли, то ли слезы, то ли снег на ее волосах таял, превращаясь в слезы.

– Я обнаружила вашу записку, и после прочтения оной, я замыслила изобразить иллюзию. По моему желанию Адриан написал картину, на которой я живописно бездыханно распростерлась на полу: бледная кожа на темном паркете, свет у окна касается до моего умиротворенного лица. И когда он предался сну, я исправила в изображении одну деталь. Я тряпочкой убрала глаза и нарисовала закрытые веки, той краской на палитре что у него осталась. Этому я научилась у художника. Это оказалось легко, нужно было лишь немного притемнить сверху и прибавить немного розового по бокам. Как видите, я многому научилась за этот месяц. И отныне иллюзорная Эмма лежала мертвая или спящая прямо полу. Вскоре он проснулся и увидел чудовищное зрелище, ему показалось, будто я убила себя или он захотел разбудить меня, должно быть пожелал прийти ко мне на помощь и потому немедленно перенесся в полотно. Мне стало видно, как он склонился над иллюзорной Эммой, слезы хлынули из его раскрасневшихся глаз. И тогда я запечатала картину рамой. Ему никогда из нее не выбраться. Художник сам сотворил для себя скорбную темницу.

– Вы истинный Художник и вы воистину изобразили иллюзию! –воскликнул детектив.

Он был удивлен тому, что столь хрупкая девушка смогла обхитрить непобедимого злодея. Но по привычке требуя доказательств, он попросил снять покрывало с полотен. Что Эмма и сотворила.

Две противоположные картины предстали пред ними в двух сценах неизвестной пьесы, явились их взорам трагедия и комедия. На одной запечатлен счастливый Эрнест с живой любимой, а на другой печальный Адриан с мертвой любимой на своих трепещущих руках.

– Я поражен, честное слово, кто бы мог подумать, что всё окончится подобным образом! – радостно воскликнул Чарльз Одри.

– В том то и дело, что я пришла за советом именно к вам, потому что это еще не конец истории. – печально молвила Эмма. – Мне предстоит избрать, кого из них освободить, а кого оставить в иллюзии. Эрнеста или Адриана? Если я освобожу обоих, то они с ревностью пожрут друг друга. Если я никого не освобожу, то поступлю дурно, лишив их реальной жизни, лишив настоящих чувств.

– Веселый рационалист или меланхоличный романтик? Трудный выбор вам предстоит сделать, Эмма. Я могу лишь посоветовать вам, слушать свое сердце. Всё предельно просто, кого любите, того и выпускайте. Однако вы должны понимать, что я более склоняюсь к кандидатуре Эрнеста, тогда как заключение преступника вполне справедливо.

Эмма отрешенно призадумалась.

– Я изберу того, кто меньше всего этого заслуживает. – произнесла девушка и сняла раму с одной из картин…

Карьера Чарльза Одри на том благополучно и плодотворно не окончилась, впрочем, на время всё же он удалился от всех розыскных дел и нашел долгожданное счастье в обществе любящей уже не столь властной Маргарет. Однако он сумел совмещать свою личную жизнь с частным детективным розыском.

А у Эммы в жизни началась новая полоса, менее красочная, но размеренно спокойная. Более никто не покидал ее, никто ее не тревожил. С течением лет, красота Эмма расцвела, но затем начала вянуть, чахнуть подобно подрезанному цветку, отчего многие уже не смотрели на нее с обожанием. Но очи влюбленного юноши с полотна всегда смотрели на нее с восхищением и благоговением. Эмма старела, но те любящие глаза не старели.

Рисунок девятнадцатый. Запечатление

Смерть, тебя на самом деле нет, неужели и меня тоже нет на свете. Иль в мире есть только я или вовсе нет меня. Вот и конец, ты так меня ждала, целых двадцать лет, о нет, куда как дольше. Ты страх внушала мне об уходе скором, без оставленья творческого следа. Но признайся, тебе приятен был скрип моего пера, взмахи кистью. Когда я размышлял, ты молчала, когда я предавался тишине, ты меня будила, и я сомнамбулой льнул к бумаге. И ты сидела рядом, утешая, вторя ободренья – еще чуть-чуть, потерпи немного, еще пару строк, еще хотя бы один мазок. Но вместо них я тысячи и тысячи творил движений. Ты Ангел Предвестник отлученья тела от души и души от тела, смотря кто, более довлел в человеке королем. Ты Ангел, забирающий нас в Царство, и кем я буду там, творцом, слугой, иль никем? О сколько раз я спрашивал тебя – сколько мне осталось, ведь я так низко пал, так для чего мне дальше жить, чтобы более грешить? Я не исправился. Я не знаю, жалеть ли мне тех людей коих ты сопроводила в Вечность, они покойны, жалеть не стоит об исходе. Но Любимую, прошу, оставь в покое. Хочешь я напишу твой портрет, или тебе поэму посвящу, хочешь я за нее умру…, увы, бесстрастна ты к моим словам.

