Читать книгу: «Обжигающий бриз»

Глава 1. Аромат вишни и пыльной дороги

Воздух в Заливе Отрады был густым и соленым. Он обволакивал, как влажное одеяло, прилипал к коже и оставлял на губах вкус далеких странствий. Для Вероники этот воздух пах детством – летними каникулами у бабушки, пирогами с вишней и старыми книгами, страницы которых отсырели и покоробились от морской влаги.

Она стояла на краю пыльной проселочной дороги, ведущей от автобусной остановки к дому Лидии Петровны, и чувствовала себя героиней старого черно-белого фильма. Тот самый момент, когда городская нежность сталкивается с диковатым очарованием провинции. Ее длинное платье в мелкий цветочек и с кружевными манжетами казалось здесь чужеродным пятном, как орхидея на картофельной грядке. Девушка поправила соломенную шляпку и потянула за ручку чемодана на колесиках, который подпрыгивал на ухабах, протестуя против неровного пути.

Мысли были заняты не этим. Она повторяла в уме монолог Ларисы из «Бесприданницы», представляя, как сыграет эту хрупкость и обреченность. Море, маячившее вдали между деревянными домиками, идеально подходило для настроения.

Внезапно тишину, нарушаемую лишь стрекотом кузнечиков и дальним шумом прибоя, разорвал низкий, агрессивный рокот. Из-за поворота, поднимая клубы рыжей пыли, вынесся мотоцикл. Не новый, блестящий, а старый, советский, видавший виды «Урал», рычащий как разъярённый зверь.

Вероника инстинктивно отпрянула, и колесико чемодана предательски свернуло в сторону, отправив всю поклажу прямо на середину дороги. Она сама едва удержала равновесие, шляпка съехала набок.

Мотоцикл с визгом тормозов остановился в сантиметрах от опрокинутого чемодана. Пыль осела, и девушка увидела всадника.

Он был совсем не похож на лирического героя. Короткие тёмные волосы, торчащие ёжиком, простая чёрная футболка с закатанными рукавами, обнажавшая загорелые сильные руки. Но больше всего её поразили глаза. Большие, ярко-зелёные, как морская волна на солнце. Но взгляд в них был дерзкий, изучающий, даже насмешливый. Он смотрел на неё, на её опрокинутый чемодан, на платье в цветочек, и в уголке его рта играла ухмылка.

– Эй, Психея, – голос у него был низкий, слегка хрипловатый, и от этого прозвище прозвучало не как комплимент, а как колкость. – У нас тут не подиум. Дорожное движение, в курсе?

Вероника почувствовала, как по щекам разливается краска. Она выпрямилась, попыталась придать своему лицу надменное выражение, которое репетировала перед зеркалом для роли холодной аристократки.

– Если бы вы ехали с разрешённой скоростью в населённом пункте, мой «подиум» никому бы не помешал, – выдавила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Зелёные глаза сузились. Парень, не спеша, закинул ногу через мотоцикл и подошёл. Он двигался легко, по-кошачьи грациозно, и от этого становилось ещё тревожнее. Он не стал спорить. Прохладным взглядом он окинул её с ног до головы, потом перевёл его на чемодан, из которого на пыльную дорогу выкатилась пачка нот и книга пьес Чехова.

Он наклонился, поднял книгу, смахнул с обложки пыль и протянул ей. Его пальцы были длинными, сильными, в царапинах и с тёмными следами машинного масла, которое не отмылось до конца.

– Чехов, – произнёс он, и в его голосе вдруг пропала насмешка, осталась лишь какая-то странная, плоская интонация. – «Чайка». Несчастная птица. По мне, так слишком много нытья.

Прежде чем она успела что-то ответить, он легко, одним движением, поставил её чемодан на колёса, толкнул его к ней так, что ручка упёрлась ей в ладонь.

– Сворачивай в сторону, услышишь мотор – прижмись к обочине. А то здесь не только романтики на двух колёсах катаются, – бросил он и развернулся к своему «Уралу».

