Читать книгу: «В этот раз по-настоящему», страница 2

– Ты… слышал, что сказал мистер Ли? – Жалею в ту же секунду, как только эти слова слетают с моих губ. Хочется стереть это мгновение. Есть определенные вещи, о которых лучше не упоминать, даже если оба собеседника в курсе проблемы. Например, прыщи. Или классный руководитель, заявляющий перед всеми, что у тебя нет друзей.

Тот факт, что новые друзья мне, вообще-то, не нужны, ни на что не влияет.

На секунду Кэз задумывается. Прислоняется к ближайшей стене, так что оказывается ко мне вполоборота.

– Ага, – признает он. – Слышал.

– Надо же!

– Что?

Я издаю неловкий смешок.

– Думала, ты соврешь. Ну, знаешь. Чтобы пощадить мои чувства, или что-то в этом роде…

Вместо того чтобы продолжить тему, он наклоняет голову и настороженно спрашивает:

– Слышала, как я говорил по телефону?

– Нет, – отвечаю я, не подумав, но тут же начинаю мямлить: – Ну почти…

– Очень мило, что ты пытаешься пощадить мои чувства, – говорит он. В его голосе столько иронии, что мне хочется испариться на месте.

Меня посещает ужасающая мысль: а если он подумал, что я его фанатка? Охотница за айдолами? Еще одна наивная влюбленная одноклассница, из тех, что ходят за ним хвостом? Поджидаю его тут по углам, чтобы привлечь внимание. Я и сама много раз видела, как это бывает: ученица прячется за мусорным баком или стеной – и, оп! – тут же выскакивает на Кэза, стоит ему завернуть за угол.

– Я не хотела подслушивать, – говорю я в отчаянии, поднимая обе руки вверх. – Я даже не знала, что ты придешь сюда.

Он пожимает плечами, его лицо невозмутимо.

– Хорошо.

– Честно! – почти молю я. – Клянусь тебе!

Он смотрит на меня долгим взглядом.

– Я же сказал: «хорошо».

Но по его голосу не скажешь, что он поверил мне до конца. Мою кожу покалывает, смущение и раздражение согревают щеки. Видимо, чтобы испортить все окончательно, я произношу:

– Я не… я даже не фанатка.

Проходит секунда, на миг его лицо принимает выражение, которое трудно прочесть. Что это, удивление? Я чувствую, как внутри все переворачивается, а сердце стучит так сильно, что вот-вот выпрыгнет наружу.

– Приятно это знать, – говорит он наконец.

– Ну, я и не то чтобы антифанатка… – лепечу я с тем жутким чувством беспомощности, с которым наблюдаешь за персонажами фильмов ужасов: когда хочешь крикнуть «Стой!», но герой продолжает двигаться все ближе и ближе к собственной гибели. – Мне все равно. Ноль. Э-э… то есть… нормальный человек.

– Угу, я понял.

Крепко сжимаю рот, мои щеки пылают уже вовсю. Поверить не могу, что рядом все еще стоит Кэз Сонг, уникальный талант которого, по-видимому, состоит в том, чтобы заставлять меня чувствовать себя еще более несуразной, чем обычно. Не верится, что мы все еще разговариваем, и что мистер Ли все еще в переполненном классе вместе с Ма, и они думают, будто я все еще в туалете.

Это кошмар! Пора продумывать план побега, прежде чем я опозорюсь еще больше.

– Знаешь, я… – Вытягиваю шею и оборачиваюсь, словно услышала, как меня кто-то зовет. – Почти уверена, что это моя мама.

На этот раз поднимаются обе его темные брови.

– Да? Ничего не слышал.

– А, ну да, у нее тихий голос, – бормочу я, уже проходя мимо. – Э-э… Трудноуловимый. К нему нужно привыкнуть. Так что… эм-м… я, наверное, пойду. Увидимся!

Я не даю ему шанса ответить, просто бегу обратно в класс, готовая схватить маму и умолять Ли Шушу приехать и забрать нас как можно скорее. После такого унижения я больше никогда не смогу заговорить с Кэзом Сонгом. Никогда!

Глава третья

На следующий день я просыпаюсь до рассвета. Жара тяжело обволакивает кожу, одеяла сбились в ком вокруг тела.

Смартфон мигает.