Мечты сбываются, я всегда мечтал иметь подругу, с девой ласковой дружить, и когда все отказали, ты одна отвечаешь мне вниманьем и советом. Не ведаю, сотворю ли я хоть что-то, что не станет прахом, что прославит жизнь мою и жизнь Любимой. Я отдал молодость творенью. Велика ли моя жертва? Надеюсь, истратил силы я не зря. И однажды ты заберешь меня, и мы пойдем, словно старые друзья. Стариком мне уж не быть, ибо я уже принял старость. Жаль, не мудрость.

Любовь моя, Любимая моя, почему ты меня не любишь! Почему взаимностью мне отвечает смерть, но не ты. Ответь! Прошу! Ведь я раскрыл пред тобою душу целиком, неужто, и вправду я чудовище внеземное, потому ты меня боишься? Вы все меня страшитесь, ибо я могу поколебать весь этот мир, я мотылек взмахом крыла, создающий ураганы и вихри шторма! Но нужны ли мне свершенья мировые, горделивые дерзновенья, когда ты закрываешь предо мною дверь.

Я люблю тебя – пусть знает каждый, пусть Вселенная трепещет, склоняется пред вечною любовью к деве юной незабвенной!

Скажи мне смерть – уйти ли мне сегодня на покой, оставив чернильное перо? Пишу, но все труды мои для нее игры и заблужденья. Никто не верит в мою любовь, они думают, я молод, но я стар и любовь моя ветха как мир.

Я верю – ты меня полюбишь, на Небесах смахнешь слезинки с моего лица. Но земная жизнь, словно не ведает конца. Боже, как хочу я в мир прийти, где каждый любит, мир, где Тебя не распинали. Ты здесь страдал, Тебя гнали, и неужели и нам предстоит страдать, но учеников Твоих не по ранам, но по любви всюду узнают. За любовь они страдают, с любовью поношенья принимают, с любовью, Тебе подобно, они прощают.

И я прощаюсь. Любимая моя – меня ты не полюбишь здесь, а там, надеюсь…. До встречи.

Смерть умилилась в который раз моим возвышенным писаньям, ближе ко мне подсела, ее белоснежные волосы коснулись до моего лица, ее рука коснулась моей ладони. И с очередной строфой жизнь моя вновь стала коротка. Я умру, когда все замыслы исполню, вот почему ты здесь, но ты не ведаешь, когда напишется моя последняя картина. Тогда ты будешь побеждена, подруга верная моя, ибо я буду жить, и никто никогда не умрет. Ибо тебя, смерть, я запечатаю словами на бумаге навсегда. Навсегда ты останешься в картине. Навсегда. О том мечтаю я.

Рисунок двадцатый. Минуя множество картин

Почему одни плоды созревают,

а другие падают совсем еще зелеными?”

Сломленная растрепанная пожилая женщина провожает тленное тело своего покойного мужа в последний земной путь, изредка она всхлипывает, не причитает, но с жалостью скорбит перед неминуемым веяньем жатвы. Ее супруг стал прошлым и унесся туда, где нет времени, где нет памяти, только блаженство, только покой. И покуда она не присоединилась к нему, ей суждено помнить года наполненные счастьем, ибо обойдя стороною все скорби и невзгоды, они дожили до преклонных лет. Ныне же она осталась одна доживать в немощности и в супружеском одиночестве. Но Господь милостив и не оставил ее одну. Рядом с нею стоит рыжеволосая стройная девушка в черном платье. На румяном личике Фелиции, дочери Эммы, застыло непонимание. Юные не понимают что такое исход и потому они всецело бессмертны.

Вскоре они возвратились с кладбища домой. Эмма хотела остаться в одиночестве, чтобы поразмыслить над исключительностью человеческого бытия. Она улеглась на диванчике, милостиво сложив руки на животе. В ее лице чувствовалась опустошенность, созидалась покорность.

Дочь подошла к ней и мельком спросила.

– Мама, почему ты не плачешь? Словно за тебя плачет та картина, которая висит в нашей гостиной.

– Потому что тот человек, изображенный на полотне, опечален невосполнимой утратой. С твоим отцом я жила десятилетия. Мы были счастливы. И я скоро последую вслед за ним. А Адриан, прожив со мной всего один месяц, навсегда потерял меня, для него я умерла. Я совсем забыла о нем.

