Читать книгу: «В этот раз по-настоящему», страница 4

– Не то чтобы я этого хотела, – парирую я. – Просто ты, ну, как бы повсюду.

Это прозвучало резче, чем мне хотелось, и я быстро иду на попятную, руководствуясь главным принципом ведения бизнеса: не оскорбляй человека, с которым пытаешься заключить сделку:

– Слушай, ты не только получишь сочинения, но и сделаешь себе хорошую рекламу. Загляни в комментарии. – Я киваю в сторону последнего слайда. – Люди уже влюблены в тебя, хотя составили мнение лишь по моим лестным описаниям. А если они узнают, что такой крутой и сногсшибательный актер встречается с малоизвестной писательницей из собственной школы, то вообще придут в восторг! Это же идеальный материал для журналистской сказки. К тому же после того скандала на церемонии вручения…

Что-то мелькает в чертах его лица.

– Так… а об этом ты как узнала?

– Старалась предусмотреть все до мельчайших деталей, – киваю я на ноутбук, но чувствую, как кровь приливает к щекам. Наверное, теперь Кэз представляет, как я «гуглю» информацию о нем; это явно не пойдет на пользу делу, учитывая его уже и без того раздутое эго. – Зато теперь я уверена, что это могло бы помочь сгладить негатив. Благодаря новым постам все узнают, что ты и правда такой милый и внимательный, как они себе нафантазировали. Итак? – Я останавливаюсь, чтобы перевести дух. – Что думаешь?

Сперва он ничего не говорит, просто смотрит на меня. Его подбородок все еще слегка приподнят, будто для защиты, вся его фигура в напряжении.

«Пожалуйста, скажи “да”, – молюсь я про себя. Мое сердце так сильно колотится, что я боюсь, как бы он этого не услышал. – Пожалуйста, пожалуйста, скажи, что ты согласен».

– Хм… – Вот и все, что он говорит, сохраняя каменное лицо. – Итак, эти фейковые отношения…

Я бросаю многозначительный взгляд на презентацию в PowerPoint.

– Извини. – Кэз отвешивает легкий шутливый поклон и зачитывает первый слайд: – Этот «стратегический выгодный и романтически ориентированный альянс с целью продвижения наших карьер»…

– Сокращенно эс-вэ-эр-о-а-цэ-пэ-эн-ка, – подсказываю я.

– Хм… не думаю, что так короче. – Кэз прочищает горло. – В смысле, букв действительно меньше, но, знаешь, в плане сложности произношения…

– Ладно. – Я прикусываю язык. – Продолжай.

– Хорошо, что конкретно для этого… потребуется?

В груди теплится надежда. Значит, он обдумывает мою идею. Кэз Сонг действительно может согласиться!

– Ничего совсем уж безумного, – заверяю я его, и мое сердцебиение учащается. Ма говорит, что ощущает подобный «рывок» внутри себя каждый раз, когда сделка вот-вот будет заключена. До этого момента я не понимала, что́ она имеет в виду, но сейчас каждый мускул в моем теле напряжен, можно сказать на взводе. Руки едва не дрожат от переизбытка чувств.

Стремительно вывожу на экран следующий, финальный слайд. На нем я изобразила график с временным отрезком: шесть месяцев, охватывающие период моей стажировки в «Крейнсвифте» и, по моим расчетам, заканчивающиеся ровно в тот момент, когда в эфир выйдет новый сериал Кэза Сонга, – чтобы произвести максимальный эффект. Следом идут все основные правила, например: никаких поцелуев губы в губы, никаких физических контактов, за исключением случайного касания плечом и редких объятий (только в случае крайней необходимости!), никаких других проявлений чувств, если, конечно, мы не на глазах у большой толпы. Этот специфичный список правил я составляла в три часа ночи, что было, кажется, весьма опрометчивым решением.

– Никаких «поцелуев губы в губы»? – читает Кэз, и я вижу, что он делает над собой усилие, чтобы не засмеяться снова. – А что, есть альтернатива?

К своему ужасу, я чувствую, как у меня краснеет даже затылок.

– Ты же понимаешь, что я имею в виду. Это просто… фраза такая.

