Читать книгу: «Из стали и соломы», страница 2

Шарлотта расправила церемониальную мантию, стряхнула пыль с рун и подошла ближе к бабушке, чтобы выслушать историю, поведанную отцом семейства.

– Жофф уже был зол, – сказал он и сжал крупными ладонями молот, словно забыл, что держит его в руках. – Наша дочь работает в таверне в городе, и прошлой ночью там остановился отряд гвардейцев кардинала.

Фермер смахнул слезы. Один из мальчишек попытался заговорить, но его голос сорвался, когда мать прижала его к себе.

– Жофф не дал солдату взять то, что ему не принадлежало, и на том все успокоились, – продолжил мужчина. – Но когда Жофф и Сильви возвращались домой, тот гвардеец пошел за ними. Сильви побежала…

Бабушка Шарлотты спокойно кивнула, и, хотя они обе знали, что случилось дальше, она все равно спросила:

– А потом?

Каким-то образом, когда люди рассказывали, как обратился в призрака дорогой им человек, это событие становилось более реальным. А то, что реально, можно упокоить. Ну а упокоенное со временем может исцелиться.

Жена фермера сделала глубокий вдох, словно облачаясь в доспехи.

– Мы положили его на стол для бдения, – сказала она. – Но его тело даже не успело остыть, когда он… вернулся.

Сердце Шарлотты замерло. Душу, разгневанную настолько, что она превратилась в призрака сразу же после смерти, может быть сложно упокоить. Шарлотте и ее бабушке предстоит длинная ночь.

– Я сожалею о вашей потере, – сказала Шарлотта. – Орден Стражей скоро пробудится. Такие нападения станут непозволительны.

Однако Шарлотта видела истину, затаившуюся в глазах бабушки. Орден может попробовать выступить против кардинала и поставить гвардию на место, но это будет неравный бой.

Мать убитого мальчика слабо улыбнулась и пригласила их в дом. Когда они прошли под добрым ликом Старого Бога, вырезанным на дверной балке, Шарлотта заметила, что рядом с ним был добавлен еще один символ, поменьше. Это была крохотная кривая птичка синего цвета – точно такой же оттенок имела церемониальная мантия Шарлотты. Прежде Шарлотта подобных символов не встречала.

В доме царила неестественная для весны прохлада. Это от призрака веяло холодом – и он покалывал кожу, словно раскаленные угли. Здесь было всего два окна, но из зажженных ламп лились танцующие лучики света. В углу сидела девочка. Она смотрела на стол невидящим взглядом, а по ее щекам текли слезы.

– Привет, – ласково сказала Шарлотта.

Девочка никак не отреагировала на гостей – она не отрывала взгляда от свечей, расставленных вокруг тела на большом кухонном столе.

Шарлотта едва не ахнула от ужаса, когда увидела мальчика. Ему было около четырнадцати, и половина его лица была размозжена чем-то тяжелым. Тело отмыли от крови и переодели в чистую одежду, но над ним, словно выбравшись из сердца мертвого ребенка, парила неестественно темная тень. Призрак очертаниями отдаленно напоминал человека, и, когда Шарлотта вынула из кармана пучок лаванды, он склонил голову набок, глядя на нее, словно любопытный зверек. Его лицо было лишено человеческих черт, лишь в черных глазах звездами сверкало отражение окружавших его свечей.

А потом появились образы. Люди, достаточно подлые, чтобы управлять мертвецами, слышали их голоса, но те, кому достался дар упокоевать души, видели только воспоминания. Эти образы были слабым эхом момента их кончины и перенесенных страданий или мольбой о покое. Шарлотту готовили к этому, но она все равно морщилась каждый раз, когда ее сознание наполняли самые страшные картины из жизни того, кто стал призраком.

Темнота. Переулок.

Чудовищная улыбка.

Злые слова и что-то тяжелое.

Мокрые липкие булыжники.