237 новых уведомлений

Щурюсь с минуту, ничего не понимая; рассудок все еще затуманен сном. Но экран то и дело загорается, освещая прикроватный столик мягким голубым сиянием, сквозь мою усталость пробивается приступ тревоги. Обычно никто не пишет мне сообщения в такой час. И уж точно никто – даже Зои – не отправил бы мне столько сообщений подряд.

239 новых уведомлений

240 новых…

Я откидываю одеяла в сторону, теперь уже полностью проснувшись, и проверяю месседжеры. Замешательство быстро сменяется дурными предчувствиями.

Читаю сообщения Зои:

капец.

Ну просто капец!!!!!!

ок я знАЮ ЧТО СЕЙЧАС НОЧЬ

НО

ДА ВОЗЬМИ ТЫ СВОЙ ТЕЛЕФОН

фывапроллдлдд

ты ЭТО ВИДЕЛА что это вообще за нАФИГ

Дальше она скидывает ссылку: какая-то статья. Я слишком напугана, чтобы сразу открыть ее, но после двух секунд пристального изучения экрана, в течение которых сердце пробивает дыры грудной клетке, сдаюсь.

Выскакивает огромный, жирный заголовок:

«Герой ее романа: пост девушки о личной жизни дает нам шанс поверить в любовь».

Мой пульс учащается.

Сперва я не понимаю, что именно вижу. Замечаю лишь отрывок из моего эссе – эссе, которое я вычитала минимум трижды и опубликовала только вчера, – и мое собственное имя, а над всем этим… логотип «БаззФид»! Тот самый «БаззФид», на котором мы с Зои зависали часами, отвечая, например, на вопросы теста «Пицца или начос: какая ты закуска на тусовке?». Бред какой-то. Как мое эссе оказалось на «БаззФид»?

Это как наткнуться на собственное фото в чужом доме – шокирующее сочетание «Эй, это лицо мне знакомо» и «Какого черта оно здесь делает?» Я что, во сне?

Господи, там еще больше! Гораздо больше!

Очевидно, сочинение завирусилось уже вчера вечером, но когда ссылку с моим постом в школьном блоге ретвитнул кто-то популярный, все просто взорвалось. Включаю ВПН, захожу в «Твиттер»³. Сердце едва не выскакивает из груди.

Прошлым вечером на меня было подписано всего пять человек, и двое из них без сомнения были ботами.

Сейчас подписчиков уже более десяти тысяч.

– «Нафиг» – это очень слабо сказано, – бормочу я, и звук моего голоса, низкий и чуть хрипловатый после сна, лишь прибавляет происходящему абсурдности. Как это все понимать? Нет объяснения тому, что я просто сижу тут на кровати, глядя, как экран смартфона подсвечивает стены моей спальни, а тем временем этот самый твит, который репостнула себе заботливая толпа пользователей, набрал полмиллиона лайков. И их число продолжает расти.

Мои руки дрожат, когда я листаю комментарии.

@слишкомхорошо13: может парни все-таки заслуживают уважения???

@женачимина: Я действительно плачу боже мой это ТАК. МИЛО. (пжлст нам нужно больше крутого контента моя душа нуждается в этом) ((если они когда-нибудь расстанутся, клянусь, я перестану верить в любовь))

@анжелика_б_смит: Как подростки в наши дни умудряются писать как Шекспир, да еще и про любовь всей их жизни?… я в их возрасте два слова связать не могла.

@пьяныйланьванцзи: не хочу драматизировать и всякое такое но я буквально умру за то, чтобы они просто оставались вместе держались за руки и были вечно счастливы.

@юзер387: пОЖАЛУЙСТА кто нибудь сделайте из этого фильм я УМОЛЯЮ

@эчууули: Мне одной чертовски интересно кто ее парень? (и где мне такого найти??)

Я роняю телефон прежде, чем успеваю дочитать до конца. Тревожная смесь паники и счастья разливается по венам.

Так.

Бред какой-то.

Ощущение, будто мозг сломался. Перегрелся. Люди по всему миру читают мое эссе и представляют, как я валяюсь с парнем на его диване, целуюсь с ним на балконе, шепчу: «Я скучаю по тебе, даже когда мы вместе» или «Ты такой красивый, что рядом с тобой у меня даже мысли путаются».

