Этот жестокий замысел

Глава 2

Лес словно смолкает, а время замедляется. Цзюнь Бэй смотрит прямо на меня, и я чувствую, как внезапно перехватывает дыхание. Это она. Зеленые глаза, черные волосы, худые плечи под мужской курткой, свисающей до колен. Она делает шаг ко мне, а я отшатываюсь назад, ошеломленная напряжением в ее глазах. Ее взгляд пронзительный и острый, словно лезвие бритвы. Она смотрит на меня, а затем хмурится и вглядывается в деревья…

А затем вдруг исчезает.

На месте, где она только что стояла, ничего нет. Я оборачиваюсь и осматриваюсь, но ее нигде не видно. Ни следов на траве, ни грязи. Ничего, кроме деревьев, травы и покрытых мхом скал, скрывающихся под промокшим от дождя покровом леса.

– Черт побери, – сгибаясь пополам и упираясь руками в колени, выдыхаю я.

Кажется, сейчас мне даже хуже, чем после падения на тренировке с Леобеном. Должно быть, это сбой в VR^[2]. Панель глючила всю неделю, но такого еще не было. Это не просто включение ночного видения в неподходящий момент или помехи в аудиофильтрах. Это трехмерное отображение человека прямо передо мной. Идеального до мельчайших деталей. Распущенные волосы до плеч, бледная кожа, румянец на щеках.

Она выглядела очень реалистично.

Я прижимаю руки к глазам, пока не появляются неоновые пятна. А в это время в голове вспыхивают разрозненные воспоминания: лаборатория, лес, другие дети. Провода и скальпели, ремни и серые одеяла, от которых чесалось все тело. Я отбрасываю их, вжимая ногти левой руки в ладонь. Меня не волнует, что этому трюку меня научил Лаклан, потому что сейчас важнее то, что эта боль заглушает ураган, бушующий во мне, и возвращает самообладание. За спиной раздаются шаги, и я оборачиваюсь, а затем хватаюсь за пистолет, когда вижу какую-то фигуру между деревьями.

Черная куртка, рюкзак за спиной и винтовка в одной руке. Сверкающие светло-голубые глаза встречаются с моими, и адреналин, бегущий по венам, растворяется от облегчения.

– Коул, – выдыхаю я и устремляюсь к нему.

Он раскрывает объятия и смущается, когда я бросаюсь на него и обхватываю руками за шею.

– Привет, – бормочет он, покачнувшись от моего веса. – Ты в порядке?

Я просто киваю и крепче сжимаю его в объятиях. Он весь день провел в лесу на наблюдательном пункте, и от него пахнет землей и дождем, а еще еле уловимо им самим. Этот запах для меня словно маяк в шторм. Такой родной. Мы перекинулись всего парой слов за несколько дней, не говоря уже о прикосновениях. Я спала в джипе Леобена почти все это время, чтобы не беспокоить Коула, пока он исцелялся, но теперь это решение кажется глупым. Потому что даже от этих объятий мои бушующие мысли успокаиваются.

Он отстраняется и смотрит на меня сверху вниз.

– Что ты здесь делаешь?

– Мы слышали взрывы. Я думала, ты ранен.

– О, конечно, – более спокойным голосом произносит он. – Они были к югу отсюда, около лагеря выживших. Я решил, что это фейерверки.

Фейерверки. Я приглушенно хмыкнула.

– Не верится, что мы об этом не подумали. И отправились спасать тебя.

– Ну-у, – тянет он и отступает назад, чтобы осмотреть меня целиком, останавливаясь взглядом на ушибленных руках и том месте, где должна висеть моя кобура, – похоже, ты просто перетренировалась.

Я закатываю глаза и отмахиваюсь от его слов. А он улыбается и проводит рукой по темным взъерошенным волосам. Они уже падают на глаза, потому что исцеляющая технология, которая отвечает за регенерацию клеток, влияет и на их рост. Бо́льшую часть недели он провел в медикаментозной коме, восстанавливаясь от полученных во время взрыва травм, и только сейчас начал набирать вес, который потерял за это время. Но его глаза цвета неба в ясный день летнего солнцестояния совсем не изменились. И от того, что я просто смотрю в них сейчас, я чувствую, как сдавливает грудь.