Шарлотта приняла эти образы, затем глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и отогнала их. Это было лишь жалким эхом того, на что способны призраки, которых заклинатель заставляет атаковать разум противника, но и такое воздействие могло стать чрезвычайно неприятным даже для тех, кто обучался упокоевать души.

Бабушка Шарлотты зажгла пучок лаванды и медленно двинулась вокруг стола, шепча особые слова. Она говорила о покое. О надежде. Она убеждала дух мальчика отпустить страдания, как если бы злость, что держала его по эту сторону от смерти, была лишь дурным сном. Шарлотта с трудом сглотнула и подпалила скрутку в пламени ближайшей свечи. Затем она зашептала собственную молитву, полную воодушевления.

Как и всегда, Шарлотта выбрала древний язык. Когда она говорила на языке своих предков, ее дух тянулся к земле. Древнее наречие связывало ее с окружающим миром, и Шарлотта глубже погрузилась в это ощущение, обходя стол по кругу. Но на самом деле выбор языка был не столь важен, ведь значение ее слов оставалось одним. Шарлотта и ее бабушка остановились друг напротив друга и запели вместе:

 
Беги от чудовищ, спасайся от тьмы,
К искрящему свету свой взор устреми.
Покинь нас, и истинный мир обретешь,
Но, даже оставшись, покой здесь найдешь.
 

Она растворилась в тихом напеве бабушки. Пот выступил в ложбинке между ключиц, и Шарлотта почувствовала, как капли потекли вниз под тканью тяжелой синей мантии. С трудом сосредоточившись на песне, она потянулась, чтобы успокоить призрака. Если она собьется, то все придется начинать заново, и ритуал затянется на всю ночь.

Но хоть душа и была разгневана, она все же принадлежала ребенку. Призрак начал двигаться в такт странному ритму древней мелодии. Он покачивался, его очертания стали размываться, все больше теряя форму. Затем дух мягко опустился к телу мальчика и слился с его костями. Шарлотта ждала. По какой-то причине призраки в такие моменты всегда выбирали ее.

Когда осталась видна только голова призрака, комнату поразила вспышка паники. Призрак ринулся к Шарлотте, его глаза вспыхнули, и новый образ прорвался в ее сознание.

Вода, солнечный свет, просачивающийся сквозь листья, и дети с корзинками летних ягод.

Шарлотта кивнула.

– Я вижу, – прошептала она, и призрак растворился в костях.

Тишину нарушали лишь едва слышные всхлипы матери мальчика, стоявшей у Шарлотты за спиной. Аромат лавандового дыма наполнил легкие, и Шарлотта закрыла глаза, наслаждаясь тишиной и покоем, воцарившимися после успешно проведенного ритуала. Затем она развернулась к семье погибшего.

– Здесь есть ручей? – спросила она. – Возле которого растут ежевичные кусты.

Отец утер со щек слезы и, когда его жена слабо улыбнулась, ответил ей тем же.

– На краю участка, – произнес он.

– Похороните его достаточно далеко от реки, чтобы паводок не смог добраться до тела, – объяснила бабушка Шарлотты и повела родителей мальчика наружу. – Если вы решите переехать, позовите нас. Мы поможем забрать его тело с собой или упокоим кости на святой земле.

Шарлотта собралась было направиться следом за ними, но за ее спиной раздался слабый голос:

– Шрамы.

Шарлотта обернулась. Сестра мальчика все еще плакала, но направленный на Шарлотту взгляд был полон решимости.

– Что?

– Мужчина, который сделал это, – сказала девочка. – Его лицо было покрыто шрамами.

Во дворе семья поблагодарила их за помощь, и Шарлотта с бабушкой направили лошадей в сторону дома. Они в тишине ехали по заросшей звериной тропе, но на полпути бабушка Шарлотты свернула в сторону Брадона, чтобы сделать запись о месте погребения мальчика в часовне Старого Бога. Шарлотта была не в настроении бродить по людному рынку, поэтому продолжила путь к фруктовым рощам и поместью Сэнд.

