Читать книгу: «Убийца с автострады. История маньяка Рэнди Вудфилда», страница 3

Глава 3

Дэйв Коминек присутствовал на вскрытии тела Шери Халл в похоронном бюро Хауэлла Эдвардса Дорксена в Салеме и сделал фотографии, которые являлись необходимой частью материалов дела об убийстве.

Доктор Рэй Паттон провел вскрытие. Неожиданностей не было. Череп Шери был проломлен с правой стороны; пули попали в левую часть шеи, правую часть черепа, на семь сантиметров выше правого уха, и в затылок. Четвертая рана была, по-видимому, выходным отверстием. Осколки кости попали в область правого виска и практически уничтожили центр мозга. Волосы у Шери, как и у Бет, почернели от порохового ожога – убийца поднес оружие к голове жертвы, чтобы не промахнуться. Ранения соответствовали так называемому расстрельному стилю – преступник стрелял в упор в спину и правую часть головы беспомощной девушки. Защитных ранений на руках Шери не обнаружили. Она не сопротивлялось и сдалась без боя. Увидев раны Шери, Коминек удивился тому, что Бет, в которую попали те же пули, осталась в живых.

Пока Бет Уилмот уверенно двигалась по пути чудесного выздоровления, детективы из офиса шерифа округа Мэрион решали другую проблему: как найти человека, который безвозвратно изменил жизни своих жертв за эти двадцать минут бессмысленного насилия. Дело с самого начала проходило в категории «безнадежных». Девушки убийцу не знали. Бет по-прежнему была уверена, что никогда раньше его не видела, и у нее сложилось впечатление, что Шери тоже.

Вещественных доказательств, собранных следователями из округа Мэрион, оказалось слишком мало, и самыми важными предметами были пули. Эксперт-криминалист Рэй Гримсбо сообщил, что во время изучения выявились определенные характеристики пуль. Пуля, извлеченная из раковины в закусочной здания «Трансамерика», была в довольно хорошем состоянии – свинцовая, 32-го калибра, выпущена из оружия с правой нарезкой. Пройдя по стволу, она получила пять характерных насечек и бороздок размером 2,1 и 2,6 миллиметра. Остальные пули, извлеченные из тел жертв, были сильно сплющены и повреждены, а также испачканы кровью девушек. Тем не менее Гримсбо смог определить, что они соответствуют тому же классу и характерным параметрам первой пули. На данный момент эта информация была бесполезна, но если и когда подозрительное оружие будет найдено, Гримсбо сможет определить, из него ли были выпущены смертельные пули.

Введя спецификации в компьютер, связанный с Центральной базой данных ФБР, Гримсбо узнал, что пули, «скорее всего», были выпущены из следующих револьверов: «Смит-и-Вессон» двойного действия третьей модели, «Харрингтон и Ричардсон» модели 1905 года или «Янг-Америка-бульдог», карманный револьвер компании «Мериден» или карманный револьвер компании «Темз армз». Оружие этих марок было доступно Гримсбо, и при тестовой стрельбе из них была выявлена та же правая нарезка, с пятью насечками и бороздками. Однако нельзя было исключать возможность того, что существует и еще какое-то оружие с такими же характеристиками.

Но где его искать, это смертоносное оружие? Возможно, убийца оставил его при себе, а возможно, и выбросил – в Орегоне много рек. В первом случае преступник мог применить револьвер еще раз, и тогда, если оружие попадет в руки других полицейских…

Если…

Эксперты криминалистической лаборатории штата Орегон не только определили тип оружия, но и смогли определить группу крови убийцы, исследовав мазок со следами спермы, взятый из горла Бет. В образце обнаружились жизнеспособные сперматозоиды, и, что не менее важно, эти сперматозоиды были получены от мужчины, который был секретором. У убийцы была кровь либо второй группы, либо третьей. Эти группы крови встречаются более чем у половины населения планеты, но при этом третья – только у 9 % людей. Эта информация могла послужить для создания перевеса доказательств против подозреваемого.