Люди прочли это и действительно… оценили. Мои слова, мой стиль, мои мысли. Узнали в чем-то себя. Несмотря на смущение, я не могу сдержать расползающуюся по лицу улыбку. «Так вот каково это – быть популярным? – Любопытство побеждает растерянность. – Вот как чувствуют себя знаменитости вроде Кэза Сонга?»

Но к черту. Все это не имеет значения, хоть и очень приятно. Одно дело – просто стать популярной благодаря эссе, это даже здорово, какой-то сюжет из фильма. Но совсем другое дело – прославиться «сказочной историей любви, произошедшей в реальности» (слова @реалкаррьело, не мои), которая на самом деле ложь от и до.

Я уже представляю, как будет выглядеть следующая статья на «БаззФид», если правда вскроется: «Герой не ее романа: нашумевшее эссе девушки о ее личной жизни оказалось фейком».

В течение следующего часа, пока квартира оживает, в ванной поскрипывают краны, а Ма отправляется на кухню, чтобы приготовить молоко из сои, я не могу думать ни о чем другом. Заголовок на «БаззФид». Комментарии. Как сильно эта история тронула людей, сколько из них подписались на меня ради «нового контента», которого у меня нет…

Чувство вины захлестывает меня, хочется кричать.

Но, хвала небесам – а может, годам практики – за завтраком я умудряюсь вести себя так, будто ничего не случилось. Кажется, неправильно было бы выдать домашним что-то вроде «О, кстати, я случайно перепутала эссе с заданием по литературному мастерству, и теперь чуть более миллиона человек думают, что я встретила в Пекине любовь всей жизни», когда еще и восьми утра нет. Поэтому я пью домашнее соевое молоко, жую «мраморное яйцо» ⁴ и стараюсь не думать о том, что моя жизнь радикально изменилась всего за одну ночь.

– …убивает меня, – говорит Ма, разбивая свое яйцо о тарелку; скорлупа раскалывается с приятным хрустом. – Это абсолютная катастрофа.

Мне даже не нужно вникать, чтобы угадать, о ком речь: Кевин из отдела маркетинга. Какой-то недавний выпускник Гарварда с высоченным ай-кью и – со слов Ма – нулевой способностью принимать здравые решения.

– Прости, что за абсолютная катастрофа? – спрашиваю я, надеясь, что Ма расскажет детали. Пара советов по борьбе с катастрофами сейчас бы не помешали.

– Моя жизнь, – подает голос Эмили с другого конца обеденного стола. Ее школьная форма надета задом наперед, а иссиня-черные волосы до плеч собраны в то, что по моим подозрениям должно было выглядеть как «конский хвост», но больше похоже на росток фасоли. Значит, сегодня обязанность помочь Эмили собраться в школу лежит на Ба.

Мама закатывает глаза.

– Посмотрим, что ты скажешь, когда тебе будет сорок с небольшим, – говорит она Эмили, затем обращается ко мне. – С каких это пор тебя волнуют мои проблемы на работе?

– Ну, всегда волновали, – невинно говорю я.

– Думала, тебе некомфортно, когда мы об этом говорим, – замечает Ма, передавала мне тарелку с пышными круглыми маньтоу ⁵ из пароварки, еще теплыми.

– Ну, это потому, что твоя компания настойчиво характеризует себя как «созидательного новатора и лидера», который стремится «влиять на умы людей и вдохновлять» и воплощать в жизнь «ключевые инициативы, меняющие жизнь» или как там. – Я разламываю половинку маньтоу на удобные кусочки, тесто размягчается между пальцами. – А на деле это просто слова. Но я понимаю, что ты к этому всему причастна. Вот так.

Похоже, прозвучало не слишком убедительно для Ма, но она со вздохом объясняет:

– Кевин убедил крупного инвестора подписать с нами контракт.

– И почему это проблема?..

– Они подписали контракт лишь потому, что он сказал, что мы в отличных отношениях с одним популярным техно-стартапом, «СИС». – Она берет одно маньтоу, но не отправляет в рот. Просто оставляет его остывать на тарелке рядом с яйцом. – Вот только мы ни с кем из «СИС» даже не знакомы. Мы вообще никак не связаны.