– Ты уверена, что в порядке? – спрашивает он.

Я оглядываюсь на то место, где из-за сбоя VR стояла Цзюнь Бэй. Мне хочется рассказать об этом Коулу, но я все еще не отошла от потрясения. И сомневаюсь в том, что я видела, и тем более в том, что чувствовала.

– Все отлично, – наконец выдавливаю я. – Ли, наверное, волнуется. Он поехал на точку сбора.

Коул кивает с остекленевшим взглядом:

– Я свяжусь с ним. Вечером я засек новый сигнал из лаборатории, но так и не смог в нем разобраться. У Ли это получается лучше. Я скажу ему, чтобы он все проверил.

По нашим наблюдениям, солдаты «Картакса» вынесли из лаборатории все оборудование, чтобы изучить его. Они также забрали обломки взорванного генкита и тело человека-марионетки, которого я приняла за Лаклана. Мы прятались от них, хотя на самом деле они нам не враги. Они хотят остановить Лаклана, и мы хотим того же. Возможно, нам придется работать вместе. Мы с Ли даже как-то хотели сдаться «Картаксу», пока модули Коула пытались исцелить его. Но мы не знаем, как там отреагируют на то, кто я, или на то, что без меня Лаклан не сможет осуществить свой замысел. Они могут запереть меня и никогда не выпустить. Или просто убить. Ведь это самый простой и логичный способ остановить Лаклана.

– Ли сказал, что все проверит, – говорит Коул.

– Может, нам тоже туда поехать? – спрашиваю я. – Если в лаборатории появился новый сигнал…

– Все в порядке, – моргнув, чтобы закончить сеанс VR, отвечает Коул. – Думаю, это был просто кондиционер.

Я хмурюсь:

– Тогда почему ты попросил Ли проверить лабораторию?

Коул улыбается и убирает волосы с моего лица.

– Захотел остаться с тобой наедине.

Мои щеки начинает покалывать от жара.

– Коул, у нас так много дел.

Он наклоняется и прижимается губами к моей шее.

– Например?

Я с улыбкой отталкиваю его.

– Ну, прочитать записи Лаклана, составить список того, что потребуется, чтобы выследить его. И знаешь, спасти мир.

Его взгляд опускается на мои губы.

– Мир подождет.

Я уже открываю рот, чтобы начать спорить, но вместо этого притягиваю его к себе.

Это не идеальный поцелуй. Мы просто два уставших человека, на которых навалился миллион проблем, занимающий все мысли. Столько еще предстоит сделать, и в том числе разобраться с тем, что таится в глубинах моего разума, но один легкий поцелуй Коула делает все это неважным. Когда его рука скользит по моей талии, плечи расслабляются, а дыхание сбивается. Он отклоняет меня и продолжает поцелуй, а я сжимаю его темные вьющиеся волосы, чтобы притянуть ближе. Рычание вырывается из его горла. Коул кидает рюкзак на землю и толкает меня к дереву, пока мои лопатки не упираются в кору.

– Я схожу с ума от того, что ты рядом, – шепчет он, спускаясь поцелуями по моей шее.

Его руки скользят по моим бедрам, и он плавно поднимает меня и прижимает к дереву. Жар пронизывает мое тело, ноги инстинктивно обхватывают его талию.

– Как только все закончится, я увезу тебя. Мы исчезнем на целый месяц.

– Да? – с улыбкой спрашиваю я, когда его поцелуи очерчивают мою шею. – И куда мы отправимся?

– На пляж, – без колебаний отвечает он. Его губы замирают на ямочке между ключицами. – Куда-нибудь подальше, где тепло. Я подумывал об Австралии.

Я запрокидываю голову, когда его щетина щекочет мою кожу.

– Кажется, ты уже все продумал.

– Да, – выдыхает он, целуя меня в подбородок. – Я даже могу представить, как это будет выглядеть. Уединенное местечко, где будем только мы вдвоем. Мы просто исчезнем. Множество людей захотят поступить так же, как только откроют бункеры. Будет несложно затеряться в толпе.

Я смотрю на него сверху вниз.

– Этого ты хочешь, как только мы разберемся с Лакланом? Исчезнуть?