В списке вещественных доказательств нашлось место и для самой мелкой из собранных улик. В то время казалось, что она не будет особенно важна для расследования. Гримсбо, Зеллер и Коминек нашли почти черный лобковый волосок на коврике в столовой. Исследование под сканирующим электронным микроскопом показало, что он не соответствует характеристикам лобковых волос обеих жертв. Волосок мог принадлежать убийце и определенно представителю европеоидной расы. Но, как и в случае с группами крови, лобковый волос квалифицировался как косвенное доказательство. Он также мог принадлежать кому-либо из офицеров или медиков, находившихся на месте преступления, однако вероятность этого была невелика, поскольку они все были одеты. Дейв Коминек связался со всеми врачами и полицейскими и попросил их предоставить образец лобковых волос.

Позже Коминек с усмешкой вспоминал:

– Я пошел в пожарную часть и выдал каждому расческу и маленький пластиковый пакет. Сначала они посмотрели на меня как на психа и спросили, не бросил ли я работу в полиции и не раздаю ли бесплатные образцы от компании чистящих средств «Фуллер браш».

Совпадений с этим темным лобковым волосом ни у кого из них не нашлось.

Жестокое нападение на Бет и Шери выглядело трагедией, которая была порождена случайно подвернувшейся возможностью. И убийца мог быть одним из той новой породы убийц, которых все больше бродило по Америке в семидесятые годы. Профиль убийств менялся – поначалу так незначительно, что служители закона этого не заметили, но резкий рост случайных, бессмысленных убийств больше нельзя было игнорировать.

В прежние времена, когда дело касалось подозреваемых в убийстве, детективы всегда могли положиться на проверенные практикой эмпирические правила: сначала обратите внимание на родственников и друзей жертвы. Близкое знакомство иногда приводит к убийству. Далее ищите того, у кого есть мотив: ревность, жадность, месть.

Но к 1981 году эти правила изменились. Согласно данным уголовной статистики, подготовленным для ФБР, в 1966 году всего лишь 5,9 % всех убийств могли быть признаны «случайными и бессмысленными». Другими словами, по всей территории Соединенных Штатов без видимой причины были убиты 644 человека. Более десяти тысяч жертв погибли от руки тех, у кого был мотив. Наличие внятного мотива обуславливает высокий процент раскрываемости. В целом статистика в те годы выглядела неплохо. В 1966 году процент раскрытых убийств в Америке достиг отметки 88, а 1310 убийств остались нераскрытыми.

В отчете о состоянии преступности за 1981 год дело Шери Халл вошло в статистику, которая в целом выглядела ужасающе. К концу 1981 года 17,8 % всех убийств считались случайными и бессмысленными, совершенными по причинам, понять которые не мог никто. Общее количество жертв убийств составило 22 519 человек, из них 4007 были убиты без видимых причин.

Неудивительно, что процент успешных расследований убийств резко снизился в 1981 году, когда только 72 % убийц были привлечены к ответственности, а это означало, что 6304 дела остались нераскрытыми.

В конце января 1981 года расследование убийства Шери Халл казалось почти безнадежным. Ответственность за раскрытие ее убийства ляжет самым тяжелым бременем на плечи детектива Дэйва Коминека и капрала Монти Холлоуэя. Они знали, что шансы найти темноглазого мужчину в куртке с капюшоном почти равны нулю. Бет и Шери были привлекательными мишенями, поскольку работали одни в здании, освещенные окна которого превращали его в аквариум. Убийца воспользовался этой возможностью, а затем растворился в ночи – возможно, навсегда.

Задача получить подробные показания от Бет Уилмот выпала на долю Дэйва Коминека. Разговаривая с другими детективами, Коминек может быть резким и деловым, но с жертвами он совсем другой человек – сочувствующий и понимающий.

Для Бет Уилмот Дэйв Коминек стал кем-то вроде старшего брата, с которым она будет разговаривать в ближайшие месяцы. И эти месяцы будут нелегкими.