– Что-то я никогда не слышал, чтобы кто-то так говорил, – сообщает он, скривив губы. Затем – возможно, поймав мой убийственный взгляд, – изображает вялый жест капитуляции и говорит: – Ладно, ладно. По рукам.

– По рукам?

– Я согласен.

Я моргаю, мозг немного заторможен.

– Постой, извини. Ты согласен с…?..

– С этим. – Он кивает на мой ноут. – Эс-вэ-эр-о-а-цэ-пэ-эн-ка. Честно говоря, мне кажется, мы могли бы придумать название получше.

– Правда?

Он замолкает. Наклоняется ближе, пока аромат его яблочного шампуня не вытесняет из воздуха между нами все прочие запахи. Я непроизвольно отступаю на шаг.

– Да, Элиза, – драматично произносит он мрачным голосом. – Я действительно считаю, что нам нужно название получше.

Я так довольна и так ошеломлена собственной победой, что даже не возмущаюсь его шутке.

– Тогда, кажется… кажется, решено, – говорю я неспешно. – Мы в деле. – Я протягиваю ладонь для рукопожатия, чтобы закрепить сделку, а он в этот момент поднимает свою, чтобы «дать пять».

«Стоп. Кто вообще, черт побери, "дает пять" в подобных случаях?!»

– Ок… – медленно выдыхаю я, когда мы оба застываем на месте. – Эм-м… полагаю, мы можем…

Он демонстративно закатывает глаза, но перед этим я успеваю заметить, что его резкие черты лица смягчились. Затем Кэз пожимает мою руку. Его кожа теплая и удивительно гладкая, даже мягкая, если не считать пары мозолей на ладони. И, несмотря на небрежную позу, хватка у него крепкая. Мама одобрила бы – впрочем, это не важно.

Я отстраняюсь первой.

– Так, – повторяю я в каком-то оцепенении. Все происходит слишком стремительно. – Хорошо поболтали. Ну… будем на связи.

Я порываюсь открыть дверь, убежать куда-нибудь в тихое место, чтобы собраться с мыслями, но Кэз преграждает мне путь рукой. Он выглядит так, словно обдумывает что-то, и после паузы говорит:

– Ты же знаешь, что могла бы пойти другим путем, верно?

Я моргаю и вопросительно смотрю на него.

– На днях ты подслушала мой разговор, – медленно продолжает он, словно в удивлении, что ему вообще приходится что-то объяснять. – Узнала обо мне кое-что личное. А ты писательница. И хорошая, с внушительной аудиторией.

– И?..

– Ты могла заставить меня сотрудничать шантажом. Пригрозила бы написать огромный текст о моих трудностях в учебе, или о моих отношениях в семье, или о чем-то еще, если я не соглашусь на твои условия. И тогда бы не пришлось разрабатывать это взаимовыгодное соглашение. – В его голосе по-прежнему слышна легкая дразнящая нотка, однако взгляд его мрачнее и серьезнее, чем я могла ожидать.

– Такое… никогда не приходило мне в голову, – отвечаю я абсолютно честно, удивленная как самой идеей, так и тем, как быстро ее породил его мозг. Видимо, шантаж и вынужденные сделки – неотъемлемая часть его жизни.

– «Никогда не приходило в голову…» – повторяет он. Затем его лицо смягчается, и он придвигается ближе. – Что ж, менять решение слишком поздно. Начнем прямо сейчас?

– А?

– Это хорошая возможность. – Он указывает на нас, а затем на сумрачный, тесный чулан и дверь, пропускающую поток шума. Прежде чем я успеваю осознать, что Кэз имеет в виду, он взъерошивает рукой свои и без того растрепанные волосы, расстегивает верхнюю пуговицу на рубашке и покусывает губы, так что они начинают выглядеть слегка припухшими и красными. Словно…

Словно мы только что здесь целовались!

– Ну? – Кэз смотрит на меня выжидающе. Совершенно невозмутимо. Почти со скучающим видом.

Кажется, эта ситуация его вообще не смущает. Наверное, актеры вроде него все время кого-то целуют. Возможно, он снимался и в более горячих сценах, чем простые поцелуи, – с профессиональными камерами, нацеленными на его губы, и полной комнатой наблюдающих за ним людей.