Он завёл мотоцикл, и снова воздух наполнился рокотом. Перед тем как тронуться с места, он обернулся и бросил на неё последний взгляд. Зелёный, колючий, нечитаемый.

– И да… Добро пожаловать в Залив Отрады, принцесса.

И он уехал, оставив её одну на пыльной дороге, с трясущимися коленями, с книгой Чехова в руках и со смесью обиды, стыда и какого-то непонятного щемящего любопытства.

Вероника глубоко вздохнула, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Она поправила шляпку и посмотрела в сторону, куда умчался тот зелёный взгляд. Море шумело ровно и спокойно, как будто ничего и не произошло. Но она чувствовала – что-то изменилось. Тишина уже не казалась такой безмятежной.

Она тронулась с места, катя за собой чемодан, и теперь машинально обходила каждую кочку. А в ушах всё ещё стоял этот низкий голос, произносящий слово «Психея». И почему-то оно звучало в её голове куда интереснее, чем «Лариса».

Глава 2. Пирог с вишней

Дом бабушки Лидии Петровны пахнет так, как должен пахнуть самый надежный уголок на земле: свежей выпечкой, воском для деревянной мебели и сушеным чабрецом. Запах, который обволакивает и успокаивает, словно говоря: «Ты в безопасности, тут тебя любят».

– Родная моя! Наконец-то! – бабушка, прикрыв фартуком свое цветочное платье, раскрыла объятия, и Вероника утонула в них, вдыхая знакомый аромат дрожжевого теста и душистых духов «Красная Москва». – Совсем актрисой стала! Какая красота! Иди, иди, разбирайся. Пирог уже подрумянивается.

Комната была прежней: узкая железная кровать с горой подушек, кружевная скатерть на комоде, на стене – репродукция «Девушки с персиками» и фотография молодых родителей Вероники, смотрящих куда-то вдаль с строгими и амбициозными лицами.

Вероника распаковала чемодан. Платья, балетки, сборники пьес. Она аккуратно развесила и разложила все это в шифонере, создавая свой, столичный и хрупкий, мирок в этой простой комнате со скрипучими половицами.

Обед был самым вкусным на свете. Они сидели на кухне, и Вероника, забыв про все актерские манеры, уплетала кусок за куском пирога с кисло-сладкой вишней, запивая его холодным молоком.

– Ну как дорога? Никто не приставал? – спросила Лидия Петровна, подливая ей еще молока. – У нас тут народ в основном хороший, но… Попадаются разные.

Вероника на мгновение задержала взгляд на кружечке. Вспомнился рык мотора и зеленые, насмешливые глаза. – Нет, бабушка, все хорошо. Никто не приставал.

– Это радует. Ты уж будь осторожней, одна такая красивая ходишь. Вот, к примеру, Орлов тот… Олежка. – Лидия Петровна поморщилась, как будто съела что-то горькое. – Его из школы еще выгнали, он теперь баклуши бьет, кто знает, чем промышляет. Видала его на своем моторошуме? По всему поселку как угорелый носится. Матери нет, отец в запое… Яблочко от яблоньки.

Вероника молча кивала, представляя, как бабушка с подругами на лавочке обсуждает «того Орлова». Она не стала рассказывать про инцидент на дороге. Зачем волновать старушку?

– Не переживай, бабушка, я буду далеко обходить всяких… хулиганов, – улыбнулась она.

После обеда Лидия Петровна всплеснула руками:

– Совсем из головы вылетело! Калитка у нас совсем разболталась, повалилась набок. Я уже и к дяде Коле обращалась, он все руки не доходят. Совсем беда.

– Я посмотрю, – предложила Вероника, чувствуя прилив энергии после пирога.

Она вышла в палисадник. Калитка и правда висела криво, одна петля почти оторвалась. Вероника потрогала шурупы – они были ржавые и вывернутые. Дело явно не в ее силах.

Именно в этот момент снова послышался знакомый рокот. На этот раз он приближался медленнее и остановился прямо напротив их забора.

Олег сидел на мотоцикле, одной ногой уперся в землю. Он смотрел на нее, на покосившуюся калитку, и та самая ухмылка снова тронула уголки его губ.