Он отстраняется, чтобы посмотреть на меня.

– Конечно. Я больше не хочу работать на «Картакс», не сейчас, когда у меня есть ты.

– Да, знаю, – говорю я, а затем убираю ноги с его талии. Он опускает меня на землю, его щеки пылают. – Но это не значит, что мы должны прятаться.

Он хмурится:

– Они от нас не отстанут, Кэт. Мы нужны им независимо от того, существует ли вирус, с которым нужно бороться. Но я не позволю им снова проводить на мне эксперименты.

– Нет, конечно, нет… – замерев, бормочу я.

Я не думала об этом. И вообще не думала ни о чем другом, кроме поимки Лаклана. Но Коул прав, конечно, в «Картаксе» не захотят нас отпускать. Моя естественная ДНК может меняться. Мое тело, мои клетки, даже мой разум можно изменить, что делает меня уникальной. Код гентеха напоминает маску – он вносит изменения в работу генома, но не может повлиять на сущность, и это ограничивает его возможности. Может изменить только внешность. Способность изменять собственную, естественную ДНК произвела бы революцию в гентехе.

И эта способность скрыта внутри моих клеток. Конечно, ученые «Картакса» захотят изучить меня. Поэтому теперь мне придется всю жизнь скрываться и бегать от них.

Не в таком будущем мне бы хотелось оказаться.

– Прости, – говорит Коул. – Мне не следовало об этом говорить.

Я потираю шею.

– Нет, ты прав. Нам придется прятаться. Мы никогда не станем свободными.

Он прикасается к моей щеке.

– Мы выстроим свою жизнь, обещаю. Куда бы ты хотела отправиться, когда все закончится?

– Я… я даже не знаю. Думаю, мне понадобится лаборатория. Мне бы хотелось продолжать кодировать.

Несмотря на то что последние три года моей жизни оказались пропитаны ложью, у меня все еще сохранилось несколько любимых воспоминаний – например, то, где мы работали с Лакланом и Даксом в хижине. Как кодировали вместе и обсуждали гентех. Я всегда думала, что в один прекрасный день после вспышки вновь смогу насладиться этим.

Но если мы с Коулом скроемся, я не смогу найти себе напарника для кодирования. Возможно, у меня больше никогда не появится такой возможности. И от этой мысли я неожиданно чувствую сильную, ноющую боль.

– Мы найдем тебе лабораторию, – говорит Коул.

Прикусив ноготь, я киваю, а затем мой взгляд скользит по поляне за его плечом, и воздух застывает в легких.

Из-за деревьев выступает металлическая конструкция. Не знаю, как не заметила ее раньше. Она напоминает опору линии электропередачи. Шесть метров стальных балок и заклепок. Но почему-то она кажется мне знакомой, и это пугает.

Я не видела ее раньше, потому что ее там не было. Это снова глюк модуля VR.

– Что случилось? – спрашивает Коул.

Его глаза стекленеют. А затем он смотрит туда же, куда и я, и застывает при виде опоры.

– Так ты тоже это видишь? – спрашиваю я.

Он бросает на меня настороженный взгляд.

– Твоя панель передает открытый сигнал. Что это такое?

– Я не знаю. Думаю, очередной глюк модуля. Что-то подобное было минуту назад.

Я пытаюсь вызвать меню панели, но перед глазами возникает только небольшое мерцание. Опора все еще возвышается над нами, а воздух наполняется электрическим гулом. Я понимаю, что это не происходит в действительности, но все равно вздрагиваю от страха, когда рядом со мной появляется бледная фигура.

Догадываюсь, кого увижу, собираюсь с силами и оборачиваюсь.

Цзюнь Бэй вернулась и стоит посреди поляны. Ветер треплет ее длинные черные волосы. На ней все та же куртка поверх белой больничной рубашки и поношенные черные сапоги. На щеке выпавшая ресница, а на ногах еле заметные темные волоски. Рукав куртки сползает вниз, когда она поднимает руку, чтобы убрать волосы с лица, и кобальтовые светодиоды освещают изгиб ее лица.

Она выглядит такой живой.