Ирис достигла последнего холма ближе к полудню, и умиротворение, которое Шарлотта ощутила, когда призрак упокоился в костях, растворилось. Как всегда, она надеялась, что помощь мальчику каким-то образом подарит покой ей самой, напомнит, насколько важна ее работа, но тени, заполнившие тот дом, будто проникли и в нее. Шарлотта попыталась проглотить свое разочарование. Заботиться о призраках – важная и почетная обязанность. В конце концов, именно этим занимался Уорт до того, как стал Стражем: он упокоевал кости и мастерил соломенные чучела под надежной защитой гор. Бабушка Шарлотты говорила, что призраки заслуживают милосердия, и Шарлотта не спорила.

Но она также не могла избавиться от мысли, что порой и живые должны расплачиваться за свои злодеяния.

2. Шарлотта

Шарлотта свернула на дорогу пошире и вдохнула влажный воздух, наслаждаясь раскинувшимся перед ней сельским пейзажем. На юге простиралось море, его сапфировую голубизну венчали белые пенистые гребни. На северо-западе располагалась столица Ниво Тютёр – там находился двор принца, который вскоре станет королем. Город был слишком далеко, чтобы разглядеть его, но, если прищуриться, Шарлотта могла увидеть дымку далеких гор. Очень давно заклинатели костей спустились с них, чтобы поработить предков Шарлотты. Уже много веков в Ниво никто не осмеливался использовать магию костей, но при виде теней, что эти горы отбрасывали на столицу, по телу Шарлотты даже в самый ясный день пробегал холодок.

И как обычно, этот холод пробуждал в Шарлотте необъяснимую жажду, которая пугала ее больше, чем любой призрак. Она попыталась убедить себя, что это ее способности к усмирению призраков зовут ее туда, где наверняка множество душ нуждается в помощи, и встряхнулась, чтобы разогнать окутавшие ее тени. Слишком пристально вглядываться в темноту может быть опасно.

Особенно когда она зовет тебя по имени.

Далекий раскат грома заставил Шарлотту обратить взгляд к океану. За много миль от берега над водой висела полоса темных туч. Пройдет много часов, прежде чем шторм доберется до суши, но, когда дождь наконец хлынет, он будет беспощаден. Шарлотта пришпорила кобылу и пустила ее рысью, изо всех сил стараясь развеять по ветру свое недовольство. Ей не терпелось добраться до дома. Дорога резко изогнулась, и Ирис едва не врезалась в бок огромной лошади, стоявшей поперек тропы.

– Тпру! – Ирис попятилась, и Шарлотта крепче сжала поводья, с недовольством глядя на всадника, замершего посреди дороги. – Вы идиот?

Молодой мужчина протянул руку к поводьям, чтобы помочь успокоить Ирис.

– Иногда да, – сказал он. – К великому разочарованию богов, – голос его звучал спокойно. – Прошу, примите мои извинения, я должен был уйти с дороги.

– Все нормально, – ответила Шарлотта, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. – Я в порядке.

– Вам повезло, – сказал солдат, а именно солдатом он и был.

Несмотря на жару, он был одет в коричневый кожаный плащ военного покроя, накинутый поверх снаряжения. И даже его седло было создано по стандартному военному образцу, а на передней луке виднелся коронованный ворон – символ королевского дома Тристен. Шарлотта ощутила прилив солидарности, когда опустила взгляд на его сапоги. Они были добротно сшиты, сильно стоптаны на носках, но владелец явно старался хорошо за ними ухаживать. Обнаженная полоска светлой кожи на шее незнакомца начала розоветь под лучами южного солнца, к которому тот явно не привык.

Шарлотта спешилась, подошла к солдату и остановилась перед его взволнованной лошадью. Глаза солдата остановились на ее лице и расширились от удивления. Волосы юноши были почти черными, но на солнце отливали глубоким серебром, что казалось странным, ведь он был так молод. Он стригся коротко по старому военному обычаю, спереди более длинные пряди были слегка зачесаны набок – сын Ниво до мозга костей.