– Опять препятствие устраиваешь, Психея? – крикнул он через дорогу.

Вероника сжала кулаки. Ее охватило странное чувство – смесь раздражения от его тона и стыда за то, что он снова застал ее в неловком положении.

– Калитка сломалась, – сухо ответила она, стараясь не смотреть ему в глаза.

– Заметно, – он заглушил мотор и слез с мотоцикла.

Подошел к забору, не заходя на территорию. Осмотрел петлю критическим, профессиональным взглядом.

– Петля отваливается. Дерево подгнило. Надо менять и петлю, и врезать новый брус. Не дело.

Он говорил деловито, без насмешки. Вероника молчала, наблюдая, как его уверенные пальцы проводят по сгнившей древесине.

– Бабушка говорила, что к кому-то обращалась, – промолвила она наконец.

– К дяде Коле? – фыркнул Олег. – Он уже лет двадцать только о помидорах своих и думает.

Он помолчал, оценивая.

– Мне не сложно, за пятьсот могу сделать. Работа плюс материал.

Вероника удивленно подняла брови. Она не ожидала, что местный хулиган предложит… услуги.

– Я… Мне надо спросить у бабушки, – растерялась она.

В этот момент на крыльцо вышла Лидия Петровна. Увидев Олега у своего забора, она застыла с таким выражением лица, будто обнаружила в своем вишневом варенье большую гусеницу.

– Олежка, тебе чего надо? – спросила она холодно.

– Здравствуйте, Лидия Петровна, – к удивлению Вероники, он поздоровался вполне уважительно, хотя в его позе и читалась привычная раскованность. – Дверь у вас в аварийном состоянии. Говорю, могу починить. За пятьсот.

Бабушка нахмурилась, окинула взглядом калитку, потом Олега.

– И откуда у тебя руки, чтобы чинить? Только ломать мастак.

Олег не смутился. Он лишь пожал плечами.

– Ваше дело. Может, рухнет на кошку вашу Мурку или внучку вашу придавит.

Он повернулся, собираясь уходить.

– Постой! – неожиданно для себя сказала Вероника. Она посмотрела на бабушку. – Бабушка, а кто еще может? Дяде Коле мы уже полгода говорим.

Лидия Петровна тяжело вздохнула. Она посмотрела на хлипкую калитку, на внучку, на уверенную спину уходящего Олега.

– Ладно! – крикнула она ему вдогонку. – Делай! Но только чтобы с совестью и чтоб не дороже!

Олег обернулся. Кивнул коротко, без эмоций.

– Завтра утром материалы куплю, к вечеру будет готово.

Он завел мотоцикл и укатил, оставив их во дворе в напряженном молчании.

– Спасибо, бабушка, – тихо сказала Вероника.

– Ничего ты не понимаешь, – покачала головой Лидия Петровна, глядя в спину исчезающему мотоциклу. – Он не просто так. Эти всегда не просто так. Ты уж с ним, с этим… Олежкой… осторожней. Держись подальше.

Она ушла в дом, хлопнув дверью.

Вероника осталась одна в палисаднике. Она посмотрела на старую калитку, которая теперь казалась символом чего-то хрупкого и ненадежного, что вот-вот рухнет. А потом посмотрела на пыльную дорогу, где уже давно не было и намека на мотоцикл.

«Психея», – снова пронеслось в голове. И на этот раз это слово отозвалось не обидой, а странным, щекочущим нервы любопытством. Кто он на самом деле? Хулиган, которого все боятся? Или мастер на все руки, который берет пятьсот рублей за ремонт? И почему ее бабушка, самая добрая женщина на свете, смотрит на него с таким страхом и неприязнью?

Море шумело где-то вдали, предвещая прохладный вечер. Но внутри Вероники стало почему-то очень жарко.

Глава 3. Чай с лимоном и цитаты

Следующий день был наполнен тревожным ожиданием. Вероника пыталась репетировать, стоя у открытого окна своей комнаты, но слова из монологов Раневской и Нины Заречной казались плоскими и далекими от жизни. Жизнь здесь, в Заливе Отрады, пахла не вишневым садом, а соленым бризом и краской, которой дядя Коля красил лодку через два дома.