– Странно, ты так говоришь о нем словно он не рисунок, а настоящий человек. И что странней всего, сегодня, когда ты одевалась в траурные одежды, рама отслоилась и покосилась. И представляешь, тот нарисованный человек перестал плакать. – сказала девушка.

Представив произошедшее событие, Эмма неожиданно резво для своих лет метнулась в соседнюю комнату. Она застыла в дверном проеме, увидев юного Адриана, аккуратно поправляющего раму картины, в которой он томился целые десятилетия. С тех пор художник нисколько не изменился, время не состарило его ни на день, лишь глаза творца стали более грустны, нежели чем всегда.

Эмма подошла к художнику, близко, очень близко, отчего он скользнул по ней взором божественного созерцателя, нисколько не удивившись видению.

– Прости меня. – изрекла она.

– Прощать за что? Эмма. Ты совсем позабыла наши уроки творения. Ведь это я творец этой картины, поэтому она подвластна только мне одному, она не могла удержать меня. Все эти долгие годы я самовольно находился в полотне, для того чтобы не мешать вам жить счастливо.

– Для чего тогда вернулся в реальность? – трепетно вопросила Эмма. – Потому что Эрнест ушел от нас?

– Потому что твоей дочери нужен будет учитель рисования, а тебе заботливый друг.

– Но я ужасно состарилась. Разве вдохновляю тебя теперь, после стольких лет разлуки?

– Всегда. Я люблю тебя, Эмма, а любовь безвременна. Я любил твои реснички, теперь люблю и твои морщинки, ибо они часть тебя. С твоей дочерью я обязательно подружусь, мы с ней почти ровесники.

– Адриан, ты всё такой же романтик. Я уверена, вы подружитесь. Странно, но она больше похожа на тебя, чем на Эрнеста. Она очень много рисует.

– Скорее она походит на тебя, ведь ты моя лучшая ученица.

Эмма, не сдерживая эмоции, бросилась на Адриана, обхватив руками его плечи.

– Я скоро уйду вслед за супругом, он уже ждет меня. Адриан, когда меня не станет, ты позаботишься о Фелиции?

– Непременно. – ответил он, нежно обняв за талию свою дорогую и любимую Эмму.

Картина написана

Спите неразлучные пары,

воссоединенные на Небесах,

любимые Богом осененные венцы,

живите вечно познавшие вечную любовь.

Адриан возложил букет белых лилий на место упокоения Эрнеста и Эммы. Плод их любви сидел рядышком на травке, девушка сдувала парашюты с головок созревших одуванчиков, отчего семена гурьбой разлетались по воздуху. Учитель рисования помолившись, сел рядом с Фелицией и наклонившись, дунул на белесый седой цветок, отчего вверх взметнулись пуховые пушинки.

– Необязательно срывать цветок, чтобы насладиться его красотой. – сказал Адриан.

Прилежная юная художница кивнула, и повторила за своим учителем те нехитрые действия.

– Адриан, а кто вы на самом деле? – всегда хотела спросить она, но всё никак не решалась, до сего дня.

Художник усмехнулся скрытой мудростью.

– Творец. – ответил он. – Ибо я сотворил вас и ваши судьбы. Потеряв Эмму, Эрнест осознал насколько она дорога ему, он начал шире смотреть на мир и потому Эмма признала в нем своего избранного возлюбленного. Я соединил их нерасторжимым браком, и впоследствии родилась ты, Фелиция. И ты когда-нибудь полюбишь, и тебе придется делать выбор. Детектив Чарльз Одри исцелился от недуга уныния, обрел свою долгожданную вторую половинку. Я создал вас и научил вас любить, но не лишил вас свободы. Я всех вас люблю. Я учу творить каждого, кто просит меня, в том числе и тебя. Я тот, кто победил смерть.

– Вы просто художник. – улыбнувшись, сказала девушка.

Творец благодарственно кивнул ей в ответ. Что ж, и вправду он фантазер. Он способен нарисовать то, что не было в его жизни и этой фантазии он посвятит всю свою жизнь. Ведь душа художника запечатлена в картине прожитой жизни, столь краткой, насколько мгновенно само творение.

Рукопись книги написана осенью-зимой 2011г.

“Художник. Изображая иллюзию”

Автор книги Козлов Евгений Александрович

YouTube канал: Целомудрие миролюбия. https://www.youtube.com/channel/UCvx60B-iw9JCbCOpZUyXNfw

Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.