Его внешность была далека от общепринятого стандарта красоты, нос слишком сильно выдавался вперед, а горбинка подсказывала, что он был сломан по меньшей мере дважды. Узкая сережка с крохотным красным камнем обхватывала середину его левого уха, и, хотя он не мог быть намного старше Шарлотты, казалось, в его глазах таилось бремя сотен прожитых лет. Цвет их напоминал заросший мхом гранит. Пристальный взгляд солдата был прикован к Шарлотте так, словно он пытался заглянуть ей в душу.

– Что не так? – спросила Шарлотта, кивнув на кобылу.

– Точно не знаю, – ответил солдат и перевел взгляд на лошадь. – Мой конь потерял подкову, так что я позаимствовал кобылу на постоялом дворе. Она все утро странно себя ведет. – Его губы тронула легкая застенчивая улыбка, но скованные напряжением плечи ни капли не расслабились. – При мне окружающие редко проявляют свои лучшие качества, но сейчас все даже хуже, чем обычно.

Шарлотта звонко рассмеялась, и шея солдата залилась краской. Вновь его изучающий взгляд встретился с ее: он смотрел так, словно встретил знакомую. За прошедшие годы Шарлотта и ее бабушка помогли стольким семьям, что люди теперь нередко узнавали их при встрече. Шарлотта указала на лошадь:

– Вы не возражаете, если я проверю?

– Прошу.

Она передала ему поводья Ирис, а затем вытянула руку, чтобы взволнованная кобыла ее обнюхала.

– Все хорошо, – успокаивающе произнесла она. – В чем дело?

Когда Шарлотта взялась за подпругу, чтобы убедиться, что та затянута не слишком сильно, кобыла заржала и попятилась прочь. Шарлотта в замешательстве наблюдала за лошадью, но затем вспомнила слова солдата. «К великому разочарованию богов» – так он сказал. Во множественном числе.

Шарлотта пригляделась к солдату внимательнее. Его дорожная куртка скрывала форму, но под ней наверняка был коричневый мундир, украшенный алым символом Безмолвных Богов. Учитывая, как участились инциденты с участием гвардейцев, неудивительно, что люди, которые по-прежнему поклонялись Старому Богу, не гнушались творить мелкие пакости в ответ.

Она ослабила подпругу, провела рукой под потником и вытащила оттуда шесть каштанов в колючей оболочке. Кто-то хотел усложнить жизнь этому юноше, и Шарлотта знала: солдат вряд ли отреагирует хорошо на то, что она собиралась сказать. Она отступила на несколько шагов так, чтобы между ними появилось достаточно пространства для маневра, и едва удержалась от того, чтобы накрыть ладонью рукоять своей рапиры.

– Вы были в Воробьиной долине прошлой ночью? – Шарлотта попыталась скрыть упрек в голосе, но, очевидно, у нее не получилось, потому что внимание солдата мгновенно обострилось.

– Не был, – ответил он. – Но несколько человек из моего полка останавливались там. Почему вы спрашиваете?

Шарлотта прикусила нижнюю губу, чтобы скрыть дрожь, на глаза навернулись горькие слезы. День выдался долгий, и она была слишком уставшей и разбитой, чтобы переживать о чувствах незнакомца.

– Потому что один из гвардейцев кардинала убил четырнадцатилетнего мальчика, – сказала она. – И бросил его тело в темном переулке. Наказал мальчика за то, что он посмел встать на защиту своей сестры.

Солдат подался вперед так, словно собирался схватить Шарлотту за воротник, но вместо этого он опустил голову, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Его взгляд мгновенно стал острым и требовательным.

– Кто? – рявкнул он.

Это была не просьба, а приказ. Незнакомец привык получать желаемое.

– Если бы я знала, он был бы уже мертв, – заявила Шарлотта, и ее согрело чувство удовлетворения, когда глаза солдата удивленно расширились. – Говорят, его лицо покрыто шрамами.