Коул замирает рядом со мной, широко раскрыв глаза. Цзюнь Бэй дрожит, ее руки крепко сжимают куртку на плечах. Белые крапинки проносятся по ее лицу и застревают в волосах. Снег. Он кружит в воздухе, разлетаясь в разные стороны, и уже через мгновение падает на нас. Ветер проносится по поляне, Цзюнь Бэй дрожит. Она вытирает нос тыльной стороной ладони, а затем морщится и пронзительно чихает.

Мое сердце сжимается. Она еще ребенок.

Ей, наверное, лет четырнадцать или пятнадцать. Испуганная и одинокая. Она вдруг кажется мне такой хрупкой. На ее шее красные шрамы, на запястье повязка.

Это Лаклан сделал с ней. Он причинил ей боль. Он разрезал ее. Какой монстр мог так поступить с ребенком?

– Зачем ты мне это показываешь? – спрашивает Коул дрожащим голосом.

Он выглядит так, словно я вскрыла старую рану.

– Это… это не я. Я не знаю, что происходит, – говорю я.

Цзюнь Бэй скрещивает руки на груди, стараясь согреться. Она поднимает голову и всматривается в деревья позади нас, а я оборачиваюсь и смотрю в направлении ее взгляда. Кто-то есть в лесу, кто-то идет по тропе. Тени мелькают между ветвями, ветер доносит шорох шагов. Метель кружит по лесу, показывается наступающий отряд охранников в черной форме «Картакса». Коул сжимает мою руку, когда позади них появляется еще одна фигура.

Лаклан.

Несмотря на тусклый свет, я мгновенно узнаю его. Эти глаза, подбородок, растрепанные волосы. Те же черты, что запечатлены в моих костях и ДНК. У меня перехватывает дыхание, как только он оказывается в поле зрения. Этот человек забрал мою жизнь – он скормил мне ложь, изменил мое лицо и искромсал мою личность на множество кусков. Всю неделю мы обсуждали, как убьем его, и казалось, что при виде Лаклана я тут же схвачусь за пистолет. Думала, что сразу же почувствую всепоглощающую ярость.

Но все оказалось не так просто.

Лаклан внимательно осматривает поляну своими серыми глазами, и при виде Цзюнь Бэй его левая рука начинает подрагивать. Это нервный тик, который я не раз видела в хижине. Он появляется, когда Лаклан чем-то расстроен. И сейчас, при виде этого, что-то отзывается внутри. Я злюсь, но в то же время чувствую сильную, ноющую боль.

Лаклан не просто забрал мою личность. Он забрал любимого папу.

– Все в порядке, он ненастоящий, – прижимая меня к себе, говорит Коул.

Его тело словно камень, а глаза сверкают, когда Лаклан проходит мимо нас. Коула охватывает ярость – и я чувствую, как она заполняет воздух. Я знаю, что он хочет убить Лаклана. И ничто не смогло бы удержать его, если бы тот действительно сейчас оказался здесь. Это нормальная, естественная реакция, и я думала, что буду чувствовать нечто подобное. Но ведь прошла всего неделя с тех пор, как я звала этого человека папой. Я три года любила, боготворила его и гордилась тем, что похожа на великого доктора Лаклана Агатту. И при этом знаю, что он опасен, и ненавижу его за то, что он сделал со мной.

Но не уверена, что смогла бы убить его.

– Снова убегаешь? – вышагивая по траве, спрашивает Лаклан.

Охранники встают полукругом за его спиной и вскидывают винтовки. Я не понимаю, почему Цзюнь Бэй не бежит, пока не замечаю, что от металлической опоры вьются тонкие, словно дым, синие струйки, потрескивающие электричеством. Трифазы. Облако из управляемых магнитами нанитов, которые были созданы для уничтожения органических веществ. Это то самое оружие, которое Новак использовала, чтобы заставить нас поехать в Саннивейл, но я никогда не видела, чтобы трифазы выглядели так. Светящиеся жгуты струятся из опоры между деревьев к другим опорам, которые загораются у меня на глазах. Вместе они образуют непрерывную, колыхающуюся реку света.

Это ограждение. Барьер, который они выстроили вокруг лаборатории, чтобы не дать нам сбежать.