Девятнадцатого января, когда Бет восстанавливалась после операции в больнице «Мемориал», у дверей ее палаты выставили усиленную охрану. Убийца Шери Халл покинул здание «Трансамерика», уверенный в том, что свидетелей не осталось. О том, что Бет Уилмот выжила, портлендские и салемские газеты сообщили на следующий день, и полиция опасалась, что, услышав эту новость, он может вернуться и попытаться заставить ее замолчать.

Дэйв Коминек впервые встретился с Бет на следующий день после стрельбы. Конечно, ему и раньше приходилось видеть жертв несчастных случаев и нападений, но все равно видеть опухшее, покрытое синяками лицо Бет было жутко. Из-за синяков и опухлостей было невозможно представить, как она выглядела до нападения.

Несмотря на травмы, Бет Уилмот горела желанием дать показания, и поскорее, пока она все помнила и ничего не забыла.

Бет объяснила, что давно знает Шери Халл, они были лучшими подругами. Семья Шери приняла Бет в свой дом, когда она переехала в Салем из города Спокан в штате Вашингтон в поисках работы, и обе девушки выполняли кое-какую работу в службе уборки отца Шери. В здании «Трансамерика» они убирались по воскресеньям. Обычно это не занимало у них много времени, поскольку здание содержалось в чистоте и было новым.

Объяснить, как они с Шери оказались в здании, не составляло труда. Закончив эту часть, Бет понизила голос и, отведя взгляд от Коминека, уставилась в окно, по стеклу которого стекали капли дождя.

– Расскажи мне, что ты помнишь, – начал Коминек. – Не торопись. Просто расскажи, как ты пошла на работу в тот вечер.

Бет вздохнула и кивнула.

– Мы вошли в здание около девяти десяти или девяти пятнадцати, закончили уборку примерно за двадцать минут. Но потом я заметила, что окно осталось грязное, и пошла в заднюю комнату за пульверизатором. Наверное, он увидел, что мы работаем одни, потому что Шери пошла вынести мусор в одиночку. Обычно мы выносим мусор вместе. Я закончила пылесосить, а она только что закончила уборку и вынесла мусор. Я пошла в подсобку за распылителем. Когда я вернулась, Шери была у двери, и он стоял там с револьвером в руке. Думаю, он тогда только-только вошел.

Бет замолчала, и на ее глаза навернулись слезы.

– Он убил мою лучшую подругу.

– Попытайся рассказать мне об этом, Бет. Повтори мне слова, которые он сказал, и расскажи, что говорили вы с Шери, – мягко попросил Коминек.

Бет объяснила, что единственное место во всем здании, закрытое от посторонних глаз как со стороны парковки, так и с Ривер-роуд, – это закусочная, именно туда их и загнал злоумышленник.

– Он сказал: «Давайте в заднюю комнату. Снимайте одежду. Обе. Раздевайтесь. Лежите и не поднимайтесь». Я сказала: «Скоро здесь будет мой папа».

Бет солгала. Она прекрасно понимала, что никто не придет их спасать, и надеялась просто отпугнуть его. Но он не поверил.

– Шери колебалась. Она не хотела снимать лифчик. И он прикрикнул на нее: «Так, давай снимай все это». Потом заставил нас опуститься на колени, а сам остался стоять.

Бет закрыла глаза и спросила, должна ли она рассказать обо всем, что этот мужчина сделал с ними. Коминек объяснил, что это будут не ее собственные слова – она всего лишь повторит то, что сказал убийца.

Она сказала, что мужчина расстегнул молнию на джинсах, обнажился, а затем потребовал, чтобы девушки сделали ему минет.

– Что он тебе сказал? Помни, то, что ты скажешь мне, будет его словами, а не твоими.

Бет закрыла глаза и глубоко вздохнула.

– Хорошо. Он разговаривал с Шери и сказал… сказал: «Отсоси мне. Давай, сделай так, чтоб я кончил». А потом он сказал мне: «А ты соси мои яйца». И потом нам обеим: «Заставьте меня кончить. Отсосите у меня». Шери он сказал: «Поиграй с собой». Она отказалась, и тогда он приказал мне пососать грудь Шери. Я притворилась, что послушалась. Он сказал мне встать и раздвинуть ноги, чтобы он мог совокупиться со мной. Его пенис не входил, и он сказал: «Черт, у тебя узкая щелка».