– А. – Я медленно киваю, подавляя приступ тошноты от того, что эта история мне явно кое-что напоминает. – Да, это может быть непросто. – Затем, надеясь, что не выгляжу слишком заинтересованной, небрежно отпиваю глоток соевого молока и спрашиваю: – Итак… эм… что будете делать? Вы собираетесь сознаться, или…

– Боже, нет. Конечно нет. – Ма искренне смеется, будто эта идея совсем абсурдна. – Мы пытались привлечь этого инвестора уже несколько лет. Нам просто придется действовать наоборот: обратиться к «СИС», наладить контакт и делать вид, что мы были близки все это время. Может, обратись мы сначала к одной из их маркетинговых групп или к тому парню, который отвечал за рекламу в «Картье»… – В ее глазах появляется тот отстраненный, почти лихорадочный блеск, как и всякий раз, когда Ма обдумывает рабочие вопросы. Затем она вспоминает, с кем говорит. – Но врать нехорошо, – поспешно добавляет она, бросая на меня и Эмили суровый взгляд.

– Принято к сведению, – говорю я и не без труда проглатываю остатки молока. Мякоть сои царапает горло, как песок.

Когда завтрак заканчивается, я помогаю Ма убрать со стола и мы спускаемся к машине. Смартфон прожигает дыру в кармане моего блейзера. С самого утра я не проверяла соцсети, но уведомления все поступают. К тому моменту, как мы высаживаемся около школы, у меня 472 непрочитанных сообщения и черт знает сколько упоминаний в «Твиттере».

А затем все становится еще удивительнее.

Как обычно, я прихожу на урок математики раньше всех.

Не потому, что я боюсь опоздать или фанатею от квадратных уравнений, просто это единственное место, где мне нравится быть. В свободные минуты перед занятиями и на переменах народ любит собираться у шкафчиков раздевалки, толпиться в коридорах, болтать и смеяться так громко, что кажется, будто стены дрожат.

Однажды, на третий день учебы, я тоже попробовала постоять с ними, но лишь почувствовала себя еще более нелепо. Нелепо и немножко грустно, потому что мне было некого дожидаться. В итоге я просто стояла посреди коридора, крепко сжимая в руках сумку и молясь, чтобы скорее прозвенел звонок.

После этого я решила, что могу с тем же успехом ждать в классе, раскладывая книги и ручки, как будто и правда так сильно стремлюсь к учебе.

Я притворяюсь, что повторяю домашнее задание, когда слышу приближающиеся шаги. Они затихают аккурат перед моей партой. Затем…

– Эй, Элиза!

Я удивленно вскидываю голову.

Две девочки, которые до этого даже не заговаривали со мной ни разу, улыбаются мне – сияя при этом так, будто мы лучшие подруги. Я даже не знаю, как их зовут!

– Привет? – Мой ответ звучит скорее как вопрос.

Они воспринимают его как приглашение сесть на два пустых места передо мной и продолжают улыбаться так широко, что я могу пересчитать все их жемчужно-белые зубы. Когда одна из них подталкивает другую локтем и они быстро многозначительно переглядываются, я начинаю догадываться, почему они здесь.

– Мы прочли тот пост, – выпаливает высокая и загорелая девушка слева, подтверждая мои подозрения.

– О, – говорю я, не зная, как еще реагировать. – Эм-м… круто. Я рада.

– Мне просто… боже, мне так понравилось, – продолжает она весело, будто сейчас последует длинная, эмоциональная речь. – Я буквально всю ночь не спала, перечитывая твое эссе, и…

– Оно такое… клевое! – подхватывает другая девушка и кладет руку на сердце.

Ладно. Этого я определенно не ожидала. Этой легкой, непроизвольной улыбки, тронувшей мои губы.

Вскоре девушки уже говорят, перебивая друг друга и отчаянно жестикулируя. Их голоса становятся все громче и громче от возбуждения:

– Мой любимый момент – тот эпизод в магазине, божечки…

– А я и не знала, что ты с кем-то встречаешься! Ты кажешься такой скромняшкой…

– У тебя есть его фотка? Ты, конечно, можешь не показывать, если не хочешь, но…

– Как его зовут? Он ходит в нашу школу?

– Он в нашей параллели?

– В нашем классе?!

Широко раскрыв глаза, обе поворачиваются к двери аудитории, в которую стекается все больше учеников, как будто один из парней может внезапно выйти вперед и объявить, что мы встречаемся. Естественно, ничего подобного не происходит, но ребята все же замедляют шаг и смотрят на меня так, будто видят впервые. Так, будто надеются, что я и с ними поделюсь подробностями моей фейковой личной жизни.

