Читать книгу: «Бессонница», страница 12

Глава 28. Лили

– Ты когда-нибудь простишь меня? – Миа задает этот вопрос уже, наверное, в сотый раз с тех пор, как моя нога переступила порог университета этим утром.

Три недели я провела в кровати, восстанавливаясь от сломанного ребра. Даже лежать и дышать было больно. Джеймс был рядом столько времени, сколько мог. Большую часть дня я проводила с Авой. Мы с ней очень сблизились. Она открыла для меня удивительный мир романтического фэнтези. Я даже и не думала, что чтение может приносить столько веселья. Мы до ночи говорили о книгах, и я даже закончила еще один сценарий. Джеймс прочитал его первым и снова сказал, что он гениален.

Миа и Лиам приходили в больницу, как только узнали о случившемся. Новость удивительно быстро разлетелась по университету, и теперь я ловлю на себе сочувствующие, реже осуждающие взгляды, потому что вместе с этим стали известны мои отношения с профессором.

Миа давала показания в полиции, так как Итан от нее узнал, где я живу. И теперь она винит себя в том, что поделилась этой информацией.

– Перестань, – я закатываю глаза и легонько толкаю ее в плечо. – Ты не знала. Мне нужно было рассказать тебе обо всем, и тогда, возможно, этого удалось бы избежать.

Я останавливаюсь и прижимаю руку к кольнувшему боку. С плеча стягивают рюкзак, а талию обхватывает крепкая рука.

– Тебе больно? – Раздается над ухом обеспокоенный голос.

Ну, нигде от него не скрыться.

– Добрый день, профессор, – рядом пискнула Миа.

Он кивает ей и переводит все внимание на меня.

– Я в порядке, – недовольно морщу лицо и пытаюсь вернуть сумку, но он перехватывает ее другой рукой и шагает вместе с нами, явно намереваясь проводить до аудитории.

– Нужно было остаться дома.

– Врач сказал, что я могу вернуться к обычной деятельности, просто должна быть аккуратной.

Мы снова возвращаемся к нашему вчерашнему спору, и я повторяю ровно те же слова, что говорила. Хочу добавить, что это не первый перелом ребра в моей жизни, но вовремя прикусываю язык. Джеймс пробурчал что-то нечленораздельное, но оставляет эту тему.

– Ты не опоздаешь на занятия?

– Я профессор. Мне можно.

В его голосе слышится смех, и я тоже улыбаюсь. У дверей он останавливается и возвращает рюкзак.

– Заберу тебя после занятий.

Я киваю, глядя в расплавленное серебро его глаз. Он легонько сжимает мои пальцы и спешит по коридору.

Миа вздыхает, и я поворачиваюсь к ней.

– Никогда не видела профессора Эванса таким мягким. Ты расколдовала сердце ледяного принца?

– Еще кто кого, – тихо улыбаюсь я и прохожу за ней в аудиторию.

Я сажусь возле окна, а подруга – рядом. Миа задумчиво жует кончик ручки и рассматривает меня.

– Что?

– Тебе идет этот цвет. Ты очень красивая.

Я неловко провожу рукой по коротким волосам, но благодарю подругу. Пришлось сделать стрижку, потому что волосы были разной длины. И так как больше нет смысла скрываться, я вернула свой натуральный цвет волос.

Мне непривычно без длинных волос, голова кажется слишком легкой, и меня все тянет привычно отбросить их назад или смахнуть с лица.

Мы слушаем лекцию. Приятно вернуться к обычной жизни и оставить всю эту драму позади. Конечно, еще предстоит не одно слушание и хождение по залам суда, но я устаю беспокоиться и переживать об этом. Джеймс будет рядом. Я уверена. И разделив с ним это бремя, я чувствую, что оно становится посильным.

Вечером мы возвращаемся домой. Я, пользуясь своим состоянием, убеждаю Джеймса посмотреть «Бриджертонов». Сначала он фыркает и закатывает глаза, но потом втягивается. Мои ноги лежат у него на коленях, и он рассеянно выписывает круги на моей коже. Я аккуратно потягиваюсь, чтобы не потревожить ребро, и подползаю ближе. Джеймс отвлекается от экрана и смотрит на меня.

– Что-то болит? – его брови нахмуриваются.

– Не-а.

Я обвиваю его шею руками и приникаю к его губам. Он отвечает на поцелуй, но без энтузиазма, и хочет отодвинуться, но я не даю ему этого сделать. Напротив, прижимаюсь теснее к его груди, потираюсь уже возбужденными сосками, целую его еще раз. Глубже и слабо стону в его рот.