Тихо, почти шепотом Бет Уилмот излагала подробности жестокого насилия, которому она и ее подруга подвергались в течение примерно двадцати минут. Эти двадцать минут показались ей часами. Бет думала только о том, как успокоить его, чувствуя, что это единственный способ выжить. Но, по ее словам, Шери реагировала на приказания незнакомца нервно, почти истерично, и ее безудержные рыдания раздражали и злили его. В конце концов ее истерика вывела его из себя.

«Давайте возьмите поглубже, – приказал он, возвышаясь над двумя обнаженными девушками, стоящими на коленях. – Ну, кто будет первой?»

– Он заставил сделать это сначала Шери, потом меня, а потом нас обеих одновременно.

Бет отвернулась.

– Вот тогда он кончил… наконец-то. Мы думали, что теперь он уйдет. Он велел нам лечь на пол – лицом вниз. Спросил, есть ли у нас веревка. Он сказал: «Мне нужна веревка. У вас есть какая-нибудь веревка? Знаете, где ее взять?» Мы обе сказали, что нет. И тогда Шери сказала: «Не делай нам плохого. Пожалуйста, не делай. Мы никому не скажем. Просто отпусти нас». Шери плакала и умоляла, и я говорила: «Пожалуйста, пожалуйста, не надо. Мы никому не скажем».

Бет хотела сказать Шери, чтобы она затихла, что ее плач и вопли бесят его, но боялась говорить вслух.

– Он постоял над нами несколько секунд… молча. Мы слышали, как он дышит, будто решает, что делать.

Дэйв Коминек заметил, что Бет начала дрожать, сначала почти незаметно, а потом сильнее и сильнее. Она сцепила пальцы, пытаясь сохранить хотя бы какое-то самообладание.

– А потом? – тихо спросил он. – Что случилось потом, Бет?

– А потом прозвучал выстрел. Думаю, сначала он выстрелил в Шери, а потом в меня… потом снова в Шери… и в меня. И последний выстрел в Шери.

После первого выстрела я просто лежала так тихо, как только могла, и притворялась мертвой. Шери продолжала стонать, и, возможно, именно поэтому он выстрелил в нее в последний раз. Я молилась и надеялась, что она тоже притворяется мертвой. После того, как он выстрелил в меня во второй раз, я ничего не слышала, кроме звона в ушах. Я боялась вставать, потому что не могла расслышать, там он еще или нет. Где-то через пять минут я встала, пошла в туалет и посмотрела в зеркало. С правой стороной лица было что-то не так – она распухла и была в крови. Я так испугалась. Подумала, что он может наблюдать за мной снаружи, поэтому опустилась на четвереньки, подползла к одному из телефонов в офисе, нажала кнопку и позвонила оператору.

Коминек ждал и ничего не говорил. Теперь история лилась из Бет сама собой.

– Шери умирала, и я боялась, что тоже умру, что он вернется и застрелит меня. Потом я увидела огни «Скорой помощи» и машину полиции и побежала к Шери. Я сказала: «Шери, поговори со мной!» Но Шери уже ничего не могла сказать. Было слишком поздно.

По щекам Бет Уилмот текли слезы. Она повернулась к Коминеку.

– Знаете, что я сказала Шери в последний раз? Самые последние слова? Я сказала: «Черт, Шери, мы забыли помыть дверь». А она в последний раз сказала мне: «Черт, давай помоем».

В этот момент одна и та же мысль пришла в голову детективу и рыдающей девушке, и эта невысказанная мысль повисла в воздухе больничной палаты. Если бы Бет и Шери оставили входную дверь здания «Трансамерика» невымытой, они были бы в безопасности. Они бы сели в «Бронко» Шери и уехали со стоянки прежде, чем убийца смог до них добраться.