А вот мой первый и единственный поцелуй с мальчиком почти состоялся в седьмом классе, когда я однажды, препарируя лягушку, повернулась одновременно с напарником, и мы едва не соприкоснулись губами. Он психанул и убежал в туалет, всю дорогу отплевываясь и вытирая рот так, будто его отравили, а я съежилась на месте, желая провалиться сквозь землю.

И была очень рада уйти из той школы через пару месяцев после инцидента.

Но я же не могу признаться в этом Кэзу. Наверняка он посмеется надо мной или (что еще хуже) пожалеет меня. Поэтому я достаю тинт, который всегда ношу в кармане, и размазываю вокруг губ, стараясь не думать о том, как нелепо я, должно быть, выгляжу. Теперь я явно больше напоминаю клоуна, чем девушку, только что прервавшую страстный поцелуй. А впрочем, действительно ли поцелуи прерывают? Или же завершают, а может, изящно выныривают из них, подобно сказочной русалке из моря? Нет, тоже не совсем подходит…

Но сейчас это не важно.

– Ну как? – интересуюсь я у Кэза.

Секунду он изучает меня задумчивым взглядом, и что-то меняется в нем. Внутри него. Словно щелкнула камера, и он вживается в новую роль, в другого персонажа: перемена такая стремительная, что это даже пугает.

Затем он тянется к моему «конскому хвосту».

– Можно?

Я даже не знаю, что он имеет в виду, но улыбаюсь. Киваю. Подавляю порыв убежать.

А затем длинные пальцы Кэза касаются моих волос, распуская хвост, и эти движения такие быстрые и легкие, что я едва ощущаю что-либо кроме слабой, приятной щекотки на коже головы. Это скромный, стремительный жест, но в тот момент, когда его ладони в моих волосах и он смотрит мне в глаза, я чувствую… нечто. Нечто вроде смущения, но совсем на него не похожее.

Затем это чувство исчезает. Кэз отстраняется и поворачивается к двери, оглядываясь на меня через плечо.

– Ты готова?

Нет. Вообще ни капли.

Я знаю, что не могу доверять парню передо мной – этому смазливому актеру с его идеальной стрижкой, натренированным обаянием и толпами фанатов. Человеку, которого все жаждут или которым все жаждут стать. Но сейчас у меня нет других вариантов.

– Конечно, – отвечаю я с притворным энтузиазмом.

Впрочем, Кэз, кажется, верит, потому что жестом приглашает меня вперед и распахивает дверь.

Одну краткую, счастливую секунду после того, как мы выходим из каморки, нас никто не замечает.

Ученики по-прежнему толпятся в коридоре, окликая друг друга с противоположных концов коридоров, отпихивая в сторону чужие спины, книги и сумки, чтобы попасть на следующий урок. Никто не обращает внимания на наши взъерошенные прически и распухшие губы, и меня посещает мысль – очень наивная, – что, возможно, это будет не так страшно, как я ожидала.

Но затем, в следующую секунду, замечают все.

Это не похоже на сцену в замедленной съемке из какого-нибудь фильма. Никто не застывает на месте, не спотыкается на лестнице и не роняет в шоке рюкзак. Но шум заметно стихает, и наступает пауза, как на непрогрузившемся видео.

Вокруг нас начинают шептаться.

Кэз, к слову, выглядит абсолютно невозмутимым. У него самодовольный, слегка глуповатый вид парня, которого только что застукали целующимся с девушкой. При этом с девушкой, которая ему нравится, и он не против, чтобы об этом узнал весь мир.

Я же вообще не представляю, куда себя девать. Лицо горит и чешется, а несколько прядей волос прилипли к губам. Сейчас больше, чем когда-либо, я жалею, что не существует инструкции к ситуации, когда всего за пару дней из никому не известной девчонки ты превращаешься в объект всеобщего внимания. Подобное заставит понервничать кого угодно.

– О боже мой! – говорит кто-то слева от меня, и это срабатывает как сигнал для остальных, вызывая серию бурных реакций:

– О боже мой!