Единственный, кто идет прямо к своей парте в самом конце класса, – Кэз Сонг. Руки в карманах, один AirPod в ухе, скучающее выражение на лице. Совсем как вчера. Он бросает в мою сторону краткий, невозмутимый взгляд, затем отворачивается.

И хотя сейчас это наименьшая из моих забот, внутри все равно все сжимается. Даже не знаю, на что я надеялась, почему думала, что он признает мое существование после того случайного разговора в коридоре. Мы с Кэзом Сонгом непохожи настолько, что могли бы жить на разных планетах.

– Ну? – напирает девушка слева от меня, возвращая внимание к ней и к ее подруге. – Это правда?

Я всматриваюсь в их лица в попытке найти подтверждение тому, что они издеваются надо мной. Но обе улыбаются, и я замечаю легкую россыпь веснушек на носу высокой девчонки и желтую заколку в форме бабочки в волнистых локонах другой. Они кажутся… милыми. Искренними и дружелюбными…

– Эм-м… я больше ничего не могу рассказать, – говорю я с легкой, извиняющейся улыбкой в надежде, что на этом разговор завершится. – Хотела бы, но… сами знаете. Мы не так уж давно вместе, так что пока решили держать все в тайне.

– А-а-а. – Они обе медленно кивают. Продолжают улыбаться. Ни одна из них не двигается с места. – Ясно.

Да, допустим, у меня есть план, я продумала все до мелочей, когда писала эссе. Но это лишь подстраховка, а не готовая легенда для многих сотен людей по всему миру. Как спасательные жилеты в самолетах – никто не думает, что ими и правда придется пользоваться.

Мой телефон на парте опять мигает.

531 новое уведомление

Девушка повыше замечает это прежде, чем я успеваю перевернуть экран вниз.

– Вау! – говорит она, наконец-то начиная доставать свои школьные принадлежности. Макбук в золотистом корпусе. Маркеры и ручки с миленькими рисунками по всей длине. Толстый ежедневник, с виду почти новый, но с яркими цветными закладками по бокам и гигантским стикером какой-то кей-поп группы на обложке. – Бурное у тебя сегодня утро, а?

– «Бурное» – подходящее слово, – говорю я, радуясь, что по крайней мере сейчас не соврала.

– Мне всегда было интересно, каково это – проснуться популярной, – размышляет другая девушка. Она достала только свой ноутбук. Вообще-то, у учеников в этой школе так принято. В предыдущем классе нам разрешали делать записи только от руки, поэтому до моего первого урока в «Уэстбридж» я даже не подозревала, что нужно взять ноутбук, и когда все работали в текстовых документах, у меня оказались при себе лишь тетрадь и карандаш.

– Надя, а разве твой пост в «Доуинь ⁶» не попадал в тренды в прошлом месяце? – говорит высокая.

– Тот видос набрал… тысяч двадцать просмотров. – Надя пренебрежительно взмахивает рукой. – Мне кажется, это не сравнится с тем, когда твой текст прочитали почти миллион человек. К тому же, – она морщит нос, – была куча стремных комментариев насчет моих ног.

– Точно. Приятного мало.

Они вдвоем начинают хихикать, а я чувствую укол тупой боли в груди. Все отдала бы за такое – сидеть рядом с Зои, смеяться над какой-нибудь глупой шуткой, понятной только нам двоим, и не париться, что уже через год я уеду. Ощущать себя так же комфортно, легко, уверенно. Ощущать себя дома.

Должно быть, что-то отражается на моем лице, потому что высокая девушка прекращает смеяться и с тревогой поворачивается ко мне.

– Все в порядке, Элиза?

– Эм-м? – Я изображаю недоумение, затем притворно улыбаюсь. – Да, конечно. Просто… думаю об эссе. И о том, что мне дальше с ним делать.

Обе издают протяжные ахающие звуки и опять синхронно кивают.

– Это хорошая мысль, – говорит высокая. – Ты обязательно должна с ним что-то сделать. Ты должна… О! Ты должна монетизировать свою популярность.