Он в нескольких метрах за спиной Цзюнь Бэй, но ее волосы колышутся от электричества в воздухе.

Когда охранники и Лаклан останавливаются неподалеку от нас, Коул крепче обнимает меня.

– Передай, чтобы отключили ограждение, – говорит Лаклан одному из охранников.

На миг воцаряется тишина. А затем тонкие струящиеся тросы затихают. Земля под ними обуглилась, и черная дымящаяся линия прорезает снег.

Цзюнь Бэй поворачивается, чтобы осмотреться, но все равно стоит на месте.

– Возвращайся, – говорит Лаклан. – Тебе некуда идти.

– Я что-нибудь придумаю, – бормочет она.

– Нет, не придумаешь, – возражает он. – Есть люди, готовые на все, чтобы заполучить ваши дары. Ты везде будешь пленницей. Я знаю, что на самом деле тебе не хочется убегать, иначе бы ты уже ушла. Ты понимаешь, что это самое безопасное для тебя место.

С его губ срывается тихий, горький смешок, когда она поворачивается к Лаклану. А затем девочка поднимает руку и оттягивает воротник больничной рубашки, демонстрируя красные и фиолетовые шрамы.

– Это ты называешь «безопасным»?

– Наши исследования важны, дорогая, – говорит Лаклан. – И, уверен, ты сама это понимаешь.

Она качает головой:

– Ты ничего обо мне не знаешь. – Ее голос дрожит, а блестящие волосы падают на лоб. – Ты меня совершенно не знаешь. Никто из вас не знает. Никто не знает меня.

– Цзюнь Бэй… – начинает Лаклан, и его голос становится строже, но она поднимает руку:

– Ты прав в одном, – говорит она. – Я не хочу убегать. Я пришла сюда сегодня потому, что хотела, чтобы ты посмотрел на это.

Ее взгляд становится стеклянным, а жгуты вновь разгораются позади нее. Я в замешательстве смотрю, как она моргает, разрывая сеанс. Она включила ограждение, но я не понимаю, зачем она это сделала. Она же пыталась сбежать. И, скорее всего, продумала план побега и вооружилась. Нашла способ пробраться мимо охранников. Но вместо этого она сжимает руки в кулаки и поворачивается к струям света. Коул крепче сжимает меня в объятиях, и осознание обрушивается на меня, вызывая тошноту.

Она пришла сюда не для того, чтобы сбежать. Она пришла сюда умереть.

– Остановите ее! – ревет Лаклан, и стража бросается вперед.

Но и Цзюнь Бэй не стоит на месте.

Ее глаза зажмурены, волосы развеваются на ветру. Она быстрая, но маленькая, и охранники настигают ее. Руки в перчатках хватают девочку за запястья, за волосы, отрывают ее от земли.

– Отпустите! – кричит она, вырываясь из рук.

Она ударяет одного охранника по каске, другого бьет локтем в горло, только их слишком много. Один из них спотыкается и падает на ограду, и половина его тела развеивается пеплом по ветру. Но остальные опрокидывают Цзюнь Бэй на землю и оттаскивают от синего колышущегося ограждения, пока она кричит от ярости.

– Успокойте ее! – кричит Лаклан. – Быстрее!

Охранники крепче сжимают тело девочки. Один из них достает из кармана пузырек.

И тут она внезапно перестает сопротивляться.

Взгляд становится стеклянным. Губы бесшумно двигаются, словно она кодирует, и от этого у меня на затылке волосы встают дыбом. Я не знаю, что она делает, но чувствую что-то… тень воспоминания в моей памяти. Что-то жестокое и отчаянное. Что-то серьезное.

Цзюнь Бэй смотрит в глаза Лаклана и нашептывает команду, а затем солдаты падают на землю.

Глава 3

Я зажмуриваюсь и закрываю лицо руками. Воспоминания врезаются в меня, словно метеориты в землю. Ограждение. Охранники. Взлом их панелей. Видение с Цзюнь Бэй исчезло, но образы продолжают мелькать в голове.

Коул сильнее сжимает меня в объятиях, когда мои ноги подгибаются, а перед глазами начинают плясать серебристые блики.

– Посмотри на меня, – уговаривает он. – Посмотри мне в глаза. Я здесь. Я реальный.