– Ты это видишь? Это же Кэз Сонг и…

– В сочинении той девочки был он?

– Ни фига себе! Скажи Бренде – она с ума сойдет…

Я чувствую, как десятки пар глаз прикованы к моему затылку, пока мы с Кэзом идем на английский, так близко, что наши плечи почти касаются.

– Ты в порядке? – шепчет мне Кэз в дверном проеме, одной рукой опершись о косяк за моим плечом. Тысячу раз в фильмах, музыкальных клипах и реальной жизни я видела пары, стоящие вместе совсем как мы сейчас. Однако со мной такое впервые.

Но выдать себя я, естественно, не могу.

– Ага, – отвечаю я, изо всех сил стараясь звучать естественно. – Конечно. А ты?

Он смеется, и только тогда я понимаю, как глупо прозвучал мой вопрос. С чего бы ему не быть в порядке? Он – актер, знаменитость. Быть в центре внимания абсолютно привычно для него.

Снова звенит звонок – финальное предупреждение. Весь класс смотрит на нас.

Я отвожу взгляд от Кэза и спешу к своей привычной парте в центре класса, где всегда сижу одна. К моему удивлению, Кэз садится на пустующее место рядом со мной, причем так естественно, как будто делал это уже миллион раз.

Теперь все глазеют в открытую, словно получили официальное разрешение.

– Что ты делаешь? – едва бормочу я. Хотя на этот счет никаких формальных правил нет, всем известно, что любой класс строго поделен на территории: все отличники и одаренные умники впереди, звезды и спортсмены – последние парты, все остальные – середина. То, что Кэз мигрировал сюда с задних рядов, по меркам старшей школы преступление похлеще пересечения границы Северной Кореи.

– Так проще, – коротко говорит он, отклоняясь на стуле назад.

В класс заходит мистер Ли. Он явно удивлен видеть нас двоих вместе, но изо всех сил старается не подавать виду и принимается раздавать листы с заданиями. Кэз тут же отрывает уголок страницы с текстом о погребальных обрядах, что-то нацарапывает на нем, протягивает скомканную записку мне.

Все это он проделывает практически незаметно, продолжая сидеть со скучающим выражением лица и глядя прямо перед собой.

Что ж, я тоже могу быть хорошей актрисой. Притворяясь, что записываю дату на листе с заданиями, я разглаживаю записку, прикрывая ее одной ладонью от посторонних глаз.

На клочке бумаги номер телефона.

Точно! Чуть ниже я пишу собственный номер, отрываю часть листка и жду, когда учитель отвернется, чтобы незаметно передать его Кэзу.

Никогда раньше не обменивалась телефонами с парнем, да еще тайно, – ощущения такие, словно я готовлюсь ограбить банк. Но нам это нужно для дела. План сработает, только если мы будем придерживаться серьезного профессионального подхода.

Вернувшись домой, я сразу же иду в свою комнату и отвечаю на письмо от «Крейнсвифта».

У меня уходит целый час на то, чтобы набросать три предложения. Половину из этого времени я пытаюсь решить, где и сколько восклицательных знаков поставить. В свое оправдание скажу, что здесь есть очень тонкая грань! Если, к примеру, я использую два восклицательных знака подряд, то рискую показаться слишком напористой и навязчивой. Но если совсем не добавлю восклицательных знаков, то все, что я напишу, будет звучать равнодушно и плоско. В итоге решаю перестраховаться и добавляю всего лишь один восклицательный знак после слова «спасибо».

Затем теряю еще полчаса в попытках подобрать слова, которыми уместнее будет завершить письмо. В одной статье рекомендуют обойтись сухим «С уважением», тогда как автор другой утверждает, что эта фраза – настоящий провал.

Если в этом и заключается Стабильная Работа в Успешной Компании, то, как говорится, «спасибо, не надо».

Как только письмо отправлено, я снимаю школьную форму и плюхаюсь на кровать, не ожидая получить от «Крейнсвифт» ни слова как минимум до следующего утра. Но тут мой телефон динькает: входящее.

Сара Диаз хочет созвониться.

Вот прямо сейчас.