– Да! – Надя азартно тычет в меня пальцем и чуть не выкалывает мне глаз. – Упс! Извини. Но Стефани права. Когда пост залетает в «Твиттере», люди начинают делать рекламу другим блогерам или набирают еще больше подписчиков через кросс-промо, постят аккаунт подруги-кондитера, например.

– У тебя что-нибудь на примете? – спрашивает Стефани, перегибаясь через спинку своего сиденья.

– Что, подруга-кондитер?

– Что-то, что нужно прорекламировать, – со смехом уточняет она.

И хотя это глупо – и сейчас совершенно не имеет значения, – я ловлю себя на том, что все-таки думаю о популярности, снова ощущая то же головокружительное чувство, как и утром. Я всегда мечтала, чтобы люди читали мои тексты – и получали от них удовольствие – и теперь, впервые в жизни, у меня есть аудитория. У меня есть читатели. Возможно, если бы я опубликовала новые посты, пока у людей еще держится интерес, то могла бы… Не знаю. Начать карьеру писателя. Сделать себе имя. Я могла бы стать Автором, а не просто любительницей складывать слова в предложения.

Но с той же скоростью, с какой надежда прорастает в моей груди, я загоняю ее обратно.

Люди всего лишь хотят услышать подробности, раз уж думают, что мой пост был правдивым. Они думают, что я встречаюсь с милым парнем, который устраивает мне спонтанные прогулки на мотоцикле по городу, и однажды танцевал со мной среди полок супермаркета, и пишет мне «спокойной ночи» каждый вечер. Они влюблены в мою историю любви.

Если я хочу продолжать писать и, как выражается Стефани, «монетизировать славу», мне придется продолжать врать.

– Я не знаю, – медленно говорю я. – Может быть…

Прежде, чем я успеваю закончить, распахивается дверь, и все замолкают.

Наша учительница математики, мисс Суй, шагает к доске. На одной руке балансирует устрашающая стопка бланков, в другой покачивается кейс. Она напоминает мне преподов из моих прошлых китайских школ. Все в ней резкое: взгляд, голос, крой белоснежного блейзера. Ее манеры тоже напоминают мне о тех преподавателях.

Она не здоровается. Она просто со зловещим глухим стуком роняет бланки на стол и велит Стефани помочь их раздать.

Каждый из нас получает полсотни двусторонних листов математических задач, напечатанных мельчайшим шрифтом, и все нужно сдать завтра утром. Это вообще законно? Кто-то издает сдавленный возглас, быстро замаскированный под кашель.

И все же я почти благодарна за безумный объем работы, за сосредоточенную тишину, которая царит на протяжении всего урока. Может, я и хорошая лгунья, но честно не знаю, сколько еще вопросов сумела бы выдержать, не проболтавшись.

Спустя пару часов, к обеду, я за день успела пообщаться с бóльшим количеством одноклассников, чем за все время в этой школе. Они продолжают подходить ко мне, окликать в оживленных коридорах между уроками, в начале сдвоенного занятия по английскому, даже когда я направляюсь в туалет – и вот теперь здесь, посреди очереди в столовой.

Кто-то трогает меня за плечо.

– Эй, это же ты та девушка, о которой писали в «Твиттере», верно?

Кажется, это мое новое прозвище: не Новенькая-из-Америки, а Девушка-из-Твиттера. Прогресс – правда, все омрачается вероятностью через пару недель стать Девушкой-Которая-Соврала. Интересно, как долго я смогу притворяться?

Я оборачиваюсь и вижу целую толпу девчонок и троих парней, уставившихся на меня.

Они выглядят на пару лет младше – возможно, девятый или десятый класс. Лица некоторых из них еще сохранили детскую полноту, но у девочек боевой раскрас, а шевелюры мальчиков щедро зализаны гелем для волос. Тщетные попытки «выглядеть старше».

– Угу, – отвечаю я, улыбаясь через силу. – Да. Это я.

– Видишь, я говорила тебе, – сообщает одна из девчонок парню рядом, на что тот отвечает сердитым взглядом. – Она выглядит прямо как на фото.

Я моргаю.

– Э-э… фото? Что еще за фото?

Глаза девочки расширяются, ее друзья хихикают.

– Разве ты не видела? Оно же повсюду – довольно удачное, – торопливо прибавляет малявка, и это заставляет меня засомневаться в ее правоте. Очередь снова движется, и мы делаем шаг вперед, а девочка выуживает из кармана свой телефон и машет им перед моим лицом.