Олег появился ближе к четырем часам, приехав не на своем грохочущем «Урале», а на видавшем виды велосипеде с большой корзиной, набитой инструментами. Он был в тех же потертых джинсах и черной футболке, но на этот раз на глаза были надвинуты простые защитные очки.

Лидия Петровна, издалека наблюдая из-за занавески, испустила неодобрительный вздох, но на кухню не вышла. Она решила занять позицию строгого, но неявного надзора.

Вероника не могла усидеть внутри. Под предлогом чтения на свежем воздухе она вынесла плетеное кресло в палисадник, под развесистую старую яблоню, и устроилась там с томиком Чехова. Книга была скорее щитом, прикрытием для наблюдения.

Олег работал молча, сосредоточенно и удивительно эффективно. Он не производил лишних движений. Достал из корзины новый деревянный брус, циркулярную пилу, молоток. Рык пилы, вгрызающейся в дерево, казался таким же диким и неукротимым, как и он сам. Стружка летела легкими завитками, пахнущими свежей сосной.

Вероника украдкой наблюдала за ним. Как он прикладывал брус, проверяя уровнем, как уверенно забивал гвозди – ровно три удара на каждый, не больше, не меньше. На его предплечьях играли мускулы, на лбу выступили капельки пота, которые он смахивал тыльной стороной руки. В этой работе не было никакой хулиганской неумехи. Была точность и знание дела.

Он не смотрел на нее и не заговаривал. Казалось, полностью погружен в процесс.

Вдруг он отложил молоток и потянулся за старой, облезлой металлической флягой, сделав несколько долгих глотков воды. Его взгляд скользнул по ней, сидящей под яблоней с книгой.

– Что, «Чайку» дочитываешь? – спросил он неожиданно. Его голос был чуть хриплым от напряжения, но насмешки в нем не было. Простой вопрос.

Вероника вздрогнула, пойманная на наблюдении.

– Перечитываю, – ответила она, стараясь звучать непринужденно.

– И что, нашла там ответы на все вопросы?

Он присел на корточки, проверяя ровность установки петли.

– В искусстве не ищут ответов. В нем ищут… чувства, – выпалила она, тут же почувствовав, как это звучит пафосно и глупо.

Олег фыркнул, но не зло.

– Чувства… – повторил он, вкручивая саморез шуруповертом. – У вас, артистов, их всегда с избытком. Только потом оказывается, что пистолет-то настоящий.

Вероника отложила книгу. Это была цитата. Не дословная, но очень узнаваемая. Из той же «Чайки».

– Ты… читал Чехова? – не удержалась она от вопроса.

Олег на мгновение остановился, потом пожал плечами, не оборачиваясь.

– В школьной библиотеке много чего было. Пока не выгнали. Запоем читал, от скуки. Про несчастных людей, про вишневые сады…

Он закончил с саморезом и повернулся к ней. Зеленые глаза за защитными стеклами казались меньше, но не менее пронзительными.

– Веселое чтение, ничего не скажешь. Только жизнь и так серая, а после него вообще краски тускнеют.

Вероника не знала, что ответить. Ее образ местного хулигана трещал по швам. Он читал Чехова. Запоем.

– А что ты читаешь? – спросила она, чувствуя, что краснеет. Ей вдруг страстно захотелось узнать.

Олег усмехнулся, наконец сняв очки.

– Инструкции к шуруповерту. Сметы на материалы.

Он посмотрел на нее, и в его взгляде снова промелькнула знакомая дерзость.

– Не разочаровал, принцесса?

В этот момент на крыльцо вышла Лидия Петровна с подносом.

– Вероника, не мешай человеку работать! Олежка, вот, выпей чаю с лимоном, в жару полезно.

Голос ее был вежливым, но ледяным. Она поставила поднос со стаканом на ступеньку крыльца и тут же удалилась обратно в дом, давая понять, что это не приглашение к общению, а акт вежливости.