Я сжимаю его футболку в руках, пытаясь сделать вдох, но легкие не слушаются. Я всю неделю пыталась держать свое прошлое под замком, но когда увидела Цзюнь Бэй такой, что-то раскололось внутри. Дверь в детство открылась, а стены осыпались. Тело дрожит, воспоминания о скальпелях и проводах проносятся в голове, как стая перепуганных птиц.

– Это лишь видение. – Голос Коула дрожит. Он обхватывает мое лицо руками и прижимается лбом к моему. – Кэт, пожалуйста, возвращайся ко мне.

Я моргаю, разгоняя серебристые блики у меня перед глазами, и смотрю на него. Мое имя на его губах словно маяк для корабля в шторм. Его светло-голубые глаза прикованы к моим, и как только наши взгляды встречаются, я снова могу дышать. Ураган воспоминаний стихает, а перед глазами все проясняется. Я смотрю на то место, где стояла дрожащая Цзюнь Бэй, и у меня возникает мысль: «Это была не я».

И от этой мысли по телу проносится волна ужаса. Девушка, которую я только что видела на поляне, не походила на другую версию меня – она выглядела как совершенно другой человек. Это было заметно в выражении ее лица, в ее позе, в ее поджатых губах. Я думала, что держала свое прошлое под замком из-за страха, что воспоминания окажутся болезненными, но теперь уже не так уверена в этом.

Может, меня пугала мысль, что эти воспоминания на самом деле вовсе не мои.

– Я не… она, – глядя на Коула, шепчу я.

Знаю, что он тоже видит… правду, с которой мне не хотелось сталкиваться. Я думала, что смогу запереть прошлое в дальнем углу, чтобы сосредоточиться на поимке Лаклана, но это оказалось безумной затеей. Лаклан сказал мне, что дал мне свой интеллект – скрестил мой разум со своим, – но мне все еще не хочется в это верить.

И теперь я чувствовала разрастающиеся противоречия внутри. Стену между ее прошлым и моим настоящим.

– Я знаю, что ты не она, – шепчет Коул. Его пальцы дрожат, когда он обхватывает мой затылок и прижимает меня к себе. – Ты такая, какая есть, Кэт. И не должна забывать об этом. Просто оставайся такой, какая ты есть.

Я закрываю глаза и прижимаюсь лицом к его плечу. Я все еще пытаюсь отдышаться и успокоить бешеный пульс. Уверена, Коулу было так же тяжело смотреть на это видение, как и мне, и я не понимаю, как он держится. Юноша делится со мной своими силами прямо сейчас, поддерживает меня. И только благодаря ему я все еще стою на ногах.

– Пойдем, – отстраняясь, говорит он и крепко сжимает мои руки. Коул бросает взгляд на траву, где охранники повалили Цзюнь Бэй. – Давай спустимся к ручью, чтобы ты могла умыться. Нам вдвоем здесь не по себе.

Он закидывает рюкзак на плечо, не выпуская моей руки, и даже простого соприкосновения наших ладоней достаточно, чтобы успокоить меня. Он уводит меня с поляны, и, пока мы идем между деревьями, Коул остается все таким же молчаливым и напряженным.

– Не этого ты ожидал от возможности побыть со мной вдвоем? – спрашиваю я.

Он издает смешок:

– Да, точно не этого.

Мы спускаемся со склона. Петляющий по заросшим мхом валунам ручей глубиной по колено. Коул расслабляется, как только мы приближаемся к нему. Он бросает рюкзак у кромки воды, снимает и аккуратно складывает куртку, кладет ее на каменистый берег. На нем остается лишь майка с белыми рогами «Картакса» на груди, из-под которой виднеются шрамы. Его черные матовые лей-линии вьются по коже от панели к внешним уголкам глаз.

– Я должен был предупредить тебя о таких записях, – говорит он. – Ты найдешь еще подобные на панели после полной ее установки.

Я опускаюсь на колени у ручья и погружаю руку в воду, пытаясь смыть грязь.

– Что это было?

Коул подтягивает штанины и садится на корточки рядом со мной.