Глава 4

Он должен был стать идеальным ребенком – сыном, о котором так мечтали родители. Он, безусловно, не был одним из тех «брошенных» детей, которые сначала становятся нежеланными, а затем переходят из одной приемной семьи в другую. Ни один криминолог никогда не назвал бы Рэндалла чем-либо обделенным. Он родился в любящей семье образованных родителей из высшего среднего класса. То, что он однажды может стать преступником, жестоким убийцей-садистом, казалось совершенно невозможным. И все же ему было суждено достичь успеха, который далеко превосходит мечты любого мальчишки, и в конце концов пасть и вместо славы погрязнуть в бесчестии.

Его отец, Уолтер «Джек» Вудфилд, и мать, Донна Джин, были представителями той эпохи, когда люди влюблялись, женились и остепенялись, чтобы вырастить идеальных детей. Это было всеобщей мечтой в сороковых и пятидесятых годах. Дочери вырастут, поступят в колледж и выйдут замуж за профессионалов. Сыновья станут звездными спортсменами, преуспеют в учебе и будут гордостью своих родителей.

Для многих из тех молодых пар, что поженились сразу после окончания Второй мировой войны, эти мечты сбылись. Для других, таких как Вудфилды, что-то пошло не туда, и они так и не поняли почему. Если в подходе Вудфилдов к воспитанию детей и было что-то ошибочное, то это произошло непреднамеренно; с самого начала они хотели только лучшего для своих детей. По какому-то любопытному, но неписаному правилу родители того времени стремились к тому, чтобы первым их ребенком был мальчик. Таким образом у отца появился бы маленький слепок, который можно было бы сформировать и которого можно было бы одарить теми преимуществами, которых был лишен он сам во времена Великой депрессии. Донна Джин проучилась два года в колледже, но ее планы перечеркнула война, а Джек Вудфилд получил только диплом об окончании средней школы. В двадцать один год он поступил в телефонную компанию «Пасифик норт-вест белл», где сделал хорошую карьеру и проработал более тридцати лет.

Первыми Донна Джин Вудфилд родила двух дочерей подряд: Сьюзен и Нэнси, хорошеньких, умных, послушных маленьких девочек. Оба родителя обожали своих дочерей, но все еще мечтали о мальчике, и Донна Джин была уверена, что ее третья беременность в 1950 году принесет им сына, после чего их семья станет полноценной.

Друзья помнят, что она выбирала, а затем отвергала множество имен для мальчика, объясняя, что имя очень важно для ребенка. Неудачное имя могло испортить ему жизнь. Хорошие, солидные имена для мальчиков, такие как Джон, Чарльз и Джозеф, вышли из моды к 1950 году; в газетных колонках под заголовком «Родились» появилось множество Брайанов, Кевинов и Марков. Новая идея заключалась в том, чтобы дать мальчику особое имя, которое он мог бы с гордостью носить на протяжении всей своей жизни. Обычай называть мальчиков в честь прародителя также утратил популярность. Дедушки, возможно, заслуживают второго имени в знак уважения, но не более того.

Донна Джин наконец остановилась на том, что, по ее мнению, было замечательным именем: Рэндалл Брент Вудфилд. Она назовет его Рэнди.

Когда у Донны Джин Вудфилд начались схватки поздно вечером на Рождество 1950 года, казалось, что она действительно вот-вот родит особенного ребенка. Она и родила его, но после полуночи. Рэндалл Брент Вудфилд появился на свет 26 декабря в Салеме, штат Орегон. Его матери было двадцать четыре года; отцу было двадцать семь.

Рэнди родился красивым младенцем с густыми, почти черными волосами. Через несколько месяцев его голубые глаза тоже потемнели, а волосы превратились в копну кудряшек. Женщина, работавшая няней у Вудфилдов, вспоминает, что Рэнди был очень спокойным ребенком, ухаживать за которым было легко.

– Он был очень тихим. Я помню, что иногда волновалась, потому что он был почти слишком хорошим… слишком тихим.