– Ох, блин! – говорю я, вскакивая на ноги. Мое сердце уже колотится в безумном ритме. – Блин, блин, блин…

Свой номер она указала в письме. Я аккуратно вбиваю его в телефон, перепроверяя каждую цифру, затем дрожащими пальцами нажимаю вызов. Пока идет звонок, я смотрю в одну точку на белоснежно-чистой стене спальни и пытаюсь сосредоточиться на собственном дыхании.

Трубку снимают после третьего гудка.

– Алло? – Мой голос звучит слишком пискляво и дрожит. Звучу как первоклашка! Прочищаю горло. – Вы меня слышите? – Черт, теперь он слишком тихий.

Прежде чем я успеваю продумать детали нашей светской беседы, Сара Диаз говорит: «Привет, Элиза, я тебя слышу», – тем ровным, четким, суперпрофессиональным тоном, который я слышу всякий раз, когда Ма общается с клиентами.

– Алло, – повторяю я, словно первого раза было недостаточно. «Возьми себя в руки!» – Мисс Диаз. Так приятно с вами познакомиться.

– О, можешь звать меня просто Сара. – В ее голосе слышен легкий смешок – возможно, она почувствовала мою нервозность и смущение. – Тебе удобно сейчас говорить? Надеюсь, ты не слишком занята…

– О нет, нисколько, – спешу ответить я. – У меня вообще не было никаких планов. Суперсвободна! В смысле, всегда свободна.

– Что ж, рада слышать, – говорит она, и это звучит очень искренне.

Где-то на фоне слышится низкое гудение принтера и щелканье клавиш, и я представляю ее сидящей за элегантным черным рабочим столом с видом на город, с чашкой дымящегося капучино и в окружении глянцевых журналов, разложенных на кофейном столике. Интересно, каково это – жить подобной жизнью? Быть Сарой Диаз?

Она продолжает:

– Для начала я хотела сказать, что мне очень понравилось твое эссе и я рада, что ты приняла наше предложение о стажировке. Как ты уже, возможно, знаешь, мы планируем расширять круг читателей нашего журнала за счет молодой аудитории и ищем специалиста, который сможет нам помочь. Думаем, ты идеально подходишь на эту роль. Ты говоришь с молодежью на одном языке, но при этом в твоих текстах есть глубина, которая найдет отклик у наших постоянных читателей…

«А ну-ка слушай, – велю я себе, плотнее прижимая телефон к уху и чувствуя тепло экрана. – Внимательно слушай. Запоминай каждое слово. Это твой единственный шанс услышать похвалу от человека вроде Сары Диаз».

Но я так стараюсь сосредоточиться на голосе Сары и перестать удивляться тому, что мы с ней говорим по телефону, что на самом деле не слышу ни слова из того, что она говорит.

А потом она спрашивает:

– Тебя все устраивает, Элиза?

– Эм-м… – Я стараюсь не паниковать, когда между нами возникает неловкая пауза. Либо я сейчас просто отвечу «да» и позже узнаю, на что согласилась, либо прошу ее повторить все, о чем она говорила последние пять минут, и выставлю себя полной идиоткой. Так себе выбор. Что бы сделала Ма? – Прошу прощения, не могли бы вы повторить свою последнюю фразу? Я хочу убедиться, что все верно услышала, прежде чем мы перейдем дальше.

– Да, конечно, – говорит Сара все тем же приятным, профессиональным тоном. – Итак, мы предлагаем тебе публиковать еженедельные посты в блоге на нашем сайте, в категории «Любовь и отношения». Воспринимай это как своего рода авторскую колонку или дневник отношений – что вы делаете вдвоем, где проводите время. В общем, чем больше деталей, тем лучше, пусть читатели чувствуют, что они сопровождают вас повсюду. Будет здорово, если эти посты ты продублируешь в социальных сетях – лучше всего в «Твиттере», где твоя аудитория, кажется, растет быстрее всего, хотя это уже на твое усмотрение. В целом, работа не займет у тебя больше пятнадцати часов в неделю. Ах да, и нам бы очень, очень хотелось, чтобы ближе к концу стажировки ты написала большую статью на тему по твоему выбору. Мы напечатаем ее в нашем весеннем выпуске. Что думаешь, Элиза?