Он резко вздыхает, и это больше похоже на шипение, и сжимает мою талию. Аккуратно, но крепко.

– Стой… – слабый шепот проносится по его губам. – Лили…

Я оседлала его и начинаю целовать шею. Он шумно сглатывает, и кадык двигается. Грудь вздымается, и пульс бьется так сильно, что я чувствую его под своими губами.

– Мы не можем.

– Можем.

Я подвинулась ближе и чувствую его эрекцию там, где мне хочется больше всего, и не сдерживаю еще одного стона. Его тело уже дрожит, и он несмело водит руками по моим бедрам.

– Остановись, – раздается страдальческий стон у моего уха.

– Почему? Ты же хочешь меня, я чувствую. – Я покачиваю бедрами, доказывая свою правоту, и Джеймс ругается.

– Я не хочу делать тебе больно, – он слабо протестует, но я вижу по огню и безумному голоду в его глазах, что это конец его контроля.

– Ты не сделаешь.

Я уверенно смотрю ему в глаза и подливаю масла в огонь:

– Ты мне нужен. Пожалуйста.

Его брови сходятся на переносице, а выражение лица становится таким страдальческим, что мне даже становится жаль его. Но я знаю, как он реагирует на мои просьбы.

– Ты убиваешь меня.

Он жадно целует меня, обхватив рукой затылок, и я торжествующе улыбаюсь в его губы.

– Но мы будем делать все осторожно, и если тебе станет плохо, то сразу остановимся.

– Да-да, – я нетерпеливо киваю, чем зарабатываю недовольный рык Джеймса.

Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но так и остается сидеть, когда я стягиваю с себя верх одежды.

– Проклятье.

Он наклоняется и берет в рот сосок, я неосознанно подаюсь вперед, но он удерживает меня. Горячие губы ласково терзают розовую плоть и легонько прикусывают. Я вскрикиваю не от боли, а от остроты ощущений. Как же мне не хватало его губ. Джеймс моментально останавливается и поднимает голову.

– Нет, нет. – Я задыхаюсь. – Все хорошо.

– Лили… – предупреждающе рычит он.

Я не даю ему договорить и целую его, руками скользя по его рукам и сильным плечам. Пальцы пробегают по прессу, упиваясь крепостью мышц, и стягивают с него футболку.

Губы Джеймса перемещаются на шею и возвращаются к груди. Я запускаю руки в его волосы, прижимаю крепче и медленно покачиваю бедрами в такт движениям его языка на моих сосках, заработав его вибрирующий стон.

Он избавляет нас от остатков одежды и аккуратно располагает меня на коленях. Его пальцы проходят по внутренней стороне бедра и дразняще касаются промежности, и тут же его грудь опускается от сильного выдоха, когда он обнаруживает там влагу.

– Делай, как ты хочешь.

Он возвращает руки на бедра и ласково проводит ими до талии. Мне не нужно повторять дважды. Я опускаю руку вниз, направляю его в себя и медленно опускаюсь до самого конца, лишая себя всех мыслей и чуть ли не плача от тоски и долгого ожидания.

Джеймс откидывает голову на спинку дивана и шумно дышит.

– Блядь, в тебе так хорошо.

Я покачиваю бедрами, изменяя угол проникновения, и мы синхронно стонем.

– Мое тело так скучало по тебе, – всхлипываю я.

Он поднимает на меня свои сияющие глаза. В них столько любви и обожания, что мне кажется, сердце не выдержит и разорвется на сотни маленьких кусочков. Вместе с этим мышцы внизу сжимаются, обхватывая его сильнее.

– Сделаешь так еще раз, и я кончу. Я слишком долго ждал, – стонет он.

Я хмыкаю, обнимаю его за шею и начинаю медленно покачиваться, практически не поднимаясь вверх, избегая резких толчков. Руки Джеймса аккуратно придерживают и ласкают спину. Он утыкается головой мне в грудь. Наше дыхание смешивается. Мы так близко. Лицом к лицу. Кожа к коже. Так медленно и крепко.

– Так хорошо.

– Какая же ты красивая, – он хрипит, блуждая по мне взглядом, словно не знает, на чем остановиться.

Я плавно покачиваюсь, скользя туда-обратно, упиваясь своей силой над ним и тем, как Джеймс разрушается подо мной.