Рэнди раньше, чем другие малыши, начал переворачиваться и ползать. Пошел он тоже рано. Джек Вудфилд был уверен, что держит на руках будущего спортсмена.

Донна Джин кормила сына грудью – это тоже только что вошло в моду после многих лет строго регламентированного кормления из бутылочки. Старшие сестры Рэнди души в нем не чаяли и обращались с ним как с большой куклой.

Вудфилды оставались в Салеме около года после рождения Рэнди, а потом переехали в Корваллис на два-три года. Затем Джека Вудфилда перевели в город Оттер-Рок, штат Орегон, где семья оставалась в течение многих лет.

Вудфилды чувствовали, что все складывается идеально. Растить девочек было одно удовольствие, а Рэнди обещал стать знаменитостью. Отец вовлекал его в занятия спортом, а мать прививала социальные навыки, манеры и умение держать себя. Он был таким красивым, умным маленьким мальчиком, по-другому и быть не могло.

Со временем стали возникать небольшие проблемы. Рэнди не нравилось, что в доме властвуют женщины, а отец много работает сверхурочно, поднимаясь по служебной лестнице в телефонной компании «Пасифик норт-вест белл». Задевало его и то, что сестрам позволялось многое из того, что не разрешалось ему. Объяснения, что они «старше», только сильнее злили его.

Он пришел к выводу, что девочки свободны и могут делать что им захочется. Его сестры могли ходить куда угодно, а ему приходилось оставаться дома. Хуже всего было то, что ему полагалась няня, а они обходились без нее. Будучи школьником, он бунтовал против нянь, требуя, чтобы за ним никто не приглядывал. Однако в тех нескольких случаях, когда его оставляли наедине с сестрами, зависть к ним вырывалась наружу, что приводило к стычкам. Он чувствовал, что его всегда назначают виновным, даже если он и не был ни в чем виноват. Он злился, потому что Сьюзен и Нэнси дразнили его, доносили на него родителям, а его подвергали наказанию.

Обычно именно мать применяла дисциплинарные меры, физически безболезненные, но унизительные для Рэнди, который чувствовал, что разочаровал ее. С самого начала он разрывался между желанием угодить матери, быть «хорошим мальчиком» и своим гневом на нее из-за предъявляемых чрезмерных и нереалистичных целей. Тем не менее, став взрослым, он вспоминал, что его отношения с матерью были «действительно хорошими. Я ближе к своей матери, чем к отцу».

Всю оставшуюся жизнь Рэнди Вудфилд будет воспринимать женщин с определенной поправкой, переоценивать их и порочить себя. Дойдет до того, что его самооценка станет полностью зависеть от отношения женщин к нему.

И все же на протяжении школьных лет Рэнди Вудфилд был, казалось, именно тем ребенком, о котором мечтали родители. Он хорошо учился в школе, получал высшие оценки и с наилучшей стороны показал себя в спорте. Вместе с отцом он участвовал во многих совместных мероприятиях. Таким сыном могла бы гордиться любая семья. С годами мальчик становился все привлекательнее и пользовался растущей популярностью у одноклассников. Ну да, дома он иногда впадал в истерику из-за конфликтов с сестрами – что ж, все младшие братья ведут себя подобным образом.

В пятидесятые годы люди смотрели по телевизору сериал «Отец знает лучше», где показывали образцовую семью, какой хотела бы быть каждая семья. Мать в ней никогда не сердилась, а отец никогда не ошибался, и, конечно, Бад иногда злился на Бетти, свою старшую сестру, но так и должно было быть. В финальных сценах все мирились и смеялись над проблемами.

В пятидесятые о сексе в ситкомах не было и речи. О сексе никто не говорил. Вообще. И, конечно, никто не говорил о сексе в доме Вудфилдов. Это могло подождать до старшей школы. В данном отношении Вудфилды ничем не отличались от других семей тех лет.

Через какое-то время Рэнди возненавидел свое «детское» имя. Его звали Рэндалл, но как он ни злился, как ни пыхтел, «Рэнди» приклеилось к нему навсегда.