– Отлично, – медленно соглашаюсь я, будто у меня вообще был вариант сказать «нет». – Звучит заманчиво.

– Ах, великолепно! – Каким-то образом даже через телефон я слышу, как она улыбается. – Ты уверена, что твой парень не станет возражать? Я понимаю: довольно высокий уровень публичности, это может быть непросто для молодых людей…

Судя по всему, она еще не знает про Кэза. Меня так и подмывает сказать ей прямо сейчас – о, она будет в восторге, свидание с местным айдолом тянет на настоящую сенсацию! – но я заставляю себя сдержаться. Лучше, если она узнает об этом не от меня. Так будет убедительнее.

– Вообще, не думаю, что он будет против, – заверяю я ее. – Публичность – его… конек.

Она громко смеется, думая, что я шучу.

Мы согласовываем детали договора, и я в оцепенении заканчиваю разговор. Через некоторое время ещё раз проверяю почту, мысленно пытаясь убедить себя, что мне это не приснилось. Но вот оно – приглашение на стажировку, которое обещала выслать Сара, сверху значится мое имя. Это по-настоящему. «Крейнсвифт». Мне хочет дать работу мой самый любимый журнал!

Я смотрю на письмо, пока в глазах не начинает темнеть, а сердце не начинает стучать так, что вот-вот лопнет. Затем я падаю обратно на кровать с тихим, сдавленным смехом.

– Как иронично… – шепчу я вслух самой себе.

Глава шестая

На следующий день, вот уже второй раз за неделю, я снова оказываюсь в кладовке вместе с Кэзом Сонгом.

– А ты не хочешь еще и место для встреч получше найти? – бурчит Кэз, пока я закрываю за нами дверь. Мы пробрались сюда рано утром, еще до начала занятий.

– А кто виноват, что ты так популярен! – говорю я ему, безуспешно пытаясь скрыть нотку раздражения в голосе. Несколько минут назад мне, словно какому-нибудь телохранителю, пришлось буквально схватить Кэза за локоть и увести подальше от толпы фанаток. – И вообще, это место не такое уж… плохое. – Я киваю головой на четыре вида цветастых бутылочек с моющими средствами на полках и лоток с желто-зелеными губками у моих ног. – Тут на самом деле есть… эм-м… все необходимое. Очень практично. Отличное укрытие на случай, если вдруг случится землетрясение или что-то подобное, понимаешь?

Кэз издает тихий звук, который звучит то ли как смех, то ли как издевка.

– Ладно-ладно. А теперь перестань пытаться продать мне этот чулан и скажи, почему мы здесь. Опять.

– Ну, просто хотела убедиться, что мы оба понимаем, как нам сегодня себя вести. В плане… отношений.

Он смотрит на меня так, будто спрашивает: «И все?»

– А просто написать нельзя?

– Я была занята, – оправдываюсь я. Это правда, вчера я целую вечность изучала детали договора на стажировку, а потом еще два часа пыталась сформулировать деловой ответ для Сары. Но это не все. Просто мысль, что мне придется написать Кэзу Сонгу вне школы, на личный номер, немного пугает.

Ок, не немного. Сильно пугает.

Кэз встряхивает головой.

– Что тут может быть непонятного? – Прежде, чем я успеваю ответить, он вдруг замирает в притворном ужасе. – Стой, только не говори, что сделала еще одну презентацию…

– Нет. – Я демонстративно закатываю глаза, хотя, вообще-то, у меня и правда была такая идея. Но Кэзу об этом знать необязательно. – Но нам столько всего нужно обсудить! Четкий план – ключ к правдоподобной лжи. Ну, скажем… давай подумаем… мы будем вместе ходить в школу? И ты планируешь сидеть со мной на каждом уроке? А обедать вместе? Если да, то как часто? Ты познакомишь меня со своими друзьями? Должна ли я что-то знать о них, раз уж мы «вместе» несколько месяцев? Если меня спросят о твоих родителях или других родственниках, говорить, что мы знакомы? А если кто-нибудь спросит, есть ли у тебя кубики?..