Она впечатала солдату в грудь каштаны, которые достала из-под седла кобылы, и, когда он потянулся, чтобы поймать орехи, их пальцы переплелись.

Шарлотта отстранилась, но не раньше, чем ее, словно звон тетивы, пронзило незнакомое чувство. Оно походило на воспоминание, до которого никак не докопаться. На жажду, странно напоминавшую ту, что она испытывала, глядя на горы. Нужно убираться подальше от этого юноши. Наверняка ее мысли смешались из-за накопившейся за день усталости.

Она забралась в седло, развернула Ирис и через плечо оглянулась на солдата. Нападение – не его вина. Он не заслуживал ее злости.

– Вам стоит найти укрытие до наступления ночи. Грядет шторм.

Солдат уставился в голубое небо, недоверчиво нахмурив брови.

– Небо часто бывает переменчиво, но море никогда не лжет, – объяснила Шарлотта.

– Справедливо, – ответил солдат, но в его глазах отразилась легкая грусть. Он забрался в седло, и кобыла радостно прогарцевала, наконец избавившись от боли. – Спасибо.

Незнакомец смотрел на Шарлотту так, словно хотел задать сотню вопросов, но больше не сказал ни слова.

– Ирис, пошла!

Шарлотта пришпорила кобылу, оставив солдата с пытливым взглядом посреди дороги.

Выбранный ею короткий путь до дома пролегал сквозь фруктовую рощу, и Шарлотта подгоняла Ирис до тех пор, пока они не вылетели из-под сени деревьев на дорогу перед поместьем. Здесь Шарлотта соскочила с седла и остаток пути проделала пешком, ведя Ирис в поводу.

Поместье Сэнд уютно расположилось в долине между пологими холмами, на которых росли бесчисленные цитрусовые деревья. Оно было небольшим, но внушительным по меркам сельской аристократии. Семья Шарлотты жила здесь уже два с половиной века: они выращивали цитрусы и упокоевали души, служа близлежащим поселениям и королевской семье Ниво по мере своих способностей. Брат Шарлотты в основном управлял делами фруктовых плантаций, а в остальное время собирал плату за аренду и улаживал конфликты между местными фермерами. Он был справедлив и тщательно следил за своими землями, и местные жители за это хранили ему верность.

При виде родного дома Шарлотта ощутила, что тяготы этого дня уже не так сильно давят на ее плечи. Она вошла в ворота и направилась к конюшням, а когда служанка потянулась, чтобы забрать у нее Ирис, Шарлотта сумела выдавить из себя усталую улыбку:

– Спасибо, Эва.

Шарлотта собиралась сразу подняться в свою комнату, чтобы принять ванну, но эти планы испарились, как только она заметила привязанную неподалеку лошадь кузена. Шарлотта взбежала на последний холм, свернула к поместью, поскользнувшись на гальке, и замедлила бег, лишь когда услышала голоса, которые доносились из открытого окна кабинета Уильяма.

– Хорошие новости? – шепотом спросила она у Стража, висевшего на деревянном кресте в боковом дворике.

Для всего остального мира он походил на простое чучело, но Шарлотта даже на расстоянии чувствовала исходящий от него запах лаванды. Она замерла на мгновение и прислушалась к своим чувствам, пока не ощутила уверенность и тепло от присутствия сердца в чучеле Стража. Как всегда, когда она находилась рядом с ним, ее собственное сердце забилось быстрее. Прошло больше двух сотен лет с тех пор, как Пастор узнал, что призраков нельзя из тьмы обратить к свету: духи Стражей рождались в результате самопожертвования, а не из-за гнева и горя. Люди все еще звали его Пастором, хотя он несколько веков не имел своего прихода, но для Шарлотты он навсегда останется Уортом – Стражем и напарником ее отца, человеком, который держал Шарлотту и ее брата в узде и помогал ее отцу справляться с его горячим нравом.