И я не знаю, плакать мне или смеяться.

В статье какого-то онлайн-журнала для подростков (озаглавленной «Почему все мы без ума от истории любви этой старшеклассницы») одна из моих старых школьных фоток, сделанная, когда я еще жила в Штатах. Поразительно, как они умудрились найти самую ужасную из моих фотографий. На ней мои волосы затянуты в супертугой высокий хвост, который не виден за головой, так что я выгляжу почти лысой, а глаза полуоткрыты и слезятся оттого, что я только что чихнула.

Помню, как умоляла школьного фотографа – чуть не пошла на взятку – сделать мне новое фото, а тот отмахнулся с жизнерадостным «Не волнуйся! Это все равно увидят лишь твои родители!»

Кто знал, чем это обернется!

– Вау, – говорю я. – Это просто… здорово.

– Я знаю, ага. – Девчонка сияет, либо не замечая мой сарказм, либо решив проигнорировать его. – Теперь ты вроде как знаменитость.

Знаменитость.

Интересное слово, не могу сказать, что у него негативная окраска. В нем есть нечто крутое, эффектное, яркое и желанное – все то, что я не особо надеялась обнаружить в себе. Правда, мне хотелось, чтобы знаменитым было только мое творчество, а не я сама.

Под выдавленный из себя нечленораздельный звук я беру пустой поднос. Пробую сосредоточиться на еде. Если в международной школе «Уэстбридж» что-то и делают хорошо, так это готовят. Школьные повара собирают полноценные обеды из трех блюд, и меню каждый день меняется. На этой неделе мы уже ели жареный рис с ананасами, тушеную курицу и шелковистый тофу. А еще димсамы, пельмени с креветками, с пюре из свежих манго и еще чем-то на следующий день.

Сегодня подают жоуцзямо – измельченную свиную грудинку и нарезанный зеленый лук, уложенные между двумя слоями хрустящих, золотистых лепешек бин.

Я кладу на поднос четыре штуки и разворачиваюсь, чтобы уйти, но дети позади меня еще не закончили.

– Это правда, что имя твоего парня держится в строжайшем секрете? – спрашивает та же девчонка.

Мое тело напрягается, но голос остается ровным.

– Нет. В смысле… Нет, я бы так не сказала.

– Значит, ты можешь сказать нам, кто он? – подхватывает другая девочка.

– Тоже нет.

И хотя я вижу их лишь краем глаза, практически ощущаю их разочарование.

– Может, вы ее уже отпустите?

Это говорит девушка из моей параллели, мы едва знакомы. Имя ее начинается на «С»: Саманта, или Салли, или Сара… Нет, Саванна. Она стоит в начале очереди, уперев одну руку в бедро; на ее подносе громоздится как минимум шесть жоуцзямо.

После короткой паузы ошеломленные девятиклассники бормочут извинения и отступают. Мне их даже жаль. Саванна – из тех, кто крут от природы и наводит ужас одним своим присутствием. Стрелки на ее веках выведены подводкой настолько остро, что ими можно резать стекло, и она такая высокая, что мне приходится немного вытянуть шею, просто чтобы увидеть ее лицо. Вдобавок она встречается с одним из друзей Кэза Сонга, а любой, кто хоть как-то связан с Кэзом Сонгом, моментально получает членство в школьном кружке Знаменитостей-Которым-Абсолютно-Все-Сходит-с-Рук.

– Эм-м… большое спасибо, – выдавливаю я.

– Ерунда.

У Саванны легкий нью-йоркский акцент, и кажется, я где-то слышала, что она американка вьетнамского происхождения. Многие студенты здесь смешанной расы: американские китайцы, австралийские корейцы, британские индийцы. Все – дети, выросшие в окружении разных культур. Дети, подобные мне.

– Наверное, это подбешивает, да? Получать подобные вопросы целый день.

– Все ок. – Я пожимаю плечами, стараясь изобразить невозмутимость. – Могло быть и хуже.

– Ага, ты могла попасть на видео, попытавшись подняться по едущему вниз эскалатору посреди забитого людьми супермаркета, но в итоге упав и сбив с ног чувака в ростовой кукле гигантского цыпленка.

Я таращусь на нее.

– Весьма… оригинально.