– Для протокола – да.

Я смотрю, тупо уставившись на него.

– Что «да»?

– Если кто-нибудь спросит, есть ли у меня пресс, отвечай «да». – Он неспешно потягивается и поднимает обе руки вверх, словно кот на теплом солнышке. Он такой высокий, что почти задевает пальцами потолок. – Моему имиджу это на пользу.

– Договорились. Тогда ты рассказывай всем, что я классно целуюсь.

При этих словах он ухмыляется – медленно, широко и дразняще, – и я впервые замечаю, что у него ямочки на щеках. Бесполезное открытие. И все же…

– Договорились.

– В таком случае… класс.

– Класс.

– Круто.

– Круто, – повторяет он, чтобы, я уверена, вывести меня из себя.

– Чудесно, – огрызаюсь я, скрещивая руки на груди. – А теперь к более важным вещам… Итак, если мы пойдем на урок вместе…

– Могу я кое-что сказать?

Во мне вспыхивает то же внезапное раздражение, что и вчера. Серьезно. Кэз Сонг нравился мне гораздо больше, когда был всего лишь смазливой мордашкой в нашем телевизоре.

– Ты уже говоришь.

– Тогда могу я сказать кое-что еще? – Не дожидаясь моего согласия, Кэз разводит ладони в стороны и говорит: – Слушай, здорово, что ты стараешься придерживаться этого… как его… плана. Но возможно… возможно… ты не обязана контролировать каждую деталь? Мы могли бы просто вжиться в наши роли и позволить истории развиваться естественно. Так будет правдоподобнее.

Развиваться естественно.

Как будто в том, что мы делаем, есть хоть капля естественности.

– Честно? Звучит ужасно. – От этой мысли мои ладони становятся немного липкими. Пока у нас есть план, мы придерживаемся хоть каких-то рамок, а это значит, что я хотя бы отчасти держу ситуацию под контролем.

– Почему? – не сдается он. – Чего ты так боишься?

Мое раздражение усиливается.

– Я не… боюсь. – Затем, осознав, что это прозвучало неубедительно, перехожу в наступление: – Что ты имеешь против четкого, выверенного плана действий?

Он выдыхает сквозь зубы.

– Не имею. Просто… я уже следую множеству четких, продуманных планов и графиков, понимаешь? Это моя работа.

Этого достаточно, чтобы заставить меня вздрогнуть.

– Давай попробуем, – настаивает Кэз. – Всего на один день. Если это не сработает, мы сможем вернуться к твоей идее.

«Нет, спасибо!»

Я уже почти готова произнести эти слова, как вдруг раздается первый звонок. По утрам он всегда громче: жуткий, протяжный визг, который слышен минимум за три квартала. Думаю, смысл в том, чтобы заставить учеников побыстрее идти на занятия, но я точно знаю, что некоторые специально опаздывают минут на десять, просто чтобы не слышать этот вой.

Когда пронзительный звук разносится по коридору, я вздрагиваю еще раз. Времени спорить нет, поэтому я бросаю на Кэза мой самый решительный взгляд «Без фокусов!» и говорю:

– Ладно. Но только сегодня.

О сказанном я жалею почти сразу же.

Мы выходим из старого здания старшеклассников в дальнем конце кампуса на урок математики, в липкую летнюю жару. Как ни странно, без происшествий. Другие ученики держат дистанцию и лишь иногда рассматривают нас, когда думают, что мы их не видим. Небо настолько голубое, что выглядит неестественным.

Кэз молчит, пока мы идем рядом, и я ему за это благодарна. Лучше уж молчать, чем болтать о ерунде, лишь бы заполнить неловкую паузу.

Затем, без предупреждения, Кэз берет меня за руку. Его длинные, тонкие пальцы касаются моих, и я не знаю, как объяснить то, что происходит дальше.

У меня словно срабатывает инстинкт самосохранения. Ни секунды не думая, даже не осознавая, что я делаю, я вырываюсь и бью его по запястью.

Раздается страшный, ужасающе громкий шлепок. Такой обычно слышишь в низкобюджетных фильмах во время постановочной драки.