Уорт уснул в ночь смерти Джонаса Сэнда. Когда впоследствии Орден приговорили к десяти годам забвения, боль потери стала в два раза сильнее. Но вот-вот должна прибыть весть, что наказание подошло к концу. Уорт проснется, и, когда корона призовет Орден, чтобы тот продолжил выполнять возложенные на него обязательства, брат Шарлотты наконец облачится в голубую форму Ордена Стражей, а она останется здесь, чтобы заботиться о фруктовых рощах и мертвецах. И Шарлотта будет чертовски сильно гордиться этим. И неважно, что она всю жизнь мечтала вместо брата отправиться в столицу.

Шарлотта едва успела закрыть за собой входную дверь и тут же бросилась в кабинет брата. Хотя окно было открыто, в комнате все равно витал затхлый аромат старых книг и стопок писем. Их собака, которой было немало лет, лишь ненадолго приоткрыла глаза, как всегда предпочтя прохладу незажженного камина общению с людьми. Шарлотта заключила кузена в объятия, и Мика Лебо, подавив усмешку, поднял ее на целый фут над землей. Его статная фигура заполняла всю комнату, а темные волосы резко контрастировали с ясной голубизной глаз цвета льда, в которых будто отражалось зимнее небо. Дорожная одежда Мики подсказала Шарлотте, что кузен только приехал и не собирался задерживаться надолго. Если бы он решил остаться на ночь, то принял бы ванну и переоделся в один из своих нелепых шелковых жакетов, которые он так любил.

Разочарование свернулось клубочком в животе Шарлотты, и она постаралась не дать ему обратиться в ядовитую обиду. Они были почти неразлучны до того, как Мика стал большую часть времени проводить в столице. По мнению Шарлотты, придворная жизнь сделала его чрезмерно мягким и наивным.

– Я скучал по тебе, – сказал Мика и отступил на шаг, чтобы рассмотреть ее получше. – Ты перестала расти.

– Гад, – буркнула Шарлотта и впечатала кулак в мускулистое плечо Мики.

С тех пор как ей исполнилось пятнадцать, Шарлотта не выросла ни на дюйм, если, конечно, не брать в расчет ягодицы – единственную часть ее тела, которая по-настоящему ей нравилась. Ну и, быть может, она так же гордилась своими сильными плечами – они выглядели потрясающе в любом платье без рукавов.

Мика дернул Шарлотту за тусклую косу, и она повернулась к брату, который стоял, мрачно уставившись на стопку бумаг у себя на столе. Уильям взглянул на сестру с вымученной улыбкой и сунул письмо, которое читал, под стопку других конвертов. Но Шарлотта все же успела разглядеть голубую печать королевского Ордена Стражей.

– Это оно? – спросила она, широко распахнув глаза. – Они призывают Орден вернуться?

Уильям отрицательно качнул головой и вздохнул.

– Боюсь, вести не столь радостные, – сказал он. – Как прошло упокоение?

Шарлотта фыркнула в ответ на его попытку сменить тему, но, когда Уильям устало ей подмигнул, все равно невольно улыбнулась. Цвет глаз им обоим достался от отца, но если радужки Шарлотты походили на грязь, глаза Уильяма в обрамлении оливковой кожи сверкали, словно шоколадные бриллианты. Волосы Шарлотты в детстве местные хулиганы сравнивали с водой из ночного горшка, а светло-каштановые локоны ее брата сияли, обрамляя лицо легкими волнами. На Уильяме их общие черты выглядели ошеломительно. Половина Ниво облачилась в траур, когда прошлой весной он женился на Марте.

– Упокоение прошло как обычно, – вздохнула Шарлотта, пытаясь отогнать воспоминание о призраке, но ее пальцы невольно сжались на изящной рукояти рапиры, которая все еще висела на поясе поверх церемониальной мантии.

Уильям встретился с ней взглядом, вскинув брови.

– Тебе так не терпится вступить в бой, что понадобилась шпага, чтобы упокоить призрака?