– Это была VR-запись, воссозданная из видеоархивов. Мы делали такие, чтобы сохранять моменты, которые не хотели забывать. Иногда Лаклан стирал наши воспоминания, и мы возвращались с экспериментов, которые длились несколько дней, не зная, что происходило последние несколько недель.

Я замираю и просто смотрю на него несколько мгновений.

– Это ужасно.

Он зачерпывает воду из ручья и брызгает себе на лицо.

– Иногда воспоминания не стоят той боли, которую они в себе несут, – отвечает он. – Все, что считали важным, мы шифровали и сохраняли в VR.

– Так у тебя тоже есть подобные VR-записи? – спрашиваю я.

Он качает головой, а затем снова зачерпывает воду и брызгает себе на лицо.

– Больше нет. Когда я присоединился к программе тайных агентов, все данные с моей панели полностью стерли. Так же как у Ли и Анны.

Он говорил об Анне Синклер. Светловолосой девушке, чье досье лежит в моем рюкзаке, чье лицо не раз всплывало в бесчисленных воспоминаниях из нашего детства в лаборатории.

– Они стерли твои файлы? Все до одного?

– Я сам им разрешил.

И тут меня осеняет:

– Так ты не видел Цзюнь Бэй… несколько лет.

Он качает головой с горькой улыбкой на лице:

– Я не видел ее с той ночи. Именно тогда она и сбежала. Я присоединился к программе тайных агентов через пару месяцев после этого.

Я раскачиваюсь на пятках, пока в голове прокручиваются кадры с Цзюнь Бэй – отчаяние в ее глазах. Как охранники повалили ее на землю. Я опускаю руки в воду и брызгаю себе на лицо, смывая грязь с кожи.

– Она убила тех охранников, да? – спрашиваю я.

Тень мелькает на лице Коула.

– Да.

Я закрываю глаза и выдыхаю. Когда Коул сказал мне, что Цзюнь Бэй убила четырнадцать человек во время побега из лаборатории, я решила, что она застрелила их.

Но оказалось, что она использовала для этого свой разум.

Я видела на записи, как шевелились ее губы. Она кодировала. Похоже, она атаковала их панели через беспроводное соединение и закачала им кусок кода, который мгновенно убил их. Считается, что такой код создать невозможно, но, видимо, это не так.

Должно быть, Цзюнь Бэй написала «Косу смерти».

Два «Святых Грааля» генхакеров, которые никто и никогда не мог написать, или, по крайней мере, мне так казалось, это «Коса смерти» и «Амброзия». Алгоритм, способный убить людей, и алгоритм, способный остановить смерть. Над другими сложными головоломками – рак, старение, слабоумие – бьются, и вполне успешно, множество лабораторий и лагерей генхакеров по всему миру.

Но люди неохотно соглашаются на тестирование алгоритмов, связанных со смертью. До меня доходили слухи о других «Косах смерти», но я никогда им не верила. У гентеха уровней биологической защиты больше, чему у ядерного оружия. В каждую панель встроены миллиарды систем безопасности, которые остановят запуск смертоносного кода.

Но Цзюнь Бэй, видимо, нашла способ обойти их, когда была еще ребенком. Я сама только что видела, как она убила четырнадцать человек одной командой.

Коул тянется к своему рюкзаку, достает из него фляжку и опускает ее в ручей, чтобы наполнить.

– Я и не знал, что она находилась на грани срыва. Думал, она хотела сбежать, но на записи все выглядело совершенно по-другому. Должно быть, убив тех солдат, она запаниковала и убежала. Она даже вещи с собой не взяла. А ведь было холодно. Не представляю, как ей это удалось.

Я достаю руки из воды и вспоминаю, как кружился снег в воздухе на записи.

– Значит, это случилось зимой?

– В декабре, – достав фляжку из ручья, говорит Коул.

– Понятно, – задумавшись, бормочу я.

Мне удалось выстроить примерную временную шкалу моего прошлого с того момента, как Лаклан изменил меня. Это примерно совпадает с его уходом из «Картакса», что произошло в середине июля. Те воспоминания сумбурные – я помню, как сражалась с ним и пыталась вырваться, но каждый фрагмент того времени освещен ярким летним солнцем.

Цзюнь Бэй убежала из лаборатории зимой, но следующее воспоминание появляется спустя целых полгода.