Олег медленно подошел, взял стакан, кивнув в сторону двери.

– Передай бабушке спасибо.

Он выпил залпом, поставил стакан обратно и вернулся к работе. Разговор был исчерпан. Стена, разрушенная на мгновение, снова выросла, стала еще выше и прочнее.

Через час калитка была как новая. Она не просто висела ровно – она открывалась и закрывалась с таким легким, едва слышным звуком, что казалось, это не старая деревянная калитка, а нечто совсем другое.

Олег собрал инструменты, смахнул стружку с тротуара.

– Все, Лидия Петровна! – крикнул он в сторону дома. – Можете принимать работу.

Бабушка вышла, осмотрела калитку с видом строгого прораба. Попыталась ее качнуть – конструкция стояла намертво.

– Ну, сойдет, – признала она. – Спасибо. Деньги внучка отдаст.

Олег кивнул. Вероника дрожащей рукой (что ее безумно злило) протянула ему пятьсот рублей из своей сумки. Их пальцы едва коснулись. Его – шершавые, в царапинах и занозах. Ее – ухоженные, с аккуратным маникюром.

– До свидания, – сказала она тихо.

– Счастливо, – бросил он в ответ, не глядя, сунул деньги в карман джинсов, закинул корзину на багажник велосипеда и уехал.

Вероника стояла и смотрела на его спину, уменьшающуюся вдали. Потом ее взгляд упал на идеально ровную калитку. Она провела рукой по гладкому, отшлифованному новому бруску. Он пах лесом и чем-то еще… честной работой.

«Только потом оказывается, что пистолет-то настоящий».

Она вздрогнула от внезапного гула мотоцикла, который где-то далеко запел свою дикую песню. Сердце ее странно и тревожно забилось. Она понимала, что пистолет в пьесе – всего лишь реквизит. Но здесь, в Заливе Отрады, все было по-настоящему. И это было одновременно и страшно, и безумно интересно.

Глава 4. Неловкость с соломенным зонтиком

Прошло два дня. Два дня, в течение которых Вероника пыталась вернуться к своему распорядку: утренняя растяжка на балконе под крики чаек, репетиции, чтение пьес в гамаке, который она нашла в сарае. Но что-то было не так. Тихое гудение поселка теперь казалось ей полным скрытых смыслов. Каждый звук мотора заставлял ее вздрагивать и невольно поднимать голову.

Ей было любопытно. Неловко, странно, но любопытно. Образ Олега не желал укладываться в простую схему «местный хулиган». Он был как пазл с недостающими деталями, и она, сама того не желая, начала их искать.

На третий день она решила отправиться на пляж. Не на центральный, куда ходили все туристы и местные семьи, а на тот, что был в маленькой бухте под старым маяком. Бабушка как-то обмолвилась, что туда ходит в основном молодежь, но Вероника надеялась, что в будний день там будет безлюдно.

Она надела самый простой из своих сарафанов – без рюшей, синий в белую горошину, взяла пляжную сумку, книгу и огромный соломенный зонт, который с трудом удавалось нести.

Дорога заняла минут двадцать. Тропинка вилась по холму, поросшему колючим кустарником, и открывала все более захватывающие виды на море. Воздух становился все солонее и свежее.

Спустившись к бухте, она поняла, что не одна. На песке, у самой кромки воды, сидел Олег. Он был без футболки, спиной к ней, и смотрел на горизонт. Его спина была загорелой, мускулистой, прочерченной парой старых белых шрамов, которые только подчеркивали его бунтарскую ауру. Рядом валялась свернутая в клубок рыбацкая сеть и какая-то металлическая коробка с инструментами.

Вероника замерла на месте, не зная, отступить или идти дальше. Ее зонт, неловко повернувшись, зацепился за ветку куста с громким шорохом.

Олег резко обернулся. Его зеленые глаза сузились от солнца, потом расширились от удивления. Он не сказал ни слова, просто смотрел, оценивая ее появление здесь, в его, как она сразу поняла, бухте.

– Я… я не знала, что здесь кто-то есть, – пробормотала Вероника, чувствуя, как горит все лицо. – Я уйду.