– Отец никогда не покидал дом без своей рапиры, – напомнила Шарлотта.

– Отец умер, напоровшись на чужой клинок.

Улыбка Шарлотты обратилась в камень, но, прежде чем она успела огрызнуться, Мика кашлянул, обратив на себя внимание.

– Обними меня еще раз, Шарлотта, – попросил он. – Я собираюсь вернуться в столицу до наступления завтрашней ночи.

Она на мгновение обхватила его руками, но тут же отступила.

– Тебе придется ехать без остановок, – сказала она.

Мика пожал плечами, а затем наклонился к ней и прошептал:

– Грядут темные времена, Шер. Не дай воспоминаниям об отце толкнуть тебя на глупые поступки.

Мика кивнул Уильяму и вышел. Едва затих стук копыт его лошади, как Уильям вновь указал на рапиру Шарлотты.

– Если ты настаиваешь на том, чтобы повсюду носить ее с собой, нам стоит поработать над твоими оборонительными навыками.

Взгляд Шарлотты просветлел.

– Правда?

Уильям следом за ней вышел на улицу, и они направились в боковой дворик, который был пуст, если не считать соломенное чучело Стража, висевшее в центре. Улыбка коснулась губ Шарлотты, когда она кругом обошла брата, обнажив свой клинок.

Уильям замахнулся на нее своей шпагой и тут же скользнул за чучело в поисках укрытия. Шарлотта атаковала, целясь в голову брата, но не рассчитала расстояние. Ее клинок скользнул по лицу чучела, разрывая мешковину рядом со ртом. Шарлотта даже не попыталась сдержать ругательство.

– Он тебя на вертел насадит за это, – сказал Уильям, пытаясь не рассмеяться.

– Старик может попробовать, – бросила Шарлотта скорее Стражу, а не брату.

Она знала, что даже во сне Пастор в общих чертах осознавал происходящее вокруг, но мог ли он чувствовать? Она кончиком шпаги пощекотала Стража чуть ниже ребер, но Уильям своим клинком отбил ее рапиру в сторону.

– Сражайся с тем, кто может ответить. Я не стану сдерживаться.

Восторг Шарлотты молнией отразился в ее улыбке.

– До победного? – спросила она.

Эту фразу они придумали еще в детстве, и она означала, что в их поединке не будет никаких правил. Уильям в ответ оскалился.

– До победного. – Он без предупреждения замахнулся, едва не вспоров ей живот. – Ну же, Шарлотта. Покажи, что я не зря учил тебя сражаться на мечах вместо того, чтобы отправить оканчивать школу.

– Но ты отправил меня оканчивать школу, – возмутилась Шарлотта, отвесив ему насмешливый реверанс. – Я идеальный образец высокородной леди.

– Естественно.

Шарлотта атаковала, целясь Уильяму в живот, но он парировал удар, заставив ее прокрутиться вокруг своей оси, и инерция едва не вырвала рапиру из ее хвата. Они сражались: ни брат, ни сестра не могли достать друг друга, но и сбавлять темп отказывались. Радость вспыхнула у Шарлотты в груди. Уильям был гениальным фехтовальщиком, но заботы не позволяли ему тренировать ее слишком часто. Он сражался на мечах в два раза лучше их отца, а ведь Джонас Сэнд был легендой. Но Шарлотте до них далеко. Прошло совсем немного времени, прежде чем ее рабочая рука начала гореть от усталости, а сознание заполнили вспышки воспоминаний о прошедшем дне.

Призрак мальчика.

Его сестра с заплаканным лицом, которой не давал покоя мужчина с исполосованным шрамами лицом.

Блуждающие мысли заставили Шарлотту утратить бдительность, и клинок Уильяма задел ее правое плечо. Она вскрикнула и отшатнулась от брата, который ошарашенно смотрел на нее.

– Боже, Шарлотта, прости.