Саванна смеется.

– На днях это было в трендах. Вообще-то, думаю, твой пост занял его место.

– Это же хорошо, да?

– Огромное достижение, – шутливо соглашается она. – Можешь гордиться собой.

Мы тем временем уже возле столиков буфета, и секунду я раздумываю спросить у нее, не хочет ли она пообедать вместе. Но это глупо. Не то чтобы я ни разу не заводила новых друзей, просто не верю, что дружба, начавшаяся с вранья, продлится долго. И, как она сама сказала, то, что она за меня вступилась, ничего не значит.

Кроме того, внимательно оглядевшись по сторонам, я замечаю, что ее парень – Дайки, вспоминаю я из переклички – ждет ее за самым большим угловым столиком, а вместе с ним Кэз Сонг, Стефани, Надя и еще группа шумных, великолепно одетых, крутых ребят с нашей параллели. Они вместе смеются над какой-то шуткой, только что рассказанной Кэзом, – с широко открытыми ртами, некоторые вообще согнувшись пополам от хохота. Не в силах удержаться, я пялюсь на них пару мгновений – в животе у меня застрял непрошеный, неоправданный комок зависти.

– Что ж, еще раз спасибо, – говорю я Саванне и вяло машу рукой, страстно желая побыть одной. – Эм-м… пока.

Она выглядит удивленной, но кивает мне. Улыбается.

– Всегда пожалуйста.

Я оставляю ее, выхожу из столовой и взбираюсь по пяти лестничным пролетам на самый верх здания, все еще крепко сжимая в руках поднос с обедом. Вскоре гул голосов и звон тарелок стихают, и я оказываюсь в одиночестве на крыше. Вокруг меня струится теплый, маслянистый солнечный свет.

Впервые за сегодняшнее утро я чувствую, как расслабляюсь.

Люблю подниматься сюда – не только потому, что здесь тихо и чаще всего пусто, но и потому, что тут очень красиво. Крыша оформлена как сад: яркие мандариновые деревья, стройный бамбук и корявое на вид растение, название которого я не помню, обрамляют стены, а яркие цветы жасмина – мамины любимые – цветут повсюду, как маленькие скопления звездочек, и наполняют воздух благоуханием. Есть даже гирлянды, развешанные вокруг перил и над стоящими в углу деревянными качелями, хотя я никогда не оказывалась тут вечером, чтобы посмотреть, как эти украшения светятся.

Вид с крыши тоже великолепный. Отсюда можно увидеть всю территорию школьного кампуса – и возвышающийся над ним Пекин со всем блеском стекла и стали, отражающих плывущие по небу облака.

Проверенный трюк для выживания в новой школе: найди место вроде такого – то, где никто не потревожит, – и предъяви на него свои права.

Трюк, особенно полезный теперь, когда мне нужно собраться с мыслями.

Я опускаюсь на качели и, разместив поднос на коленях, откусываю щедрый кусок жоуцзямо. А затем делаю то, что откладывала весь день: проверяю телефон.

Вообще-то, я стараюсь, насколько это возможно, держаться подальше от социальных сетей. Каждый новый пост моих старых подруг служит болезненным напоминанием: вот их нынешняя жизнь, без тебя. Вот их компания лучших друзей, вот их парни, о которых они тебе не рассказали, вот они продолжают жить дальше. Доказательство того, что все их обещания помнить тебя и не терять контакт оказались ложью. Иногда я вижу пост кого-то из тех подруг, с кем близко дружила в Лондоне, Новой Зеландии, Сингапуре, – на ее новый цвет волос, широкую улыбку, укороченный жакет, в котором ее невозможно было представить раньше, – и ощущаю странное чувство, будто обнаружила в своей ленте незнакомку.

Но сегодня хлынул такой поток сообщений, что телефон зависает на целую минуту. И сердце мое тоже зависает. Те, с кем я не разговаривала годами – персонажи из начальной школы, например, – написали мне, приложив скриншоты сообщений или прочие вариации на тему «боже, у тебя получилось!» Некоторые из них все же добавили вопросы из серии «Как поживаешь?» или «Сколько же мы не виделись!». Но вся их эта напускная вежливость на фоне бесконечных переписок ни о чем и тонны смайликов, которые мы когда-то слали друг другу не задумываясь, лишь вызывают в животе новый укол боли.