Пропали шесть месяцев моей жизни.

– Сколько мне лет? – шепчу я.

– Восемнадцать, – говорит Коул. – Как и всем нам. Ты же знаешь.

Я поднимаюсь, чувствуя, как подкашиваются ноги и к горлу подступает тошнота.

– Нет, я думала, что мне шестнадцать. Даты не совпадают. Шесть месяцев жизни выпадают. Я не знаю, что произошло после того, как Цзюнь Бэй сбежала из лаборатории, и до того, как я оказалась в хижине.

Глаза Коула сужаются:

– Ты уверена?

Мои руки дрожат.

– Я не могу вспомнить ничего, что связано с тем периодом. И понятия не имею, где была.

– Эй, – потянувшись ко мне, говорит он.

Но тут у меня перед глазами что-то вспыхивает, и я спотыкаюсь на камнях. Коул испуганно хватает меня за плечо.

– Кэт, с тобой все в порядке?

Его лицо расплывается и становится нечетким, а над его головой высвечивается его имя, ниже мигает значок коммуникатора.

– Черт, – выдыхаю я с облегчением.

Я уж подумала, что вновь увижу одну из VR-записей Цзюнь Бэй. И именно этого ожидала… но, похоже, моя панель наконец-то заработала. Пытаюсь вызвать меню, и оно тут же вспыхивает перед глазами, а папки и файлы парят в воздухе, словно их приклеили к изогнутой стене.

– Что случилось? – спрашивает Коул.

– Все в порядке. Панель заработала.

Я погружаюсь в сеанс VR и прокручиваю файлы. Там множество фотографий, видео и сотни текстовых записей с кодами гентеха и пометками, датированные разными годами. Половина из них защищена паролем. Их можно взломать, правда, это займет много времени. Но главное, что они вообще есть.

Каждый файл, написанный Цзюнь Бэй, хранится у меня в руке.

Коул открывает рот, чтобы ответить, но замирает и смотрит на деревья позади меня. Я поворачиваюсь и тоже смотрю туда. За моей спиной простирается лес, в небе парят голуби, а вокруг царит темнота. Сквозь кроны и листву виднеется огонек, а кроме пронзительных криков птиц слышится глухой стук.

Это «Комокс». Люди «Картакса» нашли нас.

Глаза Коула заливает чернота. Его защитные инстинкты больше не зашкаливают и теперь полностью находятся под его контролем. Он подхватывает винтовку и рюкзак.

– Беги к дороге, – говорит он. – Ли едет за нами.

Он срывается с места, и я мчусь за ним, направляясь к грунтовой дороге, которая огибает лабораторию. Деревья расплываются по краям. Еще неделю назад я бы ни за что не смогла бежать так быстро, но мои ноги стали сильнее. Они усовершенствованы алгоритмами, а кровь благодаря нанитам наполнена кислородом. Мы мчимся через сосновую рощу, вылетаем на дорогу и останавливаемся, когда джип Леобена с визгом тормозит возле нас. Я бегу к нему, слыша, что «Комокс» приближается, но Леобен выскакивает мне навстречу.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я. – Нам нужно уходить!

– Они уже обнаружили нас, – говорит он. – И будет только хуже, если мы попытаемся бежать. Здесь только один квадрокоптер. Возможно, это обычный патруль.

– Они не отвечают на мои позывные, – говорит Коул. – И не выходят на связь. Что-то здесь не так.

– Ну, мы превосходим их в силе, – говорит Леобен. – Давай посмотрим, чем это закончится. Они на прицеле пулемета из джипа. Если приземлятся, мы с ними справимся.

Квадрокоптер «Комокс» ревет у нас над головами, его винты посылают порывы ветра. Я вижу, как поблескивают лобовое стекло и белые рога логотипа «Картакса» на брюхе. Прожекторы выхватывают из темноты джип, и «Комокс» зависает над нами.

Я закрываю глаза руками и отступаю назад, натыкаясь на Коула.

– Не переживай! – кричит он. – Скорее всего, они захотят с нами поговорить…

Его слова тонут в выстрелах, которые по дуге летят из брюха «Комокса», и джип Леобена взрывается.