А затем немая пауза. После чего…

– Какого черта, – произносит Кэз со скорее озадаченным, чем грозным видом. Он отдергивает руку и вновь опускает ее, но я успеваю заметить красный след на коже. – Зачем ты меня ударила?

– П-прости, – лепечу я, ощущая, как все мое лицо горит, а пальцы все еще покалывает от его прикосновения. – Я… не знаю. Просто я не ожидала.

– Что твой парень возьмет тебя за руку? – спрашивает он в полном недоумении.

– Да. В смысле нет. Э-э-э… – Я отворачиваюсь и тяжело вздыхаю, проклиная себя не только за эту дурацкую ситуацию, но и за то, что теперь мне придется сделать одно мучительное, неловкое признание. Вряд ли кто-то может нас услышать, но все равно говорю тихо. – Вообще-то, я… эм-м… не держалась за руки с парнем раньше.

– Стой. – Шаги Кэза замедляются. – Ни разу?

Кажется, это уже почти хамство, но поскольку мне все еще стыдно за тот удар, я киваю и говорю:

– Угу. Я никогда ни с кем не встречалась, так что…

Слова повисают в раскаленном воздухе между нами. Мы стоим на школьном стадионе, на поле для крикета – повсюду темный асфальт и яркая, искусственная трава. К счастью, места здесь полно, так что никто не слышит наш разговор и тем более Кэза, который несколько раз удивленно повторяет:

– Ты никогда ни с кем не встречалась. Вообще.

– Нет, – бурчу я, ускоряя шаг, будто у меня получится обогнать свой собственный стыд. В смысле, не то чтобы я стыжусь того факта, что к моим годам у меня практически не было отношений. Просто… Кэз Сонг – последний, кому бы я хотела в этом признаться. Кэз Сонг, объект всеобщего обожания, обладатель всего, что только можно пожелать. Человек, которому не отказывают и которого не бросают, который не испытывает одиночества. Судя по статьям в Сети, у него уже было как минимум три девушки – исключительно модели или роскошные напарницы по съемкам.

– Хм. – Это вся его реакция, ни слова больше.

Я чувствую, как он изучает меня, словно пытается что-то разгадать. Лицо начинает гореть, и дело не в палящем солнце.

После паузы он продолжает:

– Тогда… Как же ты смогла написать все эти вещи о влюбленности?

Ура, хотя бы один простой вопрос.

– Элементарно, – говорю я ему и радуюсь, что мой голос звучит уверенно. – Это же просто сентиментальные шаблонные фразочки. Я сочинила их только ради того, чтобы выполнить задание.

Кэз больше не задает вопросов и не делает новых попыток взять меня за руку, пока мы идем к нашему классу. Хорошо. Я говорю себе, что это хорошо. Прекрасно. Уж лучше так, чем если бы он решил, что я втайне надеюсь на отношения, как это бывает в глупых дорамах, или что переживаю из-за своего одиночества.

Это не значит, что я не верю в любовь. Я знаю, что она существует. Мои родители познакомились в старшей школе, Ма была старостой класса, а Ба – тихим и скромным парнем, который приходил в школу в мятых рубашках и всегда на пару дней задерживал домашние работы. После того, как их посадили за одну парту, они начали обмениваться под столом записками. Записки переросли в совместные обеды, затем – в настоящие свидания, а потом и вовсе в долгие, серьезные отношения. В итоге Ма и Ба поступили в университеты на противоположных концах страны, где изучали совершенно разные вещи, но расстояние не стало помехой.

И теперь, спустя годы, когда люди их возраста разочаровываются в браке и разводятся, мои родители все так же сильно любят друг друга. Они не всегда помнят о собственной годовщине и нечасто ходят на свидания в шикарные рестораны, но однажды Ма провела четыре часа в очереди под дождем лишь потому, что хотела купить жареные каштаны с папиным любимым вкусом, а Ба не пропустил ни одного из маминых деловых ужинов, хоть и ненавидит подобные мероприятия.

Короче говоря, в любовь я верю. Правда-правда. Просто сомневаюсь, что именно такую любовь однажды встречу и я.