Он потянулся к ее предплечью и побледнел. Шарлотта оттолкнула брата, зашипев сквозь сжатые зубы, но Уильям притянул ее к себе, изучающе впившись в нее взглядом.

– Корни преисподней, где витают твои мысли? – рявкнул он. – Мой удар даже близко не должен был оказаться к твоему телу, не то что достичь цели.

Выскользнув из хватки Уильяма, Шарлотта взглянула на свое плечо. Накладывать швы не требовалось, но рана все равно будет болеть несколько дней. А вот ее мантия – это уже совсем другая история. Шарлотте придется зашить рукав, чтобы бабушка не узнала, что она вновь сражалась в своем церемониальном наряде.

Шарлотта бросила взгляд на Стража, который по-прежнему висел на своем шесте.

– Я думала об отце. – Шарлотта закусила губу, когда ее глаза налились слезами. – Прошло десять лет. Призрак сегодня… был всего лишь мальчишкой. Ребенком. Людям нужен Орден.

Уильям стиснул челюсти, но подошел к Шарлотте и заключил ее в крепкие объятия.

– Я знаю, – просто сказал он.

В словах Уильяма сквозила доброта, но они были лишены воодушевления. Брат не сыпал пустыми банальностями, не обещал, что все вот-вот наладится. Уильям не мог скрыть от нее свои сомнения, поэтому, как обычно, предпочел промолчать.

Но на кону стояло нечто куда большее, чем шанс ее брата стать членом Ордена. Пастор был единственным, кто знал, что на самом деле случилось с их отцом в ту ночь, когда короля и королеву убили. Разумеется, ходили разные слухи. Некоторые говорили, будто он погиб, не сумев защитить юного принца, а нападавшие смогли его одолеть только потому, что Уорт оставил своего напарника в одиночестве. Другие утверждали, что Джонас Сэнд сам был участником заговора. К счастью, никто не сумел этого доказать, ведь иначе у Уильяма забрали бы титул и земли и отдали кому-то более достойному. Но оказалось неважным, можно доказать предательство или нет, – даже малейшая возможность неверности запятнала память о Джонасе Сэнде так же, как убийство королевской семьи подорвало репутацию Ордена.

Даже если Орден никогда не займет прежнее место при дворе, Шарлотта не могла представить мир, в котором она так и не поговорит с Пастором, – мир, в котором ее вопросы навсегда останутся без ответа.

Уильям поцеловал Шарлотту в лоб и отступил на шаг, прижав свой платок к ее ране. Его инициалы, вышитые в уголке, сверкали на солнце, словно сапфиры.

– Шарлотта, я знаю, ты беспокоишься, – выдохнул он. – Ты была создана для чего-то большего, нежели упокоение старых костей. Что бы ни сулило нам будущее, мы вместе со всем справимся. Я хочу, чтобы ты была в безопасности. И неважно, насколько банально это звучит.

Шарлотта тяжело вздохнула и улыбнулась в ответ, пытаясь придумать шутку, чтобы разрядить обстановку, но ее привлек стук копыт, раздавшийся со стороны дороги. Не меньше двух десятков солдат рысью ехали вниз по холму через фруктовую рощу. Уильям выругался, и, когда Шарлотта перевела взгляд на него, ее сердце ухнуло вниз.

– Проклятье, – пробормотал он, лихорадочно пригладив пальцами волосы. – Я думал, у нас будет больше времени.

В словах Уильяма крылась паника. Шарлотта в замешательстве вновь повернулась к отряду.

Когда лучи заходящего солнца заиграли на ровных рядах солдат, Шарлотта поняла, что заставило ее брата так испугаться. Хоть их камзолы и были стандартного коричневого цвета, вышивка на груди была не голубой, как у обычных солдат. Нет, она сияла безошибочно узнаваемым ярко-алым гвардии кардинала. Эти солдаты служили лишь одной цели: они беспрекословно вершили волю Безмолвных Богов и кардинала.

Во главе колонны ехал человек с изуродованным шрамами лицом.