Где-то глубоко под кожей зарождается тепло. Я приоткрываю губы, становится невыносимо жарко и не хватает воздуха, глаза закатываются. Джеймс приподнимается и ловит мой рот своим. Движение внизу становится чуть глубже и увереннее. Я тихо всхлипываю в его поцелуй и цепляюсь руками в его плечи.

И когда волна накатывает, она приходит не оглушительным криком, а срывающимся протяжным стоном облегчения и блаженства в его губы. Я прижимаюсь к его лбу своим, вся дрожа, пока его руки удерживают мое тело, бьющееся в сладких конвульсиях.

Не знаю, сколько мы так сидим, тяжело дыша, слившись воедино. Пульс постепенно успокаивается. Я открываю глаза и встречаю его взгляд. В нем плещется тихая бездонная нежность, которая пробирает до самого нутра.

– Ожидание того стоило.

– Точно.

Он мягко выходит из меня и помогает привести себя в порядок. Я остаюсь в ванной дольше обычного, а когда выхожу, до моего носа доносится восхитительный аромат жареного цыпленка и трав. Такой густой и аппетитный, что у меня сразу текут слюнки.

Я отправляюсь на кухню и застаю Джеймса возле плиты, полностью погруженного в процесс.

Я подхожу ближе, обнимаю его за талию и заглядываю в сковороду. Там шкворчит цыпленок. В нос ударяет запах чеснока, тимьяна и лимонной цедры.

– Это выглядит слишком хорошо, – я жадно глотаю слюну.

– Пару минут, и все будет готово, – Джеймс отрывается и целует меня в макушку.

Я не мешаю ему и рассматриваю небольшой винный бар, который начал у меня накапливаться с тех пор, как Джеймс стал проводить в моей квартире больше времени.

– Шабли или Совиньон Блан?

– Первое.

– Классика, – говорю я себе под нос, но Джеймс слышит и хмыкает.

Я разливаю вино по бокалам и протягиваю ему один. Он делает большой глоток и машет лопаткой в сторону стола:

– У меня есть новость для тебя.

Я оглядываюсь и вижу пухлый белый конверт. Беру его и сажусь на стол рядом с плитой.

– Что это?

Он лишь криво улыбается и взглядом велит открыть. Я переворачиваю бумагу, и у меня трясутся руки, когда я вижу черную эмблему студии A24.

Не может быть.

Я начинаю читать, и шок и возбуждение нарастают с каждым новым словом. Я поднимаю глаза на Джеймса и не могу сказать ни слова.

Он подходит ближе и становится между моих раздвинутых ног. Берет мое лицо в свои руки, заглядывает в глаза и говорит со всей горячностью:

– Я всегда это знал. Поздравляю, моя гениальная девочка. Твое время пришло.

Глава 29. Лили

Я бегу по коридору, стараясь, чтобы мои шаги были не такими громкими. Засиделась в библиотеке, внося правки в сценарий, и совсем забыла про семинар у Рочестер. А эта мадам не терпит опозданий и не пускает в аудиторию после начала занятий. Единственная надежда на то, что она сама могла опоздать, что делает достаточно часто.

Возле аудитории никого нет. Я прикладываю ухо к двери. Тишина. Плохой знак. Но отступать некуда. Я открываю дверь и вхожу внутрь, и спотыкаюсь на пороге, когда вижу за кафедрой знакомую черную шевелюру.

– Опаздываете, мисс Миллер. Проходите, – журит он, но в глазах пляшут добрые искорки.

Я моментально краснею и занимаю свое место рядом с Мией.

– Как я уже успел сказать, сегодня мы будем обсуждать творчество Фицджеральда. И тема семинара: «"Великий Гэтсби": Величайший американский роман или великая американская иллюзия?»

Я удивленно поднимаю голову от рюкзака, в котором роюсь в поисках ноутбука. Обожаю «Гэтсби».

Профессор начинает рассказ о жизни писателя и времени, в котором он творил. В аудитории стоит заинтригованная тишина. Как всегда, его рассказ увлекает всех. Он разбавляет его уместными шутками. А этот чертов голос… Я и забыла, как же властно и горячо он смотрится за этой кафедрой. Перевожу взгляд на его руки. Он что-то оживленно жестикулирует, но эти движения не суетливые, а точные и размеренные, идеально соответствующие темпу его голоса.

Я заблудилась во вчерашних воспоминаниях. Эти руки и эти пальцы, которые были так глубоко во мне и доставляли такое наслаждение…

– Мисс Миллер?

Я встряхиваю короткими волосами и прочищаю горло. Профессор смотрит на меня с вопросительным видом, а все головы в аудитории повернуты ко мне.