Вудфилды жили в Оттер-Рок, городке всего с несколькими тысячами жителей на побережье Тихого океана, чуть севернее залива Яквина. Это было прекрасное, живописное место, безопасное для детей, удаленное от больших городов – до ближайшего, Корваллиса, восемьдесят семь километров, да и население Корваллиса всего-то тридцать пять тысяч человек. Салем и Портленд находились на приличном расстоянии от автострады I-5, и опасения, что подростки из Оттер-Рок могут стать мишенью для наркодилеров, были минимальны по сравнению с проблемами, с которыми сталкивались родители в Портленде.

Соседи в Оттер-Рок были доброжелательными, а Вудфилды считались местными «столпами общества», исключительно милой семьей. Джек продолжал продвигаться по службе в телефонной компании, а Донна Джин, когда Рэнди исполнилось десять, устроилась продавщицей в аптеку в Ньюпорте. Симпатичная женщина, всегда со вкусом одетая, она выглядела на несколько лет моложе своего фактического возраста. Люди тепло отзывались о Донне Джин и с симпатией относились ко всей семье.

Рэнди Вудфилд рано достиг половой зрелости, и его замешательство из-за сексуальных проблем росло вместе с неверным представлением о женщинах. Он все еще пытался угодить матери, но теперь быть идеальным сыном становилось гораздо труднее. Он по-прежнему оценивал себя по соответствию ожиданиям Донны Джин. Ни она сама, ни кто-либо еще об этом не знал. Рэнди обижался на сестер и завидовал им. Они учились в старшей школе, а он только в младшей. Они могли ходить туда, куда его не пускали, и брать уроки вождения.

Уровень разочарования достиг опасной отметки. Он был мужчиной, а мужчины требуют к себе внимания. Однако его жизнью управляли женщины. Он испытывал сильное сексуальное возбуждение, а вслед за ним чувство вины.

В то же время Рэнди Вудфилд добивался все больших успехов на спортивном поприще в Ньюпорте, где посещал школу. Благодаря отличной координации он становился вундеркиндом на игровом поле. Для него не имело значения, какими видами спорта заниматься. Он был звездой и в легкой атлетике, и в бейсболе, и в баскетболе, и в американском футболе. Оттер-Рок и Ньюпорт гордились им. Отец начал составлять альбом с фотографиями и газетными вырезками, восхваляющими успехи Рэнди. Этих альбомов набралось целых три. Не каждый маленький городок мог похвастаться таким многообещающим спортсменом, как Рэнди Вудфилд.

Но этого было мало. Рев толпы, гордость отца и перспективы великого спортсмена не могли уравновесить его сомнения в собственной компетентности и, более того, в мужественности.

Первая открытая демонстрация сексуальных отклонений случилась у него уже в младших классах средней школы. Когда справиться с давлением и конфликтами привычными способами стало невозможно, он начал обнажаться. Рэнди понимал, что вести себя так «хороший мальчик» не должен, но сопротивляться этой одержимости не мог. Посредством эксгибиционизма он мог не только продемонстрировать свою мужественность, но и подсознательно отомстить матери, которая требовала от него недостижимого совершенства. Еще большее удовольствие, чем эта мягкая месть, доставляла реакция испуганных женщин и девочек, шокированных видом его гениталий.

Он редко удовлетворялся одним изолированным актом. Продемонстрировав свой эрегированный член женщине на одном конце Ньюпорта, Рэнди бегал в другие районы и находил еще больше жертв. Оправдание себе он находил в простом рассуждении: если что-то никому не причиняет вреда, то это пусть и не очень хорошо, но, по крайней мере, приемлемо. Страх перед разоблачением одновременно возбуждал и пугал.

В конце концов его, конечно, поймали. И опознали. Обеспечить анонимность в небольшом городе трудно, а Рэнди в Ньюпорте был личностью известной.