– Место общее, – раздался его голос, чуть хриплый от соленого ветра. – Никто не запрещает.

Он повернулся спиной к ней снова, давая понять, что ее присутствие его не волнует. Но для Вероники это прозвучало как приглашение остаться. Хотя бы на время.

Она прошла метров на десять в сторону и с большим трудом воткнула зонт в песок. Процесс был не из легких: песок осыпался, зонт кренился. Она пыхтела, пытаясь удержать непослушную конструкцию, чувствуя себя абсолютно нелепо.

Внезапно рядом возникла тень. Олег, не говоря ни слова, взял зонт из ее рук. Его пальцы уверенно обхватили древко, он сделал несколько вращательных движений, вдавливая его глубже в песок, потом резко потянул на себя, закрепляя. Зонт стоял ровно и прочно, как вкопанный.

– Спасибо, – выдохнула Вероника.

– Не за что, – бросил он и пошел обратно к своей сетке. Он сел и принялся что-то чинить, ловко орудуя плоскогубцами.

Вероника расстелила полотенце под спасшим ее зонтом и прилегла, открыв книгу. Но читать не получалось. Она украдкой наблюдала за ним. Он работал с той же сосредоточенностью, что и с калиткой. Его лицо было серьезным, на лбу проступила легкая морщинка концентрации. Казалось, он полностью погружен в свое дело.

Она заметила, что на его плече есть татуировка. Не кричащая и цветная, а всего лишь несколько простых черных линий, складывающихся в символ, отдаленно напоминающий якорь или компас. Это выглядело старым и каким-то… грустным.

Внезапно он отложил плоскогубцы и потянулся за своей флягой. Сделал глоток и, не глядя на нее, спросил:

– Опять Чехов?

– Булгаков, – ответила Вероника, показывая обложку «Мастера и Маргариты».

Олег хмыкнул.

– Про дьявола? Веселее, – в его голосе снова зазвучала знакомая насмешка, но на этот раз более мягкая, почти что дружеская.

– Там не только про это, – возразила она, сама удивляясь своему желанию вступить в спор. – Там про любовь. Безусловную.

– Безусловную, – повторил он, и это слово прозвучало на его устах странно и непривычно. Он посмотрел на море. – Это которая что? За всё прощающую?

– Нет, которая сильнее всего. Сильнее страха, сильнее обстоятельств…

– Сильнее здравого смысла, – закончил он за нее и усмехнулся. – Ну да, красиво. В книгах.

Он встал, отряхнул песок с джинсов.

– Мне пора.

Он собрал свои вещи в коробку, взвалил сетку на плечо и, не оглядываясь, пошел по направлению к тропинке. Пройдя несколько шагов, он остановился и обернулся.

– И да, Вероника… – произнес он.

Она вздрогнула. Он впервые назвал ее по имени. Не «Психея», не «принцесса».

– Да? – голос у нее предательски дрогнул.

– Ты на «дикий» пляж попала. Здесь течение коварное. Не заплывай далеко.

И он ушел, оставив ее одну под ровным гулом прибоя и с бешено колотящимся сердцем.

Он знал ее имя.

Он предупредил ее об опасности.

И он снова разбил ее представления о себе в пух и прах. Она смотрела на идеально ровный зонт, который он воткнул одной левой, и понимала, что забрела на чью-то запретную территорию. И самое странное было то, что ей там… понравилось.

Вечером, за ужином, Лидия Петровна спросила:

– Ты куда это ходила, родная? Я звала, тебя не было.

– На пляж, – честно ответила Вероника, опуская глаза в тарелку с вишневым вареньем. – В бухту под маяком.

Бабушка положила ложку и посмотрела на нее с тревогой.

– В Бухту Скалистую? Детка, да там же… – она запнулась, помялась. – Там же этот Олежка со своей шайкой-лейкой часто тусуется. Рыбу там ловят запрещенными сетями, наверное. Место нехорошее.

Вероника просто кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Она поняла главное: она была на его территории. И почему-то мысль об этом заставляла ее щеки гореть еще сильнее.