– Эмм…

– Мне кажется, Гэтсби боялся не достичь, он боялся достичь и понять, что это не то, о чем он мечтал. Ну, как защитный механизм, – приходит на помощь Миа.

– Интересная мысль, мисс Уолш, – кивает он, не сводя с меня взгляда.

Его темный взгляд красноречиво говорит о том, что он знает, о чем я думала. Я украдкой смотрю на него и снова краснею от силы его взгляда, в котором сейчас явно сквозит выражение «Я вытрахаю из тебя все дерьмо позже». Я прикусываю губу.

– Соберись, женщина. И хватит раздевать профессора глазами, – тихо говорит Миа.

Мы захихикали. Профессор постучал пальцем по кафедре, мы с подругой зашикали друг на друга и спрятали головы.

Эванс возвращается к теме лекции и, как обычно после монолога об авторе и истории, начинает опрашивать студентов об их точке зрения на роман. Начинается жаркая дискуссия. Я перевожу взгляд с одного студента на другого.

– Ранее мы с вами обсуждали другого современника Фицджеральда – Хемингуэя. Как вы считаете, в чем отличие этих авторов? – Он обращается к аудитории.

– Их произведения – полные антиподы, – включается Миа. – Хемингуэй – это лаконичность, мужественность, фатализм. А Фицджеральд – про психологическую глубину, многослойность и поиск надежды.

Профессор кивает, согласный с этим утверждением.

– История до боли романтичная, – добавляет Миа.

Я вскидываю голову и в сомнении прикусываю внутреннюю сторону щеки. Профессор замечает мой скепсис и спрашивает:

– Не согласны, мисс Миллер?

– Нет, – я качаю головой. – Гэтсби и Дэйзи – не романтичные герои, а участники болезненной игры. Весь роман – реквием по здравому смыслу. Величайшая американская иллюзия об иллюзии.

Уголки губ профессора дрогнули в едва заметной улыбке. Он обошел кафедру и облокотился на нее спиной.

– Интересная трактовка.

– Но это ведь и романтично, нет? – поворачивается ко мне Миа. – Мечта, пусть и наивная. Как один человек может нацелить свою волю на сияющий, но недостижимый идеал.

– Но он не любил Дэйзи. Он любил образ, сшитый из его собственных амбиций и тоски по другому классу. И умер не за любовь, а из-за своего слепого фанатизма.

Профессор наклоняет голову, и в его глазах вспыхивает жадный огонек интереса, такой же, когда он видит меня голой, и воздух застревает у меня в груди.

– Фанатизм – крайняя форма веры, не так ли? – Он включается в наш спор. – Без него не было бы и великих свершений. Он превзошел себя ради этой мечты. Разве это не романтично?

– Это глупо, – твердо говорю я, и по залу прокатывается смешок. И губы профессора тоже растягивает улыбка. – Он построил замок на песке собственных фантазий и утонул в нем. В этом нет величия и романтики.

Эванс разворачивается и идет к столу, параллельно говоря:

– Как всегда, хорошая аргументация, мисс Миллер. Безжалостная и циничная.

Он оборачивается, и я смотрю ему прямо в глаза, молчаливо говоря: «И тебе это нравится». Профессор улыбается одними глазами и продолжает обсуждение, опрашивая других студентов. В конце занятия он раздает проверенный тест, который мы писали на прошлой неделе. Я округляю глаза, когда вижу на белом листе красную оценку «F» с комментарием «Зайдите в мой кабинет». Хмыкаю, не обнаружив ни одной ошибки. Чувствую на себе взгляд профессора, но не поднимаю головы.

Позже, после занятий, я захожу в его кабинет и закрываю дверь. Он отрывает голову от компьютера и откидывается на спинку кресла, довольно наблюдая, как я иду к нему, покачивая бедрами.

– Злоупотребляем служебным положением, профессор. Как нехорошо, – цокаю я и по-хозяйски сажусь на стол между его ног.

Он хмыкает, утыкается лицом мне в колени и нежно проводит руками по ногам. От этой ласки по телу пробегает дрожь, и я непроизвольно раздвигаю ноги шире.

– Я готов исправиться, – он поднимает на меня свои великолепные серые глаза, и от явного желания в них я чуть ли не пищу.

– Вам придётся делать это очень, очень долго, профессор, – обнимаю его за шею и притягиваю ближе.

Вместо ответа он целует меня – медленно, глубоко, словно у нас впереди целая вечность, которую можно потратить только на это. На одно-единственное, идеальное, наше мгновение.