К сожалению, он не понес реального наказания и не был направлен на лечение. Обнажение у подростков – явление довольно редкое, а когда эксгибиционист еще учится в младшей средней школе нужно незамедлительно выставлять красные предупреждающие флажки. Но здесь речь шла о парне, который мог со временем, достигнув спортивного пика, прославить Ньюпорт и привлечь к городку внимание всей страны. Предъявить ему обвинение, а возможно, отправить в исправительную школу, означало бы конец славной карьеры Рэнди Вудфилда как спортсмена.

Дело замяли. Рэнди продолжил ходить в школу и жить дома, будто ничего и не случилось. Годы спустя, когда у него, уже взрослого мужчины, возникли серьезные проблемы с законом, родители отрицали, что им было известно о каких-либо сексуальных проблемах сына. Возможно, правоохранители, столкнувшиеся с первым проступком Рэнди из-за сексуальных отклонений, не сообщили об этом его родителям; возможно, предположение о том, что их сын может быть каким-то образом сексуально ненормальным, было подавлено их сознанием настолько тщательно, что Вудфилды и правда этого не вспомнили.

Насколько Джек Вудфилд может вспомнить теперь, его сын не был сексуально активен до тех пор, пока не перешел в старшую школу. Он помнит, что Рэнди как-то упомянул, что девочки в старшей школе «распущенные». Джек Вудфилд воспринял эту реплику как ребячество и не стал вдаваться в детали.

Отец Рэнди Вудфилда уверенно заявляет, что у его сына не было проблем в детстве. Он не употреблял алкоголь или наркотики, не занимался ничем противозаконным, как многие подростки в шестидесятые годы. Джек Вудфилд вспоминает, что Рэнди был очень близок со своей матерью, как в детстве, так и в юности.

Одним из ближайших друзей Рэнди был Майк Шеффер, теперь он работает учителем в Ньюпортской школе. Шеффер даже сейчас не может поверить, что Рэнди учинил над кем-то насилие, не говоря уже о том, что он кого-то убил. По его словам, Рэнди не был из тех парней, которые любят откровенничать о своих романтических приключениях. Шеффер ничего не знал о сексуальных контактах приятеля. Тот мог встречаться с девушкой в течение нескольких месяцев, но не дольше.

– У него были хорошие отношения с родителями, но всякий раз, когда он делал что-то не так, его мать об этом узнавала, – вспоминает Шеффер. – Однажды он устроил вечеринку, когда родители уезжали из города. Он был очень осторожен, накрыл ковры пледами и пластиком, чтобы не повредить, а потом уговорил толпу девчонок остаться после вечеринки и прибраться. В результате все выглядело просто безупречно, но его мать, вернувшись домой, сразу догадалась о случившемся. Казалось, она всегда знает обо всем, что он делает.

В средней школе Ньюпорта Рэнди Вудфилд был далеко не последним учеником. Многие помнят его до сих пор.

– Красивый парень, звездный футболист, – вспоминает один из его одноклассников. – Он был довольно популярен.

Некоторые выпускники того же, 1969 года вспоминают Рэнди как тихого, почти застенчивого молодого человека. Другие говорят, что он был склонен к шалостям – например, дразнил животных.

Девушки, с которыми Рэнди встречался некоторое время – все они уже давно замужем, – были в те времена самыми популярными, самыми желанными среди всех. Когда детективы опросили их в 1981 году, некоторые даже прослезились из-за ареста Рэнди. По крайней мере одна из них не смогла даже смотреть выпуск теленовостей, в котором Рэнди показали в наручниках. Ее муж, один из друзей Рэнди, говорит, что она выбегала из комнаты всякий раз, когда тот появлялся на экране.

Рэнди, казалось, всегда предпочитал девушек помоложе. Возможно, они представлялись ему менее опасными, менее контролирующими. В более зрелом возрасте его по-прежнему привлекали девушки моложе не менее чем на пять лет. Ему нравилось, когда его подруги носили джинсы, и беспокоило, когда они надевали сексуальную или, как он это называл, «кричащую» одежду. Ему нравились стройные девушки, но его неизменно влекло к девушкам с большой грудью.